Текст книги "Gothic Love. История о признающих только черный цвет"

Глава VI. Шабрири

Утром, когда Рома проснулся, Шабрири уже сидела за столом и пила кофе. Солнце словно выкрадывало ее из всеобщего мрака купе и освещало. У нее была прямая спина, словно даже сейчас, когда ее никто не видит, она не давала себе расслабиться и всегда помнила про осанку. На ней была рубашка с высоким воротником на манер XIX века, посередине которого красовалась брошь с профилем некой дамы с высокой прической. Обрамление броши было из серебра, и этот аксессуар словно кричал о принадлежности Шабрири к готической субкультуре.

Все, что произошло вчера вечером, Роме казалось теперь в корне неправильным, но вспомнив, что далеко не по своей воле он уехал из родного города – успокоился. Что-то до боли приятное всплыло в его памяти, когда он посмотрел на девушку, и это «что-то» было теми моментами, когда Шабрири клала голову Роме на плечо. Так они ехали половину пути, слушая в наушниках готическую музыку. О чем жалел Рома, так это о том, что забыл ноутбук, с которым так сроднился за последнее время и который остался «point of no return» в его сознании, «точкой невозврата».

С головой Шабрири на своем плече, Рома не заметил, как уснул. Но теперь он точно знал, что одна из игравших песен в плеере, а именно, «В твоих руках», навсегда останется в его памяти:

 
В моем теле давно нет жизни,
Но лишь с тобой чувствую себя живой.
Ты преодолел океаны времени,
Чтобы найти меня.
 
 
Подари мне вечную любовь,
Испей мою кровь,
Разбив зеркало жизни,
Уведи из смертного мира.
Все мое тело и душа
Навеки в твоих руках.55
  Текст песни «В твоих руках» российской симфоник-метал-группы
  Luna Aeterna


[Закрыть]
 

– Я смотрю, ты проснулся, – сказала девушка, даже не смотря в сторону Ромы.

– Доброе утро, – сказал Рома и сел за стол. Шабрири лишь посмотрела на него, подняв одну бровь, но так ничего и не сказала.

– Пойду умоюсь, а то видок у меня еще тот, – сообщил Рома, уходя в коридор покачивающегося вагона.

На что Шабрири тоже только лишь кивнула. Но когда он вернулся обратно, она заговорила первая.

– Уже скоро прибудем. Есть планы, что будешь делать дальше?

– Для начала позвоню брату, поживу какое-то время у него, – с ходу ответил парень.

– Позвони лучше сейчас. Хочу знать, что, когда мы простимся, ты не останешься на улице.

– Зачем? То есть, думаешь я окажусь в углу для брата? Оставит меня на улице? Да даже если ему самому негде будет жить, для меня он место найдет. Он у меня такой.

Шабрири снова вскинула брови и, прищурив глаза, снова смотрела в окно, допивая кофе.

Вокзал встретил их шумом, суетой, мимо них то и дело проносились бегущие по платформе пассажиры, носильщики чемоданов. Такое количество людей с утра, несомненно, удивило Рому, как если бы весь его город собрался утром уезжать и прибыл бы на станцию. Они прошли через здание вокзала с высокими потолками, палатками и залом ожидания, а затем вышли на улицу.

– Добро пожаловать в Москву, – сказала Шабрири и посмотрела на Рому.

Тот кивнул. Площадь перед вокзалом была большая, на дорогах автомобили стояли в извечных московских пробках, парковщики неспешно то и дело поднимали шлагбаум для пропуска такси.

– Точно помощь не нужна? Город большой, смотри, потеряешься еще? – и слегка улыбнулась.

– Нет, спасибо, знаешь… – но Рома замолчал. Он даже не ожидал, что придется прощаться вот так: не знал, что сказать, попросить номер или узнать, где она живет.

– Да?

– Я тогда как устроюсь, обязательно найду тебя, – сказал Рома, и они обнялись на прощание.

– Как знаешь, – улыбнулась Шабрири и пошла к переходу, а Рома так и остался стоять, смотря на ее удалявшуюся фигурку в черном плаще. От ветра ее волосы развевались, и она была такой необычной и выделяющейся на фоне всех людей, которые проходили мимо нее, что некоторые даже оборачивались ей вслед.

Рома вздохнул, посмотрел на серое небо, откуда пошел снег, а затем достал телефон. Он набрал телефон брата и приложил его к уху. После череды гудков Женя наконец-то взял трубку.

– Жень, привет, – сказал Рома, но на том конце провода ничего не ответили и положили трубку. Он набрал еще раз, но брат скинул его вызов. Тогда Рома набрал сообщение:

«Женя, я в Москве на вокзале. Скажи адрес, как приеду – все объясню», но ни через пять, ни через десять минут Рома так и не получил никакого ответа. Тогда он набрал номер еще раз, но раздражающий голос девушки автоответчика, объявил, что телефон абонента недоступен.

– Да что же это такое? Как же так? Он же сам меня звал? Ну, да, согласен, приехал неожиданно, но неужели он так сильно занят, что не может ответить?

– А я тебя предупреждал, – вторил ему внутренний голос.

– Снова ты?

– А кто же еще? Я предупреждал, что так оно и будет, что ты никому не будешь нужен, разве нет? Ну, скажи, что я был не прав.

– Да подожди ты. С чего ты взял, что все так? Может, он занят на работе, но все-таки это Женя, и вряд ли он оставит меня на улице.

– Уже оставил. Посмотри: ты ушел из любящего тебя дома и приехал непонятно зачем сюда, а теперь стоишь на вокзале и не знаешь, куда тебе идти.

– У меня есть деньги, на первое время хватит.

– Ну и сколько у тебя денег? – спросил голос, и Рома тут же полез в карман смотреть, сколько у него осталось денег после покупки билетов. Со всей мелочью, что была раскидана по карманам, набралось две с половиной тысячи.

– И ты думаешь, это деньги? – не унимался голос.

– А что это? Сейчас сниму себе номер в отеле, какое-то время поживу там, пока не разыщу Женю.

– Ты думаешь, отыщешь его в течение суток? – удивился голос.

– Почему суток? Ну за месяц-то я найду его.

– Да потому, что этих денег тебе хватит разве что на сутки проживания в Москве.

– Так у меня же не двадцать пять рублей, а две с половиной тысячи.

– Так я тебе про что?

– У меня у бабушки пенсия десять тысяч рублей, хочешь сказать, она в Москве прожила бы четыре дня? Ой, не смеши!

– Рома, взгляни хотя бы вот на тот стенд. Видишь? Это карта метро. А теперь – так, на всякий случай – представь размах города?

Рома подошел к стенду, что стоял неподалеку. Посмотрел на карту Москвы и план метрополитена. Конечно, он не ожидал увидеть столь огромного города. В груди предательски назревали нотки паники. Он снова достал телефон и набрал еще раз номер брата, но, как и раньше, не было никакого результата. Оглядевшись, он старался увидеть какой-то знак. Кругом сновали люди, нередко задевая его плечами и локтями. Затем к нему подошли полицейские.

– Здравия желаю! Сержант Шилов, Ваши документы, – сказал один из них; остальные окружили его.

– А в чем дело? – спросил Рома, доставая паспорт.

– Проверка документов, – привычно и нехотя ответил полицейский. Он раскрыл полученный паспорт полистал его. – Что в сумке? – не отрываясь от паспорта, спросил тот.

– Личные вещи, – сказал Рома, не понимая к чему идет весь этот разговор.

– Запрещенные вещи имеются?

– Нет, – удивленно ответил Рома. – А в Москву с какой целью приехали?

– К брату, – сказал Рома.

– Адрес хоть знаешь? – спросил другой.

– Да, он у меня записан.

– Впервые в Москве?

– Нет, – соврал Рома, чувствуя, что от его ответов может зависеть, окажется он в обезьяннике или нет.

– Сумку Вашу к осмотру, пожалуйста, – сказал первый, вручая Роме паспорт и указывая на парапет подземного перехода.

Они досмотрели его вещи, вываливая их на мокрый парапет, а потом, не найдя ничего из запрещенных предметов, вручили паспорт.

– Всего доброго, – сказал полицейский, и пошли дальше.

«И прутся в Москву, как будто медом намазано», – услышал он, как сказал второй. «Фанаты. У них матч на „Локомотиве“ сегодня, наших в оцепление с утра на разводе назначали. Молодняк отправили», – ответил ему первый.

– Браво, Рома! – сказал ему внутренний голос.

– Да знаю я, знаю, – перебил его Рома.

Собрав вещи в сумку и испытывая теперь уже сильное переживание, он вернулся к стойке с картой, но что хотел там увидеть – не знал. Да и полиция бродила всюду, и Роме начало казаться, что вот-вот к нему снова подойдут, и в этот раз точно задержат.

– Пошли, – сказал кто-то позади него. Этот голос был ему хорошо знаком. Не останавливаясь, Шабрири прошла мимо. Рома даже выдохнул, в душе возликовал и пошел следом. На светофоре он догнал ее и, поравнявшись, спросил:

– Ты же ушла?

– Нет, – сказала девушка.

– Но я же видел. Хотя ладно.

– А если бы ушла?

– Мне кажется, ты знала, что так получится.

– Ну, по крайней мере, догадывалась. Первое, ты не взял моего номера телефона. Второе, брат, как я поняла, трубку не берет?

– Да. Я не знаю почему. Он сам приглашал меня…

– И такое бывает, – они перешли через дорогу и пошли по широкому проспекту. Немного отойдя от вокзала, Шабрири поймала такси и назвала адрес. Они не спеша ехали по центру, порой вставая в долгие пробки, но по мере того, как они отъезжали от центра, движение становилось все лучше. Затем они свернули куда-то во двор, немного петляли там и, наконец, остановились. Роме поездка понравилась, город и правда оказался большим и красивым.

– Поживешь пока у нас, – сказала девушка, выходя из машины.

– Даже так? – удивился Рома, хотя в дороге он надеялся, что, возможно, Шабрири разрешит ему пожить у нее какое-то время. Вот только последнее «у нас» его смутило.

– Не против? – спросила девушка, видя растерянность на лице парня.

– Ты живешь не одна? – спросил Рома в надежде, что она сейчас скажет: «Да, я живу с родителями (котом, собакой, пауком)».

– Да, я живу с молодым человеком, – сказала девушка.

Рома не знал, что ответить. Он растерялся и не знал, уместно ли это будет, прийти вот так, когда тебя не ждали. Еще один немаловажный пункт, который расстроил Рому, был тем, что сердце у девушки занято.

– Послушай, Рейм, – начала она. – Я правда хочу тебе помочь, и поняла я это, когда увидела тебя там, на автовокзале, спящего и такого растерянного. Мне захотелось помочь тебе, сделать что-то для тебя. Я чувствую в тебе родственную душу, хоть внешне ты еще далек от людей моего окружения, но думаю, за этим вопрос не станет. Мне просто очень важно, чтобы у тебя все было хорошо.

– Но я думал ты… мы…

– Рейм, извини, пожалуйста, если позволила думать тебе о «нас», я же не сказала, что дома меня никто не ждет? – и с этими словами Шабрири достала сумку из багажника и пошла к подъезду.

– Вот как, брат, бывает, – сказал водитель, закрывая багажник и, покачивая головой, посмотрел на Рому.

– Угу, – вздохнул Рома и пошел за Шабрири следом.

Девушка отперла черную дверь в квартиру ключом и, повернув ручку, легонько толкнула.

– Проходи, – сказала она, и Рома, кивнув, вошел.

В прихожей было мрачно. По правую сторону находилась вешалка, и, повесив куртку, Рома подумал, что бабушка может им гордиться. Напротив висело зеркало, к нему тут же подошла Шабрири и поправила волосы.

– Ну что, вот мы и дома, – сказала девушка и посмотрела на Рому. – Пойдем, покажу тебе твою комнату.

Сразу за поворотом была дверь. Перед тем как открыть ее, Шабрири взяла за ручку и закусила губу.

– Это не совсем жилая комната…

– Надеюсь, там не операционная в домашних условиях? На все остальное я согласен.

– Хм, почти угадал! В свое время Герман занимался татуировками, это был его кабинет.

– А теперь?

– Ладно, не буду томить, – и девушка толкнула дверь.

Это была пустая белая комната с красивым диванчиком посередине и столом с ноутбуком в одном из углов помещения.

– Психиатрическое отделение? – пошутил Рома, не до конца понимая, что же здесь происходит на самом деле.

– Интересное предположение. В какой-то степени это действительно связано с душой. Это фото студия. Посмотри наверх, видишь лайтбокс? Вот, а за той дверью, – Шабрири указала на неприметную дверь в стене, – все оборудование. Пилотники, генераторы, сменные полотна для фона.

– Ну конечно, сразу показывать свою студию, – раздался голос у них за спиной. – Хоть бы чаю предложила человеку с дороги.

Шабрири и Рома тут же обернулись. В дверях стоял высокий молодой человек в черных брюках на шнуровке по бокам и черной, с кислотно-зелеными полосками, футболке. У него было худое, бледное и некрасивое лицо с густо накрашенными глазами и тонкими, нарисованными бровями. Тонкие губы, почти что догнавшие по своей бледности лицо, слегка улыбались. Его лицо обрамляли черные волосы с вплетенными в них черно-белыми жгутами. В общем и целом, это был прекрасный образец истинной кибер-готики в мужском исполнении. В своем своеобразии внешности он подчеркивал самые верные черты, отчего казался очень обаятельным.

– Герман! – сказала Шабрири обиженно.

– Привет, как добрались? – спросил Герман и, подойдя к девушке сзади, обвил ее руками и очень нежно поцеловал.

– Не без приключений. Кстати, это Рейм, знакомься, – сказала девушка. – Он поживет у нас какое-то время.

– Пожалуйста, – сказал парень с таким радушием, что Роме стало очень приятно. – Герман.

– Рейм, – они пожали руки.

Рому удивило их гостеприимство, а именно, что Герман так спокойно отнесся к появлению Ромы у себя дома и даже не спросил, кто он и откуда они с Шабрири друг друга знают.

Историю своего знакомства Шабрири рассказала уже за чаем, который им любезно преподнес Герман на большом черном подносе, с тарелочкой «Ферреро Роше».

– Я больше люблю «Рафаэлло», но Герман всегда покупает эти.

– Потому что они черные, – пожал плечами Герман. – И потом, их ты любишь больше, чем Рафаэлло. Они у тебя месяцами в шкафу стоят, а эти я не успеваю покупать.

– На самом деле он их сам любит, сам их ест, а про меня еще говорит, – отпивая чай, сказала Шабрири, обращаясь к Роме.

Вот так, за разговорами о конфетах и историей об их знакомстве-спасении друг друга на вокзале, они просидели какое-то время. Рома был рад оказаться здесь, вдали от дома, начать новую жизнь, и чтобы в ней было место всему обязательно новому!

Он смотрел на Шабрири и понимал, что с каждым часом, проведенным рядом с ней, она становилась ему все нужнее.

Глава VII. Философия при свечах

В доме у Шабрири и Германа повсюду были расставлены различные готические, а то и вовсе магические атрибуты: в доме было множество свечей разных размеров и цветов. Большинство, конечно, было черными и красными. Свечи были расставлены везде, кроме фотостудии, в коридоре, кухне, ванной комнате, ну а также в спальне Германа и Шабрири. В их спальне стоял чуть ли не целый алтарь с изображениями странных существ в тяжелых деревянных рамках, свечей, камней, вееров, мечей и ритуальных ножей. Подоконники были уставлены свечами и статуэтками мертвецов, скелетов, вампиров, черепов и всего прочего. Над кроватью у пары висел перевернутый крест, и когда Рома зашел в комнату, даже поежился от всего увиденного. Книжный шкаф был выполнен тоже под винтаж: черный, с резьбой и плачущими ангелочками на двух башенках по бокам. Шкаф был наполнен старинными, потрепанными книгами или же тяжелыми талмудами в кожаных переплетах. На рабочем столе Германа помимо ноутбука была лишь фотография Шабрири в черной рамке: на ней девушка была одета в стиле викторианской Англии, она стояла на аллее рядом с каменной скульптурой ангела. Фотография была нарочно обработана под винтаж, поэтому, когда Рома восхитился фотографией, Шабрири сказала, что это ее прабабушка.

– Все еще не веришь в переселение душ? – спросила она, улыбнувшись.

– Не может быть, – возразил Рома, но Герман покачал головой в знак того, что все так и есть. Он был совершенно серьезен, и не верить им у Ромы не оставалось ни малейшей возможности. И все-таки для себя Рома решил, что это Шабрири, и даже подумал, что на память он мог бы попросить эту фотографию себе.

Самое неприметное, что было в этой квартире – это шкаф. Он находился как бы в стене, в фотостудии за раздвижными дверьми. И это был не просто шкаф, а целая реквизитная и костюмерная. Герман с Шабрири показали несколько нарядов, от которых внутри у Ромы все возликовало: вещи были настолько необычными, настолько нестандартными и красивыми, что даже он, футболист из рабочего района провинциального города, пришел в восторг при виде их. Это была целая коллекция готической одежды, от старинных нарядов до вещей из будущего и кибер-готики.

– В основном, это нужно мне для работы, – сказала девушка.

– Ты костюмер-фотограф?

– Не совсем, – и, не вдаваясь в подробности, она закрыла шкаф.

В этой квартире все было таким творческим и интересным: миллион маленьких вещиц, расставленных на полках, но при этом не смотрящихся хламом, а вызывающих исключительный интерес у посетителя. В целом квартира была свободная, стены лишь в коридоре были черные, в остальном в квартире использовался темно-серый и лиловый цвета. Например, в комнате стены были лиловыми, с черными плинтусами по периметру и декоративной лепниной в виде колонн на потолке под люстрой и на самих стенах. Здесь были черные карнизы и тяжелые шторы с легкой светлой дымкой тюля на окнах.

– Там портал, – между делом сказал Герман, приходя мимо балконной двери и окна, когда показывал комнату. Ребятам самим нравилось показывать все, что у них есть, производить впечатление, удивлять. Рома, конечно, был в восхищении от всего увиденного. Но как самое интересное для себя в доме отметил музыку. Под потолком были закреплены небольшие колонки, и играла готическая музыка. Ребята часто подпевали песням:

 
Мы умрем с тобой живыми
В этом городе вдвоем.
На руинах херувимы
Будут петь перед огнем.66
  Текст песни «Умрем живыми», российской группы «Гевал» – являющаяся представителем немногочисленного на отечественной сцене направления Industrial metal.


[Закрыть]
 

Герман занимался ретушью фотографий, ссылаясь на то, что у него заказ, Шабрири же разбирала свою сумку, делала какие-то дела по дому. Рома сидел на кухне, пил чай. Чашки были самые обычные, без каких либо причуд, только разве что черные, как и вся посуда в доме. Затем он решил позвонить маме и, подключив зарядку к телефону, набрал ее номер.

– Алло, Рома!

– Привет, мам, – сказав это, он почувствовал себя таким одиноким, словно оторванным от дома. В далеком и чужом городе, с малознакомыми, хоть и очень симпатичными ему людьми.

– Ты уже в Москве? С Женей встретился? А то я дозвониться до него не могу.

– Нет, мам, я у друзей остановился. С Женей тоже связаться не могу. У меня все хорошо, ты не переживай, ладно? Как найду его, сообщу.

– Хорошо, я тебе его адрес сейчас напишу, может, друзья помогут: как-никак Москва, там и заблудиться можно. Какая она, Москва, красивая?

– Да, мам, очень красивая. Она разная, слишком пестрая – и в то же время серая, старая и новая, не знаю, как это объяснить, но красивая.

– Вот видишь, а меня твой отец так и не свозил: все копили с ним на поездку, откладывали…

– А что ж не съездили? Вы же молодые были?

– Женя родился, не до Москвы стало. Думали, может, потом, а потом и ты появился, жизнь понеслась, не остановить было. А я так хотела в столицу, по Арбату пройтись, сфотографироваться на Красной площади.

– Ничего, мам, я обязательно покажу тебе Москву.

– Эх, Рома. Ты уже третий мужчина, который говорит мне это в нашей семье.

Они попрощалась с матерью, и Роме стало даже обидно за нее. Когда она была молодой, то хотела приехать сюда, да так и не смогла, потому что сначала Женька, потом он… А теперь они здесь, без особых усилий, без большой любви к городу и желания пройтись по Арбату, а она одна, сидит дома.

– О чем задумался? – спросила Шабрири, входя на кухню.

– О мечтах и упущенных возможностях, – вздохнул Рома.

– Самое главное, не жалеть о них и не думать, что упустив что-то, выбрав один путь из двух, ты кардинально на что-то влияешь, – сказала Шабрири, садясь напротив за стол. – Нет, совсем не так: тут нужно быть фаталистом до мозга костей, чтобы верить в то, что все предначертано свыше, и от тебя ничего не зависит. Но это действительно так, иначе быть не могло, ты здесь не потому, что мы ехали вместе, просто так должно было случиться.

– Как все сложно, – Рома пытался понять, как это у Шабрири так легко получается выдвигать теорию, от понимания которой у Ромы просто закипает мозг. – То есть если бы я уехал с друзьями, мы все равно бы встретились здесь, в Москве, и я бы все равно остановился у тебя?

– Нет, ты просто не мог с ними уехать, – покачала головой девушка. – Ты должен был поехать со мной, а я должна была поехать с тобой, так было предначертано судьбой.

– А если бы я…

– Нет, ты не мог ничего изменить, мы все равно оказались бы здесь, ехали бы вместе и сидели бы за этим столом. Судьба, понимаешь?

– Мне кажется, что я что-то упускаю, какую-то важную деталь, за которую никак не могу уцепиться и возразить.

– А ты хочешь возразить?

– Да!

– Что тебя не устраивает?

– Ну, это все не так, мы же сами кузнецы своего счастья, все в наших руках, и все действия и поступки зависят только от нас, мы вправе сами проживать свою жизнь и влиять на судьбу. Только так и никак иначе, – сказал Рома, довольно уверенный в своей правоте.

– «Можно, думается мне, полагать истинным, что судьба распоряжается половиной наших поступков, но управлять другой половиной или около того она предоставляет нам самим», – процитировал Макиавелли77
  Никко́ло Макиаве́лли итальянский мыслитель, философ, писатель, политический деятель


[Закрыть] Герман, заходя на кухню.

– Герман, подожди, для него это еще слишком сложно.

– Дети с шести-семи лет изучали философские учения, чего тут сложного?

– В древней Греции, помимо афинской, была и спартанская школа, не забывай, где физическое воспитание преобладало над интеллектуальным, – сказала Шабрири, и ее глаза словно сверкнули.

– Это наш случай? – спросил у Ромы парень.

– Да, он бывший спортсмен, насколько я могу это видеть, – сказала девушка. – Ведь так, Рейм?

– Да, я занимался футболом, – подтвердил Рома.

– Хм… – усмехнулся Герман, чувствуя, что проиграл эту перепалку с Шабрири.

– И потом, в Греции они уделяли равное внимание как физическому, так и интеллектуальному воспитанию, а также музыке. Таков древнегреческий идеал «калокагатии» – это гармония телесной и душевной красоты. В Афинах было два типа школ, занятия в которых шли параллельно: мусические школы и палестры; в первых мальчики занимались грамматикой, музыкой и основами счёта, во вторых – физической культурой. Учитель грамоты – грамматист – обучал письму и чтению, в том числе на примере произведений Гомера, Эзопа и других. Писали дети на деревянных табличках, смазанных воском, при помощи острых палочек. Кифарист обучал играть на струнных инструментах – лире и, естественно, кифаре. Наконец, в палестрах мальчики занимались пятиборьем – это были бег, борьба, прыжки, метание диска и копья. Далее же, по достижении шестнадцати лет, юноши поступали в гимнасии, где уже и изучали философию, политику, ораторское искусство, а также продолжали заниматься гимнастикой вплоть до восемнадцатилетнего возраста. Так что вовсе не с семи лет начиналось изучение философии, а с шестнадцати.

– Откуда ты все это знаешь? – удивился Рома, смотря по сторонам, словно она прочла это все где-то на стене, но она смотрела лишь на Германа и Рому поочередно.

– Хорошо, твоя взяла, продолжайте, – сказал Герман и поцеловал Шабрири.

– Но что ты хотел сказать, Герман? – заинтересовался Рома, стараясь не упускать возможность узнать и его точку зрения.

– У него своя правда на этот счет, – сказала Шабрири еле слышно, когда Герман вышел из кухни. – Он считает, что от каждого нашего действия, от каждого нашего поступка меняется все происходящее в мире.

– В мире?

– Да, именно. Конечно, если говорить с ним на этот счет, его не переспорить, это очень интересно и занимательно. Я сама люблю его слушать. Но, видишь ли, если, допустим, один из нас влияет на мир по-своему и направляет вектор истории в определенное русло, то что же делают остальные?

– Подчиняются?

– Нет, в том-то и дело, что каждый миг меняет этот мир то в одну, то в другую сторону, а что будет, если каждый будет желать это? Чего ждать в итоге?

– Хаоса?

– Вот видишь?! Ты меня тоже понимаешь, Герман же говорит о том, что лишь люди мыслящие, ученые и просто познавшие основы мироздания и задающие себе вопросы – влияют на этот мир, остальные же живут, словно растения: куда ветер дует, туда они и склоняются. И таких большинство – безыдейных, типичных обывателей, проще говоря, механизмов.

– А как же те, думающие?

– Они способны стоять у руля всей системы, влиять на мир, человечество, отношения, ситуации.

– Просто манипуляторы какие-то, – удивился Рома.

– А кто же им это запретит? – и Шабрири улыбнулась и подмигнула Роме. Затем встала, взяла чашку с чаем и сделала глоток. – Не грузись, пойдем лучше поищем твоего брата?

В поисковике Рома набрал адрес, высланный мамой, с улицей, номером дома и квартирой. Это было не так далеко от центра, в пределах Садового кольца. Шабрири сказала, что знает те места, и завтра же они отправятся к нему.

– Я даже не спросил, сможешь ли ты со мной сходить, а ты уже предложила свою помощь, это очень приятно, – сказал Рома и отвернулся, так как это было сказано, возможно, некстати.

– Друзьям нужно помогать, тем более у меня есть свободное время: студию назавтра занимает Герман, к нему запись, а мне нужно помочь тебе, – сказала девушка и замолчала.

Близился вечер, музыка играла в квартире не останавливаясь, Шабрири рисовала эскизы на планшетном компьютере, Герман занимался ретушью, а Рома, постояв какое-то время на балконе, охватив крыши домов города, замерз и пошел вовнутрь.

– Красивый вид? – спросил Герман, когда Рома зашел в комнату.

– Еще бы, в жизни не видел ничего красивее.

– Да, есть о чем подумать, когда смотришь на это великолепие, – согласился Герман и улыбнулся.

– Герман, ты извини, что я вот так, совсем без приглашения, – хотел извиниться Рома, но Герман его перебил.

– Друзья Шабрири – мои друзья. Наши двери всегда открыты для хороших людей.

– Все равно неудобно, надеюсь, я Вас не потесню?

– Если спать до двенадцати не будешь, тогда все в порядке, – сказал Герман серьезно, но после похлопал парня по плечу и улыбнулся. – У меня завтра съемка на двенадцать часов, но в остальные дни можешь спать хоть целыми днями.

– Конечно-конечно, о чем речь, Герман? Тем более завтра Шабрири согласилась съездить к моему брату, возможно, завтра буду уже у него.

– Ну, этого мы не знаем, загадывать ничего не стоит – редко сбывается, если не управлять своей жизнью, а плыть по течению.

– Да, Шабрири рассказала мне о твоей теории, – согласился Рома.

– Она совсем не моя, и если хочешь, мы обязательно как-нибудь ее обсудим. Сейчас просто работы много, а в остальном я всегда открыт для душевной философской беседы.

– Рад это слышать. Ну, не буду мешать.

Рома так устал за эти сутки, что раздвинул диван и прилег.

– Я вот тут тебе принесла белье, одеяла, подушки, – сказала девушка, входя в комнату. Она положила стопку на край кресла, а затем села рядом. – Все в порядке? – спросила она.

– Наверное. Непривычно все это: столько событий, новый город, новые люди.

– Понимаю, но ты держись. Если захочешь о чем-нибудь поговорить, я буду всегда рядом, – и протянула свою руку. Рома взял ее руку в ответ.

– Возможно, позже; думаю, я еще не готов обсуждать все произошедшее, – вежливо уклонился от ответа Рома.

– Хорошо. Я не буду настаивать, просто знай, что я рядом; если нет меня – тебе всегда поможет Герман.

– Хороший парень. Давно вы вместе? – зачем-то спросил Рома, но Шабрири сделала вид, что не услышала его вопроса, встала и, у самого выхода, пожелав спокойной ночи, закрыла за собой дверь.

Через какое-то время доиграла последняя песня, а текст еще долго крутился в голове у Ромы:

 
Нам не дано понять,
Что значит слово «грех»,
И нам не страшно жить…
Забудь их всех!
Забудь их всех!
Забудь их всех!88
  Текст песни «Умрем живыми», российской группы «Гевал».


[Закрыть]
 

Жизнь в доме замерла, и наступила ночь.