Текст книги "Книжная лавка"

Все наши одноклассницы и однокурсницы к тридцати годам обзавелись семьей и детьми, однако мы с Фридой не тяготились своим одиночеством. Раньше я хотела выйти замуж за Кевина, но теперь это казалось сущим пустяком. Мечтой молодой женщины, совсем еще девочки. Девочки, которой я уже не была.

С течением времени я начала понимать, что статус незамужней придает мне – и Фриде – какую-то изюминку, добавляет чуточку непредсказуемости, которой не хватает другим женщинам нашего возраста. Как в ювелирном магазине: необычное дизайнерское колье своими яркими камнями и неожиданными сочетаниями привлекает больше внимания, чем заурядная и скучная нитка жемчуга.

«Зачем нам мужчины? – спрашиваем мы с Фридой друг друга. – Зачем нам дети?» Мы усмехаемся, глядя на тех, кто бежит в семейной упряжке, и радуемся, что сами не попали в западню.

Мы мечтаем о совсем другой жизни.

День у нас с Фридой выдался нелегкий. Утром зашли всего два посетителя, каждый из которых купил по экземпляру нового романа Брэдбери, восходящей звезды наших книжных полок. Днем заглянули еще несколько человек – просто посмотреть. Пару раз нас спрашивали, не появилась ли книга Рэйчел Карсон «Безмолвная весна». Статьи Карсон об опасности использования пестицидов публиковались в «Нью-Йоркере», а в конце этого месяца выходит антология. Местные любители литературы с нетерпением ее ждут, но в магазине она появится не раньше последней недели сентября.

Весь день Фрида вела себя резко. Я заразилась ее настроением и заметила, что у меня дрожат руки, хотя сегодня я выпила всего две чашки кофе. Возможно, виной тому странный сон, мысли о котором не выходили у меня из головы с самого утра.

– Не могу больше здесь торчать, – заявляет Фрида где-то в половине пятого. – Хватит с меня на сегодня. Закроешь магазин?

Я киваю и провожаю ее взглядом. Выйдя на улицу, она со злостью прикуривает и сердито уходит.

– Прости, сестренка, – шепчу я ей вслед, – мне очень жаль, что все так неудачно складывается.

Я закрываю жалюзи на окнах, вытаскиваю из кассы скудную выручку, чтобы сложить ее в сейф, и вдруг вспоминаю.

Вспоминаю, где раньше слышала это имя. Ларс.

Примерно восемь лет назад. Незадолго до того, как мы с Фридой открыли магазин и я как раз начала называть себя Катариной. Тогда я с огромным интересом читала раздел личных объявлений в «Денвер пост». И в итоге решила отправить туда свое собственное – еще один смелый поступок наравне с новой работой, новым именем и желанием измениться.

Ларс был одним из мужчин, откликнувшихся на мое объявление. На самом деле – теперь-то я вспомнила! – Ларс был самым подходящим из них.

Отозвалось тогда человек двадцать, восемь или десять прошли предварительный отбор, и я дала им свой телефонный номер. С двумя-тремя потом сходила на свидания (всего по одному разу, но меня это не сильно огорчило). Так вот, из всех этих мужчин он был единственным, с которым у нас могли бы сложиться отношения.

Как и все остальные, Ларс написал письмо, чтобы немного рассказать о себе. Но в отличие от других записок, небрежно нацарапанных на клочке бумаги и без особых раздумий засунутых в конверт, его письмо содержало больше двух строчек. Сразу было понятно, что он уделил ему много сил и времени.

Я ничего не выкидываю. Дома у меня есть целая картотека, в которой хранится каждый памятный клочок бумаги. Письма, рецепты, планы поездок, журнальные статьи – все это есть в моей картотеке.

И поэтому я совсем не удивилась, когда, придя с работы, обнаружила в своем архиве папку с короткой пометкой «Ответившие на объявление». В эту папку сложены письма и клочки бумаги с именами и телефонными номерами. Там лежит и пожелтевшая от времени газетная вырезка с моим объявлением:

Одинокая женщина 30 лет, из Денвера. Оптимистка, верящая в себя, семью, друзей и собственные силы. Честная, прямолинейная, верная. Хочет познакомиться с веселым, неглупым джентльменом, имеющим широкие интересы (прогулки, музыка, книги). Он должен стремиться создать семью и надежный дом, но при этом любить приключения, путешествия и развлечения. Если это про вас, пишите.

Читая объявление, я невольно поражаюсь тому, что рассказала о себе миру. Надо же, как сильно я изменилась за прошедшие годы! Тогда я еще не выкинула из головы мысли о замужестве. С Кевином мы расстались несколько лет назад, но в 1954-м мне по-прежнему хотелось найти свою половинку, человека, с которым можно создать семью.

Сейчас у меня собственная книжная лавка, я наслаждаюсь независимой жизнью одинокой деловой женщины – но… Я с радостью начала совместное дело с Фридой. После полного провала на преподавательском поприще мне хотелось с головой уйти в книги и делать только то, что кажется важным мне самой.

Но я не ожидала, что все сложится именно так.

Перебрав остальные бумаги в папке, нахожу письмо Ларса.

Дорогая мисс!

Вы меня, конечно, не знаете. Многие наверняка скажут, что знакомства по объявлению – глупая затея и что проку от них не бывает. Я и сам склонен считать так же, потому что не знаю никого, кому бы повезло в этом деле. Но, прочитав ваше объявление (раз десять уже точно), я подумал, что мы во многом похожи, если судить по вашим словам.

Вы писали, что ищете веселого и неглупого человека. Расскажу о своих занятиях и интересах. Я люблю навещать племянника и племянницу и играть с ними на улице в футбол. Не волнуйтесь, мы играем мягким мячом и еще не разбили ни одного автомобильного стекла, а ребятам уже двенадцать и восемь лет, и они знают, как не попасть под машину. Еще я люблю мастерить разные штуки своими руками и дарить их кому-нибудь. Когда мои племянники были маленькими, я соорудил качели на заднем дворе дома сестры. Потом построил конуру для собаки моего друга, чтобы она не мерзла по ночам. Может, это не слишком веселые занятия, но так я могу порадовать других – и, глядя на них, радуюсь сам.

Вы упоминали путешествия. Я бы очень хотел повидать мир, но пока это только мечты. Еще подростком я переехал в США из Швеции вместе со своей семьей. Мне пришлось хорошо потрудиться, чтобы выбиться в люди в новой стране. Теперь жизнь стала немного проще, и я надеюсь, что в будущем смогу попутешествовать и по нашей стране, и за границей. Вы когда-нибудь были в Европе? Я ни разу не возвращался туда после переезда, но очень хотел бы съездить в компании человека, который сможет оценить всю красоту и богатство истории Старого Света.

Еще я люблю – об этом вы не писали в своем объявлении – американские виды спорта, особенно бейсбол. Может, вам он не очень нравится. Я надеюсь, что, когда мы познакомимся и узнаем друг друга получше, вы простите мне эту маленькую слабость. Говорят, бейсбол – это любимый досуг у американцев. Теперь я и сам американец и должен с этим согласиться.

Мне понравилось, что вы искренне написали о своем желании создать семью. Многие дамы боятся говорить об этом, чтобы не отпугнуть потенциальных кавалеров. Наверное, у них есть свои причины, потому что очень многие мужчины (особенно после определенного возраста) совсем не думают о детях или резко возражают против этой затеи. Я не такой. Я всегда хотел семью и надеюсь, что еще не слишком поздно! (Мне всего 34, так что время пока есть.)

Теперь вы понимаете, почему я заинтересовался вашим объявлением. Надеюсь получить от вас ответ. Было бы здорово познакомиться.

Искренне ваш,

Ларс.

Перечитываю письмо еще раз и долго смотрю на номер телефона, указанный в постскриптуме. Затем перечитываю снова. И снова. Да уж, не Шекспир. Но я понимаю, почему мне захотелось ему ответить. У нас с Ларсом явно было что-то общее, даже судя по этим нескольким строчкам.

Позже, нарезая овощи к ужину, я позвонила Фриде. Она, наверное, все еще была не в духе, но мне не терпелось с ней поговорить. «Может, она немного проветрилась во время прогулки», – думаю я, набирая номер.

Фрида отвечает после третьего гудка, ее голос звучит дружелюбно:

– Уже соскучилась? Мы не виделись целых два часа!

Я смеюсь:

– Конечно, соскучилась! Но звоню не поэтому. – Я без лишних церемоний задаю волнующий меня вопрос: – Помнишь парня по имени Ларс? Из личных объявлений?

Она молчит, и я переспрашиваю.

– Погоди, думаю. Твой или мой? – уточняет Фрида.

Опубликовав в газете объявление и получив несколько ответов, я поняла, что далеко не всех откликнувшихся можно рассматривать в качестве кавалеров. «Я просто душка. Пазвани мне», – гласило одно весьма красноречивое письмо. К сожалению, такие письма были не редкость.

Некоторые из претендентов умели связно выражаться, но не вызывали особого интереса. По разным причинам: слишком высокий, слишком болтливый, слишком самоуверенный.

Однажды вечером Фрида заглянула ко мне в гости, и мы вместе перебрали все письма. Мы разделили их на три стопки: «Китти», «Фрида» и «На выброс». В стопку «Китти» пошли заинтриговавшие меня письма. «В конце концов, это мое объявление, так что первой выбираю я», – заявила я Фриде. В стопке Фриды оказались те письма, которые показались мне скучными. Из них Фрида выбрала несколько кандидатов для встречи.

– Почему бы и нет? Иначе они все отправятся вон туда. – Она махнула рукой в сторону стопки «На выброс».

Как ни забавно, с этими письмами Фриде повезло куда больше, чем мне. Она не раз ходила на свидания и даже несколько месяцев подряд встречалась с мужчиной, откликнувшимся на мое объявление. Я думала, что у них все получится, но судьба решила иначе. Сообщая мне о расставании, Фрида легкомысленно пожала плечами:

– Я слишком хороша для него. Он меня не ценил. Зато ты ценишь, Китти.

Наверное, можно подумать, что женщина с таким именем – Фрида – будет рыжей, кудрявой и самовлюбленной, как Фрида из комиксов «Мелочь пузатая». У Фриды, конечно, бывают минутки самолюбования, как и у всех нас, но она совершенно не похожа на героиню детских историй. Она почти полная моя противоположность: высокая брюнетка с длинными прямыми волосами, сильная и ловкая. В старших классах она играла в софтбол и занималась плаванием, да и сейчас Фрида несколько раз в неделю ходит в бассейн Денверского университета. Она легко заводит разговор с кем угодно, начиная с молоденьких кассирш в кинотеатре «Вог» и заканчивая прохожими, которые случайно забредают в нашу лавку, чтобы спросить дорогу в противоположный конец города. Владельцы окрестных магазинов называют Фриду «обаяшкой», а меня – «книжным червем».

– Ларса выбрала я. Знаю, моих ты не очень хорошо помнишь.

Она смеется:

– Да я с трудом помню, что случилось на прошлой неделе. А ты хочешь, чтобы я вспомнила парня, с которым ты ходила на свидание восемь лет назад?

Я вытаскиваю из холодильника морковку и принимаюсь ее чистить:

– Ну, я просто подумала…

– С чего это вдруг? Ты где-то на него наткнулась?

– Вроде того. – Но я ничего не рассказываю, слишком нелепо звучит эта история.

– Снова подала объявление в газету?

– Да нет, что ты! – Нарезаю морковку мелкими кружочками. – Слушай, мне ужин надо готовить. Давай, пока, до завтра!

Я кладу трубку и опять перечитываю письмо Ларса и свое объявление. Снова и снова, по кругу.

А потом вспоминаю еще кое-что. Мы с ним разговаривали. Мы говорили по телефону.

Всего один раз. Я позвонила ему, потому что это был разумный шаг в такой ситуации, – во всяком случае, по словам Фриды.

– Хлопот меньше будет. Если попадется какой-нибудь псих, он не узнает твой номер и не сможет перезвонить, – рассуждала Фрида.

В тот же вечер, перечитав письмо Ларса несколько раз, я взяла трубку, поглубже вдохнула и набрала указанный в письме номер. Ларс ответил сразу.

– Это… Катарина, – представилась я, примеряя новое имя, свежее и звонкое, как мятный леденец. – Вы ответили на мое объявление в газете.

– Катарина. – В его устах имя прозвучало как волшебная диковинка. – Я сразу понял, что это вы.

Такое заявление меня слегка насторожило. Я переспросила:

– Как вы догадались?

– Просто почувствовал. – Он рассмеялся. У него был приятный смех.

Я убавила радио, чтобы лучше его слышать. Теперь я вспомнила: как раз тогда песня Розмари Клуни занимала первые места в хит-парадах.

Она играла по радио в тот вечер. Когда мы разговаривали.

Вот уж точно, «сама не своя от любви».

Ларс спросил, как прошел мой день и чем я занималась на работе.

– У меня сейчас переходный период. – Я рассказала ему о нашей книжной лавке, которая должна была открыться через пару недель.

– Это же просто замечательно, Катарина! Внушает уважение.

«Внушает уважение». За всю мою жизнь никто мне такого не говорил. Умная – да. Милая, приветливая – да. Но чтобы я внушала кому-то уважение? Нет, это не про меня, я на такое даже не претендую.

– Я тоже хочу открыть свое дело, – сказал Ларс. – Но оно не такое интересное, как у вас. Просто архитектурное бюро.

Я рассмеялась:

– Очень даже интересное. А почему вы решили этим заняться?

– Я много лет увлекаюсь архитектурой. Всегда любил строить и мастерить. Когда мы жили в Швеции, отец работал плотником, и я ему часто помогал. В маленьком городке ты все делаешь от начала и до конца – сам себе и строитель, и архитектор. Здесь, после смерти родителей, я перебивался разными подработками. Накопил денег, поступил в Денверский университет. Я уже тогда знал, что хочу стать архитектором. Закончил учебу поздно – в сорок четвертом. Мне было двадцать четыре, почти старик. Получил должность в маленьком городском бюро, а дальше все сложилось само по себе.

– В сорок четвертом. – Я задумалась на мгновенье. – Вы не воевали?

Все, кого я знала – и Кевин, и мои однокурсники, и одноклассники, и соседи, – в сорок четвертом году все они были на фронте.

Он ничего не ответил. Я осторожно спросила:

– Ларс? Вы еще тут?

– Меня не взяли в армию. Сказали, что не годен.

– Почему?

Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул.

– У меня больное сердце, аритмия, – сказал Ларс и тут же торопливо добавил: – Ничего серьезного, просто… просто сердце бьется неровно. – Слабое сердце, вот и все.

Я не отвечала. Думала об отце – самом яром патриоте из всех, кого я знала. Во время войны, когда рабочие с завода устроили забастовку, он не согласился стоять в пикете и вернулся в цех вместе со штрейкбрехерами. На заводе тогда прекратили выпускать бытовые счетчики и собирали военные электроприборы. Отец говорил, что помогать нашим солдатам – куда важнее, чем получить пару лишних центов. Что он подумает, если я начну встречаться с человеком, который всю войну просидел в тылу? Даже представить страшно.

– Катарина?

– Да?

– Вас смутило, что я не воевал?

Я немного помолчала, потом ответила:

– Ну, вряд ли вы могли с этим что-то поделать. – Я рассмеялась. – Лучше расскажите о своей работе.

– Я беру коммерческие заказы. Офисные здания и тому подобное. Не так престижно, как строительство частных домов, зато большой спрос. Сейчас многие дома строят по одной и той же схеме, будто под копирку. Я хочу когда-нибудь спроектировать свой дом, единственный и неповторимый. – Он мечтательно вздохнул, а потом начал рассказывать о планах на собственное архитектурное бюро: – Я знаю не меньше, чем мои начальники. Единственная разница между нами – табличка с должностью на двери кабинета и жалованье.

– Удачи вам, – искренне сказала я. Меня восхищало такое стремление открыть свое дело. Мы с Фридой успели на собственном опыте понять, как это нелегко – отправиться в одиночное плавание.

Мы проговорили больше часа. В конце концов я сказала, что уже поздно.

– Приятно было пообщаться, – сказал Ларс. – Надеюсь, мы еще с вами поговорим, Катарина.

Поколебавшись мгновение, я предложила:

– А может, просто встретимся? Зачем напрасно болтать по телефону? Лучше увидеться и проверить, что из этого выйдет.

– Думаете? – удивился он моему предложению.

– Конечно.

– Тогда давайте назначим свидание!

Мы договорились встретиться за чашкой кофе пару дней спустя.

– Хорошо, – сказал Ларс, когда мы выбрали время и место, – наверное, пора прощаться.

– Наверное.

– Катарина…

Я ответила не сразу:

– Да?

– Ничего… Я просто… Я просто очень хочу с вами встретиться.

– Я тоже.

Он помолчал. Я слышала его дыхание – прерывистое, слегка учащенное.

– Вы хотели что-то спросить?

– Нет… Нет, ничего, – медленно ответил он. – Доброй ночи.

– Доброй ночи.

Мы повесили трубки.

Я держу в руках письма, бумаги и папку. Сижу у стола и смотрю на улицу, поджав губы. В груди у меня все закипает.

Потому что на этом все закончилось.

Он так и не пришел на свидание.

Глава 3

Разумеется, все это глупости, такое случается постоянно. Знакомство по объявлению в газете – не самый надежный способ найти свою половину. Вокруг полным-полно мужчин со странностями, я узнала это на собственном опыте: прочитаешь письмо, поговоришь по телефону – и вроде бы все в порядке. А как только окажешься с ним в одной комнате, сразу понимаешь: что-то не так. Может, во всем виновато дурное воспитание. Или у него уже кто-то есть. Или он не хочет отношений, а просто доказывает своей маме, сестре и всему свету, что стремится создать семью. На самом деле в глубине души этот мужчина мечтает, чтобы его оставили в покое, а о постоянной спутнице – или, упаси боже, жене – ему и подумать страшно.

Поэтому я расстроилась, но совсем не удивилась, когда восемь лет назад Ларс так и не появился на пороге кафе. Я сидела в гордом одиночестве, пила кофе и ждала. Пятнадцать минут, двадцать минут, тридцать пять. Наблюдала за прохожими сквозь витрину. Мимо прогуливались влюбленные парочки, пожилые старушки с маленькими собачками на украшенных стразами поводках, мамаши, катившие коляски с пухлыми младенцами. Я стала придумывать разные объяснения. Может, Ларс сидел в машине на другой стороне улицы и, притаившись, наблюдал за мной. Наверное, он судил исключительно по внешности – но тут все не так уж и плохо, с досадой думала я (перед нашей встречей я побывала у парикмахера и дольше обычного крутилась у зеркала с помадой). Мог бы потратить на меня хоть часок!

Наконец, выпив еще две чашки, я решительно встала из-за стола. Взяла плащ и вышла на улицу с гордо поднятой головой, широко улыбаясь всем встречным. Если бы Ларс на самом деле наблюдал за мной в ту минуту, он бы сразу понял, что его поступок нисколько меня не задел.

После ужина я провожу целый час в спальне, отдирая малярную ленту с оконных рам и плинтусов. Собираю с пола газеты, вешаю занавески и жалюзи, раздумываю, не перетащить ли самой всю мебель, но в итоге решаю, что не стоит. Вместо этого я забираюсь в кровать и мгновенно проваливаюсь в крепкий и поначалу ничем не примечательный сон.

И вдруг я снова оказываюсь там. В спальне с зелеными обоями. Из-за штор пробивается серый утренний свет, сквозь стеклянные двери видно, как в воздухе кружатся снежинки. Интересно, здесь всегда идет снег?

Ларс лежит совсем рядом. Его рука уверенно покоится у меня на талии, теплое дыхание касается моей шеи.

Осторожно поворачиваюсь, чтобы заглянуть ему в лицо. «Кто ты? – спрашиваю его мысленно, боясь разбудить. – Что я здесь делаю?»

Будто услышав мой вопрос, Ларс открывает удивительные синие глаза.

– Доброе утро, милая!

Он разворачивает меня к себе и целует. Я мгновенно узнаю это теплое прикосновение, будто каждое утро начинается с поцелуя уже много лет подряд.

– Доброе утро, – бормочу в ответ. Мне хорошо, и я не хочу, чтобы сон заканчивался.

Прижимаюсь к нему и чувствую, как в бедро упирается твердая выпуклость. Я замираю, но тут же напоминаю себе: это сон, а во сне можно говорить и делать что угодно.

– Который час? У нас есть время… мы успеем?.. – Я заикаюсь и путаюсь в словах даже здесь, в вымышленном мире.

– Успеем, но только быстро. – Он улыбается. – Люблю субботы.

Мы начинаем страстно и торопливо заниматься любовью, стараясь не шуметь, – как все супружеские пары, которым удается выкроить несколько свободных минут ранним утром. Приходится спешить, пока не проснулись дети.

Он бережно прикасается ко мне умелыми, чуткими руками. Расстегивает две верхние пуговицы ночной сорочки, прижимается губами к соскам. Я выгибаюсь ему навстречу, тихонько постанывая. Оказывается, я успела забыть, каким ярким бывает удовольствие.

Он полностью входит в меня, и я начинаю двигать бедрами, сначала медленно, а потом все быстрее, постепенно привыкая к ощущению внутри. Оргазм наступает резко и накрывает с головой – самый сильный из всех, что я испытывала за всю жизнь. Он оглушает меня, прокатываясь волной по всему телу. Я вскрикиваю и тут же прикусываю губу, испугавшись, что крик прозвучал слишком громко.

Ларс продолжает двигаться, дыхание ускоряется, и лихорадочный стук его сердца эхом отдается в моей груди. А потом он резко сбавляет темп и почти совсем останавливается.

– Что случилось? – встревоженно спрашиваю я. – Все хорошо?

Он слегка ускоряется, но даже теперь толчки не такие быстрые, как в самом начале.

– Все нормально, – отвечает он, – мне просто нужно было… успокоиться…

Я молчу и двигаюсь вместе с ним, пытаясь поймать новый ритм.

Кончив, он отодвигается, натягивает пижамные штаны и ложится рядом. Я спускаю подол сорочки на бедра и сворачиваюсь под боком у Ларса, положив руку ему на грудь.

Его сердце судорожно бьется у меня под ладонью.

– Ты как? – снова спрашиваю я.

– Нормально. – Он улыбается и смотрит мне в лицо. – Ты же знаешь, мне иногда нужно немного успокоиться… так легче…

– Легче? В каком смысле?

Ларс похлопывает себя по груди, задевая теплыми пальцами мою руку.

– Сердцу легче.

Притягивает меня поближе и шепчет:

– Ты же знаешь, родная.

Несколько мгновений мы оба молчим. Я внимательно наблюдаю за Ларсом, пока его дыхание успокаивается.

– Мне было хорошо, – говорю я, – так… приятно.

Тут же морщусь от своих слов. Ларс, наверное, подумает, что я не в своем уме.

– Ты так бурно отвечала, будто мы сто лет этим не занимались. Хотя прошло всего несколько дней…

Он задумчиво смотрит на меня. «Ох, если бы ты знал», – думаю я. А сама говорю:

– Ну, иногда мне очень не хватает близости.

Кто-то неуверенно стучит в приоткрытую дверь. Раздается тихий голосок:

– Я постучал. Как вы говорили. Я вспомнил и постучал.

Ларс улыбается:

– Заходи, приятель.

Дверь открывается полностью, и в комнату проскальзывает взъерошенный Митч, подходит к кровати и останавливается рядом со мной.

– Уже семь утра, – сообщает он.

– Ну да.

Ларс бросает взгляд на будильник, стоящий на тумбочке.

– Я подождал, как вы меня просили.

– Молодец, – говорю я.

Не знаю, можно ли – я здесь чужая и не знаю правил, принятых в этом доме, – но мне нестерпимо хочется прижать малыша к себе. Отбрасываю одеяло и похлопываю рукой по кровати. Митч радостно забирается к нам, закутывает ноги покрывалом и обвивает руками мою шею.

– Ты уже сходил на горшок? – спрашиваю и сама себе поражаюсь: как такой вопрос вообще мог прийти мне в голову?

Митч кивает.

– Ты один проснулся? – уточняет Ларс, и Митч кивает снова. Ларс поднимается с постели. – Принеси книжку, малыш, мама тебе почитает. Да?

– Конечно, почитаю.

Я приподнимаюсь и поправляю подушки. Ларс целует меня:

– Тогда я приготовлю завтрак.

За окнами уютной спальни медленно падает снег, а я сижу на кровати с самым очаровательным малышом на всем белом свете и читаю ему книжку про разные виды транспорта.

Кажется, Митч просто без ума от машин. Любых. Самолеты, поезда, антикварные автомобили, океанские лайнеры.

– Когда я вырасту, я стану капитаном большого корабля, – гордо заявляет он. – Я буду плавать по всему миру, а вы будете путешествовать вместе со мной. В каютах первого класса.

Я улыбаюсь и обнимаю его еще крепче.

Мы изучаем историю железнодорожного транспорта. Вы знали, что первый паровой двигатель был построен в 1804 году англичанином Ричардом Тревитиком? Я вот не знала. Потом нас прерывают: дверь открывается снова, и в комнату входит Мисси.

– Папочка сказал, что завтрак почти готов, – сообщает она. Мисси кружится на месте, демонстрируя нам нарядную ночную сорочку. На груди у нее красуется аппликация – принцесса в желтом платье.

Девочка тянется ко мне за поцелуем. Послушно чмокаю подставленную щеку и спрашиваю:

– Как тебе спалось в новой сорочке?

Господи, откуда я это знаю?!

Мисси широко улыбается:

– Сладко-сладко! Она такая уютная! Я проснулась ночью, а принцесса была со мной, прямо на животике, и я тут же опять заснула. – Мисси порывисто обнимает меня: – Спасибо, мамочка. Ты самая лучшая швейка на свете!

– Швея, – поправляю я.

Вот только швея из меня никудышная. Последний раз я шила в школе на уроках труда, а это было больше двадцати лет назад. С тех пор мне приходилось иметь дело только с оторванными пуговицами. Но в этой жизни я, кажется, сама сшила детскую ночную сорочку (или по крайней мере закрепила на ней аппликацию). Интересно, где я этому научилась?

– Давайте-ка, бегите к папе, – говорю я детям. – Скажите, я скоро приду.

Прежде чем выйти из спальни, я внимательно осматриваюсь.

Мне в глаза сразу бросается большой свадебный портрет, висящий на стене. За окном снегопад, в комнате темно, и фотографию видно плохо. Снимок черно-белый: не раскрашенный вручную, как некоторые старые фотографии, и не снятый на цветную пленку, которая так популярна в наши дни, а простой черно-белый кадр с нечетким фокусом, будто фотограф хотел смягчить все очертания. Мне на этой фотографии лет тридцать, Ларс выглядит моложе, чем сейчас, – чуть гуще волосы на макушке, чуть меньше заметен живот. На мне простое приталенное платье с короткими кружевными рукавами и юбкой средней длины. Ларс стоит немного позади и бережно обнимает меня за талию. В руках я держу букет из светлых роз – наверное, желтых или розовых – и мелких цветов гипсофилы. Невозможно понять, где мы находимся. Скорее всего, мы позировали на каком-то безликом фоне, который позволяет сделать акцент на фигурах жениха и невесты, но ничего не говорит о месте съемки.

Рядом со свадебным портретом висит еще одна черно-белая фотография – парижской улицы. Я никогда не была в этом городе – всегда хотела, но ни разу не уезжала так далеко от дома. Если вы не житель какой-нибудь сибирской глуши, вы сразу узнаете Париж по фотографии. Здесь, как и на многих других парижских снимках, на заднем плане видны кафе, станция метро и узкие улочки. К кованой решетке прислонен велосипед, на котором стоит большая плетеная корзина с цветами. По улице прогуливаются нарядно одетые мужчины и женщины, и вид у них такой, будто впереди их ждет что-то удивительное и прекрасное.

Интересно, мы провели там медовый месяц?

Я поворачиваюсь к длинному узкому комоду. Украдкой выдвигаю один ящик за другим. Они все забиты одеждой, но это не мои вещи. С возрастом мой вкус становился все более эклектичным и – какое бы слово тут подобрать?.. «Беспорядочным», – радостно подсказывает мне внутренний голос с интонациями Фриды. Я люблю яркие блузы, шарфы и украшения. С удовольствием ношу юбки и брюки, хотя порой покупатели, не говоря уже о родителях, смотрят на меня с неодобрением. «На дворе 1962 год, – заявляю я родне (конечно, я никогда не скажу такого покупателям). – Женщины меняются. Мир меняется».

Но в этом 1962-м (если, конечно, во сне тоже 1962 год) вкусы у меня остались консервативными. В ящиках лежат тонкие кашемировые свитера серого и винного цвета. Я приподнимаю ряды тщательно свернутых чулок, проверяя, что спрятано внизу. Ничего броского и необычного в комоде нет, но, кажется, я трачу на подбор одежды много времени, не говоря уже о деньгах. Все вещи хорошего качества, бережно разложены по местам. Открыв дверцы гардероба, я обнаруживаю там такой же педантичный порядок. Ряды платьев, блузок и юбок, развешанных по цвету и степени официальности.

Я вспоминаю маленький платяной шкаф в моей квартире на Вашингтон-стрит, в котором платья, юбки и брюки распиханы как попало. Каждое утро я провожу раскопки в поисках нужного наряда, отбрасывая в сторону все лишнее и оставляя на кровати разноцветную гору вещей. Вечером, вернувшись домой после работы, я часто нахожу в гнезде из помятой одежды громко мурлычущего Аслана.

Однако во сне мой гардероб выглядит так, будто в нем все всегда висит на своих местах. В этом просторном шкафу с аккуратными рядами одежды можно легко и быстро подобрать удачное сочетание на любой случай.

Я надеваю синий халат – мягкий и уютный (помню его еще по первому сну), хоть и слишком блеклый, на мой вкус. Завязав пояс, осторожно приоткрываю дверь спальни.

Насколько я могу судить, в доме всего два этажа. Здание современное, явно построено после войны или даже в последние десять лет. Наша с Ларсом спальня (как же странно это звучит!) на первом этаже, и в ванную можно попасть только через саму комнату. В современных домах часто встречается такая планировка – хозяйская спальня со смежной ванной. En suite, как говорят французы. Раздвижные стеклянные двери, расположенные за кроватью, ведут на террасу и задний двор. Я выглядываю из комнаты: слева от меня коридор, в конце которого видна приоткрытая дверь; похоже, за ней находится рабочий кабинет. Справа – гостиная и парадный вход. Стены бледно-золотистого цвета, а входная дверь выкрашена в ярко-голубой. Ну, наконец-то хоть что-то яркое! По крайней мере, мой вкус проявился при выборе цветов для интерьера.

Откуда-то – явно из кухни – раздаются голоса Ларса и детей. Я помню, что детские спальни расположены на втором этаже и к ним ведет лестница от входной двери. Еще один лестничный пролет ведет вниз, к прачечной, или игровой комнате, или к обеим сразу.

Вместо того чтобы направиться на кухню, откуда доносятся голоса моих родных, я проскальзываю налево по коридору. На стенах висят фотографии. Почти все – портреты, кроме первого снимка, который виден через дверной проем спальни. Тот горный пейзаж по-прежнему вызывает у меня недоумение. Я останавливаюсь и разглядываю его несколько секунд, но мне так и не удается определить, что это за место.

Тут я понимаю, что расположение фотографий тщательно продумано. На других снимках дети, родня, семейные праздники, а для этого пейзажа место выбрано специально. Его прекрасно видно из спальни; даже не так – не из спальни, а прямо с кровати. Дети, бабушки и дедушки остаются вне поля зрения.

«Отличный ход», – поздравляю я себя. Правда, неизвестно, я ли его придумала.

Рассматриваю портреты. К своему удивлению, не нахожу среди них Митча и Мисси. Там только старые снимки. Наверное, прадеды и прабабки Ларса.

А потом я останавливаюсь и резко втягиваю воздух.

Посреди коридора висит хорошо знакомая мне фотография. Я не помню тот день, когда она была сделана (еще бы, мне на снимке около шести месяцев), хотя нахожусь в самом центре кадра. Светлые волосы обрамляют мое круглое лицо мягкими волнами; мама всегда говорила, что в детстве у меня были совершенно удивительные локоны. Неуправляемыми кудряшками они стали, только когда я пошла в школу.