Текст книги "На живульку"

Софья Иноземцева
На живульку

Вместо предисловия

Эта рукопись была загадкой с первой минуты. Она просто оказалась у меня на столе. Как будто сама собой.

Без названия, без автора, без комментариев – только беззащитный, полностью обнаженный текст, не прикрытый ни громким именем, ни ложным авторитетом. Что может быть лучше для читателя? И страшнее – для текста? Эта рукопись первый экзамен выдержала блестяще. Она меня захватила. И это при том, что она написана в жанре, который я знаю и люблю. Затеси, опавшие листья, записки у изголовья – у рукописи были сильные конкуренты. Но я не отложила ее в сторону. Загадки, впрочем, продолжали множиться.

Это была явно проза поэта. Но поэта, не похожего ни на кого.

Лирическим героем (и, вероятно, автором) была женщина, но женщина необычная до полного исчезновения женственности. Она думала, понимаете? Она думала! Это было видно. К тому же оригинальность этого мышления не вступала в противоречие с чувственным поэтическим миром рукописи, а напротив – как будто дополняла его.

Вот вам и – «поэзия должна быть глуповата»… Отдельной загадкой – нет, даже приключением, стал поиск автора книги. Но, знаете что? Не думайте о том, кто написал эти слова. Думайте о том, что они – живые. А это – очень большая редкость.

Марина Степнова, писатель

Открыла рот и забыла, что сказать хотела. Просто так закрывать смысла нет, мало ли что могут подумать. Можно, конечно, на пальцы подуть, но с вытянутостью губ припозднилась. Сидеть с открытым ртом глупо: скулы сводит, и сухотой давит. Если зубами постукать, эмаль сойдет, дантистам в радость, а карману каково? Эх, стоял бы рядом стакан с водой. Я бы с удовольствием глоток-другой сделала. Но со стаканом не повезло, нет стакана. Зевнуть – момент упущен, да и не красиво зевать при всех. Слава Богу, ручка под рукой оказалась, а там – слова…

* * *

Вечереет, значит, что-то будет. Текст – тень человека.

* * *

– Как твое имя?

– Из.

– Откуда ты?

– Из тайны, из тьмы, из тени, из тины…

* * *

– Всё пройдет… И прошлое станет настоящим.

– А будущее?

– Позавидует вам.

* * *

Азбука, Букварь… Нет, не так! Яблоко – Букварь. Там Адам и Ева встретились с людьми и зачитались ими.

* * *

– Мама, а сколько Новых годов на свете?

– Два, дочка.

– Как два?

– Один для всех, другой для нас.

* * *

 
И спросила у птицы: «Как ты летаешь?»
«А я не летаю», – ответила птица.
И спросила у птицы: «А как тогда всё происходит?»
«Земля летает».
И спросила у птицы: «Почему так?»
«В голове всё, всё в голове…»
Потом у дерева спросила: «Почему ты стоишь?»
И ответило оно: «У меня есть место, у тебя его нет».
 

* * *

Я тогда любила. И Бог, и Он обитали в одном слове. Ошибкой была вторая любовь. Кто вселил ее в меня?

Жизнь – единственное блюдо, второго не подадут, и десерта не будет. Мы были первыми друг у друга. Нам захотелось второго. Оно слаще, но хуже. Третье примитивно, о нем не стоит.

* * *

– Как твое имя?

– Яты.

– А твое?

– Тыя.

* * *

 
Дотронься до своих глаз —
Там я,
Дотронься до моих губ —
Там ты.
Когда украдут ночь,
Всё станет днем,
Найди тень —
Я там!
 

* * *

 
Если моей птице приснишься ты,
А твоей я,
А птице цветов приснится букет —
Он твой.
 

* * *

– Буквы придумали люди?

– Буквы – подковы, нам их Господь подарил на счастье.

* * *

– А счастье это что?

– Когда слова не болеют, счастье это считает стихами.

* * *

Я не всегда хожу с высоко поднятой головой, а тут загляделась на небо – и осенило, как повезло России. Ветер подарил ей огромное, белое, лохматое облако. Господь дал имя – Лев, родители фамилию – Толстой.

* * *

Время – это вера. Вера в имя свое.

* * *

Когда люди спят, ветки пытаются подражать им.

* * *

А у меня ладони луной пахнут.

* * *

Шла по мосту. Он старый весь, в щелях. Вижу: в одном месте, сквозь просвет между плит, на меня два обручальных кольца уставились, и оба подмигивают. Наклонилась, попыталась достать, как вдруг за спиной тень мелькнула. Одно кольцо упало в воду, другое успела поймать в ладонь. Если бы кто-то помог разжать ее.

* * *

Гребем в одну сторону, а порознь, как две весны одной лодки.

* * *

– Сегодня падал для вас.

– Мило, а вы кто?

– Явление.

– Чего?

– Природы. А вы?

– А я у окна стою. А вы?

– Таю на глазах.

– Вы кто?

– Ваш снег.

* * *

– Мама, а Бог поэт?

– Нет, Бог выше, он, как и ты, ребенок, только большой.

* * *

– А кроме людей еще кто-то пишет?

– Пишут все, с читателями туго.

* * *

– А если бы Андрей Платонов родился в Америке?

– Там бы он стал изобретателем, и сын бы его остался в живых. Русские пишут от безысходности. Это крик!

* * *

В России есть всё: и стены, и дворы, и окна… а дома нет.

* * *

Правда – слишком страшная штука. Если ее не приукрашивать, слушать не будут.

* * *

Я со всеми договорилась на ничью, и стало проще.

* * *

Когда я была маленькой, а до Нового года еще было ой как далеко, мама всегда рассказывала одну замечательную сказку. «Как только человек родится, радостная весть мигом доходит до матушки Елки, и та, в честь рождения, роняет в землю зернышко. Семь лет они наперегонки растут, солнцу радуясь, снегу, ягодам, дождю. А как семь исполнится, детишек в школы ведут, там их встречают учителя и начинают первый урок в жизни. Они рассказывают о елках-ровесницах, которые ждут не дождутся украшений. Сделаешь доброе дело – шар засверкает, еще одно – засияет звезда. А в самый Новый год в лес Дед Мороз придет – смотреть, чья елка краше, к кому в гости с подарками идти». Мама, до Нового года еще ой как далеко, а я боюсь, вдруг Дед Мороз не мою елку выберет.

* * *

Меня не аист принес, и не в капусте отыскали. Если честно, мама нашла в спелом шепоте черешен. Почерпнула ладошкой, и я вышла.

* * *

И у человека есть крылья. А не летает потому, что стоѝт на них.

* * *

 
Пугáла пуговиц новизна,
Застегнутость смущала.
Он ничего еще не знал.
Зато она о нем всё знала.
 
 
Торопясь, снимал пальто,
Потом влезал в него опять.
И понял вдруг от страха то,
Чего умом нельзя понять.
 

* * *

Ева одна. Адамов и яблок много. Ньютон – Адам, и Стив Джобс – Адам. Следующий кто? На кого его Ева уронит? Кому надкусить позволит райское яблоко?

* * *

 
Зеленый глаз светофора сбежал,
Желтый пылает надеждой,
Если появится красный – пожар,
Белый – тупик, неизбежность.
 

* * *

Журавли и поезда дальнего следования перед расставанием кричат что-то очень важное. Небо знает, но молчит. И проводники молчат.

* * *

Ползала – была полезной, на крыло встала – за дверь выставили.

* * *

Я могу буквы собирать в слова. Могу, но не выходит как в детстве, не получается выдохнуть сквозь слезы самое сладкое на свете: «Я не виновата, мама».

* * *

Штрих – кот. Два штриха – кошка. Тест такой на беременность.

* * *

– Господь любит нас?

– Нет, он любит нашу литературу.

* * *

Я не росла, я выходила из сказок, пугалась и возвращалась обратно.

* * *

Слова – что пальцы, если их больше десяти, они не твои.

* * *

Идет снег, а люди те же…

* * *

Какие они? Губы до букв…

* * *

Я – как все, если бы не секунды весны на веках.

* * *

Я стою, ударение за вами…

* * *

Люди и сны – синонимы, если кто-то проснется, становится Богом.

* * *

У букв нет обратного хода…

* * *

Холодно, а у коленей валенок нет…

* * *

– Что делать?

– Дырки.

– Зачем?

– Светлее станет.

* * *

Человек – черновик, Господь нас перепишет заново…

* * *

Всё уже есть: и крест, и круг, и слово…

* * *

– А пальцы как любят?

– Всё… И сразу!

* * *

Если капли дождя похожи, если слезы – капли, значит, и мысли могут быть вместе.

* * *

В прошлом веке возила детей к Семену Гайченко, в святая святых, к Пушкину. В светлое время нами экскурсоводы занимались. Ночами хотелось чуда. Разбудила, и отправились в Тригорское. Шепотом шли, к каждому шороху прислушиваясь. А как подходить стали – вдруг замерли, мурашки по спинам забегали – Татьяну Ларину в парке на скамеечке в белом платье заметили. Мысли и чувства местами перепутались, так бы и стояли, как вкопанные, если бы Серега не заорал:

– Да это же наша Жанка там переодетая сидит.

Всю дорогу в поезде дети яростно спорили, хорошо ли я поступила? Обидно и радостно было, чего больше, до сих пор не знаю. Они учились о высоком думать, а я? Все девчонки из класса замуж вышли, и парни не по одному разу женаты, а Жанка так и не нашла своего суженого. Говорят, она в те места не раз ездила, и платье белое с собой брала.

* * *

В тишине ни вкуса, ни градуса, грудь болит, вроде как горизонт проглотила. Однажды он сказал: «Оглянись на тех, у кого нет мыслей». Я не успела, а он передумал.

* * *

Меня на память не заучить…

* * *

Самый уютный сон на свете: ты – собака, голова в лапах, лапы – в роскоши опавшей листвы.

* * *

В первый день зимы словно замуж выходишь. Всё внове. Шаг в белую невинность, скрип как вскрик восторга. И снèга поцелуй, и голые ветки рук, и марш Мендельсона в исполнении ворон двора, и бесконечные «да» красных рябин. Я замуж выхожу за Зиму. Я жена…

* * *

Потянулась страницами рук, испугалась, стала искать закладки ног. Оказывается, книгой быть не просто. Буду привыкать.

* * *

Немного неба, и земля, земля, земля…

* * *

Дали апрель на пробу, глянула в зеркало – голая, а до мая еще мерзнуть и мерзнуть.

* * *

Не пишу, пером приглашаю пальцы на танец и не мешаю им.

* * *

На столе книги и цветы, я переставила их местами. Стихи в вазу, цветы в книгу. Потом вернула обратно, и цветы заговорили.

* * *

Господи, во мне за жизнь столько прозы скопилось.

* * *

– Я уже не жена.

– А кто ты?

– Тебе – никто.

– А себе?

– Себе – живулька.

* * *

Если в ней не цветок и не край подола, значит, она не левая рука.

* * *

Есть редкий сорт людей. Их не снять на фото, они не умеют смотреть в точку, у них глаза для горизонта скроены.

* * *

Слово – тень человека, он оглядывается на него и грешит. У зверей нет слов, но и судей нет. У них есть Бог. Единственный.

* * *

– У вас сердце так бьется.

– Доктор, оно не из ударов.

– А из чего оно?

– Из вопросов, доктор, сердце из вопросов.

– А голова из ответов?

– Нет, доктор, к сожалению, из мозгов.

* * *

Оказывается, тело не слишком крепко прикручено к душе. Когда выходишь из него, важно в памяти дверь удержать, иначе в твое отсутствие туда обязательно кто-то войдет.

* * *

С годами убывает самое сокровенное, местоимение «мое» упирается в точку.

* * *

 
Свитер мой – странник,
Что ни говорите,
Он из свиданий,
Пальцев, нитей…
А под свитером лето,
Что ни говорите,
Свитер не из света,
Он из ветра свитер.
 

* * *

Мы не спали, мы думали о пыли. Она – плач из прошлого. От писем ее в горле першит.

* * *

Мне сорок лет, поссорилась с мужем, на английском в Москве даже собаки лают. Завтра улетаю любить весь мир.

* * *

Со слезы, как с Земли – не сойти.

* * *

Первая слеза – невеста, вторая – жених. Поплакала, как замуж вышла.

* * *

Меня пробовали лечить, но у докторов улыбок не хватило.

* * *

– Кем ты хочешь быть?

– Последней, пусть скромно, пасмурно и стыдно, но последней. Последней каплей дождя, словом последним, поздней любовью. Начинаться хочу, но после, после… когда ничего не останется. И вот если из этого ничего смогу…

– Кем ты хочешь быть?

– Последней!

* * *

Вы никогда не заглядывали в коробку карандашей? Вот где пиршество цвета. У меня одна знакомая заглянула – и осталась там.

* * *

Известность, что известь – глаза ест. А их на лице и так мало.

* * *

Молчание – не знак согласия. Я так мычу, я так мечтаю. Всё увиденное – удивленным оставить. Как с остальным поступать, не знаю.

* * *

Думаю о смысле женского рода… Это когда всё на тебе, а тебя нет.

* * *

Всё из чего-то составлено, склеено, собрано… Всё из чего-то, кроме меня. Я неприхотлива, мне не требуется ни воды, ни воздуха. Вижу со спины, так удобнее, краснеть не приходится. Я не могу вам пожелать доброго утра. Вы можете, а я нет. Поэтому доброй вам ноты.

* * *

Есть вечерние люди. Они читают.

* * *

Пауза – вызов…

* * *

Если таѝт, то тайна… Если идет, то снег.

* * *

Люди обидели время. У пространства три измерения, а времени дали одно.

* * *

Смерть короче истины, пока…

* * *

Обвожу себя вокруг пальца…

* * *

– Люди влияют на время?

– Да.

– Чем?

– Датами.

* * *

Только сопротивляясь, среда может стать четвергом.

* * *

Соло людьми лысо.

* * *

Книга – кнопка.

* * *

Если бы не буквы, я бы…

* * *

В точках не толкают.

* * *

Хочется вымыть руки, спрятать в них глаза и тереть до радуги: пусть позволит поверить, что всё было сном. Только не бывать этому: на моих руках от глаз – мозоли.

* * *

Я – слово. Ты – тепло. Мы – искусство. Вы – выстрел вежливости. Они – перебор.

* * *

Тень есть у всего. У полена – Буратино. У вороны – сыр. У Шекспира – тень отца Гамлета. Сегодня до тени дорвался ветер, он разносит ее по адресам. Вы видели, как тени плачут? Нет? А куда вы тогда смотрите?

* * *

Мы, женщины, правы дважды. Принимаем в рай, а потом изгоняем из этого ада.

* * *

Божия душа – Дея, в гости ее приглашают последней: «… и Дея». От первых слов не осталось, а она подросла на одну букву.

* * *

Те, кто якает, – якоря. Тех, кто умеет петь, зовут в паруса.

* * *

Жизнь как радуга. Красный – рождение. В оранжевом – первая любовь. Фиолетовый – для письма, дальше – не для глаз.

* * *

Как думать, если ни рогов, ни копыт не дали? У коровы они есть, она до молока додумалась.

* * *

Они не поймут друг друга: и жертва, и палач, и тот, кто предал, как повенчал. Остальные что? Они зачем? Они им кто?

* * *

Заревела, передумала себя заново, а кого звать – не знаю.

* * *

Друзья – это дырки, через которые капля за каплей вытекает твой мозг. Друзья – это раны в голове. Буду любить.

* * *

 
Оно то справа, то слева…
Я боюсь этого слова,
Оно то уйдёт, то снова,
То справа, то слева…
 

* * *

У меня мечта – пусть всегда будет вечер, и пусть дождь идет, пусть он идет, пока вечер. И пусть в доме напротив живет Он. И кто-то скажет: «Ты иди, тебя там ждут». И я пойду. А дождь пусть спросит: «Ты плачешь, или это я?»

* * *

– А красота чем измеряется?

– Нетоптанностью снегов. С людьми что-то произошло, они забыли: снег не для ног, он для глаз.

* * *

Я босая гуляла по лужам. Наступила на солнце. Обожгла ноги.

* * *

А есть ли веки у совести? Думаю, есть, но без ресниц.

* * *

В марте стану собирать скелеты новогодних елок. Они меня спросят: «Зачем мы тебе?» А я им отвечу: «У меня мечта – сделать вас мачтами кораблей».

* * *

Когда выхожу из дома обнаженной, светофоры зеленеют от злости, с фруктов спадает кожура, с конфет – фантики. Домá теряют адреса, когда я выхожу из дома обнаженной. Мне тишины не хватает, она не успевает за мной.

* * *

Знаю одно странное слово, оно труднопроизносимо – Родина.

* * *

К человеку можно подходить с парадного входа, а можно и с черного. У нас редко к кому с парадного подходят. Оттого и порядочных почти нет. Те, к кому с парадного, на портретах, на экранах, на афишах висят. Нам приходится за порядочностью в очередях стоять.

* * *

Вас птицы не смущают? У птиц где весна, там и Родина. Я не птица, я наоборот. Я с осенью на одном языке молчать могу. В любой стране на паспортном контроле, увидев меня, понимают: осень пришла. В багаже: капли дождя на рукаве и пальцы на вскрике.

* * *

– А у времени есть глаза?

– Есть.

– А почему не видно?

– Они голые.

* * *

– Время из чего?

– Из глаз.

– А как ходит?

– Откроет – удивит. Закроет – увидит.

* * *

Дождалась, он на день Святого Валентина прислал длинную-предлинную СМСку: «Скажем, если картина нравится, я же не обязан на ней жениться?»

Понимаю, у него безвыходная ситуация, между нами слой времени, и сквозь него не пройти.

* * *

Любовь это вопрос или ответ? А может – пауза?

* * *

Знаю одно место в городе, там скамейки на двоих под рябиной стоят. Рыжей, роскошной, как баба, которой от силы лет сорок. Вот уже который год, каждую зиму, мечтаю купить бутылку хорошего коньяка, наполнить до края кружку и жахнуть, потом уткнуться в ветку рябиновую, снегом беременную, а как в голове прояснится, в глаза первому встречному заглянуть: «Чего же вы, мужики, с нами делаете?»

* * *

Про себя учусь читать у тишины…

* * *

Лень в любви. Страшнее нет.

* * *

Весна бывает много чаще. Она каждый четверг случается. Ей любое время года к лицу. Вы в курсе, что весну можно передавать по проводам?

* * *

У камней нет горла. У горла – песен. Но ветер, есть ветер… Когда он приходит, камни поют…

* * *

Пишу. Зачем? А зачем в России пишут?

* * *

Европейский суд запретил любителям варенья издеваться над ягодами.

* * *

Говорят, обреченные на смерть предсказывают будущее. Обречены все, а будущего так и нет.

* * *

У иглы муж наперсток, перо вдово. Пальцы кровоточат немногословием.

* * *

Любовь без пауз – это проза.

* * *

Мысли вместе, носки врозь.

* * *

– Поэтам трудно?

– Портретам проще.

* * *

С минутами не спорят, ими человечат.

* * *

– Возьми платок.

– Зачем?

– Почерк плачет.

* * *

– А у вас буквы в сыпи.

– Это синтаксис.

* * *

У настоящего, как у песен, два автора.

* * *

Человечество – сон, а сны сбываются.

* * *

Какова цена мне, если на цыпочки встану?

* * *

Суть любви в отсутствии себя.

* * *

– Ты что делаешь?

– Снимаю золото с колен.

* * *

Вальс слез, танго губ, сиртаки рук…

* * *

Медузы заметили людей, когда Дали открыл мягкое время. Люди бродили по нему и думали: «Дали прав!» А когда Эйнштейн повенчал пространство со временем, до людей дошло, что они еще дети. Но Дали любил дурить людей, а Эйнштейн – играть на скрипке. Цыгане всегда играют на скрипке, а юбки цыганские мягче медуз.

* * *

Когда-то собой увеличивала количество живущих. Когда-то…

* * *

– У меня две юности: одна хорошая, другая плохая. С какой начинать?

* * *

Этого никто не заметил, а может, и заметили, да не подали вида. Я и сама не сразу догадалась, что меня нет.

* * *

Логос не слово – знание. Ошибка переводчика сделала нас теми, кто мы есть. Вот и ползаем по слову, а не по мысли летаем. Кто заказал ошибку? Ошибка – ушиб. Ошибаются двое, одному не по силам.

* * *

 
У нас нет птиц.
У нас ветер.
И облаков у нас нет.
У нас ветер…
И песен у нас нет.
У нас ветер…
У нас вера одна
И слово одно -
Ветер…
 

* * *

Ладони были, и снег был. Я разглядывала, как течет время. Озябла, вернулась в избу облизывать пальцы, студеные от секунд. Печь не топила, в дровах тоже чье-то время. Потом потянуло к окну, там, в следах от валенок, маячили тени минут. Прилетели птицы, уселись вокруг, склевали время, и меня не стало.

* * *

Слово на Землю занесено извне. Кроме людей, его никто не принял.

Прав кто? Люди? Или не они правы? Если завтра слово вернется обратно, туда, к себе, – что произойдет с нами?

* * *

Люди не раз пытались научить говорить обезьян. Те начинали произносить слова и – умирали. Оказывается, слово – смертельно. Может, время молчать наступило? Уйдут слова, уйдут обиды.

Человека слово испортило. Оно научило врать, предавать, обманывать. Ничего этого не умел человек до слова.

Кто позавидовал человеку?

* * *

Полотно Матисса «Лодка» полвека висело перевернутым. Жить нужно долго, пока люди не поймут, что лодка та по дождю плывет. Любая вода – подвиг, доброта ее в дожде. Те, кто слезы имеют, поймут. Люди вместе, а мысль одна, короткая, как капля дождя. Всё было. Но всё – это слишком. Во многом – нет главного. Он забегал ко мне, целовал руки, а я плакала… Давно живу, а дороже тех слез ничего не нажила. Люди вместе – народ, порознь – слезы. Слеза и есть главная драгоценность жизни. Когда картину Матисса вернут на место, я умру.

* * *

Во мне нет лишнего, за это меня ветер любит. Вы видели танго с тишиной? Это он со мной танцует. Под солнцем мест на всех не предусмотрено, меня хватает на всех. Вечерами у кошек и собак к людям интерес пропадает. Это время они проводят со мной. Я не могу вам пожелать доброго вечера. Вы можете, а я нет. Поэтому – доброй вам ноты.

* * *

Слово – это то, чего не может быть. Но оно есть!

* * *

– Дождь замуж выходит.

– За кого?

– За всех, кто под ноги попадет.

* * *

Вначале была форма, содержание пришло потом. Формой были облака, и Бог был. Бог, пасущий облака.

Его величие состояло из восторга, а восторг обречен на ошибку. Бог оглянулся на свою тень: так возник дьявол.

Тень – неумеха. Ее дьявольская мысль – создать подобие Бога – обернулась обезьяной. Безумие ее глаз смутило Господа. И слеза его попала в левый глаз обезьяны, а капелька пота – в правый. Слеза и пот сделали из обезьяны человека.

Недавно в одной из лабораторий обезьяне предложили фотографии людей, других обезьян и ее собственное фото. Она впала в задумчивость, потом свое фото поместила к людям, а не к обезьянам. Опыт проделали и на других обезьянах, результат был один, они выбирали людей. Значит, человек возник не по воле Господа, а из-за ошибки его. Человек – это то, чего не может быть.

* * *

 
Не надеюсь.
Не люблю.
Не верю.
Не сплю.
Я пеленаю время:
У секунд – скорость,
У минут – малость,
У недель – голос,
Вот и год вырос.
 

* * *

Почему от меня отвернулась первая любовь? Зачем за второй погналась? Может, дело в четности? Она порой ведет к верному результату. Неужели четность – это вера? Надежда к четности безразлична, ей все равно, на что надеяться. Душа смешивается с телом в любых отношениях. Мозгов относительно тела два процента, и глаз относительно поверхности тела два процента. А сколько души? Душа не содержание, она – форма. И ошибка больше, чем жизнь.

* * *

Из окна ада вид поразительный, куда ни глянешь – всюду рай.

* * *

Когда перестанет идти снег, обязательно явится ветер, и с крыш домов повеет эхом. Мелкой сеткой залинует лицо, глаза из-за вуали слез потянет к свету. Он у меня не мужского рода.

* * *

Интересно, как время относится к тому, что его измеряют, то песком, то стрелками, то числами?

* * *

Когда я на скамейках, на них не пишут: «Осторожно, окрашено». Люди доверяют мне. Числа меня считают датами, листья – крапинками, цветы – пчелами, люди – родинками. Я жарко-желтая у мартовских сосулек, у ветра в полоску, у коленей хрупкая, у волн белая. Всё из чего-то составлено, склеено, собрано, только не я.

* * *

– А как появилось время, ты знаешь?

– Этого никто не знает.

– Я знаю. Адам увидел, как на колено Евы села бабочка.

– И что?

– С тех пор время пошло.

– А Адам?

– Он – человек с часами.

* * *

Дождь из слов – он тоже дождь, нет зонта – заткните уши.

* * *

Понятное – потно. Ищу непонятное, им и живу.

* * *

Время в величавости завечерело.

* * *

Абзац абсурда.

* * *

Если тебя порвали на мелкие части, значит, и ты – дождь.

* * *

Порядок – наряд правды. У истины его нет.

* * *

– Все планеты свободны, кроме Земли.

– А она?

– К жизни привязана.

* * *

В лужах Солнце нагишом плещется.

* * *

Тело – океан. Голова – случайный остров.

* * *

Прогнись – и не прогонят.

Гном

* * *

С точки начинаю писать, не с буквы. Она и родинка, и первая веснушка, и соринка из глаз, и капелька дождя, и букашка-собеседница. Она – зерно, из которого поднимаются буквы. Кто сегодня Ева букв? Гласная она или согласная со мной?

Потом явится Адам, подхватит Еву на руки, а я буду бежать за ними и читать слова, каждое из которых – ошибка. Но ошибка эта больше, чем жизнь.

* * *

 
Ноябрь вне времени.
Он – небо.
У него две строки,
И обе – брови.
Ноябрь – ноги,
Ими год уходит.
 

* * *

Что возраст? Всего лишь лифт. Родилась на первом, на седьмом отдали в школу. На двадцать втором замуж вышла. На двадцать третьем родила. На двадцать пятом захотела второй любви. На тридцать третьем показалось, что небо головой потрогала. На сороковом мне подпалили крылья.

Лифт не остановить, хотя знаю, что небо не там, я его давно проехала, но поднимаюсь, играя кнопками этажей.

* * *

Только когда тебя начинают уничтожать, приходит понимание главного – ты состоялась. Впереди сны. А жизнь – им.

* * *

Говорят, Россия не читает. Читает, еще как читает. Учителя – тетрадки, прокуроры – дела, официанты – меню зубрят, подъездные жильцы – квитки о квартплате.

* * *

Люди не выбирают, глупость их выбрала.

* * *

На поезда денег не было. В ту пору подъезды не закрывались совсем. Мест на подоконниках хватало с лихвой. Двери-проводники пытали пустые желудки жареной картошкой с луком.

– Тебе как?

– Мне до лампочки.

– Лампочки не целуются.

– А мы с тобой не лампочки.

* * *

– Он – Бог, а мы ему кто?

– Мы – время его.

* * *

Когда уйдет шум, я напишу…

* * *

От родителей в инициалах унаследовала и Адама, и Еву, и плод запретный.

* * *

Время в ступнях ног не согласовано. Одна против часовой, другая – за.

* * *

Мух тянет к людям, а те их бьют.

* * *

Сны во снах – матрешки…

* * *

– Что нужно, чтобы яблоком стать?

– Пустяк! Пупок и хвостик.

* * *

Знаю, Земля – застывшая слеза Господа. Произнести боюсь.

* * *

Право на тишину отняли.

* * *

– Запятая – это что?

– Точка на цыпочках.

* * *

Свобода – свадьба с самим собой…

* * *

«Да» – мужское «Два», «Нет» – женское «Да».

* * *

Сны не стареют. С тарой делать что?

* * *

С пальцев соловьи взлетать устали…

* * *

Из текстов тайна зачатия ушла. Человеческое начало пропало. Он – не перо. Я – не чернильница.

* * *

К весне будет много-много моркови. Мне ее снежные бабы на хранение до следующей зимы сдадут.

* * *

Ну вот… И со скоростью света ошиблись. Я рада, безумно рада за свет.

* * *

Когда пустая, становится стыдно, тянет извиниться. Извиняюсь, а люди не понимают зачем. Им и без меня хватает забот.

* * *

Слово – мундир мысли. У меня погоны не те.

* * *

– А что для сказки нужно?

– Два голых глаза и голос.

* * *

Если некоторым рыбам в океанах не хватает воды, значит, и среди них есть поэты.

* * *

Ева не из ребра, она из полнолуния яблок и колен.

* * *

– А если всем запретят играть на скрипке?

– Хорошо будет.

– Почему?

– Станут думать об одном.

– О чем?

– О скрипке.

* * *

Подлинной истории нет, матрешки – ее варианты, они русский знак препинания.

* * *

 
Он и деревня моя,
И мое Переделкино,
И мой Коктебель,
И мыслей бал,
И конь.
Он: мой – Бал-Кон!
 

* * *

– Время знает, что оно из минут?

– Люди знают.

– А время?

– Оно улыбается нам.

* * *

Меня не обнять, на вкус не попробовать, не передать по проводам. Меня отбрасывают. А я не возражаю. Я – тень! Я – сон! Я – знак! Я – буква! Я – слово! Я с вами. Я не могу вам пожелать доброго дня. Вы можете, а я нет. Доброй вам ноты.

* * *

Жизнь – это продолжение чего-то великого, ее бы не годами измерять. Градусник подкачал, кроме температуры ничего не показывает.

* * *

– А вы нажмите и ждите, ждите, ждите…

– Куда нажать?

– На жизнь мою нажмите.

* * *

Одно из самых удивительных удовольствий: почесаться там, где неймется. Упустишь момент, удовольствие уйдет к другой. Чешется обычно в местах малодоступных, иначе какое это удовольствие? Я – специалистка по доставке удовольствий. Хожу по улицам, езжу в общественном транспорте, наблюдаю, у кого вот-вот возникнет непреодолимое желание почесаться. В любом деле навык необходим. Только-только забрезжит, я тут как тут. Подхожу, чешу ненавязчиво, улыбкой, хохотком сдабриваю. У человека после прикосновения весна по этому месту гуляет, солнышко по животу катается. Почесать, как сдать зачет на человечность. Звери, те сами могут, людям меня подавай, иначе себя до синевы зачешут. Я не только людей обслуживаю, но и дни недели почесать могу. Лучше всех четверг хохочет, когда среду с него соскребаю. Правда, правило одно соблюдать приходится: затылки не чешу совсем.

* * *

 
Я играю
И играю,
А они меня ругают…
И в аду,
И в раю
Я играю…
 

* * *

– Вечность – это пауза без меня.

– А ты кто?

– Если Земля – глаз, то я его соринка.

– А крылья зачем?

– Я ими думаю.

* * *

Женщина-друг – это дар, мы – другое дело, мы дамы, мы даром.

* * *

 
И спросила я у времени:
«От кого я забеременела?»
И время не забыло про меня:
«Ты беременна от декабря».
 

* * *

Если есть два окна, и одно посылает другому солнечного зайчика, значит, и любовь есть.

* * *

Неделе хорошо – у нее одна среда. У меня она тоже одна, она меня заела. Вся надежда на четверг. Он – человек. Почему, почему ко мне он не приходит?

* * *

Картин его никто не видел. Он мечтал создать такую, что за стену не гвоздем, талантом держится. Краски разводил живой водой, воздух из-под крыльев подмешивал. А полóтна всё падали и падали… Неделями куска в рот не брал, воспитывая в себе невесомость. Но чудо единственности не являлось. Писал в промежутках дыхания, сердце мешало. И тогда он остановил его. И за мгновение до смерти рука успела нарисовать то, чему не требовалось гвоздя. Людям этого не понять. Птицы в день смерти художника слетаются помолчать о совершенстве.

* * *

– Хочешь осознать свою ничтожность?

– Хочу.

– Тогда читай.

* * *

Писать умеют все, так тихо кашлять – только Чехов.

* * *

Лечу апрель, ладонь моя от слез промокла, из русского в Крыму остался Коктебель и бабочка Набокова.