Текст книги "Сломанные девочки"

– Говорите, у нее диагностировали нервный срыв? – Фиона очень надеялась на существование медицинского заключения.

– Да, она перестала разговаривать. По-моему, у нее в семье кто-то покончил с собой или пытался это сделать, и она это видела.

– Какой ужас.

Мисс Лондон пожала плечами:

– В те времена не было ни социальных служб, ни детских психологов, ни Опры или доктора Фила. Родители не знали, что с ней делать. Они испробовали все, что могли, а потом отправили ее к нам.

– Понятно. – Фиона не хотела, чтобы Сара отвлекалась от своих воспоминаний. – А последняя девочка, та, что не слишком умная. Говорите, ее фамилия Элсмер?

Кэти, стоявшая за ее спиной, наконец перестала делать вид, что занята уборкой, и смотрела на них, скрестив руки на груди. Мисс Лондон ответила:

– В те дни Элсмеры были знатной семьей. Девочка – теперь я вспомнила, ее звали Сесилия – была дочкой Брэда Элсмера, но родилась не с той стороны одеяла, если вы понимаете, о чем я.

– Понятно, – Фиона перехватила короткий взгляд Кэти. Из поколения, привыкшего к эвфемизмам вроде «родиться не с той стороны одеяла», в живых оставались единицы. От этой мысли она почувствовала болезненный укол. – Вы имеете в виду, что мистер Элсмер был ее отцом, но не признал ее?

– Все верно. – Мисс Лондон заговорила тише, как будто кто-то мог подслушать старые сплетни. – Ее мать была экономкой в доме Элсмеров. Он разрешил ей оставить ребенка, но отослал их прочь. Вроде бы мать ее тоже где-то лечилась – я слышала, она помутилась рассудком из-за внебрачного ребенка. У Брэда Элсмера не было детей в официальном браке, но имелось несколько на стороне. В те времена это считалось настоящим скандалом, но мы держали рты на замке. Это было его сугубо личным делом. Не то что сейчас, когда каждый выставляет свою жизнь нараспашку в интернете.

Фиона записала имя Сесилии.

– А какая у нее фамилия? – спросила она. – Я имею в виду официальная?

– Господи, – мисс Лондон снова погладила себя по щеке, но на этот раз сознательно. Она наслаждалась происходящим, и ей хотелось взять от этого момента все. Фиона ожидала ответа с ручкой наготове. – Мы всегда называли ее девчонкой Элсмеров – что не было секретом – Брэд Элсмер сам привез ее в школу. Она все время ходила за Уинтроп. Типичная пара – сильная и красивая девочка с той, что послабее и позауряднее. Ах да, Фрэнк. Вот какая у нее была фамилия. Я же говорила, память у меня все еще отменная.

– Лучше некуда, – улыбнулась ей Фиона.

– Ну все, тетя Сайри, – вмешалась Кэти. – Тебе нужно отдохнуть.

– Большое спасибо за помощь, мисс Лондон, – сказала Фиона.

– Пожалуйста. А какое отношение Соня Галлипо имеет к восстановлению школы?

– Я хочу посвятить часть статьи событиям из прошлого Айдлуайлда, и одно из них – это исчезновение Сони. Если бы я смогла связаться с ее друзьями, вероятно, кто-нибудь из них рассказал бы мне о ней.

– Вам придется нелегко, – сказала мисс Лондон. – Большинство девочек не объявлялись после выпуска. Никто не знал, куда они уезжают, и, честно сказать, никого это особо не интересовало.

После таких жестоких слов в комнате на некоторое время воцарилась тишина. Затем Кэти прошла к кухонной двери.

– Не вставай, тетя Сайри. Фиона, я вас провожу.

Фиона прошла за ней через душную прихожую, надела ботинки у двери, выудила из кармана визитку и вложила ее в руку Кэти.

– Спасибо, что позволили мне поговорить с ней. Если она еще что-то вспомнит, или если вы решите, что я могу приехать и пообщаться с ней еще раз, пожалуйста, позвоните мне.

Кэти посмотрела на нее с недоверием, но взяла визитку.

– Тетя Сайри больше никому не нужна, – сказала она. – Впрочем, так было и раньше. Она хорошая женщина, и если вы опубликуете хотя бы одно слово против нее, я вас найду и засужу.

Фиона не надеялась на более теплое прощание. Сидя за рулем и отъезжая от дома, она задумалась, почему племяннице Сары Лондон так хотелось убедить ее, что ее тетя была и остается хорошей женщиной.

* * *

Мобильный телефон Фионы поймал сеть, только когда она удалилась от Ист-Миллз на пять миль, и теперь пищал и вибрировал на пассажирском сиденье. Она ехала по проселочной дороге, ведущей к двухполосному шоссе, которое в конце концов должно было превратиться в Севен-Пойнтс-Роуд. Машина подпрыгивала на выбоинах, и Фиона остановилась на обочине в тени деревьев и взяла трубку. В таких местах, как эти, нужно пользоваться возможностью, пока сеть снова не исчезла.

На дисплее высветилось сообщение от Джейми: «Перезвони». Она не хотела звонить ему в офис, поэтому набрала номер его личного мобильного, и он ответил почти сразу же.

– Ты где? – спросил он.

– Еду назад из Ист-Миллз. Я поговорила с учительницей.

– И?

– У меня есть несколько имен – это подруги Сони. Я начну собирать по ним информацию. Что у тебя?

В его голосе звучало разочарование. Фоном слышался низкий рокот голосов, и Фиона поняла, что он сейчас в участке.

– Ты не поверишь, но у меня ничего.

– Вообще ничего?

– Мне ответила французская полиция. Они нашли свидетельство о рождении на имя Сони Галли-по, выданное в 1935 году. Это все.

Сердце Фионы оборвалось. Она подумала о мертвой девочке, свернувшейся калачиком в колодце и уткнувшейся лбом в колени.

– Никаких родственников?

– Нет. Имеется свидетельство о смерти ее отца в концлагере Дахау в 1943 году. О матери, братьях или сестрах данных нет.

Фиона смотрела вперед через лобовое стекло, на которое ветер швырнул пригоршню снега. От слова «Дахау» ее затошнило, и ее обдало волной липкого страха.

– Я думала, нацисты строго вели документацию.

– Я тоже, но, видимо, мы ошибались. Выглядит так, будто Соня родилась и сразу после этого они с матерью исчезли с лица земли. А потом она снова появилась в иммиграционных списках. Но уже одна.

«Ей, такой тихоне и совсем не красавице, было непросто завести подруг», – сказала мисс Лондон о Соне. Что за жизнь она прожила, как оказалась единственной выжившей из своей небольшой семьи, как попала в чужую страну? А потом умерла всеми покинутая с пробитой головой, ее тело сбросили в колодец и нашли только через 64 года. Фиона была в ярости. Деб тоже погибла одна, но ее обнаружили через 30 часов, а на похороны к ней приехали сотни друзей и родных. По ней скорбели уже 20 лет, и ее не переставали любить. Соню же просто забыли.

– Тогда, я думаю, нам нужно найти ее подруг, – сказала она. – Мисс Лондон сказала, что они жили в одной комнате и были близки. Кто-нибудь должен ее помнить.

– Согласен, – ответил Джейми. – Слушай, мне пора идти. Продиктуешь мне имена?

Фионе захотелось ответить «нет». Она хотела сделать все сама: разыскать бывших учениц, поговорить с ними, хоть как-то помочь мертвой девочке из колодца. Но без помощи полиции Бэрронса она мало что могла сделать. Поэтому она продиктовала Джейми имена и нажала отбой. Она сидела за рулем с телефоном на коленях, глядя на пустую дорогу и чувствуя, что только что упустила это дело из рук.

Затем Фиона позвонила отцу, и, как только она услышала его голос, настроение у нее немного улучшилось.

– Пап, можно я заеду?

– Привет, Фи, конечно! – Она услышала шорох бумаг и писк старого компьютера. Как всегда, она застала его за работой. – Ты далеко? Я поставлю чайник.

– Дай мне 25 минут.

– Ты что-то хочешь мне рассказать, да?

– Хочу.

– Узнаю свою девочку, – сказал он и повесил трубку.

Деревья раскачивались на ветру, и голые ветви, свисавшие почти до машины, колыхались, как опахало над троном султана. Фиона поежилась и поплотнее запахнула куртку. Ей не хотелось двигаться. Недавно она так же сидела ночью в припаркованной на обочине машине – просто сидела, смотрела в пустоту и думала. Люди обычно не обращают внимания на обочину, на нее же эта часть дороги действовала успокаивающе. В детстве во время поездок на машине она любила смотреть в окно и размышлять о местах, которые они проезжали. А что, если бы они остановились здесь? Или здесь? Просто добраться до места назначения было недостаточно.

Она увидела, как на ветку дерева на другой стороне дороги уселся ворон. Черные перья на его крупном теле блестели, как будто натертые маслом, а клюв был повернут в ее сторону. Вскоре в нему присоединился еще один ворон, и обе птицы начали осторожно двигаться вдоль ветки, переступая лапами с выверенной точностью, то распрямляя, то снова сгибая когтистые пальцы. Вороны смотрели на Фиону своими маленькими черными глазами, пустыми и одновременно мудрыми, будто им все было известно о ее жизни. Наконец они нашли удобное место ближе к концу ветки и застыли.

Телефон на коленях у Фионы внезапно запищал и завибрировал, заставив ее подскочить на месте. Номер был местный, но ей незнакомый.

– Алло.

– Ну ладно, – резко сказала Кэти на другом конце провода, не потрудившись даже представиться. Фиона узнала ее голос только потому, что слышала его 20 минут назад. – Пока тетя Сайри уснула, я вам все расскажу. Только обещайте, что у нее не будет неприятностей.

Сердце у Фионы быстро забилось, и она почувствовала покалывание на шее.

– В каком смысле неприятностей?

– Она сделала это из лучших побуждений, – сказала Кэти. – У тети Сайри доброе сердце. Она не хотела ничего плохого и с тех пор ужасно переживает. Вот почему она вам ничего не сказала. Но она уже совсем старая, и мы собираемся перевезти ее ко мне и продать дом. Так что какая разница, расскажет она вам или кому-то другому.

– Кэти, – Фиона сидела в водительском кресле с очень прямой спиной, во рту у нее пересохло. – О чем вы говорите?

– О документах из школы. Она их забрала в свой последний день. Их собирались уничтожить, а это документы за 60 лет. Их негде было хранить, и они никому не были нужны. Когда Кристоферы купили участок, они думали просто выбросить документы на помойку. Тетя Сайри вызвалась их отвезти, но вместо этого забрала домой.

– Домой?

– Они в сарае у нас в саду, – сказала Кэти. – Все, что есть. Хранятся там с 1979 года. Когда мы продадим дом, от них придется избавиться. Дайте мне пару дней, чтобы уговорить тетю Сайри, а потом приезжайте и забирайте всё. Как по мне, они все равно ничего не стоят.

Глава 11

Кейти

Бэрроне, Вермонт

Октябрь 1950 г.

Кейти никогда раньше не отправляли в карцер, даже в тот раз, когда она подралась с Шарлоттой Кэнкл. Драку прибежала разнимать Салли д’Аллесандро, бывшая комендантша третьего этажа общежития, на место которой назначили вечно сующую повсюду нос Сьюзан Брейди. Для комендантши Салли была поразительно спокойной и никогда никого не наказывала, только лениво выговаривала стоящим перед ней девочкам, жестикулируя своими костлявыми руками:

– Ну ладно, прекратите.

Пока Кейти шла за миссис Пибоди через внутренний двор, ее руки нервно дрожали от страха. Что это только что произошло?! Ведь все было взаправду: открывшаяся дверь, голос? Она не разобрала слов, но точно что-то слышала. Голос был высокий и тоскливый. Другие девочки выглядели жутко напуганными, как и она сама. Кейти смотрела в спину миссис Пибоди, на блестящую ткань платья, и ждала знака, сигнала, какой угодно реакции от взрослого. Но походка миссис Пибоди выдавала лишь злость, а шорох ее подола казался в тишине очень громким.

Миссис Пибоди привела ее в комнату на первом этаже в конце учительского корпуса и указала на стопку учебников по латыни, рядом с которой лежала чистая бумага и ручка.

– Упражнения на спряжение глаголов, – отрывисто сказала она. – Будешь делать их, пока наказание не закончится. Я все проверю.

Кейти уставилась на стопку книг.

– Из какого именно учебника? – спросила она.

– Из всех, – ответила миссис Пибоди. – В следующий раз дважды подумай, прежде чем дерзить мне и устраивать розыгрыши.

– Но я тут ни при чем! – запротестовала Кейти. Как это вообще возможно? Как она могла открыть дверь, если сидела за партой?

Внезапно ее озарило – миссис Пибоди и так это знала. А ее строгость была лишь уловкой, чтобы не выдать себя.

– Это была Мэри, – сказала Кейти, с удовлетворением отмечая, как от этих слов миссис Пибоди меняется в лице от ужаса. – Это была Мэри…

Миссис Пибоди подалась вперед и схватила Кейти за руку так быстро и больно, что та закричала.

– Я не собираюсь выслушивать эту чушь! – прошипела учительница.

Ее лицо было так близко, что Кейти чувствовала сладкий мятный запах у нее изо рта. В глазах у миссис Пибоди застыл страх. Она встряхнула Кейти, и ее пальцы впились в руку девочки.

– Спряжение глаголов. В течение часа.

Затем она отпустила Кейти и вышла, заперев за собой дверь.

– Это был не розыгрыш! – изо всех закричала Кейти через закрытую дверь. – Это Мэри!

Ответа она не услышала.

Идиотка, вот идиотка. Кейти все еще трясло. Нужно взять себя в руки. Она осмотрелась вокруг: грязная доска на стене, мрачное окно, выходящее на лес, стопка старых, большей частью сгнивших газет, единственная парта с книгами, бумагой, ручкой и стул. Кейти подергала дверь, но та была заперта. Затем она попробовала открыть окно, но из этого тоже ничего не вышло, только дождь из чешуек старой краски посыпался ей на голову. Кейти старательно изучила все надписи, которые наказанные девочки за много лет успели вырезать на парте. Результаты ее разочаровали – она не узнала ничьих инициалов, и ни одна надпись не оказалась полезной. Просмотрев бумагу, она тоже не нашла никаких сообщений.

Наконец, взгляд Кейти упал на стопку учебников. Эти книги лежали в комнате бог знает сколько.

Учителя такие глупые.

Она уселась на жесткий стул со спинкой из перекладин и открыла верхнюю книгу из стопки. Ответы на упражнения по спряжению глаголов были написаны на полях. Что ж, с заданием она справится. Но в книге было и множество других записей за много лет, включая даже целый рассказ о единороге, нацарапанный карандашом на страницах для записей и снабженный иллюстрациями. Начало рассказа казалось невинным, но постепенно он становился все более и более пошлым, а финальная иллюстрация получилась настолько непотребной, что Кейти расхохоталась. Авторша рассказа не оставила подписи, но Кейти подумала, что она ей нравится. На полях имелись и другие ремарки; одни – абсолютно безграмотные, другие – попросту грубые, но какие-то, возможно, полезные.

«Миссис Пэттон делает вид, что у нее есть муж, но это не так». Интересно. Миссис Пэттон была директрисой Айдлуайлда. О ней много говорили, но мало кто видел. Кейти решила запомнить эту информацию.

«Мэри Хэнд ходит по ночам по Олд-Бэрронс-Роуд и сосет кровь». Скорее всего, это вранье и в любом случае не очень интересно.

«В саду похоронен ребенок».

Эту историю Кейти уже слышала раньше. Это была одна из легенд Айдлуайлда, и Кейти понятия не имела, правда это или нет. Все девочки в школе ненавидели сад, хотя были вынуждены посещать его раз в неделю во время уроков садоводства. Отвращение к саду не имело оснований, хотя, возможно, причина заключалась в липкой земле и постоянном холоде из-за тени двух соседних зданий. Сад никогда не просыхал полностью, в нем постоянно пахло подгнившими овощами и чем-то еще более противным. То и дело кто-нибудь в школе вспоминал историю о похороненном ребенке, возможно, чтобы напугать новеньких.

Кейти заметила движение на стене и подняла глаза. Сверху спускался паук с плотным черным телом и изящными лапками. Кейти следила за ним какое-то время будто прикованная. В Айдлуайлде водилось много пауков, равно как и крыс, жуков и летучих мышей, живущих под крышей в спортивной раздевалке. Но пауки были хуже всего. Если сейчас прихлопнуть его ботинком, ей придется смотреть на пятно на стене, пока ее наказание не закончится. Кейти неохотно вернулась к книгам.

В следующей книге она снова нашла полезные советы: «Если позвать Мэри Хэнд на закате перед новолунием, она восстанет из могилы».

Под этой надписью была еще одна, выведенная жирной черной ручкой другим почерком: «Я пробовала, это неправда».

Диалог продолжила третья девочка, чья запись шла по низу страницы: «Она настоящая. Она умерла в 1907 году от выкидыша. Это есть в документах».

Спор разгорался: «Айдлуайлд открыли только в 1919 году, тупица».

На это предыдущая девочка ответила: «Здание тогда уже построили, можешь проверить. Ее ребенок похоронен в саду».

Снова этот младенец в саду. Кейти взглянула на паука, который добрался уже до середины стены, спеша куда-то по своим паучьим делам. Еще один паук тихо сидел в дальнем углу комнаты у потолка. Паутины Кейти не видела. «Возможно, стоит их все-таки убить», – подумала она. Ей казалось, будто на нее кто-то смотрит, и она заставила себя опустить глаза в книгу и потянулась перевернуть страницу.

– Не шевелись, – прозвучал голос у нее в ухе, и черный холодный паук вылез из-под парты и пополз по тыльной стороне ее ладони.

Кейти завизжала, вскочила, опрокидывая стул, и отпрянула назад, яростно тряся рукой. Паук упал на пол, но она все еще чувствовала прикосновение его крошечных ножек к коже, легкое, как касание пера. Сердце у Кейти билось так сильно, что у нее помутнело в глазах. Она слышала глубокие резкие вдохи и выдохи и лишь через какое-то время поняла, что это дышала она сама. Она закрыла уши руками.

– Не шевелись, – сказал голос еще раз.

У Кейти застучали зубы. Она попыталась вдохнуть – воздух был полон меловой пыли и еще чего-то кислого. Она прислонилась к стене, сведя плечи, и лишь затем вспомнила о пауке на стене. Обернувшись, она увидела, что он сидит в нескольких футах от ее левого уха, совершенно неподвижно, наблюдая за ней. Затем он начал медленно, но уверенно двигаться в ее сторону. Второй паук все еще висел в углу комнаты, но его лапки теперь беспомощно шевелились, как будто он не мог сдвинуться с места.

Кейти еще раз попробовала открыть запертую дверь. Ее потная ладонь соскальзывала с дверной ручки. Затем она бросилась к парте, схватила один из учебников и изо всех сил ударила по пауку на стене.

Она не могла заставить себя посмотреть на оставшееся на его месте пятно. Девочка бросила учебник на пол, взяла в руки еще один и, вцепившись в него, вернулась к двери – та почему-то казалась ей самым безопасным местом в комнате. Руки у Кейти тряслись. Она почти прижалась к двери спиной, когда поняла, что по ней могут сползти и другие пауки, и потому осталась стоять в нескольких дюймах от двери, зажав учебник под мышкой. Тишина казалась оглушительной. В комнате все застыло в неподвижности.

– Вот дерьмо, – сказала она в полной тишине.

Это было ужасное слово, худшее из известных ей ругательство. Если бы мать услышала ее сейчас, она бы дала ей пощечину. Кейти почувствовала себя лучше, как будто это слово имело какую-то силу.

– Дерьмо, – повторила она, на сей раз громче. – Дерьмо!

Ответа не последовало. Все еще дрожа всем телом, в сильном возбуждении, она повернулась и заметила краем глаза отвратительное пятно на стене. Было очень тихо. Движение в дальнем углу комнаты прекратилось.

Кейти выдохнула и почувствовала, что на ее щеках стынут слезы. Она не помнила, когда начала плакать. Она посмотрела на учебник, который до сих пор держала в руках, и открыла его. Перед ее глазами предстали написанные карандашом знакомые строки: «Мэри Хэнд давно умерла и из могилы к тебе пришла. Будет плакать она и просить – не вздумай ее впустить!»

Кейти смотрела на эти слова, и голова ее раскалывалась от боли, а глаза горели. Всего два слова: «Не шевелись». Ей снова захотелось разреветься.

Когда она познакомилась с Томасом, ей было 13 лет, а ему 16. У него были тяжелые широкие плечи и сонные глаза, и от него странно пахло нафталином. Он жил на другом конце их квартала. Томас любил с ней флиртовать, а ей нравилось внимание – все эти погони друг за другом, щекотка, шутливая борьба. Он называл ее глупыми прозвищами, поддразнивал, шутил, а Кейти подыгрывала ему, чувствуя себя особенной. Он выделял ее из других девочек, а ведь ему было 16!

А затем наступил тот июльский день. Воздух был горячим, небо – высоким и раскаленно-синим, и они с Томасом гонялись друг за другом по пустому школьному двору. Он поймал ее на игровой площадке рядом с горкой, до которой в тот день невозможно было дотронуться, такая она была горячая. Она очень хорошо знала эту горку и помнила глупую надпись на ее боку: «Вперед! Это здорово!»

Томас швырнул ее на землю и задрал на ней юбку.

– Не шевелись, – сказал он.

От удара о землю у нее перехватило дыхание, и несколько секунд она видела перед собой только яркие желтые буквы надписи, наползающие друг на друга. Затем она почувствовала пальцы Томаса на своем теле и начала бороться. Она кусалась, царапалась, пинала его ногами, но он ударил ее (ударил!), а когда она попыталась убежать, толкнул ее на колени. Его большие руки схватили ее, в нос бил запах нафталина. «Не шевелись». Это были единственные слова, которые он произнес, стаскивая с нее хлопковые трусики, и повторил снова в течение нескольких лихорадочных, горячих минут.

Ей удалось убежать. Ноги у него были большими и длинными, и он бегал быстрее, но скоро сдался, не желая, чтобы соседи видели, как он ее преследует. Кейти помнила, как вбежала в свой дом через парадную дверь и как с площадки второго этажа ее увидела мать – дрожащую, с порванными чулками, без белья, с грязными волосами и разбитыми коленями и с красным пятном на щеке. На секунду мать застыла, в ужасе глядя на Кейти, а затем, быстро спустившись по лестнице, оказалась рядом с ней и схватила ее за руку.

– Господи боже, немедленно приведи себя в порядок, если не хочешь, чтобы отец застал тебя в таком виде.

– Я не…

– Кейти. – Мать больно сжимала ее руку.

На ней была шелковая блузка в цветочек и темно-зеленая юбка, чулки и туфли на каблуках. Кейти чувствовала знакомый запах матери – мыла Calgon и помады для волос от Severens. Взгляд, которым мать смотрела на нее, тоже был ей знаком: в нем сочетались злость, страх и глубокое презрение. «Когда-нибудь ты попадешь в беду», – говорила Кейти мать бесчисленное количество раз. Она шипела эти слова ей в лицо, когда отца не было рядом, каждый раз, когда Кейти пыталась сбежать. – «Я не знаю, что с тобой не так, и никогда не знала. Но когда-нибудь ты попадешь в беду».

– Вперед, – сказала мать, подталкивая ее к лестнице.

Разумеется, они винили во всем Кейти. Они даже не спросили у нее, что это был за мальчик, а она сама не стала им говорить. Как она и ожидала, за этим событием последовали тихие разговоры родителей за закрытыми дверями. Кейти уже подумывала еще раз сбежать из дома, но вместо этого через три недели ее отвезли в Айдлуайлд. К этому моменту синяк у нее на щеке уже сошел, а колени зажили.

В комнате стояла тишина. Воздух был затхлым и прозрачным. Паук в углу перестал двигаться. Но Кейти это не обмануло.

Где-то слышалось дыхание. Тихий звук, который шел неизвестно откуда.

А затем вместе с дыханием пришли слова. Умоляющий тон.

– Впусти меня.

Ноги у Кейти одеревенели. Она изо всех сил старалась не описаться.

– Впусти меня.

Теперь голос звучал более ясно и шел со стороны окна.

– Пожалуйста, впусти меня. Я так замерзла. Пожалуйста.

– Нет, – сказала Кейти. Она заставила себя говорить громко. – Нет! Я тебя не впущу! Уходи!

– Пожалуйста, – умолял голос. – Я здесь умру.

Кейти трясло.

– Ты и так мертва! – Она смотрела в окно, но ничего в нем не видела. Обернувшись, она осмотрелась вокруг беспокойным взглядом. – Я тебя не впущу! Уходи, я серьезно!

– Впусти меня, – снова раздался стон, а затем прямо в ушах Кейти зазвучал голос, неотличимый от голоса ее матери. – Когда-нибудь ты попадешь в беду.

Кейти выдохнула. Она ждала, но голоса молчали. Но они обязательно вернутся. Она уже знала, что проведет здесь много времени.

Она подошла к парте, подняла ручку и постучала ею по столешнице, чтобы проверить, не прячутся ли под ней пауки. Затем вернулась на свое место у двери. Держа учебник в одной руке, а ручку в заледеневших пальцах в другой, она написала: «Я заперта в карцере вместе с Мэри Хэнд и не могу выйти».

Она подождала еще секунду и добавила: «Мэри все знает».

В оконное стекло что-то слабо скреблось. Кейти опустилась на пол и скрестила ноги под юбкой.