Текст книги "Инферно Габриеля"

Глава 4

Кто-то усмотрит в этой уличной встрече профессора Эмерсона с насквозь промокшей Джулией Митчелл некий перст судьбы. Возможно, и так, хотя самому Эмерсону причина их встречи была предельно понятна: он оказался на Блур-стрит, поскольку свернул не туда. В какой-то мере вся его жизнь представляла собой совокупность «поворотов не туда», но этот он считал чистой случайностью. Ехать по центральной части Торонто в час пик – задача не из легких. Добавьте к этому невесть откуда взявшуюся грозу и сердитое электронное послание от брата, пришедшее на айфон Эмерсона. Последнее обстоятельство сыграло главную роль в том, что с Квинс-парк профессор свернул не налево, а направо. На Блур-стрит, в противоположную сторону от своего дома.

Блур-стрит не такое место, где в часы пик легко развернешься на сто восемьдесят градусов. Особенно если у тебя новенький «Ягуар», которым ты дорожишь. Профессору Эмерсону не оставалось ничего иного, как смиренно двигаться в общем потоке машин, что он и делал, пока не заметил на тротуаре несчастную мисс Митчелл. Она брела с отрешенностью бездомной, прижимая к груди свое «рюкзачное недоразумение». Эмерсона вдруг захлестнуло чувство вины, и он сделал то, на что не решился бы, будь на улице сухо. Он открыл дверь и позвал Джулию в салон машины.

– Я вам тут всю обшивку запачкаю, – извиняющимся тоном пробормотала Джулия.

Пальцы профессора Эмерсона впились в рулевое колесо.

– У меня есть кому почистить сиденье.

Ответ больно ударил по Джулии, и она опустила голову. Ну кто она для этого лощеного профессора? Комок уличной грязи, прах под его ногами.

– Где вы живете? – спросил Эмерсон, чтобы поскорее перейти со щекотливой темы на более пристойную и безопасную.

Он искренне надеялся, что их совместная поездка не затянется.

– На Мэдисон-стрит. Нужно проехать еще немного, а там будет поворот направо, – пояснила Джулия, махнув рукой в темное пространство.

– Не трудитесь объяснять. Я знаю, где находится Мэдисон-стрит, – отрезал он.

Украдкой поглядывая на профессора, Джулия подвинулась ближе к окошку. Уж лучше смотреть на мокрую улицу и желтые пятна фонарей, чем на этого напыщенного гордеца.

Профессор Эмерсон мысленно выругался. Даже с этой мочалкой темных мокрых волос Джулия Митчелл была чертовски привлекательной. Эдакий кареглазый ангел в джинсах и кроссовках. Профессорский разум зацепился за мысленную характеристику. Слова «кареглазый ангел» показались ему странно знакомыми. Где-то он уже их встречал, только забыл, где именно. Поскольку мозг не выдал ему мгновенный и точный ответ, профессор Эмерсон не стал напрягать память.

– Какой у вас номер дома? – спросил он уже мягче и совсем тихо.

– Сорок пять.

Он кивнул и вскоре затормозил напротив трехэтажного кирпичного дома, когда-то принадлежавшего одному хозяину, а нынче разделенного на квартиры.

– Спасибо, что подвезли, – пробормотала Джулия, берясь за ручку.

– Подождите, – остановил ее Эмерсон.

Он достал с заднего сиденья большой черный зонт. Джулия послушно ждала, не веря своим глазам. Недосягаемый профессор Эмерсон вылез наружу, раскрыл зонт, обошел свой «Ягуар» и открыл дверь со стороны пассажирского сиденья. Джулия вылезла вместе со своим злосчастным рюкзаком и в сопровождении профессора прошла несколько шагов до подъезда.

– Спасибо, – вновь сказала она и полезла в боковой карман рюкзака за ключами.

Неужели она настолько бедна, что не может позволить себе новый рюкзак? Он, конечно, знал о привязанности некоторых людей к старым вещам. Наверное, этот мокрый мешок ей чем-то дорог.

Похоже, сегодня все рюкзачные молнии сговорились против Джулии. Она дергала за бегунок, но тот не желал двигаться с места. Джулия покраснела. Эмерсону сразу вспомнилось ее лицо, когда она ползала по персидскому ковру, собирая рассыпанные вещи.

Ощущая себя косвенным виновником этой заминки, профессор вручил Джулии уже закрытый зонт, взял бунтарский рюкзак и рванул молнию. Почувствовав мужскую силу, та послушно скрипнула и разошлась. Эмерсон протянул рюкзак Джулии.

Она нашла ключи, но так нервничала, что уронила их. Джулия нагнулась, подняла ключи и попыталась дрожащими руками найти нужный ключ.

Исчерпав всякое терпение, профессор выхватил у нее кольцо с ключами, которые внешне казались похожими. Он стал пробовать один за другим, пока не нашел нужный. Открыв входную дверь, Эмерсон пропустил Джулию вперед и лишь потом вернул ей ключи. Смущенная Джулия вновь забормотала благодарности.

– Я провожу вас до квартиры, – вдруг сказал Эмерсон и пошел с ней к лестнице. – У вас тут даже консьержа нет. Мало ли что…

Джулия молила богов многоквартирных домов, прося помочь ей побыстрее найти ключ от квартиры. Боги ответили на ее молитву. Она открыла дверь. Оставалось распрощаться с профессором, войти к себе и закрыть дверь. Выйти из дома он сможет и без ее помощи: замок на двери подъезда защелкивается автоматически.

Но Джулия, улыбнувшись профессору, как старому знакомому, вежливо осведомилась, не желает ли он выпить чаю.

Удивленный таким приглашением, профессор Эмерсон как-то незаметно вошел в квартиру и лишь потом задался вопросом, стоило ли это делать. Оглядев тесное, убогое жилище, он быстро пришел к выводу, что не стоило.

– Позвольте ваш плащ, профессор, – попросила воспрянувшая духом Джулия.

– Только куда вы его повесите? – хмыкнул Эмерсон.

В квартире не было ни одежного шкафа, ни даже вешалки.

Джулия потупила глаза и втянула голову в плечи. Профессор увидел ее закушенную губу и сразу пожалел о своей грубости.

– Простите меня, – сказал он, подавая ей плащ от Барберри – еще один предмет его гордости. – Вы очень любезны, мисс Митчелл.

Джулия бережно повесила его плащ на крючок, привинченный к входной двери. Свой рюкзак она кинула прямо на пол.

– Проходите. Располагайтесь. Я приготовлю чай.

Стульев в жилище мисс Митчелл было всего два. Профессор Эмерсон сел на тот, что показался ему крепче. Он чувствовал себя очень неуютно и изо всех сил пытался это скрыть. Квартирка была меньше его ванной для гостей. Узкая кровать у стены, столик, два стула, книжная полка, похоже, что из магазина «ИКЕА», и комод. В стене – встроенный шкафчик. Крохотная ванная и никакого намека на кухню.

Она обещала приготовить чай. Интересно, где и каким образом? Поискав глазами кухонную утварь, профессор Эмерсон заметил микроволновку и электрическую плитку. Обе стояли на комоде, без всякой защитной подставки. Рядом с комодом, на полу, урчал маленький холодильник.

– У меня есть электрочайник, – сказала Джулия.

Сообщено это было с гордостью, словно она хвасталась бриллиантами от Тиффани.

Профессор вдруг обратил внимание, что с Джулии все еще стекает вода, а промокшая одежда стала вызывающе прозрачной. Он тут же предложил Джулии повременить с чаем и переодеться в сухое.

И опять Джулия покраснела и втянула голову в плечи. Она бросилась в свою мини-ванную, откуда вернулась, обвязанная пурпурным полотенцем. Второе полотенце она держала в руках и, судя по всему, намеревалась вытереть им образовавшуюся на полу лужу. Тут профессор не выдержал:

– Я сам вытру пол. А вы переоденьтесь, а то еще подхватите воспаление легких.

– И умру, – добавила она себе под нос.

Джулия раскрыла шкаф и принялась рыться в оставшейся одежде, стараясь не зацепиться за чемоданы. Профессору показалось странным, что мисс Митчелл так и не удосужилась распаковать свои вещи, но о причинах он спрашивать не стал.

Он забыл, когда в последний раз сам мыл пол. Естественно, пол в этой квартире тоже был убогим – истертым и скрипучим. Раздумывая над тем, почему у мисс Митчелл нет специальной тряпки для пола, профессор Эмерсон добросовестно вытер серо-коричневые половицы. Затем его взгляд переместился на стены, когда-то белые, а теперь ставшие грязновато-кремовыми, с завитками облупившейся краски. Потолок хранил следы протечек. Разводы в углу намекали на скорое появление плесени. Черт побери, почему такая милая девушка, как мисс Митчелл, должна жить в столь жутких условиях? Однако в квартире было на удивление чисто. Гордая бедность – у классиков это называлось так.

– И сколько же вы платите за свою квартиру? – спросил он, вновь скрючиваясь и садясь на шаткое сооружение, имевшее наглость называться стулом.

Кстати, ростом профессор Эмерсон почти не уступал Полу.

– Восемьсот канадских долларов. Это за все, включая свет, воду и отопление, – ответила Джулия, скрываясь в ванной.

Профессор Эмерсон с некоторым сожалением подумал о своих брюках от Армани. Вернувшись из Филадельфии, он их попросту выкинул. Он не представлял, как можно их надеть снова после столь обильного орошения младенческой мочой. Никакие химчистки уже не исправят того, что сотворил с ними крикливый ребенок. А между тем стоимость этих брюк, купленных Полиной, была выше месячной платы за каморку мисс Митчелл.

Продолжая разглядывать ее квартиру, профессор чувствовал все жалкие и бессмысленные потуги Джулии сделать это место своим домом. Над кроватью она повесила большую репродукцию картины Генри Холидея «Встреча Данте и Беатриче на мосту Санта-Тринита». Эмерсон представил, как она каждый вечер, перед сном, смотрит на эту картину, разметав по подушке свои длинные сияющие волосы. Мысль эту он тут же благоразумно запихнул в глубины подсознания. Странно, у них обоих есть одинаковая репродукция полотна Холидея. Но еще более странным было только сейчас подмеченное им сходство Джулии с Беатриче. Мысль ввинтилась в его мозг, точно штопор, однако профессор был начеку и сразу же ее отбросил.

Обшарпанные стены украшало еще несколько картин из итальянской жизни: рисунок флорентийского собора, набросок собора Святого Марка в Венеции. Была и черно-белая фотография римского собора Святого Петра. Весь подоконник занимали горшки с цветами, среди которых выделялся черенок рододендрона. Похоже, мисс Митчелл делала все, чтобы черенок прижился и разросся. Профессору Эмерсону понравились сиреневые занавески на окнах, прекрасно гармонирующие с покрывалом и подушками на кровати. Книжная полка была заставлена книгами на английском и итальянском языках, подобранными со вкусом. Это тоже немало удивило профессора. Однако никакие картины, цветы и книги не могли скрыть убожество маленькой, давно не ремонтировавшейся квартиры, не имевшей даже кухни. Нет, он бы и свою собаку не поселил в такой «конуре»… конечно, если бы у него была собака.

К этому времени Джулия переоделась в подобие спортивного костюма – черную фуфайку с капюшоном и эластичные облегающие брюки. Свои роскошные волосы она собрала в пучок. Даже такой наряд не лишал ее привлекательности. Она была чертовски хороша. Настоящая сильфида.

– Какой сорт чая вам заварить? У меня есть «Английский завтрак» и «Леди Грей».

Плитку Джулия поставила на пол, а на ее место водрузила чайник. Потом она размотала провод и полезла под комод, где находилась розетка.

Профессору сразу вспомнилось, как она ползала по полу у него в кабинете, и он мысленно покачал головой. У этой девушки не было ни высокомерия, ни горделивого себялюбия. Что ж, похвально. Тем не менее профессору почему-то было невыносимо постоянно видеть ее на коленях. Почему – он и сам не понимал.

– Лучше «Английский завтрак». Скажите, а почему вы здесь живете?

Неожиданность вопроса и резкость его тона заставили Джулию вскочить на ноги. Стоя к профессору спиной, она достала большой керамический заварочный чайник и две красивые фарфоровые чашки с блюдцами.

– Здесь тихо. Приятное окружение. Машины у меня нет, а отсюда легко добираться пешком до университета. – Она достала пару серебряных чайных ложек. – И потом, это была лучшая квартира из предлагавшихся за такие деньги.

Не взглянув на профессора, Джулия поставила чашки на столик и вернулась к комоду.

– А почему вы не поселились в аспирантском общежитии на Чарльз-стрит?

Джулия что-то уронила. С его места было не видно, что именно.

– Я рассчитывала поступить в аспирантуру другого университета, но у меня не получилось. А к тому времени, когда я приехала в Торонто, мест в том общежитии уже не было.

– И где же вы рассчитывали учиться? – Джулия не отвечала, терзая зубами нижнюю губу. – Мисс Митчелл, я ведь задал вам вопрос.

– В Гарварде, – буркнула она.

Профессор Эмерсон едва не грохнулся с жесткого стула.

– В Гарварде? Тогда какого черта вас понесло сюда?

Джулии хотелось улыбнуться. Она знала причину профессорского вопроса.

– Торонто называют Северным Гарвардом.

– Не юлите, мисс Митчелл. Я хочу слышать ваш ответ.

– Да, профессор. Я знаю, вы всегда требуете ответов на ваши вопросы. – Она выгнула брови, и профессор поспешно отвернулся. – Мне нечего скрывать. Моему отцу высшее образование его дочери не по карману. На предоставленную мне стипендию в Гарварде не прожить. Жизнь в Торонто гораздо дешевле. На мне и так висит несколько тысяч долга по студенческому займу в Университете Святого Иосифа. Я решила не делать новых долгов и потому оказалась здесь.

Закипевший чайник вновь заставил Джулию опуститься на колени, чтобы выдернуть вилку из розетки.

– Я этого не знал, – морщась, сказал профессор Эмерсон. – В вашем личном деле это не отражено. Вам следовало бы рассказать администрации о вашем… материальном положении.

Джулия пропустила его слова мимо ушей. Она ополоснула заварочный чайник, засыпала туда чай и залила кипятком.

Профессор не мог успокоиться.

– Нельзя жить в таком ужасном месте, – говорил он, неистово размахивая руками. – Здесь даже кухни нет. Я не представляю, как вы готовите себе еду.

Джулия поставила чайник на столик, добавив к нему серебряное ситечко, затем села на другой стул. Ее руки начали двигаться сами собой.

– Я ем много овощей. На плитке можно прекрасно готовить кускус. Кстати, кускус – очень питательное блюдо.

Ее голос немного дрожал, но она старалась говорить бодро, всем видом показывая, что приехала сюда изучать творчество Данте, а не ублажать собственное чрево.

– Не болтайте ерунды! – вырвалось у профессора. – Питательное блюдо! Собаку и ту лучше кормят!

Джулия густо покраснела, съежилась. Она с трудом сдерживала слезы.

Профессор только сейчас сообразил, до чего же глупо и оскорбительно он себя ведет в чужом доме, каким бы этот дом ни был. Глядя, как исказилось красивое лицо Джулии, профессор Габриель О. Эмерсон мысленно назвал себя самовлюбленным идиотом. Он посмел стыдить ее за бедность, словно бедность – это нечто позорное. А ведь и он сам когда-то был беден. Очень беден. А Джулия – умная, привлекательная девушка. Аспирантка, которая всерьез хочет заниматься творчеством Данте. Что постыдного во всем этом? Или она должна стыдиться своего отца, не сумевшего заработать ей на Гарвард? Как говорят англичане? «Если не можешь иметь лучшее, используй наилучшим образом то, что имеешь». Вот она и старается превратить эту дыру в уютное жилище, поскольку другое ей не по карману. А он пришел сюда и позволил заявить, что это место не годится даже в качестве жилья для собаки! Браво, профессор Эмерсон! Он заставил Джулию почувствовать себя глупой и никчемной, хотя она не то и не другое. Что бы сказала Грейс, если бы слышала сейчас его слова?

Профессор Эмерсон оказался придурком. По крайней мере, он это знал.

– Простите меня, – с трудом выговаривая слова, произнес он. – Сам не знаю, что на меня нашло. – Он закрыл глаза и принялся массировать веки.

– Вы совсем недавно потеряли мать.

В голосе Джулии не было и тени обиды! Только сострадание и готовность простить его за все резкости.

У Эмерсона щелкнул внутренний выключатель.

– Мне не надо было сюда приходить, – сказал он, поднимаясь со стула. – Я лучше уйду.

Джулия его не удерживала. Она подала профессору зонт, затем сняла с крючка его плащ. Она стояла, опустив глаза и чувствуя, как пылают ее щеки. Ушел бы он скорее! Какая же она была дура, пригласив его на чай и показав свое жилище. Еще бы, такие дыры лишь оскорбляют утонченный эстетический вкус профессора Эмерсона. Утром она гордилась идеальной чистотой, наведенной в этой «хоббитовой норе», а сейчас чувствовала себя раздавленной и опустошенной. Оттого что он видит ее жалкой и униженной, ей становилось еще тошнее.

Кивнув ей и пробормотав что-то неразборчивое, профессор Эмерсон покинул ненавистное ему жилище.

Джулия прислонилась спиной к закрытой двери и наконец позволила себе зареветь.

Тук-тук. Тук-тук.

Она знала, кто стучится, но открывать не хотела.

«Боги «хоббитовых нор», в которых недостойна жить даже собака, но за которые приходится каждый месяц выкладывать кругленькую сумму, сделайте так, чтобы он ушел с миром». Эти боги оказались менее сговорчивыми и не ответили на ее молитву.

Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.

Джулия быстро вытерла рукавом лицо и чуть-чуть приоткрыла дверь.

Профессор удивленно моргал, глядя на нее так, словно она была рождественской елкой. До него с трудом доходило, что за короткое время между его уходом и возвращением она успела всласть пореветь.

Джулия кашлянула, глядя на его итальянские ботинки со слегка загнутыми носами. Профессор переминался с ноги на ногу.

– Когда вы в последний раз ели что-нибудь мясное? – вдруг спросил он.

Джулия засмеялась и покачала головой. Такие мелочи она не запоминала. Какие бифштексы с ее стипендией?

– Во всяком случае, вскоре вас ожидает встреча с изысканно приготовленным мясом. Я жутко проголодался, и вы поедете со мною обедать.

Она позволила себе легкую язвительную улыбку.

– Вы уверены, профессор, что потом не будете жалеть? Вдруг мое общество вызовет у вас те же чувства, что и моя квартира? – Она скорчила рожицу, подражая одной из его недавних гримас.

Профессор Эмерсон слегка покраснел:

– Что было, то прошло. Вот только…

Он выразительно поглядел на ее одежду, задержавшись несколько дольше, чем позволяли приличия, на вырезе ее футболки и округлостях ее красивой груди.

– Я могу переодеться, – сказала Джулия, в который уже раз опуская глаза.

– Да, именно это я и имел в виду. Найдите у себя что-нибудь более подходящее…

Она понимала: он вовсе не хотел ее обидеть. И все равно его слова больно ее задели.

– Пусть я не из богатых, но у меня есть более подходящие, как вы изволили выразиться, вещи. Не беспокойтесь, вам не придется краснеть за то, что привели с собой вульгарную девчонку.

Профессор покраснел еще больше.

– Я имел в виду… одежду, более подходящую для ресторана. Ведь и мне придется надеть пиджак и галстук.

Теперь Джулия окинула его взглядом, задержавшись дольше, чем позволяли приличия, на проступающих под свитером широких грудных мышцах.

– Я соглашусь поехать с вами при одном условии.

– Ваша поездка не обсуждается.

– В таком случае, профессор, приятного вам аппетита без меня.

– Подождите.

Он просунут свой дорогой итальянский ботинок в щель между дверью и косяком. Сейчас его не волновало, что на коже могут остаться царапины или потертости.

– Какое ваше условие?

– Объясните, почему после всего, что вы мне наговорили, я должна ехать с вами на обед?

Умница-профессор очумело поглядел на нее, затем покраснел до корней волос и забормотал, запинаясь на каждом слове:

– Я… э-э… потому что… вы могли бы сказать, что мы… или вы… – Джулия удивленно повела бровью и стала медленно закрывать дверь. – Постойте. – Он уперся рукой в дверь, не давая Джулии закрывать ее и калечить его правую ногу. – Потому что Пол написал сущую правду. «Эмерсон – придурок». Но теперь Эмерсон, по крайней мере, это знает.

Джулия вдруг улыбнулась ему, и он, сам того не желая, тоже улыбнулся. Когда она улыбалась, то становилась просто неотразимой. Он был готов сделать так, чтобы она улыбалась почаще. Зачем? Ради эстетического удовольствия.

– Я подожду вас на лестнице.

Не дав ей опомниться и придумать новое возражение, профессор быстро захлопнул дверь.

Оставшись одна, Джулия закрыла глаза и застонала. Она не привыкла к столь стремительным поворотам событий.

Глава 5

Несколько минут профессор Эмерсон мерил шагами лестничную площадку на ее этаже. Потом он привалился к стене и начал массировать лицо. Он не понимал, что заставило его проводить Джулию до дверей квартиры, принять приглашение на чай, а потом наговорить ей кучу гадостей. Зато он хорошо понимал, что запущенная им цепная реакция глупостей может принять угрожающие размеры. Начать с их встречи у него в кабинете. Он непрофессионально вел себя с мисс Митчелл и балансировал на грани прямых словесных оскорблений. Мало того, посадил ее к себе в машину. Одну. Наконец, словно ему было мало других неприятностей, оказался у нее в квартире. Все это грубым образом нарушало правила Торонтского университета.

Если бы он подобрал на улице не Джулию, а мисс Петерсон, та бы времени не теряла. Она бы нагнулась и зубами открыла молнию на его брюках. Подумав об этом, профессор вздрогнул. Ему вдруг захотелось свозить мисс Митчелл на обед и угостить хорошим стейком. Если это не будет считаться нарушением правил общения между преподавателями и студентами, тогда сам черт не разберет, что считать нарушениями.

Он глубоко вдохнул, успокаивая карусель мыслей. Конечно, таких, как эта мисс Митчелл, называют «стихийное бедствие». У таких непременно все падает, бьется, ломается и так далее. За нею тянулся целый шлейф неудач, начиная с неосуществленного желания учиться в Гарварде. Более того, она центр вихря, способного разрушить спокойную и размеренную жизнь любого человека, включая и его, профессора Эмерсона. Жаль, конечно, что ей приходится жить в столь отвратительных условиях, но он не станет рисковать своей карьерой ради помощи ей. Она и так могла бы завтра отправиться к декану факультета и подать жалобу на оскорбительное поведение и сексуальные домогательства со стороны профессора Эмерсона. А вот этого допускать никак нельзя.

Сколько же времени ей надо на сборы? Или она раздумала ехать с ним? Тогда все равно нужно постучаться в дверь и хоть как-то извиниться за свое прежнее поведение. Лучше так, чем молча исчезнуть. Профессор быстро подошел к двери и уже собрался постучать, но услышал ее шаги. Потом дверь открылась.

Мисс Митчелл стояла, опустив глаза. На ней было простое, но элегантное, с V-образным вырезом черное платье до колен. Профессорские глаза скользнули по плавным изгибам ее фигуры. Он и не подозревал, что ноги у Джулии длинные и очень красивые. А ее туфли… Конечно, она никак не могла этого знать, но профессор Эмерсон питал слабость к женщинам в изящных туфлях на высоком каблуке. Черные туфли Джулии явно были куплены не в обувном отделе заурядного универмага, а в фирменном и весьма дорогом магазине. Профессору захотелось потрогать их…

Джулия кашлянула, напоминая о своем присутствии, и он нехотя оторвался от созерцания туфель. Джулия с нескрываемым изумлением смотрела на него.

Волосы она заколола пучком на затылке, но несколько локонов выбилось из прически, обрамляя лицо. Мисс Митчелл не злоупотребляла косметикой. Она чуть-чуть подрумянила щеки, слегка подвела глаза и, кажется, подкрасила ресницы. Во всяком случае, ресницы у нее стали длиннее и темнее.

Мисс Джулианна Митчелл была по-настоящему обаятельна.

Она надела темно-синий плащ и быстро заперла дверь. Профессор пропустил ее вперед и пошел следом. Спускались молча. На крыльце он раскрыл зонт и в нерешительности остановился. Джулия поглядывала на него, не понимая причины замешательства.

– Если вы возьмете меня под руку, мы оба уместимся под зонтом, – наконец сказал он и согнул левую руку, в которой держал зонт. – Конечно, если вы не возражаете.

Джулия взяла его под руку и как-то нежно посмотрела на него.

В молчании они доехали до гавани. Об этих местах Джулия лишь слышала, но никогда тут не бывала. Прежде чем отдать ключи служащему ресторана, занимавшемуся парковкой машин посетителей, профессор попросил Джулию открыть бардачок и передать ему галстук. Джулия мысленно усмехнулась, увидев безупречный шелковый галстук в специальном футляре.

Всего лишь на секунду, принимая от нее футляр, профессор Эмерсон уловил ее запах.

– Ваниль, – прошептал он.

– Что вы сказали? – спросила она.

– Так, мысли вслух.

Он быстро снял свитер, но Джулия успела заметить его стройную фигуру в рубашке и завитки черных волос на груди. Потом он застегнул верхнюю пуговицу, лишив ее этого зрелища. «А ведь он сексапильный», – подумала Джулия. Красивое лицо, красивая фигура. Надо думать, все, что у него скрыто одеждой, столь же привлекательно. Джулия тут же старательно отогнала эту мысль, решив для собственного блага не слишком много думать о профессоре.

В молчаливом изумлении она смотрела, как он легко и уверенно повязывает галстук. Надо же, без зеркала. Однако зеркало было бы не лишним, поскольку узел на галстуке получился кособоким.

– Ч-черт, не вижу, где перетянул, – бормотал профессор Эмерсон, безуспешно пытаясь расправить узел.

– Вам помочь? – робко предложила Джулия, не желая это делать без его согласия.

– Да, спасибо.

Проворные пальцы Джулии быстро придали узлу надлежащий вид. Потом она поправила воротник и ненароком коснулась профессорского кадыка. К тому времени, когда процедура закончилась, лицо Джулии пылало, а сама она часто дышала.

Профессор не обратил на это внимания, поскольку его мысли были заняты другим. Пальцы Джулии показались ему до боли знакомыми. Чушь, конечно, но он никак не мог отделаться от этого ощущения. А вот пальцы Полины почему-то так и остались для него чужими. Он снял с вешалки пиджак, пристроенный возле заднего сиденья, и быстро облачился по всем ресторанным правилам. Потом улыбнулся Джулии и открыл дверь машины.

Стейкхаус «Гавань-60» был достопримечательностью Торонто. В этом знаменитом и очень дорогом заведении любили собираться крупные бизнесмены, руководители корпораций, политики, звезды шоу-бизнеса и другие выдающиеся личности. Профессора Эмерсона притягивала здешняя безупречная кухня. Нигде не готовили мясо вкуснее, чем в «Гавани-60», а он терпеть не мог посредственности ни в чем, в том числе и в еде. Ему бы и в голову не пришло повезти Джулию куда-то еще.

Антонио, метрдотель ресторана, встретил профессора как старого друга, крепко пожал ему руку и обрушил на него целую лавину стремительной итальянской речи.

Профессор отвечал ему учтиво и тоже по-итальянски.

– А кто эта красавица? – спросил Антонио, поцеловав Джулии обе руки.

Все это сопровождалась выразительными итальянскими эпитетами по поводу ее глаз, волос и кожи.

Джулия покраснела и поблагодарила Антонио, заговорив с ним на его родном языке.

Профессор еще днем убедился, что у мисс Митчелл красивый голос. Но когда она говорила по-итальянски, этот голос звучал божественно. Ее алые губы красиво изгибались, произнося… нет, пропевая каждое слово. А иногда она высовывала кончик языка, чтобы их облизать… Профессору Эмерсону пришлось несколько раз напомнить себе, что сидеть с открытым ртом, да еще в таком месте, – это верх неприличия.

Услышав итальянскую речь Джулии, Антонио засиял от радости. Порывистый итальянец расцеловал ее в обе щеки, после чего повел ее и профессора в дальний конец зала, где у него имелся исключительно романтический столик на двоих. Профессор остановился возле столика, ощущая некоторую неловкость. Не так давно он сидел за этим столиком, но с другой спутницей. Нужно деликатно попросить Антонио, чтобы он пересадил их за другой столик. Однако прежде чем профессор успел открыть рот, метрдотель спросил Джулию, не желает ли она попробовать вина одного весьма урожайного года. Тогда его тосканская родня собрала замечательный урожай винограда, отличающегося особым вкусом.

Джулия рассыпалась в благодарностях, но тут же добавила, что у профессора могут быть другие предпочтения. Профессор быстро сел и, не желая обижать Антонио, сказал, что с благодарностью примет все, что тот предложит. Довольный Антонио быстро удалился.

– Думаю, на людях вам не стоит называть меня профессором Эмерсоном. – Джулия улыбнулась и кивнула. – Называйте меня просто мистером Эмерсоном.

Мистер Эмерсон погрузился в изучение меню и не заметил, как глаза его спутницы удивленно расширились, а затем погасли.

– Кстати, откуда у вас тосканский акцент? – спросил он, по-прежнему не поднимая на нее глаз.

– Первый курс университета я училась в Италии. Целый год провела во Флоренции.

– Ваш итальянский гораздо лучше. Такого не достигнешь за год жизни в Италии.

– Я начала учить итальянский еще в старших классах школы.

Теперь мистер Эмерсон поднял глаза и увидел, что Джулия избегает его взгляда. Она внимательно изучала меню, словно оно содержало не название блюд, а экзаменационные билеты. Нижняя губа была закушена.

– Что вас тревожит, мисс Митчелл? Я же пригласил вас сюда. – Она вопросительно посмотрела на него. – Вы моя гостья. Заказывайте все, что пожелаете. Только обязательно выберите себе мясное блюдо.

Возможно, это было не совсем вежливо, но профессор ощущал необходимость напомнить ей, зачем она здесь. Помимо всего прочего, чтобы подкрепиться более существенной едой, нежели кускус.

– Я даже не знаю, что заказывать.

– Тогда, если не возражаете, я возьму выбор на себя.

Она кивнула и закрыла меню, но терзать нижнюю губу не перестала.

Вернувшийся Антонио горделиво поставил на стол бутылку кьянти. Надписи на этикетке были сделаны от руки. Джулия с улыбкой смотрела, как метрдотель торжественно откупоривает бутылку и наливает вино в ее бокал.

Мистер Эмерсон завороженно следил за ее движениями. Вот она слегка покачала бокал, потом подняла его, чтобы посмотреть на вино в свете горящей свечи. Затем поднесла бокал к носу, закрыла глаза и осторожно вдохнула аромат. Завершив этот ритуал, Джулия осторожно пригубила вино, подержала во рту и медленно проглотила. Открыв глаза, она лучезарно улыбнулась Антонио и поблагодарила его за столь драгоценный подарок.

Антонио расцвел. Он похвалил мистера Эмерсона за прекрасную спутницу, следует признаться – с излишней восторженностью, потом собственноручно наполнил оба бокала своим любимым вином и ушел, оставив гостей наедине.

Мистер Эмерсон, пользуясь полумраком, опустил руку под стол и поправил брюки, вздувшиеся в одном месте. Иначе и быть не могло, поскольку зрелище Джулии, дегустирующей тосканское вино, – это самое эротическое зрелище, какое ему доводилось видеть. Она была не просто привлекательной или красивой, хотя природа наделила ее красотой ангела или музы. Красота Джулии, несомненно чувственная, обладала гипнотическим действием. И в то же время это была красота невинной девушки. Ее прекрасные глаза отражали всю глубину чувств и излучали невинность. Странно, что он не заметил этого раньше.

Эмерсон отвел взгляд, вдруг почувствовав себя грязным. Ему стало очень стыдно за свою реакцию. Это ангельское создание пробуждало в нем далеко не ангельские чувства и желания. Надо будет об этом задуматься. Когда останется один. Когда вернется домой, где тоже пахнет ванилью.