Текст книги "Омут"

Глава 7
Дружина

Дружина появилась благодаря Демьяну, как утверждал Ром-Ночка. Хотя, конечно, все это он сам придумал. Назвать их компашку Дружиной тоже предложил Ночка, давно уже. Он говорил, что ему нравится, как слово «дружина» перекликается с «другом».

День смутно помнил, что это какое-то сборище мужиков. Поискав потом в учебнике истории про дружину, он обнаружил, что так называли княжеское войско. Их компании это подходило. Они были войском своего Ночки Князева.

В шестом классе Ночка на уроках без устали трещал со своим лучшим другом и соседом по парте Илюхой, которого позже прозвали Кощеем. Хоть Илюху было нелегко разговорить, но Рому это удалось. Когда у обоих упала успеваемость, классная решила рассадить парочку. Так шебутной Ром оказался за одной партой со спокойным Демьяном.

Мальчишки уже до этого хорошо ладили, а став соседями по парте, и вовсе сдружились. У них даже появилась традиция: по вторникам на переменке между ИЗО и математикой бежать в соседнюю пекарню за пирожным «картошка», а на следующей переменке, перед уроком труда, заглядывать в столовую за чаем. Весь урок пирожные словно подбадривали: «Дотерпишь до конца и получишь сладкий приз». Поэтому перед математикой один тащил рюкзаки в кабинет, а другой несся за провиантом.

Как-то Ночка неделю болел, а потом стал уверять Демьяна, что и очередь в пекарню проболел тоже.

– А чай пить не будешь, что ли? – удивился День.

– Буду, конечно, зачем нарушать традиции? – ответил Ночка.

– Тогда ты за «картошкой». А то получается, что мне третий вторник гонцом быть, – возмутился Демьян.

– А если я снова заболею? – насупился Ночка. – Будешь тогда еще неделю один сидеть.

– Закаляйся, – отрезал День.

Раньше все споры друзья решали игрой «камень – ножницы – бумага», но Ночка обычно проигрывал и злился, поэтому он вдруг подумал сменить тактику и, схватив два карандаша, спрятал за спину.

– Богатыри вырезали липовые щепки и кидали их в реку Смородину. Такая жеребьевка. У нас реки нет, но деревяшки есть. Выбирай! Кто проиграет, тот бежит в пекарню.

– Эта.

День ткнул друга в правое плечо.

Ром вытянул руку и показал белый карандаш.

– Ты, – довольно сказал он.

– Чего это я? – возмутился День.

– Потому что ты Белый.

Ром положил на парту другой карандаш. Он оказался черным. Демьян не знал тогда, в ту первую жеребьевку, взял ли Ночка специально такой цвет или случайно. В то время Ром вроде меньше увлекался черным, хотя День особо не помнил – давно это было, лет пять назад, когда они только начали дружить, да и не интересовался он никогда Ночкиными нарядами.

– А вообще, надо Илюхе и Феликсу тоже цвета присудить, – решил Ночка, довольный своей победой в карандашной жеребьевке. – За теми же чипсами бегать.

– Когда это Феликс бегал за чипсами? – ехидно спросил Демьян.

– Вот пусть и приобщается, – уже тише заявил Ночка, не сводя глаз с Марьи Ивановны.

Та оторвалась от книги и посмотрела на класс, который за своими художествами разгуделся куда громче, чем позволяли приличия.

– А «камень – ножницы» чем не устраивает? – подколол друга День.

– Карандаши будут нашими символами, – нашелся Ночка. – Станем тайным братством. Нет, дружиной!

Мальчишки тогда и не думали, что шутка с дружиной сохранится аж до выпускного класса, а компания Ночки станет популярной в школе и на Дружину станут равняться другие, сбиваясь в кучки и тоже называясь дружинами.

А в тот раз шестиклассник День возмутился:

– У меня, значит, белый карандаш? Который самый бесполезный? Такое ощущение, что в наборы его кладут для количества. На фига он нужен?

– Чтобы рисовать по черному, – серьезно ответил Ром. – Белый день на черном листе.

– Но если я – белый день, то ты – черная ночь, – усмехнулся Демьян.

– Зови меня только не Ночью, а Ночем… О, придумал, Ночным Князем! – решил Ром.

– Ночкой, – фыркнул День. – Будешь Ночкой.

– Как-то совсем по-девчачьи, – обиженно пробурчал Ром.

– Ничё не знаю, – хмыкнул довольный День. – Ночка, и точка. О, я даже стихами заговорил!

Так и прилипло к Рому это прозвище.

Глава 8
Живая вода

2 октября

Цвета-с-бесом открыла холодильник. На нижней полке стояла тарелка с размораживающимся куском мяса. Стейк был бордово-красный, с тонкими прослойками жира, аппетитный и манящий.

Живая вода – еще один способ укрепиться в чужом теле.

Значит, молоко или кровь.

«Но кровь мы не пьем», – напомнило тело.

И Цвета в сердечном домике дернула за стебель, который связывал ее с Бесеной.

– Даже не вздумай!

– Ай! – пискнула Цвета-с-бесом и схватилась за сердце. – Хорошо, хорошо!

Она, прищурившись, глубоко вдохнула, втягивая в себя запах мяса. Надо подождать, когда тело свыкнется с ней и подменыш уже не сможет проделывать такие фокусы. А пока Цвета-с-бесом взяла высокую коробку с придурковатой коровой на этикетке.

Следует быть осторожной. Вдруг зайдет Вера или спросит потом, что ее дочь сделала с куском мяса. Можно, конечно, свалить на псов…

– Не вздумай! – снова окликнула Цвета из сердечного домика и сильнее дернула за стебель. – Я вегетарианка, а ты обещала мне беречь тело. Оно не твое!

– И не твое, – процедила Цвета-с-бесом, отдышавшись после приступа боли.

Хотя пить маленькими глотками холодное молоко и аккуратно кусать овсяное печенье, подбирая пальцем крошки со скатерти кухонного стола, тоже было приятно. Не мясо, но все же…

Бесена с каждым глотком живой воды чувствовала, что по-настоящему становится хозяйкой тела. Вот теперь-то она полностью завладела и разумом. Больше не требовалось представлять каталоги воспоминаний – те сами услужливо развертывались перед ее мысленным взором.

От Бесены к стенам сердечного домика протянулось несколько бус из сверкающих капелек. Это, конечно, не настоящие нити связи, но хоть что-то, теперь будет полегче.

Цвета-с-бесом допила молоко, вернулась в свою комнату и села на кровать. Положив руки на голову, она медленно провела ладонями по волосам.

Они были такие гладкие и мягкие. Трогать волосы, собирать их на затылке в хвост и позволять им снова рассыпаться по плечам было приятно. Цвета-с-бесом подошла к зеркалу и сняла с пробковой доски тонкую резинку для волос, накинутую на канцелярскую кнопку. Она отделила небольшую прядь и закрутила ее на макушке. Потом сделала еще один рог. Кривовато, но для первого раза вполне сносно.

Стоя перед зеркалом, подселенка продолжила изучать тело. Оно было прекрасным. Молодым, гибким, здоровым. Холодными подушечками пальцев Цвета-с-бесом провела по мочкам ушей, коснулась век, переносицы с маленькой горбинкой, темного пятнышка родинки на щеке, сухих губ. Наконец-то можно попробовать блеск!

Цвета-с-бесом схватила тюбик, открутила крышку и с наслаждением понюхала, прищуриваясь от удовольствия. Блеск пах не ягодами, а жевательной резинкой, но Бесене аромат понравился. Девушка выдавила розовую перламутровую каплю, размазала по губам и улыбнулась отражению.

Нужно столько всего попробовать за три дня!

Нет, надо сосредоточиться на главном, ведь так хочется остаться в этом теле. Бесене надоел Тихий Омут, ей хотелось пить каждое утро молоко, есть печенье, расчесывать волосы, носить платья. Хотя бы лет семьдесят. А там можно и в Тихий Омут вернуться.

Еще ей хотелось обниматься, обмениваться теплом с кем-то живым. Просто восхитительное преимущество людей!

Хотя почему – с кем-то?

Бесена знала своего принца.

Теперь он увидит ее не в изгибах водорослей, коряг и ряски, а живую и настоящую. Между ними больше не будет пленки воды. Бесена сможет прикоснуться к нему, взять за руку, прижаться и узнать, каким шампунем пахнут его волосы. Почувствовать тепло внутреннего солнца в кольце его объятий, солнца, которое прячется в нем. Которое прячется в каждом человеке. А сейчас – даже в ней… Подумать только, теперь она тоже может дарить тепло!

И Цвета-с-бесом прижала к щекам ладони. Холодные пальцы тут же нагрелись.

Да, сначала дело, а уж потом развлечения. И о подменыше нельзя забывать.

– Я обещала помочь тебе, – сказала Цвета-с-бесом, глядя в зеркало, но обращаясь к древлянице, – завтра снова отправимся к твоей бабушке. Но теперь я буду задавать вопросы. Я знаю, что спросить, и ты услышишь о себе много нового.

Глава 9
Дружина. Феникс

Следующим в Дружину позвали Феликса. Тогда он учился в восьмом классе, а после девятого поступил в техникум и подрабатывал в школе системным администратором – тетказавуч устроила.

Феликс не был красавцем: конопатый, с рыжим ежиком волос, длинной шеей, в сочетании с низким ростом и вовсе напоминал гусенка. Но он все равно пользовался популярностью у школьниц. Во-первых, Феликс был студентом: уже не ученик школы, но еще не взрослый учитель. Во-вторых, он был властелином компьютерного класса. А в-третьих, Долгополов-отец, заядлый рыбак, как только сыну исполнилось восемнадцать, отдал ему свою старенькую машину. Да не какую-нибудь, а «буханку» небесно-голубого цвета. Внутри уазика помещались две скамейки и столик, так что Феликсу достался почти дом на колесах, вернее «кафешный закуток» на колесах, идеальный для перевозки большой компании. Словом, «избушка на круглых ножках». И парень к тому же никогда не брал денег за бензин.

Раньше Феликс и Ночка были соседями по улице. Долгополовы жили в стареньком доме среди таких же старых зданий, которые постепенно исчезали под натиском новых жилых комплексов. В расселенных домах иногда останавливались цыгане, и ребята пересказывали друг другу страшилки о том, как эти кочевники похищают детей, а Феликс с напускной мрачностью добавлял, глядя на младшую сестру, что продаст ее цыганам, если она так и будет ходить за ним хвостом.

Пустые бревенчатые двухэтажки обычно скоро сгорали. Непонятно, кто их жег: то ли хулиганье, то ли новые владельцы земли. Дома пылали гигантскими кострами, жутко потрескивая, но пожарные не тушили их, лишь поливали водой соседние строения, чтобы те тоже не вспыхнули. Народ внимания на это почти не обращал: разве что подростки без дела глазели да старушки крестились, а старики приговаривали: «Быстрее расселят».

Вот и Долгополовы дождались очереди и переехали в новенький дом ближе к пустырю, тому самому, про который ходили байки, что по осени там резвятся черти. И хотя Феликс переселился, дружба с Ночкой никуда не делась.

В Дружине Феликс получил кличку Феникс, наотрез отказавшись от предложенных вариантов вроде Жар-птицы.

– Еще есть, например, Конь-огонь, – не сдавался Ночка.

Он хотел, чтобы у дружинников были прозвища, связанные с народными сказками и славянской мифологией.

– Феникс – это совсем банально же! – возмущался Ром.

– Я буду банальным Фениксом, – отрезал Феликс. – Мне хватает необычного имени. Да и не все так смелы, чтобы носить девчачьи прозвища.

– Ладно, – сдался Ночка.

И Феликсу присвоили оранжевый цвет огня.

Глава 10
Семейные тайны

3 октября

Глафира срезала последнюю мяту. Та отвоевала целый угол в ее палисаднике и стояла плотной стеной до самых морозов, заглушая не только залетавшие туда сорняки, но и культурные растения, которые знахарка пыталась посадить рядом. Но мяту Глафира любила. Надо было вчера и Цвете предложить чай с мятой: заварить свежий, посидеть по-нормальному да выслушать внучку. Но она испугалась, увидев Цвету. Испугалась за девочку. Она не была готова к этой встрече.

Прошлым вечером Глафира откопала в комоде свою старенькую «Нокиа», потом еле отыскала зарядку и наконец позвонила Вере с вопросом, как там Цвета.

Вера удивилась звонку и сразу спросила, как Глафира сама.

– У меня все хорошо. А Цвета как? – нетерпеливо повторила вопрос знахарка.

– Да нормально вроде, – ответила Вера, – мне немного не до нее сейчас, что-то с собаками… – и замолчала, а на фоне послышался голос Цветы.

Глафира вспомнила, как внучка жаловалась на то, что мать любит своих лабрадоров сильнее, чем родную дочь, и теперь это замечание больше не казалось юношеским максимализмом.

Вера добавила после паузы:

– Привет тебе передает.

Раньше Цвета не передавала приветы. Но и в гости к ней тоже не приезжала. А Глафира не звонила просто так, словно обыкновенная родственница, которая решила узнать, как дела.

Может, зря она волнуется и все обошлось? И Цвета больше не обижается на нее? Может, и про приворот спрашивала не всерьез? Пойми, что там на уме у подростков…

Глафира распрямилась, чтобы поправить съехавший на глаза берет, и тут увидела внучку. Цвета стояла, прислонившись коленями к хлипкому заборчику палисадника и скрестив на груди руки.

Или нет, это была не Цвета, а чужая незнакомая девочка, похожая на ее внучку. И в ее куртке. Не в той легкой ветровке, в которой Цвета была вчера, в другой – ночью похолодало. Но Глафира видела эту куртку на фото.

Вера присылала ей фотографии по электронной почте, хотя у Глафиры не было ни интернета, ни компьютера. Можно было, конечно, за деньги попросить на вечер ноутбук у соседей. Но они Глафиру не жаловали, сторонились, при том что она их не трогала никогда и никак не мешала им. Даже ходила заговаривать воду на пустырь в три часа ночи – в ведьмин час, когда только нечисть гуляет, а люди спать должны. Но соседи все равно не любили ее, как будто инстинктивно избегая.

Приходилось в звенящем трамвае ехать в центр, заходить в боковую дверь университета, спускаться в подвал, где размещалось интернет-кафе – несколько столиков с компьютерами. Знахарка получала от администратора билет, на котором значился номер компьютера. Она садилась перед монитором, доставала из кошелька мятую бумажку, медленно набирала написанные на ней адрес почты и пароль. В такие моменты ей нестерпимо хотелось позвать родича, чтобы он быстренько всё сделал за нее. Но Глафира считала это занятие слишком личным, словно она приходила не за фотографиями, а на встречу с самой внучкой. И поэтому упорно нажимала одну за другой клавиши с буквами и цифрами. Она скачивала файлы на флешку, почти не глядя на изображения, потом распечатывала их в фотоателье и спешила обратно домой.

И лишь дома за столом, открывая конверт со свеженькими, только-только из принтера, фотографиями, Глафира расслаблялась и долго разглядывала снимки.

Чаще Вера присылала фотографии, сделанные украдкой, и писала, что Цвета сниматься не любит. Но Глафире такие нравились даже больше – с движением, застывшими секундами обычной повседневной жизни. Все фотографии она бережно вклеивала в альбом…

– Что с Цветой? – Глафира, нахмурившись, глядела на незнакомую девчонку, похожую один в один на ее внучку.

Та мотнула головой.

– Тут она, со мной, – ответили губы Цветы, а ее руки погладили клетчатый шарф. – Догадливая какая.

– Да ты и не похожа на нее, только дурак спутает беса с человеком, – фыркнула знахарка презрительно.

– Или твоя дочь, – сказала Цвета-с-бесом.

Глафира помрачнела.

– Все-таки ты добралась до внучки.

Девушка пожала плечами.

– Просто не отказала ей в просьбе.

– Ты же знаешь, что я сделала бы только хуже! – вспылила Глафира, но тут же замолчала: у стен, как известно, тоже есть уши.

– Знаю. Но зачем ты ее вообще украла? – тихо спросила гостья.

Глафира побледнела.

Какой же все-таки Цвета стала высокой и взрослой! Худоватой, конечно, но и она сама, и Вера в ее возрасте тоже были как спички…

Почти шестнадцать лет.

– Не собираюсь отчитываться перед бесом, – прошипела Глафира, уставившись в карие глаза с зелеными крапинками.

У Цветы не было зелени в глазах.

Девушка, приоткрыв рот, задумчиво постучала ногтем по передним зубам, а потом сказала:

– Не кипятись! Мне просто интересно. Я хоть и бес, но не могу знать всё. А бесы славятся любопытством. – Она провела пальцем по сухой древесине штакетины и, видимо, посадив занозу, посмотрела с интересом и начала ковырять ранку.

Глафиру вдруг осенило.

– Из чего ты сделала нити связи? – торопливо спросила она. – Ведь, – знахарка сглотнула, – у Цветы нет души.

– Да, это усложнило задачу, – согласилась девушка, покусывая палец. – Давненько я не слышала историй о похитителях лесных духов. Я расскажу тебе про нити, а ты мне расскажешь, зачем украла девочку-семечко.

– Я не крала ее, – прошептала Глафира.

– Хм, еще интереснее… Тогда расскажи, откуда она у вас взялась.

Знахарка, вздохнув, кивнула.

– Договорились.

Она раздраженно бросила оземь пучок мяты, вымещая злость на беса, и перешагнула через заборчик палисадника.

* * *

В кухне на кране, поверх пробки от вина, теперь еще красовался молочный пакет, надежно перевязанный веревкой. Раньше люди обязательно накрывали крынки с молоком и ведра с водой крышками. В этом была доля правды: бесы – водные существа. Им нужна жидкость: вода, молоко, кровь.

Цвета-с-бесом покосилась на кран и улыбнулась:

– Напрасно. Я услышала ее раньше, чем вы зашли домой.

– Как так?

– Ты шутишь? Да у нее омут размером с океан! – воскликнула девушка. – Ее отчаяние не услышит разве что глухой бес. Ну а потом Цвета разлила чай…

Девушка погладила клеенку на столе, словно кошку.

Знахарка тем временем вытащила воткнутую в обои иголку и протянула руку:

– Давай сюда палец.

– Зачем это? – подозрительно прищурилась девушка.

– Занозу уберу.

– Только без глупостей, – Цвета-с-бесом оттопырила пострадавший палец и слегка оскалилась.

– Какой же все-таки звереныш, – вздохнула знахарка.

Но рука принадлежала ее внучке. Это ей она сейчас помогала.

Как много Глафира упустила, пытаясь ее сберечь. Не сберегла. Да и Вера не оценила ее жертвы. Неужто все было зря?

Глафира подцепила занозу и вытащила ее.

– О, спасибо! Так лучше! – признала девушка и плюхнулась на табуретку, на которой еще вчера сидела настоящая Цвета.

Старуха поставила чайник, хотя понятия не имела, чаевничают ли бесы со знахарками. Просто действовала на автомате. И только потом спросила:

– Что-то будешь? Ты вообще ешь? Тело кормишь?

– Кормлю, конечно! – заверила Цвета-с-бесом. – А что у тебя есть?

Глафира открыла холодильник, девушка вытянула шею и тоже заглянула. Несколько яиц, молоко и вареный в мундире картофель.

– Ничего интересного, все это я уже пробовала, – разочарованно протянула гостья. – А можно мне попить? – И она указала на трехлитровую банку с чайным грибом.

Глафира сморщилась.

– Уверена?

Цвета-с-бесом неожиданно встала и подошла к холодильнику. Она взяла в руки банку, где во весь диаметр начал медленно колыхаться, блестя так, словно его щедро обмазали маслом, бледно-коричневый чайный гриб. И вдруг ровный кругляш метнулся к дальней стенке своего аквариума и прилип там к стеклу.

Цвета-с-бесом, глянув на знахарку, захихикала:

– Серьезно? Твой родич – чайный гриб?

Глафира сурово пожевала губами.

– Жидкость есть, что не так? Хотя мне и такой не нужен, но что уж поделаешь…

– Я в родичах не особо понимаю, своего еще нет, но знаю, что они любят перекидываться кошками, жабами, мышами, а этот прям совсем оригинал, – Цвета-с-бесом снова хихикнула. – Какой-то фрик!

Глафира неодобрительно покачала головой – нахваталась уже девчонка словечек.

А Бесена сказала в банку:

– Не бойся, я тебя не трону. – И снова глянула на знахарку: – А пить-то этот чайный квас хоть можно?

Глафира пожала плечами.

– Я не рискую. Кормлю же собственной кровью.

Цвета-с-бесом кивнула:

– Я и забыла, как дети зависимы от крови. Маленькие кровопийцы. Да, Цвета мне не позволит, она же у вас вегетарианка.

– Так ты за грибом сюда пришла? – сухо перебила ее Глафира.

– Я пришла за историей.

Цвета-с-бесом вернула банку на место и снова села на табуретку, приготовившись слушать.

– Могу предложить кисель, – вдруг подобрела знахарка.

Подселенка, ерзающая на месте, не в силах даже секунду усидеть спокойно, явно изголодалась по ощущениям: хотела все пробовать, трогать, нюхать. Да, она захватила тело внучки, но когда-нибудь Глафира тоже станет бесом.

Перед знахаркой сидело ее будущее. И она невольно пожалела это существо.

А еще ей хотелось занять руки во время непростого рассказа.

– Кисель и историю, – кивнула Цвета-с-бесом.

Глава 11
Дружина. Жар-птица

У Феникса была сестра, учившаяся на класс младше Ночки. В детстве она все время таскалась за братом, но парни ее уважали. Мари вовсю принимала участие в их уличных затеях, бегала с палкой-ружьем, строила штаб-квартиры в деревьях, а в игре «полицейские и маньяки» всегда была полицейским.

В начале мая, когда Дружине уже исполнилась неделя, Ночка объявил Дню:

– Приходи в субботу ко мне во двор, будем играть в бадминтон. Я познакомлю тебя с еще одним дружинником, вернее дружинницей – Жар-птицей.

– Девчонка? – скривился День.

– Ну да, формально она девчонка, – пожал плечами Ночка. – Но воспитанная братом, так что свой парень. Тебе понравится! Она мировая! Мы так и зовем ее – «самая лучшая».

В субботу День явился к дому Ночки. Остальные уже собрались во дворе.

Жар-птица, сидевшая на жердочке качелей, была в джинсах, черной безразмерной футболке и рубашке брата с закатанными рукавами. Свои ярко-рыжие, как и у Феликса, волосы она собрала в высокий хвост. Несколько прядей были заплетены в тонкие косички с разноцветными резинками на концах.

Феникс, помня, что у Дня есть младший брат Лешка, пошутил:

– Мы с тобой товарищи по несчастью! В нас, старших, родители вложили всю душу и фантазию, а на младших уже отдыхали. Феликс – Демьян, Машка – Лешка.

– Не Машка, а Мари, – поправила Жар-птица.

Феникс, прислонившись к опоре качелей, хмыкнул и пояснил:

– Я раньше ее Машкой-какашкой звал, вот она и бесится до сих пор.

Жар-птица ткнула брата в бок и повернулась к Демьяну.

– Значит, это ты День? – Она посмотрела на Ночку. – Из нашей этой самой Дружины?

– Ага, – кивнул довольный Ночка. – Его цвет белый, и фамилия тоже. Он и есть основатель Дружины!

Любил Ром оставаться в тени.

Жар-птица оттолкнулась от земли крепкими ногами в пыльных кроссовках и, подлетев на качельной доске к Демьяну, мимолетно, но дерзко глянула на него.

Пацанка, решил День и улыбнулся.

А потом стали играть в бадминтон два на два: Феникс с Жар-птицей и Ночка с Демьяном.

День вспомнил, что видал Мари в школе, но не присматривался к ней особо. Здесь же, на пустынной парковке между домов, отбивая ракеткой ее резкие подачи, он подумал, что, похоже, Жар-птица действительно самая крутая девчонка, которую он встречал.

Ночка оказался прав.

Она была самой лучшей.

* * *

Цвет Жар-птице Ночка присудил красный.

– Будешь красной дéвицей, – решил Ром.

Мари закатила глаза.

– Это обязательно?

– Нет, но красный цвет – это цвет огня, а оранжевый уже занял Феникс.

– Вечно ему первому все достается, – пробубнила Жар-птица.

– Жаль, что не мои собственные рубашки, – заметил Феникс, и сестра показала ему язык.

Маленькой пилкой из своего складного ножа Ночка отпилил по четвертинке от каждого карандаша и сложил их в пенал.

Из года в год карандашики меняли место жительства. Обитали в пенале, просто в кармане рюкзака, в пачке от сигарет. Последним их пристанищем стал спичечный коробок, который валялся в «избушке» Феникса еще с тех времен, когда машиной распоряжался Долгополов-отец.

Когда в Дружине хотели послать гонца за чипсами или решали спорные вопросы, то скидывали карандашики в шапку или даже просто в карман куртки, и кто-нибудь вытягивал цвет «везунчика».

Годы шли, и лимонад сменился сидром. Жар-птица проводила уже меньше времени с парнями. Но все-таки частенько увязывалась за Дружиной, и Феникс привычно бурчал:

– Заведи уже подруг!

– У меня есть подруги, но я не забываю старых друзей, – парировала Мари.

Дружина и карандаши оставались неизменными.

Красный карандашик не убирали, даже когда Жар-птицы не было с остальными. Решили, что когда выпадает Машкин цвет, а ее нет рядом, то задуманное дело лучше отложить.