Текст книги "Пискаревский летописец. Происхождение, источники, авторство"

С. И. Хазанова
Пискаревский летописец. Происхождение, источники, авторство

Научный редактор

доктор исторических наук, И. Н. Данилевский

Рецензенты:

доктор исторических наук, профессор В. А. Муравьев;

кандидат исторических наук Т. В. Гимон.

© Хазанова С. И., 2014

© Издательство «Квадрига»

Введение

Одной из основных задач источниковедения средневековой истории России традиционно является изучение летописания. Существенным аспектом этой темы в последнее время, особенно в 80–90-х гг. прошлого века, стало исследование поздних летописей. Историки проявляли к ним интерес и раньше, публиковали и изучали отдельные памятники, но особенности позднего летописания до сих пор являются дискуссионными. В сегодняшней науке идут споры о характере этого вида источников второй половины XVI–XVII в. Некоторые исследователи, в частности В. Г. Вовина[1]1
  Вовина В. Г. Особенности позднего русского летописания // Спорные вопросы отечественной истории XI–XVIII вв. М., 1990. С. 35.


[Закрыть], отмечают, что, несмотря на внешнее сходство с ранними памятниками, летописи позднего периода представляют собой особый вид исторических источников. Однако до сих пор остается неясным, что именно отличает позднее летописание от летописей предшествующего периода, насколько глубоки эти различия, свидетельствуют ли они о разрыве с традицией раннего летописания или же являются ее продолжением на новом этапе. В связи с этим возникают вопросы, насколько выводы, полученные при изучении древнерусского летописания XI – первой половины XVI в., могут быть распространены на позднее летописание; возможно ли в последнем случае использование (и если да, то как) методик, разработанных на раннем материале.

Актуальным для исследования летописных памятников второй половины XVI–XVII в. представляется изучение их происхождения. Для поздних памятников представления об этом далеко не полны. В специальном исследовании нуждаются следующие проблемы: в какой среде была составлена та или иная летопись, была ли она современна описываемым событиям, какими источниками пользовались ее составители. Все это имеет большое значение для интерпретации содержания поздних летописей, понимания их как феномена культуры, их видовой природы, выявления их информативных возможностей как исторических источников. Особой проблемой является выяснение места отдельных сводов в истории позднего летописания. Без этого нельзя судить о типичности или уникальности памятника, невозможно дать ему общую характеристику.

Временем позднего летописания нами, вслед за петербургской школой (В. Г. Вовина, В. К. Зиборов)[2]2
  Вовина В. Г. Новый летописец и спорные вопросы изучения позднего русского летописания // Отечественная история. 1992. № 5. С. 117–129; Зиборов В. К. Русское летописание XI–XVIII вв. СПб., 2002.


[Закрыть], признается вторая половина XVI–XVII в. В московской школе (В. И. Корецкий, Я. Г. Солодкин[3]3
  Корецкий В. И. История русского летописания второй половины XVI – начала XVII вв. М., 1986; Солодкин Я. Г. История позднего русского летописания. М., 1997.


[Закрыть]) к летописям относятся и все сочинения XVIII в., только внешне близкие к летописям. Их похожесть ограничивается погодной формой изложения событий. Авторы подобных произведений, в отличие от летописца, иначе объясняли причинно-следственные связи исторических событий, а именно в них отсутствует средневековый провиденциализм, они ставят своей целью научное изложение материала[4]4
  Богданов А. П. Летописец и историк конца XVII в. М., 1994; Он же. Типологические признаки и группы в русском летописании конца XVII в. // Методы изучения источников по истории русской общественной мысли периода феодализма. М., 1989. С. 197–221.


[Закрыть].

Историки обращались к памятникам позднего летописания еще в XVIII и XIX вв. В трудах В. Н. Татищева встречаются упоминания о летописи «История о развитии русском» и Новом летописце[5]5
  Солодкин Я. Г. История позднего русского летописания. М., 1997. С. 5.


[Закрыть]. В XVIII и первой половине XIX в. были изданы Летопись о многих мятежах, Новый летописец, некоторые памятники двинского и сибирского летописания конца XVII в., новгородские и псковские летописи. Но систематический характер изучение и публикация поздних сводов приобрели лишь в середине прошлого столетия. К этому времени благодаря трудам А. А. Шахматова, М. Д. Приселкова, Д. С. Лихачева[6]6
  Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908; Он же. Обозрение русских летописных сводов XIV–XV вв. М.; Л., 1938; Приселков М. Д. История русского летописания XI–XV вв. Л., 1940; Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л., 1947.


[Закрыть] и др. история раннего летописания была представлена достаточно полно. Все основные памятники были опубликованы и изучены с точки зрения их происхождения, состава, целей. На материале раннего летописания отрабатывалась методика изучения летописных текстов вообще. Перед наукой встала задача исследования поздних сводов.

Середина XX в. отмечена изданием некоторых поздних летописей. Внимание привлекали прежде всего сочинения, возникшие во второй половине XVI–XVII в., которые заключали в себе сведения о событиях времен опричнины, Смуты. В 1941 г. появилась публикация М. Н. Тихомирова кратких летописных записей эпохи опричнины и выписки о строительстве городов[7]7
  Тихомиров М. Н. Малоизвестные летописные памятники XVI в. // Исторические записки. М., 1941. Т. 10. С. 84–94.


[Закрыть]. В 1950 г. А. А. Зимин опубликовал в «Историческом архиве» краткие летописцы XV–XVI вв. монахов Иосифо-Волоколамского монастыря Марка Левкеинского и Игнатия Зайцева, а также пять кратких летописцев, составленных в Кирилло-Белозерском монастыре[8]8
  Зимин А. А. Краткие летописцы XV–XVI вв. // Исторический архив. М.; Л., 1950. С. 3–38.


[Закрыть]. В 1954 г. М. Н. Тихомиров издал Постниковский летописец[9]9
  Тихомиров М. Н. Постниковский летописец // ИЗ. М., 1954. Т. 46. С. 270–288.


[Закрыть], в 1955 – О. А. Яковлева опубликовала Пискаревский летописец за 1533–1645 гг.[10]10
  Яковлева О. А. Пискаревский летописец // Материалы по истории СССР. М., 1955. Т. 2. С. 6–145.


[Закрыть] Особое внимание публикаторы обращали на памятники, описывающие народные выступления (изучение классовой борьбы было одной из основных задач исторической науки 50–60-х гг. XX в.). В. И. Корецкий выпустил летописец с известиями о восстании Ивана Болотникова[11]11
  Корецкий В. И. Летописец с новыми известиями о восстании Болотникова // История СССР. 1968. С. 120–130.


[Закрыть]. М. Н. Тихомиров и В. И. Буганов издали летописные повести о московских восстаниях 1682 г.[12]12
  Буганов В. И. Летописные известия о московских восстаниях 1682 г. // Новое о прошлом нашей страны. М., 1967. С. 310–320.


[Закрыть] Летописи XVI–XVII вв. продолжали выходить и в серии Полного собрания русских летописей: в 1965 г. был издан Новый летописец, в 1978 – Пискаревский и Постниковский летописцы, Московский летописец середины XVII в. В 1981 г. были опубликованы сибирские летописи.

В 70–80-х гг. XX в. издавали особенно много летописцев второй половины XVI–XVII в. К тому времени стало ясно, что позднее летописание сохранилось не в отрывках и фрагментах, а представляет собой многочисленные летописи и краткие летописцы, разбросанные по рукописным сборникам и недоступные широкому исследователю. В 1971 г. В. И. Корецкий и В. И. Буганов опубликовали неизвестный московский летописец XVII в. из Музейного собрания ОР ГБЛ[13]13
  Буганов В. И., Корецкий В. И. Неизвестный московский летописец конца XVII в. из Музейного собрания ГБЛ // Записки ОР ГБЛ. М., 1971. Вып. 32.


[Закрыть]. В 1973 г. С. О. Шмидт обнародовал летописчик со сведениями по истории XVI в.[14]14
  Шмидт С. О. Поздний летописчик со сведениями по истории России XVI в. // Летописи и хроники 1973. М., 1974. С. 347–354.


[Закрыть] из сборника Государственной публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина. С. О. Шмидт дал краткую палеографическую характеристику сборника, описал его состав, отметив, что среди источников летописчика могли быть устные известия и «История о великом князе московском» Андрея Курбского. В. И. Корецкий опубликовал Соловецкий летописец конца XVI в. Появляются также публикации других кратких летописцев: московского краткого летописца, Безднинского летописца конца XVII в., краткого ростовского летописца конца XVII в., летописца с новыми известиями XVI – начала XVII в., краткого летописца Торжка XVII в.[15]15
  Корецкий В. И. Соловецкий летописец // ЛиХр 1980. М., 1981. С. 223–244; Буганов В. И. Краткий московский летописец конца XVII в. из Ивановского областного краеведческого музея // ЛиХр 1976. М., 1976. С. 283–293; Корецкий В. И. Безднинский летописец конца XVII в. из собрания С. О. Долгова // Записки ОР ГБЛ. М., 1977. Вып. 38; Богданов А. П. Краткий ростовский летописец конца XVII в. // Советские архивы. 1981. № 6. С. 33–38; Корецкий В. И., Морозов Б. Н. Летописец с новыми известиями XVI – начала XVII в. // ЛиХр 1984. М., 1984. С. 187–219; Станиславский А. Л. Краткий летописец Торжка // Там же. С. 235–236.


[Закрыть] Публикуемые краткие летописцы рассматривались учеными как памятники исторической мысли позднего Средневековья. Исследователи обращали также внимание на содержащиеся в этих летописях оригинальные сведения о событиях XVI–XVII вв. Издание памятников вводило в научный оборот новые тексты и расширяло источниковую базу.

Появляются справочники, позволяющие исследователям ориентироваться среди неопубликованных поздних летописей. А. Н. Насонов, а затем М. Н. Тихомиров издали краткие описания неопубликованных летописей трех крупнейших хранилищ Москвы – Государственного исторического музея, Российской государственной библиотеки и Российского государственного архива древних актов[16]16
  Насонов А. Н. Летописные памятники хранилищ Москвы // Проблемы источниковедения. М., 1955. Т. 4. С. 243–286; Тихомиров М. Н. Краткие заметки о летописных произведениях в рукописных собраниях Москвы. М., 1962.


[Закрыть]. Они доныне остаются единственными справочниками такого рода.

Историки уделяли внимание не только публикации, но и исследованию поздних летописей. Особый интерес вызывали обширные летописные своды общерусского содержания. П. Г. Васенко пришел к выводу, что Латухинская степенная книга представляет собой переработку в 1677 г. Степенной книги первой половины 1560-х гг.[17]17
  Васенко П. Г. Академический список Латухинской Степенной книги // Доклады АН СССР. Отд. гуманитарных наук. М., 1929. № 15. С. 280–282.


[Закрыть] Из других работ по общерусскому летописанию можно назвать исследования Л. В. Черепнина о Новом летописце[18]18
  Черепнин Л. В. Смута и историография XVII в. // ИЗ. 1945. Т. 14. С. 81–129.


[Закрыть] и И. А. Жаркова о «Летописи о многих мятежах»[19]19
  Жарков И. А. Из каких кругов вышла Летопись о многих мятежах // Новое о прошлом нашей страны. М., 1967. С. 310–420.


[Закрыть]. Историки обращали внимание прежде всего на происхождение этих летописей, а не на их специфику как памятников позднего летописания. По мнению Л. В. Черепнина, Новый летописец был плодом совместной работы Посольского приказа и окружения патриарха Филарета, причем литературная обработка сырого архивного материала, предоставленного Посольским приказом, производилась уже лицами, близкими к патриарху[20]20
  Черепнин Л. В. Смута и историография XVII в. С. 81–129.


[Закрыть]. И. А. Жарков пришел к выводу, что Летопись о многих мятежах возникла в гражданской среде по заказу Василия Григорьевича Меньшого Ромодановского, служившего в 1642–1644 гг. воеводой в Воронеже[21]21
  Жарков И. А. Их каких кругов вышла Летопись о многих мятежах. С. 310–420.


[Закрыть]. И. А. Жарков занимался также и Новым летописцем. Исследователь датировал один из списков этого памятника – Оболенский. Время его составления историк отнес к 80–90-м гг. XVII в.[22]22
  Жарков И. А. Новый летописец по списку М. А. Оболенского // ЛиХр 1974. М., 1974. С. 293–299.


[Закрыть] Труды Л. В. Черепнина и И. А. Жаркова дали представление об истории создания Нового летописца и Летописи о многих мятежах, позволив проследить процесс работы над исходными материалами.

В 60-х гг. историки интересовались летописями, отразившими участие народа в политических волнениях XVII столетия. Е. В. Чистякова изучала летописные записи о народных движениях середины XVII в. Исследовательница пришла к выводу, что во второй половине XVII в. многочисленные компилятивные сборники кратких летописцев, хронографы поздних редакций, а затем обзоры типа «Синопсисов» потеснили постепенно угасавшее официальное летописание[23]23
  Чистякова Е. В. Летописные записи о народных движениях середины XVII в. // Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. М., 1963. С. 242–253.


[Закрыть]. Появление летописных заметок о народных движениях также свидетельствовало о том, что наряду с официальным летописанием все более широкое значение стали получать краткие летописцы.

Ряд историков изучали провинциальные летописи XVII в. Труды С. В. Бахрушина посвящены сибирскому летописанию XVII в.[24]24
  Бахрушин С. В. Очерки по истории колонизации Сибири в XVI и XVII вв. М., 1927 С. 1–35.


[Закрыть] Начало сибирского летописания историк связывает с деятельностью первого тобольского архиепископа Киприана, по заказу которого был составлен синодик для тобольского Софийского собора. В работах В. И. Сергеева, Р. Г. Скрынникова, Н. А. Дворецкой[25]25
  Сергеев В. И. У истоков сибирского летописания // Вопросы истории. 1970. № 12. С. 45–61; Скрынников Р. Г. Ранние сибирские летописи // История СССР. 1979. № 4. С. 82–100; Дворецкая Н. А. Сибирский летописный свод. Новосибирск, 1984.


[Закрыть] также рассматриваются сибирские летописи. Труды В. И. Сергеева и Р. Г. Скрынникова посвящены раннему сибирскому летописанию. В. И. Сергеев установил, что источником для Саввы Есипова, составителя первой сибирской летописи, и Строгановского летописца послужили материалы вотчин Строгановых, устные рассказы казаков, синодик Киприана. Р. Г. Скрынников выяснил, что Есиповская и более поздняя Строгановская летописи представляют собой разные редакции одного и того же памятника. Основным источником для Есиповской, а позднее Строгановской летописи стала краткая тобольская летопись. Исследователь предположил также, что одним из авторов Строгановской летописи был известный русский писатель XVII в. Семен Иванович Шаховской[26]26
  Скрынников Р. Г. Ранние сибирские летописи. С. 82–100.


[Закрыть]. Н. А. Дворецкая писала о Тобольском летописном своде, редактировавшемся в 1686–1690-х гг. и 1694 г.[27]27
  Дворецкая Н. А. Сибирский летописный свод. Новосибирск, 1984.


[Закрыть] Исследователи изучали летописи и других регионов страны. Вологодскому летописанию посвящены труды Ю. С. Васильева, Н. А. Казаковой[28]28
  Васильев Ю. С. Летописное наследие Поморья // ВИД. М., 1979. Вып. 11. С. 19–42; Казакова Н. А. Вологодское летописание XVII–XVIII вв. // ВИД. Л., 1981. Вып. 12. С. 66–90.


[Закрыть], устюжскому – К. Н. Сербиной[29]29
  Сербина К. Н. Устюжские летописи XVII–XVIII вв. Л., 1985.


[Закрыть]. Ю. С. Васильев пришел к выводу, что летописание в Вологодском крае велось на протяжении XV–XIX вв. при дворе пермских и вологодских епископов, а также в Спасо-Прилуцком и Спасо-Каменном монастырях[30]30
  Буганов В. И. Отечественная историография русского летописания. М., 1975. С. 102–103.


[Закрыть]. К. Н. Сербина выяснила, что в конце 70-х – начале 80-х гг. XVII в. был составлен краткий устюжский летописец. В основу его легла устюжская летопись первой четверти XVI в. Появление устюжского свода исследовательница связывала с учреждением Велико-Устюжской и Тотемской епархии, освященной в 1682 г.[31]31
  Сергеев В. И. У истоков сибирского летописания // Вопросы истории. 1970. № 12. С. 45–61.


[Закрыть] Исследования историков местных летописей дают представление об эволюции провинциального летописания.

В конце 60–80-х гг. XX в. стали выходить и обобщающие труды по летописанию. В монографии А. Н. Насонова одиннадцатая и двенадцатая главы посвящены позднему летописанию. В них, в частности, рассматриваются Новый летописец и патриаршие своды. В работе дана история русского летописания за все время его существования, были показаны его особенности в различные периоды[32]32
  Насонов А. Н. История русского летописания XI – начала XVIII вв. М., 1969. С. 478–483.


[Закрыть]. Публикация поздних летописей и изучение отдельных сводов позволили В. И. Корецкому написать обобщающую работу по летописанию второй половины XVI – начала XVII в. Историк, изучая неофициальное летописание эпохи опричнины и Смутного времени, обратил внимание на содержащиеся в них сведения, относящиеся к более ранним периодам. Ученый полагал, что в рассказах о событиях XVI–XVII вв. нужно уметь увидеть руку современника[33]33
  Корецкий В. И. История русского летописания второй половины XVI – начала XVIII вв. М., 1986. С. 4.


[Закрыть]. В. И. Корецкий отметил такую особенность позднего летописания, как участие в составлении памятников служилых и посадских людей. Это свидетельствовало, по его мнению, о демократизации этого вида источников[34]34
  Там же. С. 267.


[Закрыть]. Если В. И. Корецкий уделял внимание памятникам второй половины XVI – начала XVII в., то труды А. П. Богданова посвящены летописным сводам второй половины XVII в. Он рассмотрел летописные записи о Стрелецком восстании 1682 г., ростовский летописец конца XVII в., патриарший свод 1686 г., Забелинский свод 1690-х гг.[35]35
  Богданов А. П. Редакции летописца 1619–1691 гг. // Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода. М., 1982; Он же. Общерусский летописный свод конца XVII в. из собрания И. Е. Забелина // Там же. С. 183–210; Он же. Летописец 1686 г. и патриарший летописный скрипторий // Книжные центры Древней Руси. СПб., 1994. С. 64–90.


[Закрыть] Исследования А. П. Богданова помогают понять характер и особенности памятников последней четверти XVII в., которые историк считает предшественниками научных исторических сочинений Нового времени. А. П. Богданов прослеживает, как постепенно летописание превращалось в научное сочинение, хотя летописные традиции еще живо чувствуются в памятниках конца XVII – начала XVIII в.

Я. Г. Солодкин рассмотрел боярские и митрополичьи летописцы, провинциальные летописи и хронографические сочинения, летописцы дворян и приказных людей, патриаршие своды и краткие летописцы, а также такие памятники общерусского летописания, как Новый, Пискаревский летописцы, Московский летописец второй четверти XVII в. Он представил общую картину летописания последней трети XVI–XVII в. Исследователь обращает внимание на характер летописания разных этапов: последней трети XVI в., первой половины XVII в., второй половины XVII в. Многообразие разновидностей летописания, представленное в XVI–XVII вв., подтверждает мысль Я. Г. Солодкина о том, что этот вид источников продолжал существовать и в позднее Средневековье, при этом позднее летописание, по мнению исследователя, ничем принципиально не отличается от раннего. Такой вывод был сделан прежде всего на основании изучения памятников, возникших в церковной среде. Во многих сводах XVII в., особенно патриарших и владычных новгородских, несложно выделить первоначальный протограф[36]36
  Солодкин Я. Г. История позднего русского летописания. М., 1997.


[Закрыть]. В этом точка зрения Я. Г. Солодкина принципиально расходится с точкой зрения другой исследовательницы, В. Г. Вовиной, занимающейся Новым летописцем. Она видит в позднем летописании компиляцию иного рода: «Источники Нового летописца „переплавляются“ в нем, „подравниваются“, разрываются, чтобы получился внешне связный текст»[37]37
  Вовина В. Г. Особенности позднего русского летописания // Спорные вопросы отечественной истории XI–XVIII вв. М., 1990. Ч. 1. С. 38.


[Закрыть]. В. Г. Вовина обратила внимание на то, что поздние летописцы не являются сводами в привычном понимании этого слова, в них нет необратимого перехода текстов одного в другой, когда сразу можно узнать источник заимствований. В таких памятниках часто невозможно вычленить предшествующие, поэтому поиск источников в летописях XVI–XVII вв. затруднен[38]38
  Вовина В. Г. Новый летописец и спорные вопросы изучения позднего русского летописания // ОИ. 1992. № 5. С. 129.


[Закрыть]. Исследовательница не отрицает существования в XVII в. вполне традиционных сводов; такие памятники, как Новый летописец, не вытеснили их полностью, а представляют только параллельную ветвь к нему[39]39
  Вовина В. Г. Особенности позднего русского летописания. С. 38.


[Закрыть]. Таким образом, вопрос об особенностях памятников XVII в. является дискуссионным в историографии позднего летописания. Он требует для своего решения тотального монографического исследования поздних сводов, так как недостаточно изучены конкретные памятники.

В монографии проблемы специфики позднего летописания рассматриваются на материале Пискаревского летописца как одном из представителей позднего летописания. Пискаревский летописец – один из самых крупных сводов XVII в. Памятник описывает события на протяжении значительного хронологического периода: от древнейших времен до 40-х гг. XVII в. Историки, обращавшиеся к Пискаревскому летописцу, отмечали, что тот является сложной по составу компиляцией, причем происхождение многих его известий неясно и требует углубленного изучения. Непонятными остаются также принципы и приемы отбора источников, которыми руководствовались составители Пискаревского летописца.

Пискаревский летописец неоднократно упоминался в литературе, ему посвящено несколько статей, но предметом специального источниковедческого исследования он еще не становился. До сих пор неизученными остаются источники начальной части Пискаревского летописца, спорными и противоречивыми представляются выводы о многих источниках оригинальной части. Проблема атрибуции памятника тоже еще не решена до конца. Неизученным остается и место Пискаревского летописца среди поздних летописей.

В центре внимания – изучение Пискаревского летописца как источника по истории России. Это поможет установить, в чем состоит его особенность как летописца XVII в.: является ли он классическим летописным сводом, а если не является, то можно ли рассматривать эти отличия как признаки вырождения позднего летописания.

В этой связи в книге рассматриваются следующие проблемы:

1) анализ предшествующей историографии Пискаревского летописца, чтобы установить, в частности, какие стороны памятника и в какой степени изучены, а какие остались неисследованными;

2) выявление источников, легших в основу Пискаревского летописца;

3) установление автора Пискаревского летописца; при этом внимание уделяется прежде всего социальной принадлежности автора, а также обстоятельствам создания источника, значению памятника в контексте породившей его эпохи; в свою очередь это поможет очертить круг источников, которыми пользовались создатели летописи, понять цель их труда, определить осведомленность в тех или иных вопросах, выявить интересы составителя (или составителей). Только после изучения этих проблем можно перейти к характеристике источника в целом, к интерпретации его содержания, к установлению того, что дает его оригинальная информация для реконструкции исторической реальности.

В своей работе мы опирались на теоретико-методологические положения, сформулированные А. С. Лаппо-Данилевским. Методология Лаппо-Данилевского сохранялась и развивалась в трудах его учеников и последователей: А. Е. Преснякова, С. Н. Валка, А. И. Андреева[40]40
  Пресняков А. Е. А. С. Лаппо-Данилевский как ученый и мыслитель. Пг., 1922; Валк С. Н. А. С. Лаппо-Данилевский. Очерки русской дипломатики частных актов // Русский исторический журнал. 1922. № 8. С. 255–258; Андреев А. И. Очерки по источниковедению Сибири. М., 1960–1965.


[Закрыть]. Потом, в течение длительного времени, в силу господствующей в советской исторической науке идеологии, такой подход ученых к изучению источника оказался неактуальным. Только на рубеже XX–XXI вв. стали возрождаться идеи школы А. С. Лаппо-Данилевского. В современном источниковедении это направление продолжают О. М. Медушевская, М. Ф. Румянцева и др.[41]41
  Данилевский И. Н., Кабанов В. В., Медушевская О. М., Румянцева М. Ф. Источниковедение. М., 2000. С. 10, 122; Румянцева М. Ф. Теория истории. М., 2002. С. 214–215.


[Закрыть] В рамках такого подхода изучение источника является самодостаточной научной проблемой, источник рассматривается как продукт психической деятельности человека и в силу этого как отражение ментальности определенной эпохи. В современном источниковедении источники все в большей мере трактуются как памятники культуры своей эпохи. Основой такого подхода является рассмотрение исторического источника как реализованного продукта человеческой психики, пригодного для изучения исторических фактов, как произведения культуры своей эпохи. Здесь акцент делается прежде всего на понимании психологической и социальной природы исторического источника.

При изучении Пискаревского летописца нами применена сравнительно-источниковедческая (или сравнительно-текстологическая) методика, разработанная в трудах А. А. Шахматова и развитая М. Д. Приселковым, Д. С. Лихачевым, Я. С. Лурье[42]42
  Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908; Он же. Обозрение русских летописных сводов XIV–XV вв. М.; Л., 1938; Приселков М. Д. История русского летописания. СПб., 1996; Лихачев Д. С. Текстология. Л., 1962; 2-е изд.: СПб., 2001 (далее ссылки на это изд.); Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV–XV вв. Л., 1976.


[Закрыть] и другими исследователями. Эта методика требует рассмотрения всего летописного свода, а не изолированных известий из него[43]43
  Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV–XV вв. С. 12–13.


[Закрыть]. Изучение летописи при таком подходе включает в себя три стадии. На первой из них проводится полное сравнение всех родственных с ней летописей. Такое сопоставление дает возможность установить взаимоотношения между ними и выявить наличие протографа – общего текста, к которому они восходят. Вторая стадия исследования состоит в определении состава и содержания этого общего текста (или свода-протографа). На третьей стадии проводится характеристика изучаемого памятника, он также сравнивается с другими, обычно более древними источниками. Именно на этой стадии исследователь и обнаруживает уникальные тексты, отсутствующие во всех известных летописях и представляющие собой либо плоды оригинального творчества летописца, либо следы не дошедших до нас источников[44]44
  Лихачев Д. С. Текстология. С. 169.


[Закрыть].

К Пискаревскому летописцу применена методика исследования истории текста памятника, сохранившегося в единственном списке[45]45
  Лихачев Д. С. Текстология. СПб., 2001. С. 360–361.


[Закрыть]. Исследование памятника, сохранившегося в единственном списке, затруднено тем, что нет широких возможностей для изучения протографа, редакций, истории текста, которые позволяет сделать сравнительный анализ нескольких списков. Наша методика предусматривает, что внимание обращается не только на единственный имеющийся в распоряжении исследователей текст источника, но и на саму рукопись: на ее состояние, утраты, дополнения, загрязненность отдельных листов, сделанные на ней поздние записи. При этом нужно установить владельцев рукописи, выявить все пометы на полях, приписки к основному тексту. Все это позволяет, опираясь на косвенные данные, проследить в какой-то мере историю создания и бытования памятника. Методика изучения текста, сохранившегося в единственном списке, предусматривает также сравнение летописи с другими источниками.

Для выявления общих чтений с Пискаревским летописцем в монографии привлечены следующие летописи XVI–XVII вв.: Воскресенская, Никоновская, Типографская, Летописец начала царства, Александро-Невская, Новый летописец, Московский летописец середины XVII в. Воскресенская и Никоновская летописи привлечены для сравнения с Пискаревским летописцем на том основании, что в литературе не раз отмечалось то, что многие поздние своды в статьях о раннем периоде используют эти летописи. Типографская летопись составлена в конце XV – начале XVI в. в Кирилло-Белозерском монастыре. Исследователи обратили внимание на некоторые северорусские известия Пискаревского летописца, и сравнение с Типографской летописью поможет определить, могла ли она послужить источником для Пискаревского летописца. Остальные летописи являются памятниками позднего происхождения – второй половины XVI–XVII в. Они охватывают тот же период, что и Пискаревский летописец, и поэтому могут содержать сходные с ним чтения.

С целью выявления общих чтений с изучаемым памятником в работе привлечены также краткие летописцы XVI–XVII вв., как изданные, так и неопубликованные. Эти летописцы охватывают тот же хронологический период, что и Пискаревский летописец, многие из них возникли в близкое к изучаемому памятнику время. К числу опубликованных относятся: Соловецкий летописец XVI в., краткие летописные записи эпохи опричнины, Сокращенный временник[46]46
  Тихомиров М. Н. Соловецкий летописец второй половины XVI в. // Тихомиров М. Н. Русское летописание. М., 1979. С. 192–206; Он же. Краткие летописные записи эпохи опричнины // ИЗ. М., 1941. Т. 10. С. 84–94; Сокращенный временник // Материалы по истории СССР. М., 1955. Т. 2. С. 145–152.


[Закрыть]. Неопубликованные краткие летописцы сохранились главным образом в списках XVII в. в фондах Российского государственного архива древних актов и Отдела рукописей Российской государственной библиотеки (далее сокращенно – РГАДА и ОР РГБ). Эти памятники представляют собой выписки из обширных летописей за тот же хронологический период, что и Пискаревский летописец: летописная заметка о строительстве церкви Василия Блаженного[47]47
  РГАДА. Ф. 199. Портфели Миллера. Д. 1. Л. 113.


[Закрыть], Московский краткий летописец от времени великого князя Даниила по избрание царя Михаила Федоровича[48]48
  РГАДА. Ф. 181. Рукописное собрание МГАМИД. Д. 65.


[Закрыть], Краткий российский летописец от древнейших времен до 1650 г.[49]49
  Там же. Д. 64.


[Закрыть], Краткое сказание о произведении и взращении народа русского[50]50
  Там же. Д. 79.


[Закрыть], оканчивающееся избранием на престол Михаила Романова, Хронограф особого состава[51]51
  Там же. Д. 361.


[Закрыть], Избранный летописец вкратце по 1613 г.[52]52
  Там же Д. 76.


[Закрыть], летописец, «написан выбором из старых летописцев о том, что учинилось в русском государстве и во всей русской земле»[53]53
  Там же. Д. 1147.


[Закрыть], краткие выписки из летописей от крещения св. Владимира до 1652 г.[54]54
  Там же. Ф. 201. Рукописное собрание кн. М. А. Оболенского. Д. 44.


[Закрыть], краткий летописец за 1533–1652 гг.[55]55
  Там же. Ф. 196. Рукописное собрание Мазурина. Оп. 3. Д. 65.


[Закрыть], летописный сборник XVI–XVII вв., содержащий сведения о пожаре Москвы при нашествии крымского хана Девлет-Гирея[56]56
  ОР РГБ. Ф. 310. Собрание В. М. Ундольского. Д. 754.


[Закрыть], летописец русский краткий со сведениями о разгроме Новгорода Иваном Грозным, строительной деятельности Бориса Годунова, Григории Отрепьеве[57]57
  Там же. Д. 758.


[Закрыть], краткий летописец, описывающий события до 1589 г. Последний летописец неполный, обрывается на словах: «Приехал к царю, государю и великому князю Федору Ивановичю всея Руссии служить крымский…» Он заканчивается припиской о смерти царя Михаила Федоровича, сделанной другим почерком[58]58
  Там же. Д. 1326.


[Закрыть]. Из других кратких летописцев привлечены также: летописные выписки о взятии Иваном Грозным Казани, Астрахани, Полоцка, смерти царевича Ивана Ивановича, Борисе Годунове и Григории Отрепьеве, избрании на престол Михаила Романова, находящиеся в составе сборника повестей, летописных записей и иных статей[59]59
  ОР РГБ. Ф. 310. Собрание В. М. Ундольского. Д. 611.


[Закрыть], летописец русский от начала мира до 1612 г.[60]60
  Там же. Д. 771.


[Закрыть], краткое перечисление событий от рождения Ивана IV до кончины царя Михаила Федоровича[61]61
  ОР РГБ. Ф. 256. Собрание Румянцева. Д. 380.


[Закрыть], летописец с выписками от 1379 до 1604 г.[62]62
  Там же. Д. 368.


[Закрыть], летописец краткий, начинающийся сообщением о взятии Казани и заканчивающийся статьей о воцарении Алексея Михайловича[63]63
  ОР РГБ. Собрание Никифорова. Д. 601.


[Закрыть], летописец краткий за 1339–1584 гг., начинающийся с известия о том, что в Москве при Иване Калите был заложен деревянный кремль, и заканчивающийся сообщением о смерти царя Федора Ивановича; в летописце перепутана хронология – уже после статьи о смерти царя Федора Ивановича помещены заметки о взятии Казани, поставлении в Казань архиепископа Гурия, казанском наводнении[64]64
  Там же. Ф. 178. Музейное собрание. Д. 1835.


[Закрыть].

Отмеченная Я. Г. Солодкиным близость Пискаревского летописца и разрядов заставила привлечь для сравнения с изучаемым нами памятником источники делопроизводственного и актового происхождения: разрядные книги 1478–1605 гг.[65]65
  Разрядная книга 1475–1598 гг. М., 1966. Т. 3; Разрядная книга 1475 – 1605 гг. М., 1982. Т. 2. Ч. 1.


[Закрыть], разрядные записи за Смутное время, окружные грамоты Василия Шуйского о Лжедмитрии I, Утвержденную грамоту 1598 г. об избрании Бориса Годунова на царство, грамоту об избрании на царство Михаила Романова[66]66
  Собрание государственных грамот и договоров. М., 1819. Т. 2.


[Закрыть]. Такое сравнение дает возможность уточнить происхождение отдельных сообщений свода и степень их достоверности.

Для того чтобы выявить особенности Пискаревского летописца как исторического источника, определить новизну сообщаемых им известий, памятник сравнивается также с повестями и сказаниями Смутного времени, записками иностранцев, посещавших Россию во второй половине XVI – начале XVII в.: Генриха Штадена, Альберта Шлихтинга, Таубе и Крузе, Джильса Флетчера и Джерома Горсея.

В монографии Пискаревский летописец изучается комплексно, как единое произведение. Мы старались охватить все аспекты памятника как исторического источника, с возможной полнотой. Здесь проведено детальное текстологическое сопоставление памятника с другими источниками, решен вопрос о происхождении летописи.