Текст книги "Кисть ее руки. Книга 1"

4

К счастью, большие ворота были незаперты. В обе стороны от них тянулся дощатый забор. Он был выкрашен в черный цвет, и поэтому в темноте казалось, что ему нет конца.

«Рюгатэй» располагался на середине склона горы и, вопреки моим ожиданиям, выглядел совершенно современно. Я представлял себе более традиционную гостиницу в японском стиле. Обычно у входа в такие гостиницы стоит каменный фонарь, а к дверям ведет дорожка, тоже каменная. Однако в «Рюгатэе» не было ни того, ни другого. Хотя построили его скорее в европейском стиле, он был красив утонченной японской красотой. Эта уникальная красота нашла отклик в моей душе, не потерявшей чувство прекрасного, несмотря на усталость.

Меня поразило не только само здание. Оно было расположено по диагонали от ворот, и, направляясь ко входу, я зашел на участок. Вдруг я почувствовал совсем рядом справа какой-то вертикальный объект. И вздрогнул от неожиданности.

Это была высокая каменная стена. От времени она покрылась черным мхом и сливалась с ночной тьмой, как будто для того, чтобы напугать меня. Я шел, не предполагая, что что-то подобное окажется так близко ко мне, поэтому чуть не вскрикнул от удивления. Каменная стена была такой высокой, что край ее терялся в темноте, и, казалось, она достает до самого неба с погасшими звездами.

Я постоял там некоторое время, пытаясь понять, где находится верхний край этой таинственной каменной стены. Но от усталости все, что я мог видеть в ночи, – это какой-то непонятный объект, похожий на темное облако, висевшее в вышине. Может быть, какой-то мост; или все-таки опустившееся так низко облако?

От усталости и у меня кружилась голова. Где я нахожусь? Куда мы попали после долгого путешествия по незнакомым дорогам? Это сон? Мы на краю света? Из-за головокружения и усталости мне захотелось просто присесть на месте.

Я взял себя в руки и перевел взгляд на здание. На меня произвели сильное впечатление каменная стена и что-то темное в вышине, но и само здание «Рюгатэя» было тоже совершенно уникально и полно очарования.

Коротко описывая его, можно сказать, что красота здания складывалась из сочетания некрашеного старого дерева, прозрачного стекла и бесчисленного количества голых лампочек. Не уверен, смог ли я найти правильные слова, чтобы донести до читателя его атмосферу, но не сомневаюсь, что сам я глубоко прочувствовал замысел архитектора. Мои глаза, долго бывшие в сплошной темноте, благодарно воспринимали золотистое сияние, вызванное таинственным желтоватым светом, который эти многочисленные голые лампочки излучали в окружающую темноту.

Этот свет вызвал у меня воспоминания о прошлом. Он навеял ассоциации с видом ночных магазинов в городе, где я жил маленьким ребенком, или витрин в незнакомых местах, которые я посещал во время своих путешествий. Дремавшие в моих детских воспоминаниях пейзажи ожили, и я почувствовал ностальгию, страх, смущение и странное замешательство. Я стоял, замерев.

В Токио нет сооружений, похожих на это. Все лучшие здания строят там, как правило, в западном стиле. А такие встретишь скорее в провинции.

Гостиница была трехэтажной, хотя и построена из дерева. Окна верхнего этажа были очень большие, и, наверное, можно даже сказать, что внешние стены на третьем этаже почти целиком состояли из стекла. В этих окнах, занимавших всю стену, были деревянные решетки, делящие всю поверхность на правильные квадраты. Перекрытия и рамы были из натурального дерева, никогда не знавшего ни краски, ни лака, и в комнатах не было никаких занавесок.

В этом огромном стеклянном пространстве, высоко поднятом над землей, тоже висело множество голых лампочек, и их желтоватый свет разливался в прозрачной пустоте. Этот вид в высоте затронул какие-то чувствительные струны в моей душе. Свет этот заливал все уголки помещения, хотя там не было ничего, что стоило бы освещать. Прозрачное стеклянное пространство было совершенно пустым.

И вдруг там появилась человеческая фигура. Это была миниатюрная девушка с длинными черными волосами, одетая в кимоно золотого цвета. Некоторое время она неподвижно стояла боком к окну.

Она вела себя довольно странно, что привлекло мое внимание. Дело в том, что она совершенно не двигалась, словно кукла. Затем на ее белых щеках замерцал оранжевый свет. Я догадался, что где-то возле нее горел камин. Снаружи стиль этого деревянного здания можно было принять и за японский, и за европейский. Но вот камин на третьем этаже, несомненно, соответствовал европейскому стилю.

Я продолжал стоять, уставившись на нее, как слабоумный. В том, как она держалась, тоже была красота, столь же нереальная, как и все здание. Там, на высоте посреди тьмы, она была похожа на куклу, неторопливо разыгрывающую представление в лучах прожекторов. В то время она казалась мне не похожей на живого человека.

Девушка повернулась ко мне. Мое сердце колотилось. Затем она приблизилась к окну. Но я не заметил, чтобы она сделала хоть шаг. Она будто просто скользнула вперед на каком-то устройстве с роликами.

Обе руки поднялись вверх. Она прижала обе ладони к стеклу. Оставаясь в этой позе, она случайно посмотрела на землю. Туда, где был я. Наши глаза встретились. Я заметил, что, не ожидая увидеть кого-нибудь в такой час, она на мгновение удивилась. А потом просто стала смотреть на нас сверху вниз. И замерла в той же позе, совершенно не шевелясь.

Я подумал, что это все-таки механическая кукла. Хотя между нами было значительное расстояние, я ясно видел, что она красива. У меня было такое чувство, будто я смотрю на часы с играющими сценки куклами на ратуше Мюнхена или на часы со звонящими фигурами возле станции Юракутё в Токио.

В этот момент я услышал откуда-то высокий детский голос. Я не мог разобрать всего сказанного, но точно услышал слово «мама».

На внешней стене первого этажа здания был прикреплен ряд стеклянных коробов, напоминающих уличные фонари. Простые деревянные переплеты со вставленными в них квадратными стеклами. В каждом коробе горела голая лампочка, дававшая характерный желтоватый свет.

Под лучи этого света справа выбежала девочка. Ей, вероятно, было года четыре или пять. Я удивился, почему такой маленький ребенок не спит в столь поздний час. Воздух наполнялся туманом, стало сыро и холодно. На девочке были узкие брючки, фланелевый верх, похожий на пижамный, и широкая шерстяная повязка на пояснице, чтобы не замерзнуть.

Признаюсь, увидев бегущего ко мне ребенка, я чуть не подпрыгнул от страха. Сам того не осознавая, я начал отступать за ворота. То, что маленький ребенок бегал по двору гостиницы в такое время, было совершенно необычно, поэтому я решил, что начинается новая история с привидениями. К счастью, веселый голос девочки полностью рассеял мой страх.

– Мама, здесь люди, – сказала она.

Такое уж это было место, и больше нигде ничего подобного произойти не могло. В глазах ребенка мы, стоящие в изнеможении у ворот в столь позднее время, должны были выглядеть довольно необычно. Из темноты на голос девочки выбежала женщина, вероятно, мать. Она была в длинной юбке до щиколоток и темном кардигане. У нее были смуглая кожа, большие глаза и слегка впалые щеки, и я на мгновение принял ее за индианку: наверное, главным образом благодаря необычному фасону юбки со складками.

Когда она вышла из темноты под желтоватый свет, ее лицо оказалось очень необычным и удивительно красивым. Со своей неяпонской внешностью она не очень соответствовала местности, где мы находились, и я заподозрил, что это тоже иллюзия, вызванная моей усталостью.

Я поспешил поклониться ей и постарался улыбнуться как можно веселее. Меньше всего мне хотелось вызвать у нее подозрения посреди ночи. Я старался изо всех сил выглядеть хорошим человеком. Но в то же время я не забывал о черноволосой девушке на верхнем этаже, и то переводил взгляд вверх, то снова опускал. Девушка наверху так и стояла, прижав руки к стеклу.

– Извините, мы пешком дошли сюда от станции Каисигэ, – сказал я с надеждой, молясь, чтобы она не убежала и не отказала в нашей просьбе, – разве гостиница больше не работает?

Я, конечно, знал ответ, но все же задал свой вопрос.

– Да, здесь больше нет гостиницы, – сказала она.

Ее бодрый и веселый тон меня удивил. Во-первых, среди ночи с ней заговорил незнакомец; и потом, судя по ее виду, я предположил, что она не очень владеет японским. Я также ожидал, что даже если она говорит по-японски, то не слишком разговорчива. Однако она говорила не только свободно, но и быстро, как школьница. Я, конечно, это оценил. Мне снова повезло.

– А есть ли здесь поблизости какое-нибудь другое жилье? – спросил я осторожно.

– Другого нет, я думаю, – просто сказала она, догнав девочку и взяв ее за руку.

– Знаешь, сегодня Юки сорвала вот такие большие, а бабушка сказала мне поставить их сюда, – сказал ребенок, размахивая руками.

– Что? – переспросил я.

– Она говорит о цветах, которые собрала сегодня, – перевела ее мать.

– А, понятно. Ты не знаешь, здесь есть какие-нибудь гостиницы? – спросил я малышку.

Попытаться привлечь внимание ребенка – очень простой и действенный ход.

– Гостиница? – Девочка задумалась, но, похоже, не знала этого слова и так ничего и не ответила.

– Вижу, у вас проблема с ночлегом. Хорошо, я постараюсь для вас узнать.

Сказав это веселым тоном, женщина взяла ребенка за руку и пошла влево. Мы последовали за ними, кланяясь на ходу. В здании был парадный вход, но его, видимо, держали накрепко запертым, за матовым стеклом двери света не было. По тому, что она сказала, я понял, что эта женщина не хозяйка дома.

– Прошу за мной, – пригласила она, ведя нас за дом.

– Сюда, – сказала и девочка.

Обходя вокруг здания, я все еще думал о девушке на третьем этаже и медленно шел вдоль стены, продолжая смотреть вверх. Я смог увидеть ее с другой точки, однако ее поза нисколько не изменилась: она стояла неподвижно, прижав руки к стеклу. Она лишь слегка поворачивала голову, следя за нами.

Девушка на третьем этаже и женщина внизу, ведущая за руку ребенка, производили прямо противоположное впечатление. У девушки с третьего этажа была светлая кожа и прямые черные волосы. Возможно, из-за кимоно она казалась неподвижной, как кукла. Напротив, женщина рядом с нами была смугла, волосы ее вились, и выглядела она иностранкой, приехавшей из Юго-Восточной Азии или Индии. Двигалась она свободно, разговаривала звонким голосом.

Пока я думал об этом, девушка на третьем этаже шевельнулась. Движение было довольно резким и внезапным, как будто ее что-то вдруг озаботило, и я от удивления на мгновение остановился как вкопанный. Ее облик, сложившийся в моем сознании, не вязался с таким быстрым движением. Мне хотелось остановиться и посмотреть на нее подольше, но я не мог позволить себе отстать от матери с ребенком, поэтому последовал за ними, и когда мы повернули за угол здания, она пропала из виду.

Что касается женщины, которая шла передо мной, держа за руку ребенка, она продолжала вызывать у меня легкое чувство дискомфорта. Она была вполне взрослым человеком, но неожиданно для меня говорила как дитя.

– Прошу вас, будьте здесь поосторожнее! – Она говорила громко, почти кричала. Слова были произнесены весьма настойчиво, и это никак не соответствовало ни ее уравновешенной манере поведения, ни облику матери, ведущей за собой ребенка.

Она остановилась у задней двери особняка и открыла раздвижную деревянную дверь.

– Разрешите войти? – Это она тоже произнесла странным высоким детским голосом. – Эй, слышите? – продолжила она тем же высоким голосом. – Простите, тут у ворот люди, они не знают, что им делать; пришли сюда пешком издалека.

Дочка топталась рядом с ней. Я наблюдал за ними со спины, чувствуя себя крайне смущенно и думая, что ребенка давно уже было пора уложить спать в такой поздний час. На ее улыбающееся лицо падал свет от лампы. Но прямо за ее спиной была полная темнота.

За домом все выглядело тоже довольно странно. Строение, похожее то ли на длинное здание, то ли на стену, начиналось от особняка и уходило вдаль. Похоже, оно поднималось по склону, следуя рельефу. Его дальний конец скрывался из виду во тьме. Все это напоминало Великую Китайскую стену.

Странное впечатление возникало потому, что длинное сооружение было подсвечено всего несколькими огнями. Деревянный забор, окружающий «Рюгатэй», проходил по подножию склона, поэтому из верхних окон, вероятно, видна была речка под цветущей сакурой, через которую мы только что перебрались, а дальше – рисовые поля и огни разбросанных по ним домов деревни Каисигэ. Под лучами солнца этот пейзаж, должно быть, выглядел еще лучше.

Шедшая рядом со мной Кайо не произнесла ни слова. Ее поведение меня беспокоило. Внимательно наблюдая за ней, я заметил, что она все еще кусает губы и время от времени дрожит.

– Ты что-нибудь чувствуешь? – спросил я шепотом.

Но она только молча покачала головой. Ее вид резко контрастировал с веселым настроением матери и ребенка. Казалось, она не могла говорить из-за страха или плохого самочувствия.

Женщина остановилась перед дверью, через которую на нее падал изнутри желтоватый свет. Потом на моих глазах улыбка с ее лица исчезла, и она отодвинулась в сторону. Мне это показалось немного неестественным, и я внутренне собрался. В это время в дверном проеме появилась освещенная со спины фигура невысокого мужчины со слегка поредевшей макушкой. Я поспешил ему поклониться.

– Далеко ли путь держите? – сказал он несколько высокомерным тоном.

Я не сразу сообразил, о чем он спрашивает, и замешкался с ответом.

– У вас где-то тут знакомые живут?

Свет падал на него из-за спины, поэтому разглядеть выражение его лица я не мог. Но я догадался, о чем он подумал. Видимо, он считал, что прийти в такое время в это отдаленное место может только человек, у которого поблизости есть знакомые, а раз так, то у них же можно и переночевать.

Я не нашелся что ответить. Рассуждал он, конечно, логично, но мы-то были совершенно необычными путешественниками. Мы никого не знали в этих местах. И привели нас сюда духи Кайо.

Однако это объяснение вряд ли могло его удовлетворить. Я совершенно потерял дар речи, и мне ничего не оставалось, кроме как промолчать.

В этот момент сверху раздались совершенно неожиданные звуки. Играли на кото. Я поднял глаза к небу. Однако, разумеется, ничего там не увидел, кроме темных облаков, полностью закрывших звезды.

Я опустил взгляд. И еще некоторое время слушал звуки кото. Больше ничего не оставалось делать. Играла наверняка та женщина в кимоно, которую я видел в окне. Это было совершенно неожиданно. Я вспомнил, что слышал эту мелодию. Из музыки для кото я знаю только «Весеннее море» Митио Мияги. Но совершенно не помню мелодию этой знаменитой песни. А доносившаяся мелодия оказалась знакома даже мне. Я пытался вспомнить, как она называется.

Мелодия была красивая. Наверное, что-то из классики. Я впервые узнал, что на японском кото также исполняют такую европейскую музыку.

В этом незнакомом далеком месте звуки кото словно нежно влекли меня в мир фантазий. Необычная атмосфера, царящая вокруг, достаточно подготовила меня к этому. Немного сложно выразить это словами, но в глубины моей души проникла странная эйфория. Однако эта сладость сопровождалась неотступающим чувством беспокойства. Я бы назвал это сладкой тревогой. Возможно, сказывалась моя усталость. К тому же меня все время клонило ко сну. Тревога быстро возрастала, она начала превращаться в дурное предчувствие, леденящим ужасом преследовавшее меня. Постепенно я перестал сомневаться, что эйфория была прелюдией к грядущему кошмару.

Не хочу хвастаться, но я не склонен ни к каким предрассудкам. Тем не менее в звуках кото мне слышалось нечто тревожное, вызывавшее дрожь во всем теле. В то время, если говорить несколько высокопарно, эта элегантная мелодия стала казаться мне символом всего зла, таящегося на земле. Из темноты мне непрерывно шли сигналы о том, что что-то произойдет, что-то скоро произойдет.

– Мы никого не знаем в этих местах, – сказала стоящая рядом со мной Кайо, и я очнулся от забытья. – Нам нужно остановиться только на одну ночь. Если вы не позволите нам остаться, то придется снова вернуться на станцию Каисигэ.

Услышав эти слова, я снова вспомнил наше бесконечное путешествие, и меня передернуло от ужаса.

– Но мы уже не держим гостиницу. В комнатах беспорядок, и даже приличной постели нет.

– Мы были бы очень благодарны вам хотя бы за одну ночь, – я не смог промолчать и поклонился.

– Ведь они оказались в трудном положении, – поддержала меня женщина с ребенком.

Звуки кото, которые я слышал все это время, наконец прекратились. Вслед за ними замолчали и мы. На какое-то время воцарилась тишина.

– Если вы скажете, что не можете позволить остаться здесь, им правда придется тяжело, – сказала женщина, взяв ребенка за руку.

– А вам, думаю, следует уложить девочку спать. Ее трясет. Она простудится, – резко сказал мужчина, который, наверное, был здесь хозяином.

– Ох, верно; просто Юки сказала, что ей нужно в туалет.

Я мысленно поблагодарил ребенка за это. Если бы не мать с дочкой, я бы остался один на один с хозяином. Вероятно, он просто захлопнул бы дверь, и нам некуда было бы деться.

– Знаешь, книжки упали, – сказала Юки.

– Книги? Где? – спросил хозяин.

– Журналы, которые лежат на полке в туалете, чуть не попадали. Я их в последний момент поправила, – объяснила мать.

Она, казалось, колебалась и некоторое время оставалась на месте, думая о нас. Женщина определенно нам сочувствовала. Ее беспокоило, позволит хозяин нам остаться или откажет.

Мне было как-то неприятно из-за увиливаний хозяина. Присутствие матери с ребенком не давало ему отказать нам. Поэтому он и заговорил о девочке, чтобы они побыстрее ушли и не мешали ему. Без них хозяин смог бы говорить с нами более резко. А мать, предвидя это, не уходила. Но и она, похоже, могла помочь только до определенного предела.

– Ну что же, извините, а то моя дочка простудится…

С этими словами она поклонилась нам. Я уже приготовился ночевать на улице. Жесткое выражение лица хозяина показывало, что компромиссов от него ждать не приходится.

Мать взяла Юки за руку и повела к входу. Сняв гэта[12]12
  Гэта – традиционная японская обувь, род сандалий с деревянной подошвой.


[Закрыть], она взяла их в руки и поставила на стоящую сбоку полку для обуви. Они вошли в дом. Перед тем как исчезнуть в его глубине, Юки повернулась к нам и помахала рукой. Мы молча помахали ей в ответ.

Мне действительно было жаль, что мама с дочкой ушли. Мы лишились мощной поддержки. Я представил себе удобные постели, на которые они лягут спать, и почувствовал сильную зависть.

Дверь, за которой они исчезли, находилась там, где длинная постройка, напоминавшая Китайскую стену, соединялась с необычным зданием в европейском стиле.

Мне было интересно, кем являются мать с дочерью. Родственницами хозяина? Если даже нет, то живут же в этом длинном доме. А если они там живут, то почему бы не разрешить и нам тоже в нем переночевать? Свободные комнаты есть. Мы вовсе не рассчитываем на такой же уровень обслуживания, как в отеле; утром заплатим за ночлег и с благодарностью уйдем.

Я хотел расспросить хозяина о женщине с ребенком. Может быть, немного поговорив, мы бы лучше узнали друг друга, он бы убедился, что в нас нет ничего подозрительного, и нашел нам место для ночлега. По сравнению с ночевкой под деревом у реки коридор этого дома казался раем на земле.

Однако в хозяине не чувствовалось ни малейшего намека на возможность такого поворота. Мы его, похоже, совершенно не интересовали, а когда мать и ребенок ушли, он тут же вошел в дом. Повернувшись ко мне, хозяин сказал:

– Мне вас жаль, но у нас не хватает рабочих рук.

Мне стало еще неприятнее. Не ожидал услышать от хозяина, что ему нас жаль. Мы не попрошайки. Мы действительно просили пустить нас переночевать, но я не говорил, что не буду платить.

Звук кото неожиданно пропал. Элегантная атмосфера исчезла, и мы остались в прозаичном обыденном мире.

– Мы не претендуем на постель или что-нибудь другое. В такой час нам отсюда некуда идти. Придется спать на земле, – сказала Кайо в отчаянии.

На это хозяин печально улыбнулся, а может, усмехнулся – воспринять выражение его лица можно было по-разному.

– Я не знаю, в каких вы отношениях, но что бы вы ни сказали, для нас это не имеет значения. Вы нам не родственники и не знакомые.

Видимо, хозяин, немало поживший на свете, предположил, что мы состоим в аморальной связи, и по этой причине не разрешил остаться на ночь. Но в этот момент я не мог позволить себе обижаться на него. До моих ушей все время доносился непонятный звук. Это был какой-то странный грохот, низкий и тягучий. Иногда к нему примешивались металлические щелчки. Что это было?

– Я ведь уже было заснул. Крестьяне рано встают. Я, может, и не против пустить вас на ночь, но тогда нужно, чтобы кто-то принес постель…

– Мы сами принесем, – сказала Кайо.

– Да еще вам завтрак утром подай…

– Не надо нам вашего завтрака.

– В общем, возвращайтесь домой. Мне сейчас нужно спать.

– Легко сказать – возвращайтесь. Мы ведь из Токио приехали.

– Ну и возвращайтесь в Токио, да поскорее.

И хозяин быстро вошел в дом. В этот момент откуда-то раздался тяжелый удар, заставивший вздрогнуть ночной воздух. Я на мгновение почувствовал легкую дрожь в ногах. Ушедший было упитанный хозяин снова выглянул наружу. Выражение его лица изменилось.

– Что это?! – крикнул я.

Не отвечая, хозяин осмотрелся вокруг. Грохот становился все громче. Время от времени к нему примешивался странный треск.

Тут я заметил, что вокруг стало необычно светло. Только что все, кроме длинного дома, скрывала темнота, а теперь стало видно гораздо дальше. Я отчетливо видел даже лес вдалеке. Не то чтобы глаза привыкли к темноте. Появившееся свечение имело желтоватый оттенок. Выглядело это так, будто начался рассвет. Я автоматически взглянул на часы. Но до рассвета было еще далеко.

Раздался вскрик хозяина. Я посмотрел на него и увидел, что он смотрит на небо, запрокинув голову и выставив подбородок в мою сторону. Затем он резко развернулся и зайцем помчался по проходу, где скрылась женщина с дочерью. Я совершенно не понял, почему он побежал, но рефлекторно последовал за ним. Кайо присоединилась ко мне.

Хозяин бежал изо всех сил, едва не падая. Я держался за ним. Он хорошо знал дорогу, и я подумал, что надежнее будет действовать так же, как он.

Проскочив по проходу к дому, я оказался перед высокой лестницей. Лестница была каменная и производила сильное впечатление. Приблизившись, я увидел, что каждую ее ступень украшала резьба.

Формой лестница напоминала змею или дракона. Ступени уходили в высоту, поднимаясь, кажется, до неба, и всю ее освещал загадочный оранжевый свет.

Я пытался преодолеть охватившее меня ощущение ирреальности. Мне нужно было понять, куда привело нас долгое путешествие из Токио и где это я бегу. Казалось, я двигаюсь во сне по какому-то нереальному пространству. Я давно не спал и так устал от долгой поездки на поезде и бесконечной ходьбы, что мне казалось, что вот-вот упаду. В полусне я не совсем осознанно следовал за хозяином вверх по каменным ступеням. Дорожные сумки оттягивали мне руки, поэтому я поставил их в самом начале лестницы.

Пока я бежал по ступеням, наверху появилось что-то загадочное. Мы мчались вперед, и оно скоро оказалось прямо надо мной.

Это был дракон, стоящий на четырех лапах. Великолепное металлическое изображение дракона в человеческий обхват на вершине лестницы. На голове у него были рога, по сторонам морды торчали усы. Спина с рядами шипов оставалась в темноте, а на живот и шею падал свет, напоминающий солнечный, и они сияли золотом.

Стоя перед драконом и пытаясь отдышаться, я, повернув голову, заметил, что выражение лица хозяина стало очень серьезным. Он остановился на вершине каменной лестницы и повернулся ко мне. Лицо его тоже было освещено закатным светом, и это только усиливало ощущение ирреальности. Мне уже казалось, что от крайней усталости я где-то свалился и сплю. И все это мне только снится.

Я не понял, чем объясняется серьезное выражение его лица, поэтому остановился на две ступени до него и обернулся. Кайо догнала меня, остановилась на два шага ниже и тоже обернулась.

Я непроизвольно вскрикнул.

Прямо передо мной было застекленное пространство, где я видел девушку в кимоно. Должно быть, между нами было какое-то расстояние, но мне казалось, что достаточно протянуть руку, чтобы дотронуться до нее.

В левой части застекленного помещения сверкало пламя. Именно оно освещало все вокруг. Пожар! Прозрачная комната горела!

Я забеспокоился о девушке, которая прижимала руки к стеклу и смотрела на меня сверху. Однако ее нигде не было видно. Пока я смотрел, пламя внутри комнаты, разгораясь, перешло на правую половину. Девушка, наверное, лежит на полу, она в опасности! Если оставить все как есть, она сгорит! Сгорит заживо!

Хозяин обогнул меня и опять зайцем поскакал вниз по каменной лестнице. Его гэта громко стучали по ступеням. Кайо и я последовали за ним. Хозяин бежал молча. Но было понятно, что он направится на место пожара. Может быть, он не хотел, чтобы мы следовали за ним, но нас это не останавливало. Ведь мы могли бы как-то пригодиться в этой чрезвычайной ситуации. Судя по тому, что хозяин не сказал нам оставаться на месте, он, должно быть, думал то же самое.

Спустившись по каменным ступеням, он побежал обратно к переходу. Я быстро сбежал по лестнице, подхватил обе сумки, которые оставил внизу, и последовал за ним. Кайо не отставала.

Как я и думал, хозяин вбежал в дом через заднюю дверь. Он резко сбросил гэта и помчался вверх. Я последовал его примеру. И оказался в комнате с дощатым полом перед кухней. В свете единственной голой лампочки я мельком увидел стеклянные полки с пирамидами тарелок. Эти горы посуды остались, вероятно, от прошлых времен.

Хозяин босиком побежал по хорошо отполированному полу коридора. Я без колебаний следовал за ним. Было не до того, чтобы задавать ему вопросы. Ноги в одних носках скользили, и я не мог прибавить скорость.

– Пожар! Горим! Просыпайтесь! Вставайте все! – кричал хозяин на бегу.

Он резко распахнул несколько ближайших раздвижных дверей. Я заметил разложенную на полу комнаты постель. Наверное, тут спит повар или горничная.

У меня создалось впечатление, что длинный коридор похож на лабиринт, но, возможно, это из-за моего возбужденного состояния. И здесь вскоре перед нами оказалась лестница. На этот раз деревянная. Наверное, это была обычная лестница, но мне она показалась очень крутой. Поднимаясь, я подумал, что спускаться по ней нужно очень осторожно, иначе можно поскользнуться и полететь кубарем. Из-за скользких носков и усталости я невольно думал о таких вещах.

– Пожар! Пожар! Просыпайтесь быстрее! Вызовите пожарных! – Хозяин с криком бежал вверх по лестнице.

Но никто не появлялся. Все спят, что ли? Похоже, хозяин обычно ложился позже, чем женщина с ребенком. Или он вообще один бодрствовал на кухне?

Поднялись на второй этаж. Он тоже был пуст. Через открытые раздвижные двери видны груды подушек для сидения. Все комнаты отделаны в чисто японском стиле. И никаких признаков присутствия людей.

На бегу я отметил, что все многочисленные комнаты здесь с японскими раздвижными дверями. Снаружи здание выглядело скорее европейским, но внутри все было сделано в японском стиле. Но третий этаж, не исключено, выполнен в европейской манере. Получалось, что в этом здании архитектор смешал японское с европейским.

Я думал: что там, на третьем этаже? Через стекло я видел пламя. Беспокоиться о находившейся там девушке заставляло то, что мне была видна бо́льшая часть комнаты, но стоявшей девушки-то я в ней не заметил. Поэтому я решил, что она, должно быть, лежит на полу там, куда не доставал мой взгляд. Видеть бо́льшую часть комнаты позволяли не только очень широкие окна, но, самое главное, отсутствие на них занавесок. Мне это показалось странным. Нужно обладать довольно необычным вкусом, чтобы сделать в комнате стеклянную стену и не повесить на ней штор.

Вот мы и добрались до третьего этажа. Я почувствовал удушающую жару, как в середине лета. Совсем рядом с нами послышался странный шум, напоминавший треск ломающихся деревьев и завывания бушующего ветра.

Хозяин повернул выключатель на стене. В комнате стало светлее. У лестницы очень к месту обнаружилась раковина, а на полу я заметил перевернутое ведро.

– Сейчас принесу воды, – сказал я.

– Нет, давайте огнетушитель! – крикнул хозяин и показал пальцем нам за спину.

К столбу, на который он указывал, был прикреплен красный огнетушитель. Я подбежал и изо всех сил рванул его со столба.

В дверь горевшей комнаты было вставлено матовое стекло. Оно светилось оранжевым, а из щели между дверью и притолокой валил наружу белый дым.

Резко покрутив ручку, хозяин стал пинать дверь ногой. Судя по всему, она была заперта. При каждом пинке стекло в ней дрожало и издавало дребезжащий звук.

Поняв, что он скорее сломает ногу, чем дверь, хозяин застучал по ней кулаком. Стекло продолжало все так же дребезжать. Чувствуя, что стекло может разбиться, хозяин не стал пытаться высадить ее всем телом.

– Сатико, Сатико, ты в порядке?! – закричал хозяин.

Видимо, так звали девушку.

Ответа не было. Тогда хозяин начал снова пинать дверь ногами.

Внезапно у меня из рук выхватили огнетушитель.

– Извините-ка, – услышал я рядом.

Посмотрев, я увидел около себя худого, невысокого пожилого мужчину. Он, должно быть, тоже только что поднялся по лестнице, но я не заметил его из-за шума. Он был в пижаме.

Не колеблясь, мужчина ударил огнетушителем по стеклу в верхней части двери. Должен был раздаться громкий звон, но я почему-то едва что-то услышал. Наверное, его заглушил страшный рев, раздавшийся, как только стекло треснуло. Одновременно наружу вихрем вырвались белый дым и сильный жар.

– Сатико, Сатико! – снова стал кричать в разбитое стекло резко вспотевший хозяин.

– Спасибо, – сказал пожилой мужчина, возвращая мне огнетушитель.

Как только я взял его в руки, он внезапно всем телом врезался в дверь. Сделав это еще раз или два, он поманил рукой хозяина, а потом и меня. Поэтому я положил огнетушитель на пол, и мы втроем стали одновременно биться в дверь.

Мы двинули по ней, наверное, раз десять. Плечо мое болело, голова горела от жара. Наконец раздался слабый звук, в районе верхней петли пробежала тонкая вертикальная трещина. Дыма стало больше.

– Еще немного, уже почти готово, – ободряюще сказал пожилой человек, и мы снова три или четыре раза навалились на дверь. Плечо болело все сильнее. Наконец с грохотом дверь резко наклонилась внутрь комнаты. Невыносимый жар. Густой дым и тяжелый запах.