Текст книги "Поток"

– Ты уже вытащил нашего друга?

– Если под другом ты подразумеваешь дроида, то да.

– Жалко, – он потирает губы пальцами. – Думали, может, взять хотя бы поверхностные образцы?

– Идите-ка вы в жопу, – мирно отвечаю я и вырубаю связь.

Развернув лодку на широких волнах, я добавляю скорости и вывожу ее на обратный курс. По ветру идти хорошо. Все равно что серфить. Если чуть сбрасывать скорость на гребне, лодка начинает глиссировать, и ловишь невероятное чувство невесомости. Как будто паришь над водой. И ветер подгоняет в спину, все равно что похлопывает по плечу и подбадривает. Энн бы понравилось. Ведь она у меня ужасная трусиха.

7

Добравшись до нашей бухты, я обнаруживаю, что за час с лишним вода не опустилась ни на сантиметр. Очень странные здесь циклы. Сначала поднялась за полчаса на добрых два метра, а теперь застыла. Чудно! Ветер почти стих, но волны по-прежнему довольно высокие. Я аккуратно заруливаю в бухту и неспешно иду к берегу. Прищурившись от солнца, вижу на пляже несколько человек. Еще пара подходит к компании.

Заждались? Вряд ли, я ведь не взял пробу. И кто это там в середине? Морри? Бросил дела и примчался встретить меня из плавания? Я весело смеюсь и машу собравшимся на песке коллегам. Краем глаза я вижу на своем традиционном месте, на уступе скалы, Таню. Она стоит на самом краю, снова засунув руки в карманы и сосредоточенно смотрит. Но не на океан, а на меня. Это еще зачем? Неужели, тоже соскучилась? Я нервно краснею и по-дурацки улыбаюсь. Помахать и ей?

Я машу рукой в ее направлении, но вижу, что вместо того, чтобы ответить на приветствие или, как обычно, проигнорировать его, она качает головой. Выражения ее лица я не вижу. Но эта ее поза…

Я приближаюсь к берегу, постепенно прорисовываются все смутные силуэты. Я начинаю различать не только фигуры, но и лица. Все какие-то мрачные. Особенно Морри. Ахмед и Ицхак стоят поодаль и как-то ошалело смотря на меня.

Притормаживаю, чтобы не сесть на мель, глушу мотор и выпрыгиваю за борт.

– Привет, соскучились? – шутливо спрашиваю я, хотя вижу, что ребятам не до шуток. Видимо, что-то произошло.

– Стоять, – мраморным голосом говорит Морри. Мраморным, потому что тон его хоть и монументальный, но чуть надтреснутый.

– Что? – я останавливаюсь как вкопанный. Индивидуалист? Ну да, размечтался. Исполняю приказы с полпинка.

– Остановись, Мартен, – мягко, но повелительно говорит Морри. К слову, по фамилии мы зовем только его и псов, от этого мне становится вдвойне не по себе.

– Стою, – я поднимаю раскрытые ладони.

– Син, в наручники его.

Его пес, черноволосый и крепкий парень Син Ню хватает меня за руки, заламывает их, отчего я скорчиваюсь в три погибели, и связывает пластиковыми стяжками.

– Какого черта, Морри? – идиотским, взвизгивающим голосом спрашиваю я.

– Личный пароль, – монотонно чеканит тот.

– Зачем тебе личный пароль, ты же видишь меня! – фальцетом ною я.

– Личный пароль, – спокойно повторяет Морри.

– Ладно, ладно, – я опускаю голову, ища на песке свой пароль, как же там, какая-то птица… – Сапсан! – вспоминаю я. – Сапсан…

– Пароль экспедиции, – продолжает допрос мой мучитель.

– Свирель, – этот код у меня от зубов отлетает.

– Очень хорошо, – кивает Морри.

– Что случилось? – я изворачиваюсь, чтобы посмотреть ему в глаза. И с этим мужиком мы три дня назад глушили виски на камбузе? Ему я жаловался на свою предательницу-жену? – Какого черта, Мо?

– Мартен, – он обращается ко мне, как к незнакомцу. – Ввиду сложившейся обстановки я вынужден арестовать вас и заключить под стражу.

– Куда, ради бога? Мы все живем в палатках!

– На корабль, разумеется, – улыбнувшись, видимо, моей глупости, отвечает Морри.

– Но что случилось? В чем я виноват? Ты можешь мне объяснить?

– До выяснения причин я не могу делиться с вами этой информацией.

– «С вами»? Морри, ты чего?

– Отвезти его на первую базу, – командует он псам, и трое в песочных комбинезонах хватают меня и волокут к своему вездеходу. – Ахмед, – обращается он к биологу. – Запрыгивай.

Что за чертовщина? Почему это происходит со мной? Что я сделал не так? Может, Энн была права, и не стоило отправляться в эту экспедицию? Сидели бы сейчас с ней где-нибудь на Мауи, пили Май-Тай и провожали бы закат. Энн! Почему ты меня отпустила?

– Я еду с вами, – вдруг раздается сильный, хрипловатый женский голос.

Я оборачиваюсь, в нашу сторону, так и не вынув рук из карманов, идет Таня.

– Как хотите, – отвечает ей Морри, и они вместе с Ахмедом забираются во вторую машину.

Зачем ей ехать со мной? Ясно, что это не романтический порыв, что-то у нее на уме. Что-то она знает. Им всем наверняка рассказали, что произошло. Ей тоже. Значит, она может помочь разобраться? А Ахмед? Он ведь биолог, Морри приказал ему ехать. Что же получается? Я в чем-то провинился, они что-то расследуют. И помочь им, по мнению начальника охраны, может только биолог. А астроном? Если бы Таня была бесполезна, то мешала бы, он бы не взял ее с собой. Или Морри тоже попал под ее необъяснимые чары?

За окнами моей камеры на колесах проносятся раскаленные полуднем песчаные сопки. В машине душно, воняет резким мужским потом. Псы молчат, уставились на дорогу, и выжимают по полной. Мы едем раза в два быстрее, чем катился вчера я. Как у них это получается? Вездеход получше? Тфу, что за мысли?

Пластиковые манжеты больно впиваются в запястья. Уже начали натирать. Зачем было их надевать? Я бы и сам с ними поехал. Без этого насилия. Что за бред? Да, это какой-то бред! Кошмарный сон. Может быть, я сплю? Я ведь видел Энн…

– Ню, – обращаюсь я к связавшему меня псу, который теперь за рулем. – Скажи, что произошло?

– Сорян, Анри, нам запрещено с тобой базарить, – бурчит он себе под нос.

– Но это же какой-то сюр! Отто, – я поворачиваюсь ко второму охраннику, – ты-то можешь мне объяснить, что я натворил?

Тот, жуя сигарету, молча вскидывает на меня безразличный взгляд поверх темных очков и пожимает плечами.

– Анри, заткнись, – добродушно бубнит Ню. – Если бы мы могли сказать, сказали бы. Приедешь – узнаешь. Или нет, хер его знает. Мы просто делаем свою работу.

– Бред какой-то, – в очередной раз фырчу я, откидываясь на спинку кресла. – Хоть кондей врубите!

Пот тонкими струйками течет по моему лбу и уже начинает слепить глаза. Я пытаюсь вытереть его о плечо, но все безуспешно. Приходится наклониться и вытереть лицо коленом.

– Чего ты там возишься? – стальным баритоном бросает через плечо Отто. – Сядь нормально.

– Жарко, – отвечаю я.

– Всем жарко, – усмехается тот, хотя на его лице нет ни капли пота. Я же уже сижу в мокром до нитки комбинезоне.

Через полчаса мы подъезжаем к кораблю. Они устроили себе здесь отдельный лагерь. В отличие от нас уже разбили жилищный модуль. Отто открывает дверь и вытаскивает меня из машины. У меня темнеет в глазах, я валюсь на песок, из-за чего мелкая пыль липнет к вспотевшей коже.

– Давай поднимайся, Мартен, – цедит сквозь зубы пес и резко дергает меня за руку. В плече что-то хрустит.

Не могу понять, как в один момент из рубахи-парня я превратился в отщепенца? Чем я мог заслужить такое обращение? Отчаянье бьется у меня в горле, горечью отдаваясь при каждом вдохе. Я судорожно перебираю в голове память обо всех событиях, случившихся с момента посадки, потом с момента вылета с Земли, потом с момента одобрения заявки… Пока меня толкают к кораблю, металлической громадой протыкающему синее небо, я прокручиваю в голове всю мою жизнь. Я тяжело дышу, отчего-то солнце сегодня жарит нещадней, чем вчера. Не могу понять, как остальные выдерживают это пекло.

– Куда его? – кивает мой стражник вышедшему из второго вездехода Морри.

– В каюту.

Отто тыкает меня пальцами в спину, и мы заходим в полумрак корабля. В нос врезается смердящий запах кондиционированного воздуха. Зато здесь намного прохладнее. Хотя у меня все равно льется пот с носа и стучит в висках.

– Заходи, – командует пес, когда мы равняемся с дверью в мою каюту.

Я заглядываю внутрь и ужасаюсь: все мои вещи вычистили. Не осталось ничего! А я ведь забрал с собой на новое место далеко не весь мой скарб.

– Куда вы девали мои вещи? – хриплю я, в горле пересохло.

Вместо ответа Отто снова пихает меня в плечо, и я залетаю в каюту. Они даже убрали матрас и белье! Пустая металлическая койка угрожающе сверкает в тусклом свете потолочных диодов. Я в отчаянии оборачиваюсь, чтобы попросить хотя бы воды, но не успеваю я и рта открыть, как перед моим носом захлопывается дверь.

– Суки, – раздувая ноздри, шиплю я. – Сучьи суки!

Руки по-прежнему стянуты наручниками за спиной, я прохожусь по периметру комнаты – хочется размять ноги. Сердце стучит как бешеное, успокаивает лишь то, что стало не так жарко. Пожалуй, теперь даже скорее холодно, ведь я весь промок от пота.

Через какое-то время, устав мерить шагами комнату, я сажусь в угол. Нет, не на койку, туда я не сяду. Смириться с пустой кроватью – все равно что признать себя виновным. Но я ведь даже не знаю, в чем меня обвиняют! Я закрываю глаза и начинаю считать секунды. Так я, по крайней мере, буду знать, сколько времени здесь нахожусь. Продолжать гонять смятенные мысли не лучшая затея, если хочешь успокоиться.

– А этот помнишь? – азартно спрашивает Энн. В ее голосе всегда появляются озорные нотки, когда речь заходит о стихах декадентов. – «Мой Демон – близ меня, – повсюду, ночью, днем, неосязаемый, как воздух, недоступный…».

– Ты же знаешь, я терпеть не могу Бодлера! – утомленно вздыхаю я. – Не до стихов мне сейчас.

– Не знаю, по-моему, Бодлер в твоей жизни всегда к месту, – хихикает она. Хотя нет, я неправа, – она замолкает на секунду, а после начинает декламировать каким-то потусторонним голосом, отчего в голову сразу лезут рассказы о русских и их старые романы, которые меня заставляла читать мать: – «Ты знаешь, с наступлением темноты пытаюсь я прикидывать на глаз, отсчитывая горе от версты, пространство, разделяющее нас. И цифры как-то сходятся в слова…»

– Хватит, – я перебиваю ее и открываю глаза, внезапно опомнившись от морока.

– Я думала, что Бродский тебе нравится, – обиженно говорит Энн. Она как-то неправдоподобно уютно расположилась на холодном металле кровати. – Ты всегда рассказывал о вашей домашней библиотеке, забитой томами русских авторов.

– Это все мать, – я по инерции продолжаю разговор. – Ты же знаешь, она уехала из России, выйдя замуж за отца, а теперь постоянно жалеет, что приходится жить в Париже, а не в Петербурге.

– Но ты читал мне Чехова вслух, или мне изменяет память?

– Чехов, пожалуй, один из немногих, кто мне нравился во всей этой депрессивной компании.

– Дурак ты, – смеется Энн. Ее смуглая кожа сияет румянцем даже в этом ледяном свете.

Наверное, я и правда сплю. Или напрочь сошел с ума. Нас предупреждали о рисках, связанных с экспедицией. Ведь мы пионеры в колонизации космоса. Наш мозг пока не рассчитан на такие перемены. Мы вспоминаем про родные края, и в следующую секунду приходит мысль о расстояниях, разделяющих нас с домом, с Землей. Видимо, я свихнулся. Хотя я даже не был в группе риска. Что поделать, видимо, пока психологи не могут с абсолютной точностью определить, кто потенциальный псих.

Я – погрешность.

– В любом случае стихи полезны для памяти, – продолжает жена. – Это давно научно доказано, чтобы избежать проблем в старости, нужно играть в шахматы, практиковать фортепиано и учить стихи!

– Да уж, тебе точно не грозит впасть в беспамятство, – ворчу я. В ее голове, наверное, миллион стихов, которые она может вспомнить даже среди ночи.

Интересно, сколько уже прошло времени?

Энн продолжает рассказывать мне что-то о стихах и поэтах, но я уже не слушаю. Я снова погрузился в туман напряженных рассуждений. Невозможно найти ни одной зацепки, ни намека.

Вдруг в дверь стучат. Я хмурюсь в недоумении, ведь каюта запрета снаружи. Через секунду замок разблокируется, и дверь медленно открывается. В комнату не спеша заходит Таня. Сзади Сим Ню запирает за ней дверь. Я недоверчиво смотрю на нее.

– Что тебе? – сиплю я и откашливаюсь. – Зачем пришла?

– Это тебе, – она вынимает из глубокого кармана бутылку воды и бросает мне.

Бутылка падает рядом со мной и укатывается к стене. Я мрачно смотрю на свою гостью.

– Ты что, не умеешь достать связанные руки из-за спины? – Таня поднимает бровь. – Слишком большая попа?

Я злюсь. Не знаю, почему мне не пришло это в голову, и я столько времени терпел боль от сведенных мышц. Сажусь на ладони и не спеша, потому что плечи затекли, достаю руки. Размяв пальцы, беру бутылку и, открыв ее, начинаю жадно пить воду. Закончив, вытираю губы и перевожу взгляд на посетительницу:

– Спасибо.

– Ага, – отмахивается она, снова засовывая узкие кисти с длинными пальцами в карманы.

– Ты знаешь, что случилось?

– Да, – Таня размеренно ходит по комнате, рассматривая стены.

– Расскажешь? – нетерпеливо спрашиваю я.

– Для этого я и пришла, – она едва заметно улыбается.

– Будешь меня допрашивать? – я прижимаю руки к груди, чтобы согреться. В охлажденном воздухе мокрый костюм остыл и неприятно касается кожи.

– Можно и так сказать, – она пожимает плечами и садится на койку. Прямо рядом с Энн. – Думаю, здесь происходит что-то странное. Морри не хотел, чтобы я с тобой говорила. Но, – она делает паузу и оглядывается в направлении, куда смотрю я. А я смотрю на жену. – Но я все же главная, ему пришлось потеснить свои амбиции.

– Что? – мне кажется, я не расслышал. – Ты главная? Я думал…

– Что ты думал? Я организатор экспедиции. Как и указано в бумагах. Я открыла эту планету, собрала финансирование. Но это не обязывает меня быть начальником. Так что проехали.

– Погоди, я думал, планету открыл Шмидт Т. Ф. Разве нет?

– Шмидт Татьяна Филипповна, – она хмурится. – Ты довольно необразованный для картографа.

– Расшифровка сокращений не мой конек.

– Они нашли тело, – прекратив бессмысленное выяснение рангов, говорит Таня. – Твое тело.

– В смысле? – я ерзаю, от влажной, высыхающей ткани зудит вся кожа.

Она тяжело вздыхает, откидывается и продолжает:

– Морри с командой патрулировали участки окрестных пляжей. На одном из них нашли вынесенное водой на берег человеческое тело. Это оказался ты. Сперва они подумали, что утонул. Однако, когда Ицхак сообщил, что ты только что вышел в море взять керны, стало ясно, что Анри Мартен пока еще жив. Чтобы не разводить панику, Морри приехал в наш лагерь встретить тебя. Объяснили, что одного из нас срочно нужно конвоировать, однако про тело никому не рассказали.

– Вы что, все с ума посходили? – ушам своим не верю!

– Мартен, думаю, все не так просто. Я видела его собственными глазами. Мубарак сейчас осматривает.

– И что говорит Ахмед?

– Пока ждет анализов, но налицо полная идентичность. Он сверился с твоей биометрией.

– Но почему тогда не осмотрели меня? Думаю, мои данные тоже совпадут с моей биометрией! – меня начинает раздражать этот цирк.

– Само собой, – Таня разводит руками. – Но позже. Морри не хочет показывать тебе тело. Он уверен, что ты инопланетянин, убивший Мартена и принявший его форму, чтобы захватить человечество.

– О, такой фантастики я много читал, – грустно улыбаюсь я. – Честно говоря, все это похоже на розыгрыш. Причем весьма топорный.

– Согласна, – она опирается локтями на колени. – При этом я видела тело и сейчас вижу тебя. Так что подозрения Морри не кажутся мне такими уж надуманными. Я хочу задать тебе пару вопросов, ты не против? – из одного из ее безразмерных карманов появляется маленький блокнотик с карандашом.

– Валяй, – отвечаю я и вытягиваю ноги, чтобы казаться максимально расслабленным.

Хотя я чертовски напряжен. Снова пересохло во рту. Какой труп? Что она мелит? Они действительно думают, что я поверю в эту чепуху? И еще, какого черта здесь все еще делает Энн?!

– С тобой происходило что-нибудь странное с момента высадки? – начала свои расспросы Таня. Сейчас, когда они с женой оказалась рядом, стало очевидно, насколько они разные.

– Не припомню, – вру я.

Она пристально смотрит на меня и спрашивает снова:

– Анри, с тобой происходило что-нибудь странное после того, как мы высадились на этой планете? Возможно, ты что-то слышал, видел или чувствовал?

– Ничего такого, – пожимаю плечами я, стараясь выглядеть безразличным, – хотя это было сложно, учитывая, что Таня впервые назвала меня по имени. А Энн после ее слов участливо закивала.

– Я видела записи с твоего дрона, – женщина с блокнотом сверлит меня взглядом. – На них видно, что ты с кем-то разговариваешь на лодке.

– У меня есть дурная привычка болтать самим с собой, – молния Таниного комбинезона расстегнута почти до пупка, и видна тонкая полоска белой майки, из которой соблазнительно выглядывает ложбинка груди. Я мельком смотрю на жену, она, кажется, не замечает моего неуместного взгляда.

– На что ты постоянно смотришь? – прищурившись, спрашивает Таня.

Я снова краснею, открываю бутылку и делаю несколько глотков для смелости.

– Только на тебя, – выпаливаю я с идиотской улыбочкой.

– Нет, ты смотришь в пространство справа от меня. Что там? – она оборачивается и упирается Энн в ухо. Та заговорщически хихикает.

– Ты бредишь, – отмахиваюсь я и сажусь прямо.

– Ты видишь кого-то, правда?

Я пожимаю плечами. Таня делает какую-то пометку в блокноте.

– Ясно, еще один вопрос, и оставлю тебя в покое, – она листает записную книжку, находит что-то и кивает своим мыслям. – Скажи, Анри, ты купался голым в океане на неизвестной планете?

– Что? – поперхнувшись надменным смехом, протягиваю я. – Сколько еще сумасшедших мыслей копошится в твоей голове?

– У меня есть теория…, но это не важно, – она встает и убирает руки вместе с блокнотом обратно в карманы комбинезона.

– Что за теория? – я тоже машинально поднимаюсь, и наши взгляды равняются. Хотя, пожалуй, ее глаза все же чуть выше моих.

– Вернусь к тебе с ней завтра, если она подтвердится, – отвечает она и стучит носком ботинка в дверь.

Меня так и подмывает сказать ей какую-нибудь гадость. Пришла такая командирша, рассказала сумасшедших историй, назадавала бестолковых вопросов, посветила сиськами, а теперь, видите ли, уходит!

– И сколько мне тут торчать? – с вызовом спрашиваю я, подойдя к ней вплотную.

– Понятия не имею, – спокойно отвечает она и выходит в открытую Симом дверь.

– Поссать хоть можно? – бросаю я ей вслед.

Мой вопрос остается без ответа. Резко развернувшись, я обнаруживаю, что Энн исчезла. Каюта снова сияет холодной пустотой. Оказалось, я опять вспотел, и сердце ухает в ушах глухими раскатами грома.

8

Ночь дается мне нелегко. Я кручусь как умалишенный в своем углу, отгоняя кошмарные сны. Свет в комнате приглушили, и теперь Энн мерещится то у противоположной стены, то на кровати, то у запертой двери. Я допиваю бутылку воды, и под утро меня начинает мучить жажда. Не знаю, сколько времени я в итоге проспал, но просыпаюсь от долгожданного звука открывающейся темницы.

– Спишь еще? – доносится сквозь сон глубокий женский голос.

Я поворачиваюсь на звук и снова вижу Таню. Перед глазами встает картинка ее распахнутого комбинезона, хотя сейчас она застегнута до ворота. Я молча отворачиваюсь к стене.

– Давай вставай, – она подходит ко мне и легко ударяет меня ногой в спину.

– Нет, – отвечаю я.

– Как хочешь, – я слышу, как Таня опускается на корточки. – Протяни руки, я разрежу твои манжеты.

– Что? – я в недоумении смотрю через плечо в ее сияющее безразличием красивое лицо.

– Ты свободен, можешь идти, – она показывает мне перочинный ножик в своих руках.

Я резко поднимаюсь и вытягиваю к ней скованные запястья. Она ловко перерезает пластик и отдает мне нож, чтобы я избавился от оставшихся на руках браслетов.

– Так это все же был розыгрыш? – я смотрю на нее снизу вверх, она поднимается. Хотя, пожалуй, я всегда смотрю на нее немного снизу.

– Увы, – она мотает головой, и темные волосы рассыпаются по ее бледному лицу. – Все еще более странно, чем было вчера. Вставай, пойдем.

Заинтригованный, я поднимаюсь и отдаю ей нож. Она закрывает его и прячет в карман, достает оттуда сигарету, прикуривает и выходит из каюты. Я следую за ней.

– Короче, не удивляйся, – выдыхает она предупреждение плотным дымом.

– Чему? – спрашиваю я, и тут же нам навстречу попадается Морри.

Он красный, как боров, обливается потом, но отчего-то очень весел.

– А вы чего тут? – округляет он глаза, наткнувшись на нас на выходе из корабля. – Вы же должны быть в бухте?

Таня многозначительно поднимает бровь и смотрит на меня.

– Соскучились по прохладе? – громогласным смешком спрашивает он. – Или у вас какие-то амуры наметились? – прихрюкивает Морри.

– Хотела свериться с картой неба, – отвечает Таня.

– Морри, ты, блин, издеваешься? – ощериваюсь я. – Приволок меня, как свинью на убой, а теперь палкой тычешь? – я демонстрирую ему синяки на запястьях, оставленных наручниками.

– Он что, перегрелся? – недоуменно спрашивает командир мою спутницу.

– Мы пойдем, – говорит Таня и мягко тянет меня за собой.

Признаться, прикосновение ее руки даже через ткань комбинезона отшибает все мои мысли напрочь. Я даже забываю, почему вдруг разозлился на приятеля. Все снова кажется обыденным и нормальным. Просто не выспался… Может, все это и правда было плохим сном?

– Отвезешь нас? – спрашивает Татьяна у Отто, который в своей обычной манере ковыряет во рту зубочисткой, обтирая формой пыльный вездеход.

– Только если ты сядешь на переднее, – осклабившись, отвечает пес.

Она молча обходит машину, открывает дверь и плюхается на переднее сиденье. Я забираюсь назад и захлопываю со всего размаха дверь. Поверить не могу! Какого черта они вчера творили? И где Ахмед?

– Включи кондей, – прошу я Таню, уже ощущая раскаляющий жар солнца.

Через секунду меня начинает обдувать прохладой. Я выдыхаю и, вспомнив последую мысль, спрашиваю:

– А где Ахмед?

– Ахмед? – удивляется садящийся в машину Отто. – Конечно, в лагере. Где ж ему еще быть? Он ж не тунеядец. Не то что вы, не будет отлынивать от работы ради перепихона, – он противно осматривает сидящую рядом женщину. – Одного не пойму, Танья, почему этот слизняк?

– Завали, – рычу я, снова подкатывает злость. – Или вези нас, или мы сами доедем!

– Ну-ну, чего ты верещишь? – цедит Отто.

Он никогда мне не нравился, с самой первой встречи на подготовке. Мерзкий парень из тех, что идут в силы, чтобы почувствовать свою безнаказанность. Абсолютно чуждый чести и всяких моральных устоев. Не понимаю, как Морри вообще взял его в команду. Но если раньше я просто старался его не замечать, то сейчас он начинает меня по-настоящему бесить. Волны ярости поднимаются мощными толчками, оглушая так, что я не уже не слышу его следующих слов. Не слышу, как открывается моя дверь, не слышу, как трещат разлетевшиеся камни, когда я спрыгиваю на землю. Совсем беззвучно я распахиваю дверь водителя и выволакиваю Отто с сиденья. Он не издает ни писка, когда мой кулак врезается в его обгоревшую щеку. Гул в ушах заглушает мое падение на землю. И только странный хруст отголоском доносится до моего сознания, когда вокруг все темнеет.

Я открываю глаза, перед ними, проступая как сквозь мыльную пелену, возникает нахмурившееся лицо Ахмеда. Он качает головой. За его спиной появляется Татьяна. Она скинула верх комбинезона и завязала рукава на талии. Сейчас видно, как она подтянута, даже, пожалуй, худа. Особенно контрастно ее тонкие, хоть и жилистые руки, и заостренные ключицы смотрятся на фоне округлых увесистых грудей. Там, под этой белой майкой с желтеющими разводами пота подмышками она совершенно обнаженная…

– Мсье, вы идиот, – ставит диагноз Ахмед, заметив, что я открыл глаза.

– Где я? – пытаюсь спросить я и понимаю, что все лицо – одна тлеющая рана.

– Т-с-с, – биолог прикладывает палец к губам. – Тебе пока лучше помолчать. У тебя разбито лицо, трещина и вывих челюсти. Последнюю я вправил. Но синякам и разбитым губам потребуется время, чтобы зажить.

– Где ты был? – сквозь колкую боль спрашиваю я Ахмеда.

– Что ты имеешь в виду? Я как был, так и оставался здесь, в лагере. Вы зачем-то рванули к кораблю, но это уже не мое дело.

Я изумленно смотрю на Таню. Та качает головой и, сделав знак, что поговорит со мной позже, удаляется из поля зрения.

– Тебе нужно поговорить с психологом. Кира сейчас подойдет. Отто она займется потом, ведь зачинщик и потерпевший здесь ты.

– Мне не нужен психолог, – прожевываю слова я.

– В других обстоятельствах я бы с тобой согласился, – настаивает Ахмед. – Но ты вчера вернулся из моря без проб и пропал на весь вечер. Как-то это… Не профессионально, – кинув взгляд за спину и убедившись, что Таня вышла, он добавил: – Хотя я, конечно, могу тебя понять. Этот астроном та еще штучка! Оказывается, она заказала весь банкет. А мы как идиоты считали ее частью команды! Кира, как всегда, оказалась права, – он поводил усами и вздохнул. – Ладно, она сейчас подойдет. А я пойду. Сегодня штиль, мы с Ицхаком пойдем по твоим вчерашним координатам собрать керны. Батискаф не поврежден. Видать, был какой-то системный сбой…, – он продолжает бубнить себе под нос и уходит из помещения.

Я в лаборатории на кушетке. На мне только футболка и трусы. Я сажусь и пытаюсь встать. Ужасно болит бок. Задрав одежду, я нахожу там малиновые синяки. Только наливаются… В углу над узкой раковиной висит зеркало. Я подхожу, чтобы осмотреть поле боя. Из отражения на меня пялится какой-то мрачный гомункул. Никаких следов парня, за которого Энн когда-то выходила замуж со словами: «Надеюсь, гости поймут, кто из нас невеста». Да уж, она всегда была остра на язык. Ей бы понравилась моя физиономия теперь. Широкий горизонт для колкостей.

– Ты пришел в себя, – слышу я звонкий голос позади. – Вот и отлично!

– Мне не нужен психолог, – неразборчиво ворчу я, продолжая всматриваться в пурпурно-фиолетовые кратеры на лице.

– Анри, я не буду на тебя наседать, – Кира подходит и мягко хлопает меня по плечу. Плечо, оказывается, не болит. – Просто у нас тут… небольшой форс-мажор. Нужно поговорить и убедиться, что с тобой все в порядке!

– Форс-мажор? – оборачиваюсь я.

– Садись, – она указывает на кушетку и опускается на стул рядом. – Я потом тебе все расскажу, но пока мне нужно удостовериться, что ты в норме.

Я с трудом улыбаюсь: глядя мне в лицо, довольно сложно предположить, что я в норме. Бессильно рухнув на кровать, я поднимаю глаза на Киру. Снова допрос. Что на этот раз?

– Анри, – достав цифровой планшет, она открывает мою карту. – Мне нужно знать, не было ли у тебя в последние два дня галлюцинаций или потери памяти.

Что? Я думал, речь пойдет о мордобое. При чем тут глюки? Мне казалось, мы уже проехали эту остановку.

– Потери памяти?

– Или галлюцинаций, да, – кивает Кира. Ее веснушчатое лицо становится серьезным.

– Да я уже и не знаю…

– Рассказывай все как есть. Не переживай, – подбадривает она.

Честно говоря, я так ужасно вымотался, что, даже отоспавшись в обмороке, все равно не могу поверить в произошедшее вчера.

– В общем, – бубнящим из-за распухших губ и, кажется, одного выбитого зуба, голосом начинаю я, – вчера на лодке я видел свою жену. Призрак или галлюцинацию. Она исчезла, – говорить сложносочиненными предложениями непросто, когда у тебя все лицо немеет от боли. Интересно, Ахмед вообще дал мне обезболивающее? Он, в конце концов, не только биолог, но и врач.

– Галлюцинации, – мягко подтверждает Кира и делает пометку в планшете.

– Угу, – я вспоминаю все последующие события, но они по-прежнему кажутся мне бредовым сном. – Потом Морри взял меня под стражу и повез вместе с Ахмедом и Таней на корабль. Там они меня допросили. Утром Таня меня отпустила. Дальше вы все знаете, – я указываю на свое лицо. И тут же обнаруживаю, что костяшки пальцев тоже разбиты. Мне казалось, я врезал этому мудаку и сразу отключился. Сколько же мы дрались, раз я выгляжу как отбивная?

– Берут под стражу? – рыжие брови взлетают над округлившимися глазами. – За что?

– Кто ж их знает, – я пожимаю плечами. – Мне так и не сказали, – я пока не решил, стоит ли сдавать Таню с ее бредовой историей про труп.

– Ахмед был с вами? – кивая, спрашивает она.

– Да, он поехал с Морри.

– Теперь ясно, – загадочно подводит итог Кира. – Провалов в памяти нет?

Я качаю головой.

– Только снова видел жену в камере.

– Это нормально. Пожалуй, вы просто жертва обстоятельств.

Я открываю рот, чтобы задать вопрос, но она прерывает меня:

– Ахмед советовал тебе поменьше говорить, – улыбается Кира. – Сейчас я расскажу, что у нас произошло с тех пор, как вы покинули лагерь. Во-первых, все за крошечным исключением жалуются на галлюцинации. Но это еще можно было бы отнести к норме, – она тяжело вздыхает. – Кроме этого, всех как одного, накрыла амнезия относительно событий вчерашнего вечера. Я уже побеседовала практически со всеми. Ясно хронологию помнишь только ты. И, конечно, Татьяна. Но она и на галлюцинации не жалуется. Кстати, единственная из всех. Скорее всего, мы чем-то отравились. Возможно, дело в местной воде, хотя, насколько мне известно, мы не употребляли ее в пищу и не погружались в нее. В любом случае Ахмед проводит повторный анализ. Я отправлю результаты опросов на Землю, возможно, со стороны ситуация окажется более очевидной, – она вздыхает и украдкой смотрит куда-то на стену, будто там что-то есть.

– Ты тоже видишь призраков? – на секунду забыв о боли, спрашиваю я.

– Галлюцинации, – уточняет Кира. – Да, к сожалению.

– Кто это?

– Это не важно, – она мягко улыбается, встает со стула и говорит на прощанье: – Думаю, сегодня тебе лучше отлежаться в палатке. Я и Ахмеду с Ицхаком не советовала выходить в море. Но разве можно их остановить? – она по-детски хихикает и скрывается из лаборатории.

Я выхожу на солнце и сразу жмурюсь. Без очков тут делать нечего. Да и кожу мгновенно начинает щипать. Я осматриваюсь. Таня устроила себе тент на излюбленном месте – на краю скалы, и сидит там за столом, покуривая сигарету и глядя на океан. Я, прикрывая глаза козырьком из ладони, короткими перебежками присоединяюсь к ней.

– Что это было? – жую я свой вопрос.

– А? – она мельком оборачивается. – Это ты, – разочарованно добавляет, увидев меня.

Я молча подхожу к обрыву и заглядываю вниз.

– Труп – это была шутка?

– У тебя довольно странное чувство юмора, – бросает она.

– У меня как раз нормальное. А вот у тех, кто проворачивает такие фокусы с ни в чем неповинным человеком, не слишком, – я возвращаюсь к ней, ставлю стул напротив и сажусь.

– Чего ты хочешь?

– Объяснений. Кира сказала, что все тут ловят глюки и теряют память. Все кроме тебя. Почему?

Таня дергает плечом. На ее висках выступил пот и стекает прозрачными змейками по тонкой шее и острым ключицам на бледные полусферы грудей.