Текст книги "Сумма наших жизней"

3
Камилла

Итак, Камилла живет в этой квартире уже три года. Три года она спускается и поднимается на седьмой этаж без лифта хотя бы раз в день. Три года, как она предпочитает промокнуть до нитки, чем вернуться за этим чертовым зонтиком, который за всю свою жизнь не видел ни капли дождя. И три года прошло с тех пор, как она решила, что не вернется в университет.

Ее родители и сестра – все трое врачи – долгое время надеялись, что она пойдет по тому же пути. Но Камилла даже не рассматривала этот вариант. Она терпеть не могла все эти разговоры о насморках, отитах и фарингитах, о маленьких драмах повседневной жизни, о сезонных болезнях. Переживать за каждого пациента, как за члена семьи, и задерживать дыхание каждый раз, когда приходится сообщать о смерти. Поэтому, когда родители спросили ее, чем она хочет заниматься после школы, Камилла ответила «правом», хотя точно так же могла сказать «экономикой» или «философией».

Она сказала то, что они были готовы услышать, но, по правде говоря, юриспруденция никогда ее особо не интересовала. Родители удивились, но их удивление быстро сменилось гордостью от того, что одна из дочерей станет юристом.

Камилла всегда была послушным ребенком. Она почти никогда ни о чем не просила родителей. Поэтому, когда она заявила, что хочет поступать на самый престижный юридический факультет Франции, который находится в Париже, они согласились. Единственным условием было то, что помимо учебы она будет подрабатывать, чтобы оплачивать свои мелкие расходы. Камилла прыгала от радости и обнимала родителей в редком порыве чувств. Она была так счастлива, что покидает Пуатье и будет жить в Париже. Они так гордились тем, что у них честолюбивая дочь.

Камилла не сдала экзамены за первый курс, но не призналась в этом. Она убедила себя, что надо просто сказать родителям, что она уже на втором курсе, что, в конце концов, в этом нет ничего страшного. Все образуется, когда она закончит университет. Вот только шесть лет спустя Камилла его так и не закончила. И все говорило о том, что это не произойдет никогда.

4
Маргарита

«Во имя Отца, Сына и Святого Духа».

Маргарита механически бормочет «Аминь» и садится на скамью, положив руку на руку. Священник поворачивается, берет распятие, быстро, на секунду, поднимает вверх, а затем кладет на кафедру перед собой. Маргарита задается вопросом, сколько раз он уже проделывал это и как ему удается продолжать в том же духе. Похороны всегда нагоняли на нее тоску. Она знает, что для некоторых людей это событие недели, своего рода приключение, такое же, как поход к парикмахеру или визит медсестры. Но Маргарите всегда претило такое отношение к смерти. Она уже встречалась с ней и не хочет, чтобы эти встречи вошли в привычку.

Она пришла только потому, что это была Жанна, никакие другие похороны ее не интересуют. Пусть себе умирают, это не ее дело. Она не хочет становиться похожей на всех этих стервятников, которые только и ждут смерти кого-то из близких, чтобы встретиться и втихаря поздравить себя с тем, что не оказались на его месте. Чувство собственного достоинства дороже развлечения на полдня.

Церковь почти пуста, и ей требуется несколько секунд, чтобы понять, что она здесь самая старшая. И что здесь нет ни одного мужчины. Ничего удивительного, но она не может не отметить этот факт. Как давно она не видела мужчину своего возраста, размышляет Маргарита, усаживаясь в последнем ряду полупустой церкви.

В унисон с остальными она повторяет «Бог есть любовь», ведя указательным пальцем по тексту брошюрки, которую держит в правой руке. Она согласна пропеть несколько молитв, скорее для того, чтобы не слышать остальных, чем из искренней религиозности. Она никогда не верила ни в какого Бога, но прекрасно понимает, что могла бы верить во что-то другое, если бы жизнь сложилась иначе. Так что вся эта благочестивая духовность ее не очень трогает.

Жанна хотела, чтобы ее похоронили в деревне в часе езды от Парижа, о которой Маргарита никогда не слышала. Определенно, до последнего часа невозможно по-настоящему узнать человека, сказала она себе, когда под ее туфлями захрустел гравий церковного двора. Сегодня рано утром она села на пригородную электричку, затем взяла такси, которое довезло ее до маленькой церкви рядом со скромным кладбищем. Это был очень живописный уголок, и, возможно, не так уж удивительно, что Жанна выбрала именно его. Ей всегда нравилось быть в центре внимания, а на парижских кладбищах конкуренция чересчур жесткая. Здесь же нет ни Далиды, ни Бальзака. Только булочник, семейный врач, учительница. Возможно, Жанна надеялась однажды оказаться на картине какого-нибудь случайно заехавшего сюда художника. Своего рода ставка, сделанная с того света.

Маргарита попросила таксиста подождать на стоянке, пока будет длиться церемония, и плевать, если это обойдется в целое состояние. Ни за что на свете ей не хотелось бы застрять здесь, в этой деревне, где население кладбища уже давно превысило количество учеников в школе. Она с радостью забрала бы у него ключи, чтобы быть уверенной, что он не уедет, но понимала, что водитель, скорее всего, не согласится. Поэтому Маргарита нехотя вошла в церковь, несколько раз обернувшись, чтобы поймать его взгляд. Но он уже опустил голову, погрузившись в телефон.

Церемония прошла без заминок. Маргарита почувствовала некую отлаженность процедуры и ее логическую последовательность. Священник держал в одной руке чашу с водой, в другой – кропило. Он обрызгивал гроб святой водой с той же легкостью, с какой, должно быть, окроплял младенцев во время крещения. Жизнь где-то прекращалась и начиналась в другом месте. Именно в этот момент Маргарита вышла из церкви, впервые за весь день помолившись – чтобы такси все еще было на месте.

Маргарита уже давно состарилась, но смерть Жанны – это другое. Это в некотором смысле точка невозврата. В машине, которая везет ее домой, она понимает, что старость только что получила новое определение: теперь это – одиночество.

5
Камилла

Каждое утро в десять часов Камилла открывает магазин. Она по одному выносит растения и расставляет их перед витриной. Каждый раз она чуть дальше отодвигает границы своей территории, чтобы прихватить еще немного места на тротуаре. Это стало чем-то вроде личного вызова: подвинуть горшки на несколько лишних миллиметров, чтобы вернуть природе ее власть над кусочком асфальта. У каждого растения и у каждого горшка есть собственное место, и Камилла соблюдает эту расстановку до мелочей.

Когда она всё выставит, то снова сможет свободно передвигаться по магазину. Там она проверяет, что с цветами все в порядке, что никакому из них не взбрело в голову ночью умереть, и начинает подрезать, поливать, а иногда даже разговаривать с ними.

Внутри магазина пол неровно выложен маленькими горчично-желтыми и зелеными плитками, соединенными грубым серым швом. Некоторые плитки слегка потрескались, другие выпали и уже не могут рассказать, что с ними случилось. В магазине прохладно и влажно, он напоминает джунгли, уголок природы, выросший в самом сердце Парижа. Растения теснятся повсюду, и иногда приходится наклонять голову, чтобы не зацепиться за одно, или даже пригибаться, чтобы не врезаться в другое. Это удивительно, но в то же время вполне объяснимо, когда вы пытаетесь вместить подобие тропического амазонского леса в помещение площадью пятнадцать квадратных метров.

Каждое утро, прежде чем переступить порог магазина, Камилла полностью выдыхает весь воздух и задерживает дыхание на несколько секунд – ровно настолько, чтобы повернуть ключ в замке. Только оказавшись внутри, она вдыхает всеми легкими этот запах, запах своего детства, деревни и времен года.

Ближе к одиннадцати начинают появляться первые клиенты. Чаще всего это жители ближайших домов, которые заходят поздороваться и немного поболтать, когда у них есть время. Иногда они спрашивают совета, открывая фотографии на своих телефонах.

Они показывают сухой прутик, воткнутый в горшок, и спрашивают, жив ли еще, по ее мнению, цветок.

– Стоит ли немного подрезать стебли, чтобы он снова пошел в рост?

– Думаю, месье Этьен, на данном этапе остается только одно – разжечь костерок.

* * *

Сегодня Аделаида, начальница Камиллы, назначила ей встречу в три часа дня. С тех пор как Аделаида открыла второй бутик в восемнадцатом округе, на улице Лепик, Камилла ее почти не видит. Она несколько раз в день говорит с ней по телефону и отправляет по электронной почте список цветов, которые нужно заказать, но Аделаида, кажется, слишком перегружена и не может найти время, чтобы заехать в одиннадцатый округ.

Поэтому, когда она с опозданием на полчаса входит в дверь магазина, еле удерживая в руках цветочные горшки и тяжело дыша, Камилла удивляется.

– Подождите, я вам помогу!

– Спасибо, Камилла! Надо было привезти всё в два захода, не знаю, что на меня нашло.

– Садитесь, я принесу воды.

Через несколько минут Камилла возвращается из подсобки со стаканом воды и находит Аделаиду сидящей на полу. Прямо рядом со стулом.

– Вы уверены, что с вами все в порядке? – взволнованно спрашивает она.

– Да, а что? Я немного перегружена работой, но это нормально. Открыть второй магазин – это как родить ребенка. Было две руки, теперь – одна.

Аделаида заправляет прядь волос за ухо и пьет воду, обводя взглядом магазин. Камилла замечает темные круги под глазами, обкусанные ногти и царапины на запястьях.

– Вы хотели что-то обсудить?

– Да! Точно!

Аделаида вскакивает на ноги.

– Камилла. Моя дорогая Камилла. Как долго вы уже здесь работаете?

– Шесть лет.

– Шесть лет! Боже мой, неужели так долго? Ни за что бы не подумала!

Камилла в недоумении пожимает плечами. Она нашла эту небольшую подработку через несколько недель после переезда в Париж. Поначалу ей доставалась работа только по выходным – самое напряженное время для продавцов цветов. Но постепенно Аделаида стала звать ее чаще и чаще. Сначала в праздничные дни, потом и на День святого Валентина. Потом добавились неделя перед Днем Всех Святых, период перед Днем матери и Днем бабушки, а затем и дни перед Рождеством, когда продают елки, и несколько дней на неделе, пока Аделаида проходила курсы по созданию веб-сайтов. Камилла была не против. Наоборот, она стала больше зарабатывать, и это позволило ей три года назад отказаться от совместной аренды с соседкой и снять квартиру самостоятельно.

– Знаете, я очень рада, что вы здесь уже столько времени. И именно поэтому хочу спросить, не согласитесь ли вы стать управляющей магазином. Я не могу заниматься двумя, это выше моих сил. Мой муж, будь он у меня, не выдержал бы такого.

Камилла удивлена предложением, и ей требуется несколько секунд, чтобы его осознать. Аделаида решает, что девушка не уверена, и спешит заполнить тишину потоком слов.

– Ваша работа не будет сильно отличаться от того, что выделаете сейчас. На вас просто, скажем так, ляжет больше ответственности. Вы будете напрямую работать с поставщиками и торговыми представителями, управлять запасами, количеством… Конечно, зарплата будет соответствовать этим переменам. Возможно, вам нужно время подумать? Понимаю. Но мне нужен ответ как можно быстрее, потому что я не могу бесконечно продолжать в таком темпе.

Аделаида замолкает и смотрит на Камиллу. В тот момент, когда девушка собирается открыть рот, чтобы ответить, она поднимает руку и останавливает ее.

– Нет. Нет, нет. Подождите. Знаете что? Я дам вам три дня на размышление. Говорят, это хороший срок для принятия правильного решения.

– Правда?

– Не совсем, я только что сама придумала. Но, по-моему, звучит неплохо.

Выходя из магазина, она в последний момент оборачивается к Камилле.

– Может быть, нам пора уже перейти на «ты»? Если на принятие важного решения требуется три дня, то, возможно, для перехода на «ты» будет достаточно шести лет знакомства?

– Договорились, – соглашается Камилла, намеренно избегая местоимений.

Аделаида пожимает плечами, улыбается девушке и выходит из магазина.

6
Камилла

Прошло три дня после разговора с Аделаидой. Камилла подходит к кафе, где у них назначена встреча, и оглядывает отапливаемую террасу в поисках начальницы. Вдруг в глубине поднимается рука и быстро, беспорядочно машет. Камилла пробирается между столиками и в считаные секунды оказывается перед Аделаидой.

– Здесь красиво, правда? Я часто приходила сюда выпить кофе, когда была студенткой.

Камилла лишь улыбается в ответ. Она замечает, что впервые за все время их знакомства Аделаида выглядит напряженной. Она подносит руку к голове, медленно массирует мочку уха, затем прикуривает сигарету и вертит между пальцами маленький коробок спичек. Она объясняет, что бросила курить, а затем снова начала, задаваясь вопросом, зачем она это сделала. В конце концов, сколько раз она бросала, столько же и начинала снова. Она говорит, что это нехорошо, что она боится смерти, а затем затягивается сигаретой, и из этой затяжки исходят волны провокации. Она боится смерти, но боится и жизни без сигарет, добавляет она, отгоняя дым рукой. Солнечный луч падает через окно террасы на обращенное к небу лицо Аделаиды. Она закрывает глаза. Говорит, что никогда не носит солнечные очки, потому что боится что-нибудь упустить. Истинные краски жизни, истинные оттенки вещей. В детстве она думала, что люди с голубыми глазами видят жизнь в голубом цвете. Но сама она, по правде говоря, не видела жизнь в коричневых тонах. Удивительно, насколько эгоцентричны люди, правда? Она задает вопрос, не ожидая ответа. Затем сминает сигарету и не решается достать из пачки другую. Воздерживается. Осознав, что наговорила слишком много, она поворачивается к Камилле и смотрит ей прямо в глаза.

– Ты подумала?

– Я принимаю ваше предложение.

Тотчас же Аделаида выпрямляется, снова обретает свой пыл, обаяние и уверенность. Она обнимает Камиллу, сжимая в объятиях изо всех сил, как будто они прощаются на перроне вокзала.

– О, здорово! Поздравляю! Принять правильное решение – это такая редкость! – восклицает она, упирая на слово «такая».

Радость Аделаиды передается Камилле, но среди всей этой эйфории хозяйка замечает тень в глазах своей протеже.

– Что такое? – спрашивает она, насторожившись.

Камилла немного замешкалась, прежде чем ответить. Когда она нашла подработку, ей и в голову не приходило, что это станет постоянной работой.

– Мне нравится то, чем я занимаюсь, но… – говорит она.

Она смотрит на Аделаиду немного смущенно. Никогда еще морщинка между нахмуренных бровей ее начальницы не была такой заметной.

– …но я собиралась стать юристом.

– Действительно, ты занималась юриспруденцией, когда пришла в магазин, – задумчиво произносит та.

– Да. В конце года должен быть экзамен в коллегию адвокатов. Полагаю, мои родители уже выбрали место на стене в гостиной, где будет висеть мой диплом.

– Если ты хочешь диплом на стене, тебе нужно всего лишь напечатать его. Если же ты хочешь стать юристом – это совсем другое дело. Не надо оплакивать жизнь, которой ты никогда не хотела, Камилла.

Она берет сигарету и прикуривает, чиркнув спичкой. Глубоко затянувшись, прищуривается и снова поворачивается к окну в попытке поймать последние лучи солнца. Камилла наблюдает за ней. Рыжие волосы, кожа лунного оттенка, ореховые глаза, веснушки, детский нос посреди женственного лица. Она задумывается, сколько лет этой женщине. Сорок пять? Может, чуть больше, может, чуть меньше. Камилла практически ничего не знает о ней, кроме того, что та разведена. Об этом Аделаида рассказала ей одним декабрьским вечером, перед рождественскими праздниками, когда они весь день продавали елки покупателям, которые никак не могли выбрать между простой елью, нормандской и голубой. Они сидели на полу, прислонясь к металлической дверной решетке, которую, наконец, опустили, на два с лишним часа позже обычного, и Аделаида открыла бутылку шампанского. Они пили из горлышка, как два товарища по несчастью. Аделаида рассказала ей, как однажды, самым обычным вечером после самого обычного дня, они с мужем смотрели телевизор. Она даже не дождалась конца фильма, просто встала и ушла. Когда он понял, что хлопнула не дверь туалета, то высунул голову из окна и позвал ее. Трижды. Она не обернулась. Аделаида вспоминала, как неуверенно она встала с дивана и как дрожали ее ноги при каждом шаге по паркету. А еще она рассказала о чувстве свободы, которое охватило ее, когда она побежала по дорожке их сада в скучном пригороде. И о приступе смеха, который отпустил ее, только когда она упала на кровать гостиничного номера, в котором нашла себе убежище. На следующий день она села на поезд до Парижа, намереваясь позже купить билет на самолет, но в итоге так никогда и не сделала этого.

– Вспышка безрассудной дерзости, – сказала она с полуулыбкой и сделала еще один глоток шампанского.

– Адвокат или флорист?

Аделаида выпускает две тонкие струйки дыма из уголков губ и смотрит на Камиллу, ожидая ответа.

– Флорист, – отвечает девушка, сжав кулак на столе, а ноги ее под ним подрагивают…

7
Камилла

Камилла только что рассталась с Аделаидой, но на экране телефона высвечивается ее имя. Невольно она оборачивается, чтобы проверить, не бежит ли та за ней, размахивая забытым в баре шарфом или кошельком.

– Алло?

– Камилла, это я. Я просто хотела тебе кое-что сказать. Ты готова?

– Да, я слушаю.

– Ты ФЛОРИСТ.

– …

– Вот так!

– И это все?

– Нет-нет, ты, по-моему, не совсем поняла. Ты флорист. Повтори за мной.

Камилла снова оборачивается, поднимает глаза к небу, проверяет, точно ли за ней никто не идет.

– Пожалуйста. Доверься мне.

Камилла выдыхает с облегчением и в конце концов, делает то, о чем просит ее начальница.

– Я флорист…

– Ну что?

– Что «что»?..

– Ничего не чувствуешь?

– То есть?

– Камилла! Ты флорист! У тебя нет специального образования, нет диплома, но ты флорист! Ты доказала, что можешь управлять магазином самостоятельно, ты невероятная! И, как говорит мадам Клер, магазин никогда не пустует.

– Еще бы! Мадам Клер всегда приходит в часы, когда все выходят с работы.

– Ах, Камилла! Как ты думаешь, почему я открываю второй магазин? У нас хорошие показатели. Мы с тобой отличная команда!

Камилла не отвечает.

– И потом, знаешь, все эти люди из офисов, которые заходят после рабочего дня в наш магазин… мы же не ходим к ним в офис, когда заканчиваем работу, так ведь?

На другом конце Аделаида начинает смеяться собственной шутке. Она смеется тем заразительным смехом, который сметает все на своем пути.

– Камилла, когда я положу трубку, я хочу, чтобы ты остановилась на две минуты и сказала это вслух. Себе, никому другому. «Я флорист». Не продавщица. Не официантка. Флорист. Ну, до завтра!

Аделаида вешает трубку прежде, чем Камилла успевает что-либо ответить. Она стоит посреди тротуара и оглядывается вокруг.

– Я флорист, – бормочет она.

Она не успела закончить фразу, как во внутреннем кармане куртки снова завибрировал телефон. На этот раз это было сообщение от начальницы, которое требовало: «Громче». Камилла мотает головой. После нескольких секунд колебаний, как будто стоя на краю пропасти с веревкой вокруг ноги, она делает глубокий вдох и наконец решается.

– Я флорист, – говорит она четко.

Она чувствует себя глупо и немного неловко, разговаривая сама с собой на улице. С другой стороны, у нее возникает непреодолимое желание произнести это еще раз. Последний. Она закрывает глаза и на этот раз говорит во весь голос.

– Я ФЛОРИСТ.

– Вам повезло. Это замечательная профессия.

Ее быстрым шагом обгоняет женщина, и, глядя ей вслед, Камилла улыбается. Теперь она уверена, что находится именно там, где сама хочет быть. Осталось только убедить в этом родителей.

8
Маргарита

В повседневной жизни Маргариты ничего не изменилось, но ей ужасно скучно. Ей скучно, потому что изо дня в день, даже из недели в неделю ей нечего ждать. Ни малейшего события, вокруг которого она могла бы выстроить свое расписание или хотя бы составить распорядок дня. Она хочет, чтобы время летело быстрее, но не знает точно зачем, и прекрасно понимает, что в этом желании скрывается парадокс быстрого приближения смерти. Но ничего не может с собой поделать.

Маргарита заметила, что ее телефон больше не звонит. Поэтому она стала с нетерпением ждать звонков от компаний об установке двойных стеклопакетов по заманчивой цене или о подключении оптоволоконного кабеля, это она-то, кому так и не удалось правильно запомнить аббревиатуру ADSL на модеме.

Она начала смотреть телевизор. Раньше она просто включала его и позволяла что-то показывать. Это было своего рода успокаивающее непрерывное присутствие. Но вот уже несколько дней она сидит и смотрит на ведущего новостей. Иногда ей кажется, что он обращается к ней. Тогда она вежливо отвечает. Их отношения безоблачны, и, хотя она бывает вынуждена прервать его, кажется, это его не сильно беспокоит. Маргарита находит его немного деспотичным, но прощает, потому что она была бы совершенно неспособна делать то, что делает он. Каждый вечер. Да еще во время ужина.

* * *

У Маргариты создается впечатление, что она натыкается на невидимую стену одиночества. Каждая радость, каждая надежда неуклонно наталкивается на эту прозрачную преграду, на это сиротство среди толпы. Чтобы занять себя, она думает о том, что сталось с ее жизнью. Все эти слова, которыми она больше не пользуется. Молния на спине, которая остается незастегнутой. Блюда «на одного», которые она покупает в Monoprix. Шутки, над которыми она больше не смеется. Слова «чуть меньше», которые она произносит в сырной лавке. И «еще чуть меньше», которые она еле слышно бормочет в лавке мясной. Остатки еды, которые она никогда не доедает. Телефон, который больше не звонит. Разговоры с телевизором. Отражение в зеркале, к которому она приходит, чтобы не чувствовать себя такой одинокой. Множество зеркал, которые она расставляет повсюду, чтобы быть еще менее одинокой.

Чтобы занять себя, Маргарита принялась ходить по врачам. Она ходит к ним по поводу болей, которые были у нее всегда и которые, как она знает, можно объяснить только износом организма. Она рассказывает врачу все, что у нее на душе, стараясь не задыхаться и не дать ему возможности перебить себя. Выходя из кабинета, она замечает, что очередь стала в два раза длиннее, чем когда она пришла, но ее это не волнует. Она считает, что достаточно дала обществу, настала пора брать.

Маргарита начала с посещения терапевта, затем стала бывать у кинезиотерапевта и даже у стоматолога. Она всегда ненавидела ходить к стоматологу, но очевидно, что в списке вещей, которые она ненавидит больше всего на свете, «скука» находится на недосягаемой высоте. Благодаря визиту к терапевту ей удалось получить направления на ряд анализов, которые займут ее на несколько недель. Но когда она думает о том, что будет дальше, ее охватывает мучительная тревога.

* * *

Маргарита решила нанять домработницу. Ей никогда не нравилась идея, что кто-то будет приходить к ней и хозяйничать, но перед лицом одиночества приходится идти на жертвы. Сегодня утром, возвращаясь из магазина, она толкнула дверь агентства по оказанию услуг на дому и оказалась среди плакатов с изображением матерей, перегруженных домашними делами. Текст на плакатах: «Не хватает времени? Мы вам его подарим!» – сразу же смутил ее. Она сочла ситуацию забавной, учитывая, что у нее было столько свободного времени, что она могла бы возвести лестницу лишь ради того, чтобы отполировать на ней перила.

Она уже собиралась повернуть назад, когда к ней обратилась сотрудница агентства. Маргарита пробормотала несколько фраз, не слишком вразумительных. Она даже не вполне понимала, зачем сюда пришла. Она начала представлять себе, как женщина, а может мужчина – взгляды у нее были вполне современные, – приходит к ней домой и начинает стирать пыль с ее воспоминаний. А что, если он или она что-нибудь разобьет? У нее так много всяких вещиц, безделушек, сувениров… Чтобы справиться с этим, им понадобится докторская степень по уборке. Девушка продолжала смотреть на нее с неизменной улыбкой на лице, терпеливо ожидая, когда Маргарита скажет что-нибудь внятное.

– Я… Вы не продаете MP3-плееры?

Глаза у девушки-консультанта расширились, а рот слегка приоткрылся от удивления.

– Боюсь, вы пришли не по адресу, мадам.

– Да? А я думала, что попала в рыбную лавку.

Консультант не понимала ни как ей реагировать, ни кто перед ней стоит. Надо ли вызвать врача? Или позвонить в полицию? Она стала оглядываться в поисках управляющего, и Маргарита воспользовалась этим, чтобы развернуться и уйти. По дороге домой она поклялась никогда больше не заходить в эту контору и, самое главное, никого не нанимать для уборки дома.