Текст книги "Женский портрет в русской поэзии"

Аполлон Григорьев
(1822–1864)

Поэт, о котором говорили: «Умер с гитарой в руках». Стали народными песнями его стихотворения «О, говори хоть ты мной, гитара семиструнная», «Цыганская венгерка». Воспел страдание, которое возвышает душу. Жизнь у него была трудная: неоплаченные долги нередко доводили до тюрьмы.

Женский портрет у Григорьева представлен разнообразно.

 
Когда, как женщина, тиха
И величава, как царица,
Ты предстоишь рабам греха,
Искусства девственного жрица,
 
 
Как изваянье холодна,
Как изваянье, ты прекрасна,
Твое чело – спокойно-ясно;
Богов служенью ты верна.
 
 
Тогда тебе ненужны дани
Вперед заказанных цветов,
И выше ты рукоплесканий
Толпы упившихся рабов.
 
 
Когда ж и их восторг казенный
Расшевелит на грубый взрыв
Твой шепот, страстью вдохновленный,
Твой лихорадочный порыв,
 
 
Мне тяжело, мне слишком гадко,
Что эта страсти простота,
Что эта сердца лихорадка
И псами храма понята.
 

1846 г.

1

 
Больная птичка запертая,
В теплице сохнущий цветок,
Покорно вянешь ты, не зная,
Как ярок день и мир широк,
 
 
Как небо блещет, страсть пылает,
Как сладко жить с толпой порой,
Как грудь высоко подымает
Единство братское с толпой.
 
 
Своею робостию детской
Осуждена заглохнуть ты
В истертой жизни черни светской.
Гони же грешные мечты,
 
 
Не отдавайся тайным мукам,
Когда лукавый жизни дух
Тебе то образом, то звуком
Волнует грудь и дразнит слух!
 
 
Не отдавайся… С ним опасно,
Непозволительно шутить…
Он сам живет и учит жить
Полно, широко, вольно, страстно!
 

2

 
Твои движенья гибкие,
Твои кошачьи ласки,
То гневом, то улыбкою
Сверкающие глазки…
То лень в тебе небрежная,
То – прыг! поди лови!
И дышит речь мятежная
Всей жаждою любви.
 
 
Тревожная загадочность
И ледяная чинность,
То страсти лихорадочность,
То детская невинность,
То мягкий и ласкающий
Взгляд бархатных очей,
То холод ужасающий
Язвительных речей.
 
 
Любить тебя – мучение,
А не любить – так вдвое…
Капризное творение,
Я полон весь тобою.
Мятежная и странная —
Морская ты волна,
Но ты, моя желанная,
Ты киской создана.
 
 
И пусть под нежной лапкою
Кошачьи когти скрыты —
А все ж тебя в охапку я
Схватил бы, хоть пищи ты…
Что хочешь, делай ты со мной,
Царапай лапкой больно,
У ног твоих я твой, я твой —
Ты киска – и довольно.
 
 
Готов я все мучения
Терпеть, как в стары годы,
От гибкого творения
Из кошачьей породы.
Пусть вечно когти разгляжу,
Лишь подойду я близко.
Я по тебе с ума схожу,
Прелестный друг мой – киска!
 

1858 г.

Алексей Толстой
(1817–1875)

Алексей Константинович Толстой известен как поэт-лирик, создатель произведений на исторические темы, а также как один из авторов, которые сочинили остроумную мистификацию под вымышленным именем Козьмы Пруткова.

Многие лирические стихотворения Толстой посвятил Софье Андреевне Миллер, за которую безуспешно боролся. Вот одно из этих стихотворений, известное, как романс на музыку Чайковского.

 
Средь шумного бала, случайно,
В тревоге мирской суеты,
Тебя я увидел, но тайна
Твои покрывала черты.
 
 
Лишь очи печально глядели,
А голос так дивно звучал,
Как звон отдаленной свирели,
Как моря играющий вал.
 
 
Мне стан твой понравился тонкий
И весь твой задумчивый вид,
А смех твой, и грустный и звонкий,
С тех пор в моем сердце звучит.
 
 
В часы одинокие ночи
Люблю я, усталый, прилечь —
Я вижу печальные очи,
Я слышу веселую речь;
 
 
И грустно я так засыпаю,
И в грезах неведомых сплю…
Люблю ли тебя – я не знаю,
Но кажется мне, что люблю.
 

1851 г.

Николай Некрасов
(1821–1877)

Творчество Некрасова богато образами русской женщины. Начало этому положила его знаменитая «Тройка», ставшая песней на музыку разных композиторов.

 
Что ты жадно глядишь на дорогу
В стороне от веселых подруг?
Знать, забило сердечко тревогу —
Все лицо твое вспыхнуло вдруг.
 
 
И зачем ты бежишь торопливо
За промчавшейся тройкой вослед?..
На тебя, подбоченясь красиво,
Загляделся проезжий корнет.
 
 
На тебя заглядеться не диво,
Полюбить тебя всякий не прочь:
Вьется алая лента игриво
В волосах твоих, черных, как ночь;
 
 
Сквозь румянец щеки твоей смуглой
Пробивается легкий пушок,
Из-под брови твоей полукруглой
Смотрит бойко лукавый глазок.
 
 
Взгляд один чернобровой дикарки,
Полный чар, зажигающих кровь,
Старика разорит на подарки,
В сердце юноши кинет любовь.
 
 
Поживешь и попразднуешь вволю,
Будет жизнь и полна, и легка…
Да не то тебе пало на долю:
За неряху пойдешь мужика.
 
 
Завязавши под мышки передник,
Перетянешь уродливо грудь,
Будет бить тебя муж-привередник
И свекровь в три погибели гнуть.
 
 
От работы и черной и трудной
Отцветешь, не успевши расцвесть,
Погрузишься ты в сон непробудный,
Будешь нянчить, работать и есть.
 
 
И в лице твоем, полном движенья,
Полном жизни, появится вдруг
Выраженье тупого терпенья
И бессмысленный, вечный испуг.
 
 
И схоронят в сырую могилу,
Как пройдешь ты тяжелый свой путь,
Бесполезно угасшую силу
И ничем не согретую грудь.
 
 
Не гляди же с тоской на дорогу
И за тройкой вослед не спеши,
И тоскливую в сердце тревогу
Поскорей навсегда заглуши!
 
 
Не нагнать тебе бешеной тройки:
Кони крепки, и сыты, и бойки, —
И ямщик под хмельком, и к другой
Мчится вихрем корнет молодой.
 

1846 г.

От чего рано вянет женская красота – на этот вопрос Некрасов отвечает изображением крестьянки в условиях ее жизни.

***

 
В полном разгаре страда деревенская…
Доля ты! – русская долюшка женская!
  Вряд ли труднее сыскать.
 
 
Не мудрено, что ты вянешь до времени,
Всевыносящего русского племени
  Многострадальная мать!
 
 
Зной нестерпимый: равнина безлесная,
Нивы, покосы да ширь поднебесная —
  Солнце нещадно палит.
 
 
Бедная баба из сил выбивается,
Столб насекомых над ней колыхается,
  Жалит, щекочет, жужжит!
 
 
Приподнимая косулю тяжелую,
Баба порезала ноженьку голую —
  Некогда кровь унимать!
 
 
Слышится крик у соседней полосыньки,
Баба туда – растрепалися косыньки,-
  Надо ребенка качать!
 
 
Что же ты стала над ним в отупении?
Пой ему песню о вечном терпении,
  Пой, терпеливая мать!..
 
 
Слезы ли, пот ли у ней над ресницею,
  Право, сказать мудрено.
В жбан этот, заткнутый грязной тряпицею,
  Канут они – всё равно!
 
 
Вот она губы свои опаленные
  Жадно подносит к краям…
Вкусны ли, милая, слезы соленые
  С кислым кваском пополам?..
 

1862–1863 гг.

Среди замученных тяжелой долей крестьянок Некрасов увидел «тип величавой славянки» и отразил его в поэме «Мороз, Красный нос».

***

 
Однако же речь о крестьянке
Затеяли мы, чтоб сказать,
Что тип величавой славянки
Возможно и ныне сыскать.
 
 
Есть женщины в русских селеньях
С спокойною важностью лиц,
С красивою силой в движеньях,
С походкой, со взглядом цариц, —
 
 
Их разве слепой не заметит,
А зрячий о них говорит:
«Пройдёт – словно солнце осве́тит!
Посмотрит – рублём подари́т!»
Идут они той же доро́гой,
Какой весь народ наш идёт,
Но грязь обстановки убогой
 
 
К ним словно не липнет. Цветёт
Красавица, ми́ру на диво,
Румяна, стройна, высока,
Во всякой одежде красива,
 
 
Ко всякой работе ловка.
И голод и холод выносит,
Всегда терпелива, ровна…
Я видывал, как она косит:
 
 
Что взмах – то готова копна!
Платок у ней на́ ухо сбился,
Того гляди ко́сы падут.
Какой-то парнёк изловчился
 
 
И кверху подбросил их, шут!
Тяжёлые русые косы
Упали на смуглую грудь,
Покрыли ей ноженьки босы,
 
 
Мешают крестьянке взглянуть.
Она отвела их руками,
На парня сердито глядит.
Лицо величаво, как в раме,
 
 
Смущеньем и гневом горит…
По будням не любит безделья.
Зато вам её не узнать,
Как сгонит улыбка веселья
 
 
С лица трудовую печать.
Такого сердечного смеха,
И песни, и пляски такой
За деньги не купишь. «Утеха!»
 
 
Твердят мужики меж собой.
В игре её конный не словит,
В беде – не сробеет, – спасёт;
Коня на скаку остановит,
 
 
В горящую и́збу войдёт!
Красивые, ровные зубы,
Что крупные перлы, у ней,
Но строго румяные губы
 
 
Хранят их красу от людей —
Она улыбается редко…
Ей некогда лясы точить,
У ней не решится соседка
 
 
Ухвата, горшка попросить;
Не жалок ей нищий убогий —
Вольно́ ж без работы гулять!
Лежит на ней дельности строгой
 
 
И внутренней силы печать.
В ней я́сно и кре́пко сознанье,
Что всё их спасенье в труде,
И труд ей несёт воздаянье:
 
 
Семейство не бьётся в нужде,
Всегда у них тёплая хата,
Хлеб выпечен, вкусен квасок,
Здоровы и сы́ты ребята,
 
 
На праздник есть лишний кусок.
Идёт эта баба к обедне
Пред всею семьей впереди:
Сидит, как на стуле, двухлетний
 
 
Ребёнок у ней на груди,
Рядком шестилетнего сына
Нарядная матка ведёт…
И по́ сердцу эта картина
Всем любящим русский народ!
 

1862 г.

Такой же тип сильной русской женщины с трудной судьбой выведен у Некрасова в поэме «Кому на Руси жить хорошо». Вот впечатление, которое она произвела на семерых мужиков, бредущих по дорогам в поисках счастливого человека на Руси.

***

 
Матрена Тимофеевна,
Осанистая женщина,
Широкая и плотная,
Лет тридцати осьми.
Красива; волос с проседью,
Глаза большие, строгие,
Ресницы богатейшие,
Сурова и смугла.
На ней рубаха белая,
Да сарафан коротенький,
Да серп через плечо.
 

1863–1877 г.

Не только крестьянка в поле зрения Некрасова: есть представительницы и дворян, помещиков, есть свежая, расцветающая красота со стремлением к интересной, осмысленной жизни.

Вот портрет Саши на фоне богатой деревенской природы в поэме «Саша»:

 
Добрые люди, спокойно вы жили,
Милую дочь свою нежно любили.
 
 
Дико росла, как цветок полевой,
Смуглая Саша в деревне степной.
 
 
Всем окружив ее тихое детство,
Что позволяли убогие средства,
 
 
Только развить воспитаньем, увы!
Эту головку не думали вы.
 
 
Книги ребенку – напрасная мука,
Ум деревенский пугает наука;
 
 
Но сохраняется дольше в глуши
Первоначальная ясность души,
 
 
Рдеет румянец и ярче и краше…
Мило и молодо дитятко ваше, —
 
 
Бегает живо, горит, как алмаз,
Черный и влажный смеющийся глаз,
 
 
Щеки румяны, и полны, и смуглы,
Брови так тонки, а плечи так круглы!
 
 
Саша не знает забот и страстей,
А уж шестнадцать исполнилось ей…
 
 
Выспится Саша, поднимется рано,
Черные косы завяжет у стана
 
 
И убежит, и в просторе полей
Сладко и вольно так дышится ей.
 
 
Та ли, другая пред нею дорожка —
Смело ей вверится бойкая ножка.
 

1852–1855 гг.

Поэма «Русские женщины» посвящена подвигу жен декабристов, отправившихся в Сибирь разделить тяжелую участь своих мужей.

О себе, какая она была в молодые годы, рассказывает своим внукам вернувшаяся через много лет княгиня Мария Волконская.

 
……………………........…………….
 
 
Я училась всему,
Что нужно богатой дворянке.
А после уроков бежала я в сад
И пела весь день беззаботно,
Мой голос был очень хорош, говорят,
Отец его слушал охотно;
 
 
………………………………………….
 
 
Меж тем молодежь танцевала.
Сказать ли вам правду? была я всегда
В то время царицею бала:
Очей моих томных огонь голубой
И черная с синим отливом
Большая коса, и румянец густой
На личике смуглом, красивом,
И рост мой высокий, и гибкий мой стан,
И гордая поступь – пленяли
Тогдашних красавцев: гусаров, улан,
Что близко с полками стояли.
 
 
………………………………………………
 
 
Училась я много; на трех языках
Читала. Заметна была я
В парадных гостиных, на светских балах,
Искусно танцуя, играя;
Могла говорить я почти обо всем,
Я музыку знала, я пела,
Я даже отлично скакала верхом,
Но думать совсем не умела.
 

1871 г.

Яков Полонский
(1819–1898)

Проникновенные лирические стихи Полонского, часто овеянные грустью, заслужили признание современников. Особенно известно стихотворение «Ночь» («Отчего я люблю тебя, светлая ночь»), положенное на музыку Чайковским.

Женский портрет проявляется у Полонского в стихах о любви, о внешности женщины другого народа, в стихах, посвященных реальным лицам.

Во время пребывания на Кавказе поэт познакомился с вдовой Грибоедова Ниной Александровной и описал ее благородный облик.

А.С. Грибоедов, автор комедии «Горе от ума» и посол России в Персии, был в числе других сотрудников посольства зверски убит местными экстремистами, возмущенными политикой России по отношению к Персии.

1

 
Не князь, красавец молодой,
Внук иверских царей,
Был сокровенною мечтой
Ее цветущих дней.
Не вождь грузинских удальцов —
Гроза соседних гор —
Признаньем вынудил ее
Потупить ясный взор.
Не там, где слышат валуны
Плеск Алазанских струй,
Впервые прозвучал ее
Заветный поцелуй.
Нет, зацвела ее любовь
И расцвела печаль
В том жарком городе, где нам
Прошедшего не жаль…
Где грезится сазандарам1212
  Сазандар (перс.) – народный музыкант.


[Закрыть]
Святая старина,
Где часто музыка слышна
И веют знамена.
 

2

 
В Тифлисе я ее встречал…
Вникал в ее черты:
То – тень весны была, в тени
Осенней красоты.
Не весела и не грустна, —
Где б ни была она,
Повсюду на ее лице
Царила тишина.
Ни пышный блеск, ни резвый шум
Полуночных балов,
Ни барабанный бой, ни вой
Охотничьих рогов,
Ни смех пустой, ни приговор
Коварной клеветы,
Ничто не возмущало в ней
Таинственной мечты…
Как будто слава, отразясь
На ней своим лучом,
В ней берегла покой души
И грезы о былом,
Или о том, кто, силу зла
Изведав, завещал
Ей всепрощающую скорбь
И веру в идеал…
 

3

 
Я помню час, когда вдали
Вершин седые льды
Румянцем вспыхнули и тень
С холмов сошла в сады,
Когда Метех с своей скалой
Стоял, как бы в дыму,
И уходил сионский крест
В ночную полутьму.
Она сидела на крыльце
С поникшей головой,
И, помню, кроткий взор ее
Увлажен был слезой.
О незабвенной старине
Намек нескромный мой
Смутил ее больной души
Таинственный покой.
И мне казалось, в этот миг
Я у нее в глазах
Прочел ту повесть – что прошла
Тайком в ее мечтах…
 

Далее Полонский ведет повествование от ее лица о счастливых днях и о гибели мужа.

6

 
«Но час настал: посол царя
Умчался в Тегеран.
Прощай, любви моей заря!
Пал на сердце туман…
Как в темноте рассвета ждут,
Чтоб страхи разогнать,
Так я ждала его, ждала, —
Не уставала ждать…
Еще мой верующий ум
Был грезами повит,
Как вдруг… вдруг грянула молва,
Что он убит… убит!
Что он из плена бедных жен
Хотел мужьям вернуть,
Что с изуверами в бою
Он пал, пронзенный в грудь,
Что труп его – кровавый труп —
Поруган был толпой
И что скрипучая арба
Везет его домой.
 
 
............................................
 

7

 
И положила я его
На той скале, где спит
Семья гробниц и где святой
Давид их сторожит;
 
 
............................................
 
 
Там, в темном гроте – мавзолей,
И – скромный дар вдовы —
Лампадка светит в полутьме,
Чтоб прочитали вы
Ту надпись и чтоб вам она
Напомнила сама —
Два горя: горе от любви
И горе от ума».
 

1879 г.

В двух стихотворениях представлены два разных образа няни.

***

 
Моя судьба, старуха, нянька злая,
И безобразная, и глупая, за мной
Следит весь день и, под руку толкая,
Надоедает мне своею болтовнёй.
Когда-то в карты мне она гадала
И мне сулила много светлых дней;
Я, как ребёнок, верил ей сначала,
Доверчив был и уживался с ней.
То штопая, то делая заплаты,
Она не раз при мне ворчала на беду:
    «Вот погоди! как будем мы богаты,
Я от тебя сама уйду…»
А между тем несутся дни и годы —
Старуха всё ещё в моём углу ворчит,
Во всё мешается, хлопочет и, свободы
    Лишая разум, сердце злит.
И жизнь моя, невольно, как-то странно
    Слилась с её житьём-бытьём,
И где бы ни был я, один ли – беспрестанно
    Мне кажется: мы с ней вдвоём.
Проснусь ли я душою, озарённый
Внезапной мыслию иль новой красотой,
Плаксивое лицо старухи раздражённой
Как жёлтое пятно мелькает предо мной.
Хочу любить… «Нет, – говорит, – не вправе,
Не смеешь ты, не должен ты любить».
Уединясь, мечтаю ли о славе,
Она, как мальчика, придёт меня дразнить.
И болен я – и нет мне сил подняться,
И слышу я: старуха, головой
Качая, говорит, что вряд ли мне дождаться
    Когда-нибудь судьбы иной.
 

1855 г.

 
Ты девчонкой крепостной
По дороге столбовой
К нам с обозом дотащилася;
Долго плакала, дичилася,
Не причесанная,
Не отесанная…
 
 
Чуть я начал подрастать,
Стали няню выбирать, —
И тебя ко мне приставили,
И обули, и наставили,
Чтоб не важничала,
Не проказничала.
 
 
Славной няней ты была,
Скоро в роль свою вошла:
 
 
Теребила меня за ворот,
Да гулять водила за город…
С горок скатывалась,
В рожь запрятывалась…
 
 
Иль раздевшись на песке
Ты плескалась в ручейке,
Выжимала свои косыньки;
А кругом шумели сосенки,
Птички радовались…
Мы оглядывались…
 
 
Вот пришла зимы пора;
Дальше нашего двора
Не пускали нас с салазками;
Ты меня, не муча ласками,
То закутывала,
То раскутывала.
 
 
Раз, – я помню, – при огне
Ты чулки вязала мне, —
(Или платье свое штопала) —
К нам метель в окошко хлопала,
Песнь затягивала, —
Сердце вздрагивало…
 
 
Ты ж другую песню мне
Напевала при огне:
«Ай, кипят котлы кипучие!..»
Помню сказки я певучие,
Сказки всяческие, —
Не ребяческие…
 
 
И, побитая не раз,
Ты любила, рассердясь,
Потихоньку мне отплачивать,—
Меня больно поколачивать;
Я не жаловался,
Отбояривался.
 
 
А как в школу поступил,
Я читать тебя учил:
Ты за мной твердила «Верую»…
И потом молилась с верою,
С воздыханиями,
С причитаниями.
 
 
По ночам на образа
Возводила ты глаза,
Озаренные лампадкою;
И когда с мечтою сладкою
Сон мой спутывался,
Я закутывался…
 
 
Но пришли твои года…
Подросла ты – и тогда,
Звать, тебя цыганка сглазила:
Из окна ты ночью лазила,
Вся трепещущая,
С кем-то шепчущая…
 
 
Друг любил тебя шутя,
И, поблекнув, не цветя,
Перестала ты пошаливать:
Начала свой грех замаливать;
Много маялася,—
Мне же каялася!
 
 
............................................
 
 
Через тридцать лет, домой
Я вернулся, и слепой
Уж застал тебя старушкою,
В темной кухне, с чайной кружкою…—
Ты догадывалась…
Слезно радовалась.
 
 
И когда я лег вздремнуть,
Ты пришла меня разуть, —
Как дитя свое любимое, —
Старика, в гнездо родимое
Воротившегося,
Истомившегося.
 
 
Я измучен был, а ты
Прожила без суеты
И мятежных дум не ведала,
Капли яду не отведала, —
Яду мающихся,
Сомневающихся.
 
 
И напомнила Христа
Ты страдальцу без креста,
Гражданину, сыну времени,
Посреди родного племени
Прозябающему,
Изнывающему.
 
 
Бог с тобой! я жизнь мою
Не сменяю на твою…
Но ты мне близка, безродная,
В самом рабстве благородная,
Не оплаченная
И утраченная.
 

К.Р.
(1858–1915)

Под этими буквами публикует свои стихи Великий князь Константин Романов. Поэт, драматург, переводчик, одаренный музыкант, организатор литературных и музыкальных вечеров с лекциями и спектаклями; государственный и общественный деятель: президент Императорской Академии наук, осуществивший крупные научные и культурные проекты.

Женский портрет нашел выражение в альбомных стихотворениях.

Великой княгине Елисавете Феодоровне

 
Я на тебя гляжу, любуясь ежечасно:
Ты так невыразимо хороша!
О, верно под такой наружностью прекрасной
Такая же прекрасная душа!
 
 
Какой-то кротости и грусти сокровенной
В твоих очах таится глубина;
Как ангел, ты тиха, чиста и совершенна;
Как женщина, стыдлива и нежна.
 
 
Пусть на земле ничто средь зол и скорби многой
Твою не запятнает чистоту,
И всякий, увидав тебя, прославит Бога,
Создавшего такую красоту!
 

Серебряный век

Серебряным веком русской поэзии, в отличие от Золотого (ХIХ) века, называют период, охватывающий последнее десятилетие ХIХ века и первые два-три десятилетия (здесь мнения ученых расходятся) ХХ века. Этот период ознаменовался расцветом всех видов литературы и искусства и появлением разных направлений, из которых самые значительные три: символизм, акмеизм, футуризм.

Связующим звеном поэзии ХIХ века и Серебряного века, а также предшественниками символизма считаются ранний Константин Случевский, Константин Фофанов, Мирра Ло́хвицкая.

Мирра Ло́хвицкая
(1869–1905)

«Царица муз», воспевшая наслаждение в любви, чем приобрела чуть ли не скандальную известность. При этом – любящая жена, мать пятерых сыновей, она опоэтизировала смерть, вызвав в поэзии всплеск интереса к этой теме.

Была удостоена Пушкинской премии Академии наук.

***

 
В кудрях каштановых моих
Есть много прядей золотистых, —
Видений девственных и чистых
В моих мечтаньях огневых.
 
 
Слилось во мне сиянье дня
Со мраком ночи беспросветной, —
Мне мил и солнца луч приветный,
И шорох тайн манит меня.
 
 
И суждено мне до конца
Стремиться вверх, скользя над бездной,
В тумане свет провидя звездный
Из звезд сплетенного венца.
 

1897 г.

 
Я искала его среди лилий и роз,
Я искала его среди лилий…
И донесся из мира видений и грез
Тихий шелест таинственных крылий…
 
 
И слетел он ко мне, – он в одежде своей
Из тумана и мглы непросветной
Лишь венец серебристый из лунных лучей
Освещал его образ приветный…
 
 
Чуть касаясь стопами полночных цветов
Мы летели под сумраком ночи;
Развевался за ним его темный покров,
И мерцали глубокие очи…
 
 
Мы скользили над зыбкой морскою волной,
Обнимаясь четой беззаботной, —
Отражался в воде его лик неземной,
Отражался в ней образ бесплотный.
 
 
Выше, выше, к созвездьям далеких светил
Мы неслись над зияющей бездной.
Он о вечном блаженстве со мной говорил,
Говорил мне о жизни надзвездной.
 
 
Но лишь первой улыбкой зари золотой
Занялись снеговые вершины —
Мы спустились на землю влюбленной четой
Над обрывом бездонной пучины.
 
 
И где бурные волны, дробясь об утес,
Бьются с ревом бесплодных усилий, —
Он пропал, он исчез… легкий ветер унес
Тихий шум его реющих крылий…
 
 
И безумной слыву я с тех пор, оттого,
Что незримого друга люблю я,
Что мне с ветром доносится шепот его,
Дуновенье его поцелуя…
 
 
Пусть непонятой буду я в мире земном,
Я готова страдать терпеливо,
Если рай нахожу я в безумье своем,
Если бредом своим я счастлива!
 
 
Ах, не плачьте!.. Не надо мне вздохов и слез…
Вы, тоскуя, как я, – не любили!..
Схороните меня среди лилий и роз,
Схороните меня среди лилий…
 
 
Он склонится, развеет таинственный сон
Среди лилий и роз погребенной,
И воскресну тогда я бесплотной, как он,
И сольюсь с ним душой окрыленной!
 

1893 г.

***

 
Я хочу умереть молодой,
Не любя, не грустя ни о ком;
Золотой закатиться звездой,
Облететь неувядшим цветком.
Я хочу, чтоб на камне моем
Истомленные долгой враждой
Находили блаженство вдвоем…
Я хочу умереть молодой!
 
 
Схороните меня в стороне
От докучных и шумных дорог,
Там, где верба склонилась к волне,
Где желтеет некошеный дрок.
Чтобы сонные маки цвели,
Чтобы ветер дышал надо мной
Ароматами дальней земли…
Я хочу умереть молодой!
 
 
Не смотрю я на пройденный путь,
На безумье растраченных лет;
Я могу беззаботно уснуть,
Если гимн мой последний допет.
Пусть не меркнет огонь до конца
И останется память о той,
Что для жизни будила сердца…
Я хочу умереть молодой!
 

1904 г.