Текст книги "Сложный выбор"

11 глава

– Впустишь? – спрашиваю я, удерживая взгляд Ласки, и слежу за выражением ее лица.

Оно удивленное, в глазах паника.

Настя собирается захлопнуть дверь, но в последний момент, передумав, гордо вздергивает подбородок.

– Я ведь просила тебя не приближаться. Или что необходимо сделать, чтобы ты перестал меня преследовать? Позвонить твоей жене? – произносит она твердо.

С годами Ласка, наверное, стала еще упрямее, тем более рядом никого не было и она воспитывает ребенка одна. Возможно, даже моего. От этой мысли по новой начинает ломить затылок. До сих пор не могу уложить подобное в голове.

Отношения с отцом давно дали трещину. Между нами всякое бывало, особенно после смерти Игоря, но действия от моего имени оказались гранью, переступать которую было нельзя.

– А может, мне вызвать полицию? Да, так и сделаю. – Настя тянется к карману джинсов и достает телефон.

Ее пальцы дрожат, лицо стало неестественно бледным. Ласка роняет сотовый, и он с глухим стуком приземляется на пол. Шумно вздохнув, она опускается на корточки, пока я разглядываю светловолосую макушку, вспоминая, что несколько лет назад оттенок волос был темнее.

Сцепив челюсти, зависаю на пару мгновений, старательно отгоняя картинки, которые подсовывает память: однажды я вот так же заявился на порог Настиной квартиры, и все закончилось бурным сексом.

– Со дня смерти брата ты не отвечала на звонки и не хотела со мной видеться. – Пытаюсь говорит спокойно, но еще чуть-чуть, и у самого сдадут нервы.

После изучения всех бумаг и прямого вопроса отцу, в курсе ли он, что Настя родила мальчика и тот – копия меня и Игоря в детстве, я узнал много шокирующего и взял несколько дней тайм-аута для осмысления.

– Потому что мы… – Ласка осекается. – Это случилось из-за нас.

Перед глазами тут же всплывает другой образ. Каким улыбчивым был мой брат и как нелепо оборвалась его жизнь, сколько горя принесла смерть Игоря нашей семье. Грудь обжигает болью. Воспоминания клеймом выжжены на сердце. Не знаю, как от них избавиться. Да и нужно ли? Как-никак они часть меня. А от себя не убежать. Это я тоже давно осознал.

– Но когда потребовалась твоя помощь и поддержка, – продолжает Настя, – то вместо них мне дали денег и попросили избавиться от беременности, потому что мы с ребенком не вписываемся в твою прекрасную, успешную жизнь, которой ты, в принципе, и живешь. Предлагаю ничего не менять. Уходи, – говорит она.

Я глушу зарождающееся раздражение. Уйти проще всего, но что потом? Жить еще с одной тяжестью в сердце? Не хочу.

– Отец ничего не сказал о звонке и вместо меня сам отправился на встречу с тобой. Я не знал, что ты была в положении.

– Теперь знаешь.

– Настя…

– Сейчас можно сказать все что угодно, но правда заключается в том, что за эти годы мое доверие к людям сильно пошатнулось. По документам Денис к твоей семье не имеет никакого отношения. И никогда иметь не будет. Или ты рассчитывал услышать другое? – В ее голосе проскальзывают тревожные нотки. – Что меняется после твоих откровений?

– Да все, блядь, меняется! – выхожу из себя. – Я бы в жизни не оставил ребенка, пусть даже он от Игоря.

– Я должна обрадоваться твоему появлению и бежать знакомить тебя с ребенком? Сказать Денису: «Это твой папа, и теперь по выходным он будет забирать тебя к себе»? А однажды тебе надоест возить его туда-сюда и ты отнимешь у меня сына? Может, родите с женой своего?

– Бред. Никто у тебя не заберет ребенка. Даже в мыслях подобного не было, – хмурюсь я. – Давай ты не будешь рубить с плеча, успокоишься и дашь мне возможность все объяснить.

– Я не верю тебе. – Губы Ласки дрожат. – Что бы ты сейчас ни сказал. Я так нуждалась в твоей поддержке… Но получила только деньги на аборт. Может быть, обстоятельства действительно сложились таким образом, что ты ничего не знал, хотя я звонила тебе…

– Ты разговаривала с моим отцом. У нас похожие голоса.

– Даже если и так! – Настя съеживается. – Какое это теперь имеет значение? Тебе лучше исчезнуть, забудь о нас.

Испуганный вид Ласки и ее слова больно царапают сердце. Пусть жизнь и научила, что нужно пользоваться шансом избежать осложнений, сейчас не тот случай.

– Для меня очевидно, что так не будет лучше. Ни для одной из сторон, – чеканю я, стоя на своем.

Судя по шумному вдоху, Ласка собирается сказать что-то еще, но сзади доносится тихий голос:

– Мам…

В прихожей появляется Денис. Я опускаю на него глаза.

– Мам… – повторяет он отчетливее и через несколько мгновений протискивается между нами, жмется к ногам матери.

Смотрит на меня снизу вверх, высоко задрав голову. Парня шатает, щеки у него неестественно красного оттенка, глаза стеклянные. Выглядит как будто не очень здоровым. Так глубоко я не копал. Может, Денису медицинская помощь необходима?

– Мой хороший… – Интонации Ласки теплеют, она кладет руку на макушку сына, затем проводит по маленькому лбу. – Да ты весь горячий…

О Насте я часто думал, вспоминал. Только на воображаемых картинках никогда не было ребенка. Тем более общего. Эта мысль опять обескураживает.

– Настя, если вам нужна помощь… – Тянусь за телефоном. – Все тотчас же будет.

– Кто это, мам? – спрашивает Денис.

– Никто. Дядя уже уходит и больше здесь не появится. – Ласка поднимает голову и награждает напоследок таким взглядом, что внутренности по новой царапает. – И запомни: нам от тебя ничего не нужно. – Она захлопывает дверь.

Стою как истукан, смотрю перед собой и прислушиваюсь к голосам.

Никто. Чужой дядя. Именно им я и был все то время, пока не знал о сыне или племяннике.

Выхожу из подъезда и иду к машине. По пути набираю Рахманина, проигнорировав два пропущенных от Полины. Распоряжаюсь, чтобы Тит заехал в офис за бумагами и завтра со мной сгонял в Москву. Я третьи сутки на ногах, почти не спал – на совещании не свяжу и двух слов. Мы месяц готовились к этой сделке. Я прощупывал почву, рассчитывал риски, не давал спуска юристам. Не хотелось бы проебать все за пару часов.

Щелкнув сигнализацией, собираюсь сесть в машину, когда за спиной раздается незнакомый голос:

– Эй, мужик!

Даже обернуться не успеваю, как получаю удар под колено, а следом по почкам. Избивают до той поры, пока не перестаю двигаться и защищаться. От боли ломит все тело. Давно я не чувствовал себя так паршиво.

Помню, в детстве мы с отцом смотрели остросюжетную драму о криминальном времени девяностых. На дворе двадцать первый век, а Петербург все такой же бандитский. Сука.

12 глава

Я пью чай с лимоном на кухне и смотрю на Дениса, который выспался и разводит бурную деятельность. Наигравшись, он забирается на подоконник и смотрит в окно. Ничего необычного. Наши повседневные ритуалы. Я думала, Дэн пойдет спать в ночь, но, похоже, мы с Володей разбудили его своим разговором, и теперь часа два, а то и три, сын будет бодрствовать.

Невольно морщусь. Я часто представляла день, когда Третьяков появится на пороге нашей квартиры и скажет, что сожалеет о совершенной ошибке и хочет общаться с Денисом. Этот день наступил, но я испытываю страх. А если допустить, что Володя сказал правду и все это время он ничего о нас с Денисом не знал, становится еще страшнее. Неужели Александр Вениаминович до такой степени меня ненавидит, что наплевал на чувства собственного сына?

– Скорая. – Денис тычет пальцем в стекло. – И полиция.

Я выглядываю на улицу. Ничего толком не разобрать. Освещение во дворах такое, что иной раз лучше идти с фонариком, когда возвращаешься поздно вечером. На нашей стороне совсем темно, и никакие жалобы не помогают. Все застройщики поначалу обещают сказку, но часто она идет вразрез с ожиданиями поверивших в нее жильцов.

– Да, скорая и полиция, – соглашаюсь с Денисом. – У тебя такие же стоят в детской. Пойдем поиграем в них и будем спать, – предлагаю я, сняв сына с подоконника.

– Нет, – упрямится он и снова лезет к окну. – Хочу посмотреть.

Не понимаю, на что там смотреть. Район у нас не самый благополучный. Впрочем, других в Питере, наверное, и нет. Везде свои нюансы. На всякий случай я всегда ношу в сумке газовый баллончик, но, к счастью, ни разу не приходилось им воспользоваться.

Пока Денис смотрит в окно, мою чашку, убираю со стола и достаю из морозилки курицу. Завтра устроим дома нечто вроде праздника. Я давно не стояла у плиты. Приготовлю лапшу, пожарю котлет. Так было удобно, когда Денис ходил в сад. На мне оставался лишь ужин.

– Уехали? – переделав дела, спрашиваю у Дениса.

– Нет, – отзывается он.

Я подхожу к окну и снова выглядываю на улицу. От соседей слышала, что недавно в нашем районе угоняли дорогие машины. Может, это как раз та самая история? Уже среди бела дня устраивают беспредел.

Через десять минут Денис слезает с подоконника и тянет меня в детскую:

– Всё, идем.

Хоть и стараюсь отвлекаться, запрещаю себе думать о визите Володи и его словах, но внутри разрастается тревога. Толком даже объяснить не могу, какого характера. Просто дико страшно за будущее. Давно я не испытывала столь сильного волнения, на грани паники.

Денис долго крутится, вертится, не может улечься и тоже нервничает. И вот как не верить в связь матери и ребенка? Наконец, сын закрывает глаза и проваливается в сон. Я поправляю ему одеяло и тоже иду спать.

Ближе к полудню сын меня будит. Наверное, это все накопленная усталость. Последнее время я часто недосыпала. Денис забирается на кровать и ластится, как котенок. Мы лежим в обнимку какое-то время, а потом идем на кухню.

– Ну что, уехали твои машины? – помешивая кашу ложкой, интересуюсь у Дениса, когда он опять усаживается на подоконнике.

– Да, – кивает сын. – А сегодня куда-нибудь пойдем?

– Ненадолго выйдем на площадку, потом я наведу порядок, приготовлю покушать и вместе посмотрим мультик, – перечисляю наши дела на день.

– А в магазин пойдем? Я киндер-сюрприз хочу.

Ох уж эти киндер-сюрпризы.

– Да. Но ты помнишь: игрушка твоя, а шоколадка – моя. Тебе ее нельзя.

– Помню, – недовольно отзывается Денис.

Мы завтракаем и выходим на улицу. Проводим на детской площадке от силы полчаса и замерзшие возвращаемся домой. Ветер – жуткий. Холодно. У дома я замечаю на асфальте кровь и вспоминаю о вчерашней скорой и полиции во дворе. Похоже, это был не угон машины.

Денис тоже замечает пятно.

– Что это? – Он тычет ладошкой в варежке на асфальт.

– Не знаю. – Я подталкиваю сына к подъезду.

Мы заходим в лифт, и в это мгновение сотовый заливается звучной трелью. У меня на Нелли и Алёну стоит такая мелодия.

– Да, – отвечаю и лезу в карман пальто за ключом от квартиры.

– Насть, привет. Ты новости видела? – с ходу начинает Нелли. Голос у нее взволнованный.

– Нет, даже телевизор еще не включала… А что там?

Тревога набирает обороты.

– Я тоже их не смотрю, мне Ленар сказал. В общем, Володя в реанимации. Подробностей не знаю, но если хочешь, то сейчас все выясню…

– Что?! – Я застываю на месте. Даже забываю, куда иду и зачем достала ключи. – Володя вчера у меня был… Когда он успел попасть в больницу? – Запоздало осознаю, что говорю это вслух.

– Так… Ясно. Сейчас все уточню и через десять минут отзвонюсь.

В итоге Нелли перезванивает через полчаса. За это время я изучаю в гугле то, что накопали журналисты. Версий много, два из пяти источников утверждают, что это было заказное убийство. Другие три – что богатый, пресыщенный жизнью человек с кем-то повздорил и затеял драку.

Перевожу взгляд на гирлянду за окном и вспоминаю, как вчера Денис смотрел на машины скорой и полиции во дворе. А что, если…

Нет, глупости. Это не могло случиться здесь. Однако ничего не могу сделать с картинкой, которая, словно приклеенная, стоит перед глазами.

Телефон на столе оживает.

– Да, Нелли.

– Насть, я всё узнала. Володя в тяжелом состоянии. На Третьякова напали… – Она запинается на секунду. – В вашем дворе.

Отмираю не сразу. Лишь когда понимаю, что не дышу. Подруга продолжает говорить в трубку, но я словно оглушена. В ушах звенит.

– Насть, ты слышишь? Алло? Насть? – тараторит Нелли.

– Слышу, – отвечаю на автомате и выключаю телефон. Сижу так какое-то время, прислушиваясь к своим чувствам.

На душе гадко, паршиво и тревожно. У Третьякова есть жена, она о нем позаботится, а мне нечего делать в больнице. Пусть даже Володя был вчера у нас и раскаивается в том, что не участвовал в жизни Дениса.

«Господи, – тру виски, разговаривая сама с собой. – Должна же быть у меня хоть капля самолюбия?» Но его, похоже, нет.

Набираю Нелли:

– Адрес больницы известен? И… не могла бы ты приглядеть за Денисом? Я скоро его привезу.

13 глава

– Нет, я категорически против, – говорит Нелли и отрицательно качает головой. – К Третьякову тебя все равно не пустят. Давай ты никуда не поедешь? Я понимаю твои чувства, Насть, но…

– И я все понимаю, – обрываю подругу. – Только здесь болит, – тычу себе в грудь. – Володя бы ко мне точно приехал.

– Приехал бы, – соглашается Нелли. – Потому что у тебя мужа нет.

– Я хочу поехать и узнать о его состоянии, – настаиваю я.

– У Полины?

– Мы с ним накануне не очень хорошо поговорили, – продолжаю, пропустив мимо ушей слова Нелли. – Несчастье с Игорем я пережила. Но если и с Володей случится что-то подобное… – Осекаюсь. – Даже думать о таком страшно. Может, он в себя пришел и мне разрешат его увидеть?

Нелли какое-то время молчит, кусая губы.

– Ладно, – наконец произносит она и достает из кармана домашних брюк телефон. – Сейчас вызову няню. И Ленара предупрежу на всякий случай, куда мы поехали. Одну я тебя не оставлю. А если хочешь дружеский совет: не отказывайся впредь от помощи. Ни от какой. Тебе в этой семье, очевидно, кроме Володи никто не обрадуется. Да и с ним самим пока ничего не понятно. Одно лишь знаю: всем будет непросто в этой ситуации.

– Мне нет дела до отца Володи и Полины, – упрямо заявляю я.

– Охотно верю. А вот им скоро станет очень любопытно. Если не уже. Во-первых, что Володя делал в том районе, где вы с Денисом живете, и почему его избили под окнами твоего дома? Третьяков-старший обвинял тебя в смерти Игоря, а за Володю, единственного теперь сына, и вовсе сравняет с землей. – В голосе Нелли отчетливо слышится волнение, которое она пытается замаскировать мягкостью. – Во вторых, Денис наследник. Общих детей у Володи и Полины пока нет. Какой жене понравится такой расклад?

Я нахожусь в сильном напряжении, и анализировать происходящее получается плохо. Но с Нелли я во многом, конечно, согласна. На месте Полины была бы шокирована, узнав, что у мужа, оказывается, есть ребенок на стороне. Вот только Дениса я ни от кого не скрывала и с радостью бы задала Александру Вениаминовичу вопрос: как получилось, что Володя ничего не знал о моей беременности?

Боже, как все сложно. Я запуталась. В последнее время не выдерживаю этот сумасшедший ритм. И расслабиться совсем не получается. Остается лишь слушать сердце, и сейчас оно подсказывает ехать в больницу. Или это диктует мне страх за жизнь Третьякова, не знаю. Как бы там ни было, решение уже принято.

Через сорок минут мы с Нелли подъезжаем к клинике. Я выхожу на улицу и застываю на месте, глядя на невысокое здание. В Питере и так серо в это время года, а сейчас и подавно. Под ногами лужи, в воздухе сырость. Смотрю на асфальт и вспоминаю то пятно крови у дома, чувствуя, как по спине ползут неприятные мурашки.

Нелли толкает меня в бок локтем:

– У тебя телефон вибрирует.

Достаю сотовый из кармана. На дисплее высвечивается имя Щербакова. Нелли тоже замечает его и громко хмыкает.

– А я погляжу, Никита всерьез за тебя взялся. Ответь ему, – просит она, увидев, что я собираюсь сбросить вызов.

– Потом, – отмахиваюсь.

– Сейчас.

– Я потом Никите перезвоню. Сейчас ни о чем другом думать все равно не могу, – киваю в сторону больницы. – Постоянно представляю, как Третьяков лежал избитый на холодном и мокром асфальте, – признаюсь я.

Нелли с шумно вздыхает.

– Как бы плохо ни было сейчас Володе, ему никто не поможет, кроме врачей. Нужно время. Давай ты подождешь у регистратуры? Я сама все узнаю, раз по телефону нам ничего не захотели говорить. Если Третьяков в себя не приходил, то мы уйдем тотчас же, договорились? – говорит она, ловя мой взгляд.

– Договорились. Встречаться с его женой, и тем более с отцом, я не хочу.

– Вот и умница, – отзывается Нелли и обнимает меня за плечи. – Будь здесь Алёна, она бы вообще тебя не пустила, но я не она и не знаю, как на тебя влиять.

Сама не знаю, как держать эмоции под контролем. После разговора с Володей душа не на месте, а теперь еще и это. Я словно в прошлое вернулась и заново все переживаю.

Рука с погасшим телефоном падает вниз. Я прячу его обратно в карман пальто, и мы заходим в здание. Сердце бешено молотит, пока Нелли разговаривает с медсестрой. Я иду к окну, чтобы не подслушивать их. Спустя несколько минут Ноль возвращается.

– Я все узнала. Состояние стабильно тяжелое. Полагаю, когда Володя придет в себя и сможет дать какие-то показания, с тобой захочет пообщаться следователь. Этого, конечно, не хотелось бы. Но шила в мешке не утаишь.

– Не утаишь, – соглашаюсь я. – Что еще сказала медсестра? Ты долго с ней общалась.

– Третьяков поступил вчера ночью в другую больницу. На окраине города. Жена и отец настояли на этой, и утром Володю перевезли. Совсем тяжелых и безнадежных не трогают, за редким исключением. А здесь лучше оборудование, уход. В этом и заключается хорошая новость. Поговорить бы еще с врачом, но ты Володе никто – тебе ничего не скажут. Медсестра не в курсе подробностей, у нее только общая информация. Благо она не приняла меня за журналистку и поверила в сказку, что я близкая родственница. Пришлось показать ей свой паспорт. Но это мелочи. Главное, что не твой.

– Спасибо, Нелли, – благодарю подругу.

Вроде и приехала в больницу, все выяснила, а легче на сердце не стало.

– Теперь домой? – интересуется Ноль.

Я киваю и собираюсь отойти от окна, но замечаю Полину. Ее лицо бледное, глаза неживые. Третьякова не одна. Рядом с женой Володи Александр Вениаминович. Мы с этим человеком не виделись с той самой встречи в кафе, когда он сказал, что таких коварных вертихвосток, как я, необходимо изолировать от приличного общества. Бросал в лицо ужасные слова. Якобы рядом с его сыновьями всегда крутились девицы, мечтающие об обеспеченной жизни. И как только Игорь и Владимир достигли совершеннолетия, те прохода братьям не давали. Все девушки, по его словам, желали войти в семью, пользуясь грязными уловками, но только у меня хватило цинизма и наглости заявить о своей беременности почти сразу же после смерти Игоря. В его гибели, естественно, тоже обвинили меня.

В тот момент руки опустились и сердце разбилось на миллион кусочков. Сейчас я понимаю, что Третьяков-старший манипулировал. Скорее всего, Володя действительно ничего не знал о моей беременности и не мог так сказать. Но тогда я поверила каждому гнусному слову его отца. Да и как было не поверить? Моя короткая связь с Володей действительно принесла много горя его семье. Никто из нас не думал, что так получится.

Нелли тоже замечает жену Володи. Закрывает меня спиной и просит подождать, когда семейство Третьяковых пройдет мимо.

Ничего не имею против. Нет желания видеть никого из них, я просто очень переживаю за Володю и хочу, чтобы с ним все было хорошо.

– Кажется, пронесло. Как чувствовала, что с тобой нужно поехать.

– Спасибо, – еще раз благодарю я Нелли за помощь.

Не знаю, как бы справилась без нее.

– Вот номер медсестры. Она разрешила позвонить завтра утром. Ездить сюда больше не нужно. Уверена, Володя все поймет. Знаю, я сейчас произнесу слова, которые тебе не понравятся, но все эти три с небольшим года ты как-то справлялась одна. Ничего не изменилось, Насть. И за это тоже прошу прощения. Заранее, – кивает Нелли куда-то в сторону.

Я поворачиваю голову и вижу Никиту, который стоит возле своей машины и с кем-то разговаривает по телефону.

– В прошлый раз я дала Щербакову свой номер. На всякий случай. Ты не отвечала, и он спросил в сообщении, не в курсе ли я, где ты, и все ли у тебя хорошо. Я скинула ему в СМС адрес больницы, на что Никита ответил, что скоро подъедет. С Денисом я посижу, не переживай. Тебе нужно немного отвлечься.

Даже возмутиться не успеваю.

Нелли, чмокнув меня в щеку, быстрым шагом направляется к своей машине, а Никита, завершив разговор по сотовому, идет мне навстречу.

14 глава

Ругая про себя Нелли на чем свет стоит, я смотрю на приближающегося Щербакова. Учитывая, что время близится к двум, а занятия в колледже до четырех, этот оболтус, похоже, с них ушел. Надеюсь, не из-за меня? Сколько Никита крови моей выпил за предыдущий семестр! А сейчас, пытаясь помочь, реабилитируется в моих глазах со скоростью света.

– Привет, – здоровается Щербаков и не спускает с меня внимательного взгляда. – Что-то случилось? – кивает в сторону больницы. – Почему ты здесь?

– Случилось. Но не у меня, – ухожу от ответа.

Невозможно заблокировать негативные чувства. Ты либо разом все ощущаешь, либо абстрагируешься, как от хорошего так и плохого. Появление Никиты сейчас – это хорошо. Одной не хочется оставаться. А плохое заключается в том, что я не перестаю думать о Володе. Но говорить на эту тему ни с кем не хочу. Вряд ли меня поймут. Сама до конца не могу разобраться в том, что испытываю.

У всех есть предел. Мой, очевидно, пока не наступил, но мысль, что появление Третьякова – это своего рода еще одна проверка на прочность, заставляет сердце заходиться в сбивчивом ритме.

– Может, где-нибудь перекусим, и потом я домой тебя отвезу? – предлагает Никита.

– Давай.

Выбор у меня невелик. Да и не хочется домой. Будь моя воля и возможность, осталась бы в больнице. Но сидеть под дверью в реанимацию вместе с женой Третьякова… Лучше проведу время в обществе Никиты и дождусь хороших новостей дома.

Я забираюсь на пассажирское сиденье и смотрю в сторону здания. Больно. О несчастье с Игорем я узнала почти при таких же обстоятельствах. Потом судорожно искала, как поскорее улететь в Москву, и в итоге везде опоздала. Вернулась на руины собственной жизни.

– Непривычно видеть тебя такой потерянной, – вырывает меня из воспоминаний голос Никиты.

Щербаков выглядит уставшим. На его лице легкая щетина. Никите идет небритость. Возраста добавляет. Интересно, какая у нас разница? Пять лет? Шесть? Больше?

– Занятия пропускаешь? – перевожу я тему, чтобы разговор не касался личных вопросов.

– Не без этого.

– Надеюсь, есть более уважительная причина, чем я?

Никита улыбается, пристально глядя мне в глаза.

– Я понял, что хочу бросить колледж, – вдруг признается.

– Что? – удивленно вскидываю брови.

– Нет, я этого, конечно, не сделаю. Да и отец подобного не допустит. Все зачеты поставят задним числом, мозги за это он мне прочистит дома, и на том разойдемся. Я давно сконцентрирован на проекте Игната. Жизненного опыта у меня мало, но точно знаю: если чем-то горишь и вкладываешь в это дело время и ресурсы, усилия обязательно дадут результат. Пусть не сразу, но все получится. Ты бы кого поддержала: меня или моего отца?

Я искренне недоумеваю, почему Никита остановил свой выбор на мне. Ведь очевидно же, что мы с ним разные.

– Твое безответственное отношение к учебе пугает. Где гарантии, что проект Игната впоследствии не постигнет та же участь, как и твои занятия в колледже? Сегодня горишь, а завтра сгорел. Что потом? – рассуждаю я вслух.

То ли возраст сказывается, то ли привыкла поучать Щербакова на своих парах, но сейчас не могу удержаться от наставляющей речи.

– Хорошо, Никита, когда горишь и есть желание, внутренний ресурс. В моей жизни было время, когда приходилось делать привычные вещи через силу и самостоятельно выбираться из депрессии. Независимо от того, нравилось мне что-то делать или нет. За плечами не было папы, который все разрулит. Ты знаешь, что в случае неудачи твой отец поможет и все решит. Это развивает в тебе излишний инфантилизм. И в ситуации с колледжем я бы встала на сторону Сергея Руслановича. Получи образование и делай что хочешь. Или совмещай. Но так, чтобы отцу не приходилось за тебя договариваться.

Никита прищуривается. Похоже, ему не особо приятен мой ответ. Но мне все равно.

– Тебе нравилась работа в колледже? – зачем-то спрашивает Щербаков.

– Нравилась, – честно отвечаю. – И очень больно, что ребята из твоей группы лишили меня возможности заниматься любимым делом.

– Моей подписи на том документе не было.

– Может, и не было, – пожимаю плечом. – Мне весь список не огласили.

– Я разговаривал с отцом. Он, естественно, не стал слушать и посвящать в детали, но того, кто это сделал, я найду сам, лично, и разберусь с ним. Будь уверена.

– В прошлый раз я попросила тебя оставить эту затею. Ничего не изменилось. Я при любом раскладе не вернусь в колледж, а тебе лучше заняться своей успеваемостью и работой. Как-то совмещай, не жди подмоги от отца.

– Настя, ты разве не поняла, что я учусь лишь для галочки? – хмыкает Щербаков. – У меня другие интересы. Не хочу обострять дома и нервировать отца, у нас и так скандалы на этой почве. Он вбил себе в голову, что я должен продолжить династию и мы с ним будем управлять сетью колледжей и школ в этом городе.

– Теперь поняла. Хорошее у Сергея Руслановича желание.

Машина останавливается в центре. Мы немного гуляем по Невскому проспекту, а потом располагаемся в одной из кафешек. Я заказываю себе морс и булочку, Щербаков – двойной американо. Трезвонящий телефон, Никита переворачивает экраном вниз.

– Давай сходим на свидание? – предлагает, снова вызывая у меня недоумение.

– И чем сейчас не оно?

– Не оно. Мыслями ты где-то далеко. Я так не хочу. Да и атмосфера не та. – Никита обводит глазами шумный зал.

– Возможно, я скажу глупость, но ни один мужчина не стоит того, чтобы надеть неудобные туфли и сидеть весь вечер на свидании, думая о своей натянутой улыбке и проблемах.

– Пиздец, – усмехается Щербаков, покачивая головой. – Ты меня с неудобными туфлями, что ли, сравнила? Анастасия Артёмовна, это перебор.

– Нет, Никита. Я имела в виду, что голова сейчас забита другим. Примерять на себя неудобный образ я не хочу. А такой, какая есть, вряд ли тебе понравлюсь. Ты напрасно теряешь время. В твоем возрасте между бурным коротким романом и возможностью заработать я бы выбрала второе. Ну и еще занятия. Этого я была лишена. Сначала денег не хватило поступить туда, куда мечтала. Потом жизненные обстоятельства сложились таким образом, что близкому человеку потребовалась помощь, а потом и мне она стала необходима. Всю жизнь кручусь как белка в колесе, и все, чем успела разжиться – мелким проказником и квартирой в не самом хорошем районе Питера. Но у кого-то и этого нет. Жаловаться на жизнь я не привыкла.

– Я как будто в инстаграме на ленту с умными афоризмами наткнулся. Но если тебе так поня-ятнее… – тянет Никита, и его губы расплываются в улыбке. – Лучше что-то сделать и пожалеть, чем через двадцать лет оглянуться на свою жизнь и увидеть: а вспомнить, оказывается, и нечего, – бросает он вызов.

Понимаю, кого мне напоминает Щербаков и почему я подсознательно держу Никиту на расстоянии. Он копия Игоря, с такими же суждениями авантюриста. Может, поэтому меня к нему тянет и в то же время от него отталкивает? Не знаю.

– Я уже сделала то, за что мне стыдно и о чем можно было бы пожалеть. Уверена, что и через двадцать лет буду испытывать те же чувства от своего поступка.

– Всё так ужасно? – В глазах Щербакова вспыхивает интерес.

– Да.

– Тебя изнасиловали?

Я закатываю глаза:

– Такта у тебя совсем ноль.

– Хочу понять, как дальше строить с тобой общение. Подарки тебя не интересуют. К моему вниманию ты относишься настороженно.

– Мне хватило неприятных историй, чтобы впредь задумываться о том, что делаю. Встречаться с молодым парнем, хотя бы ради секса, – нормально, ничего предосудительного в этом не вижу. Но когда пытаюсь представлять нас с тобой, внутри словно блок стоит. Поэтому нет. Никакого свидания не будет. А вот такими встречами в шумных кафе ты быстро пресытишься.

Уж я-то знаю, о чем говорю.

– Пытаешься представлять? Тогда все не так уж и плохо. – Никита с явным удовольствием откидывается на спинку стула.

– Не пытайся подловить меня на слове.

– Понятно, – кивает он. – Насть, а с работой ты что-нибудь решила? Пойдешь к нам в команду? Я всему научу. Тебе понравится. Ну и встречаться будем не только в шумных кафе, но и в стенах небольшого офиса. Тет-а-тет и все дела.

– Ничего пока не решила. Но только что сказанное тобой тянет на весомое «против».

Никита опять улыбается. Какое-то время молча смотрит, как я пью морс.

– Кто у тебя в больнице? – неожиданно спрашивает прямо.

С минуту размышляю, говорить ли о Володе. Нужно ли Никите знать такие подробности моей жизни? Решаю, что хуже не сделаю. Может, желания быть со мной у Щербакова поубавится?

– В больнице находится отец Дениса. Он недавно появился в нашей жизни и хочет общаться с сыном. Скорее всего я препятствовать этому не буду.

Никита задумчиво сдвигает брови к переносице, услышав мое признание. С серьезным выражением лица он кажется еще более взрослым.

– А почему отец Дениса в больнице? Чем-то болен?

– Его вчера сильно избили. Он приезжал ко мне сразу после твоего ухода.

Никита задумчиво жует губу и смотрит на меня долгим взглядом.

– Темненький и плечистый? На большой черной машине? – уточняет.

Я киваю.

– Мы немного разминулись, получается.

Я опять киваю и отодвигаю от себя пустую тарелку.

– Фамилия его под запретом?

– Зачем тебе?

– Просто интересно.

– Это я с тобой обсуждать не собираюсь, – категорично отвечаю.

– Ну ок, – недовольно хмыкает Щербаков. – Может, прогуляемся немного?

– Нет, – отрицательно качаю я головой. – На улице очень холодно, да и Дениса пора забирать. День сегодня был суматошный. Все пошло не по плану, – сетую, вспомнив о размороженной курице, которую собиралась готовить.

– Тогда я отвезу вас домой и поеду на работу. Ты не против?

– Не против.

Через сорок минут Щербаков останавливает машину у нашего дома. Выходит на улицу и провожает нас с сыном до двери.

– Настя, – окликает меня. – Мое предложение о свидании в силе, и если туфли тебе жмут, то надень кроссовки. С улыбкой на твое усмотрение. Мне ты и грустной нравишься.

На душе скребут кошки. Как же все не вовремя. Происходящее напоминает события четырехлетней давности. Практически один в один. Что это? Совпадение или новое испытание?

– Я подумаю, – отвечаю и скрываюсь за железной дверью.

Дома отвлекаюсь игрой с Денисом и почти забываю о Володе и Никите, но ночью, оставшись наедине со своими мыслями, понимаю, что ничего у меня не прошло к Третьякову. И что с этим делать, я не представляю.