Текст книги "Оставь окно открытым"

Софья Прокофьева
Оставь окно открытым

Глава 1
Чудеса начинаются

Была сырая ветреная ночь.

Милиционер Петров Василий Семёнович стоял на посту.

Тяжёлые тучи ползли по небу. Наверное, им было скучно плыть над тихим, крепко спящим городом, и, чтобы хоть немного развлечься, каждая из них превратилась в какого-то невиданного зверя. Они по очереди наползали на луну.

«Вот сейчас луну проглотил лев, – рассматривал их Василий Семёнович, – нет, пожалуй, это не лев. Скорее крокодил, а его три ноги больше всего напоминают толстые ножки рояля…»

Все дома стояли тёмные, притихшие. Только на верхнем этаже самого высокого дома голубым светом горело одно окно. Оно всегда не гасло дольше других. Как будто боялось, что Василию Семёновичу будет тоскливо одному на тёмной улице. Но вот и оно погасло.

Улицу не спеша перешёл серый кот. Он шёл, мягко извиваясь своим длинным тощим телом.

Милиционер Петров отлично знал этого кота. Да и кто же его не знал? Ещё бы! Ведь этот кот был первый плут и воришка во всём районе.

Звали его – Кот Ангорский, хотя на самом деле это был совершенно обыкновенный, подзаборный, ничуть не пушистый кот.

Имя «Кот Ангорский» придумал его хозяин. Дело в том, что его хозяин…

Но нет, нет, нет! Не будем торопиться! Пока о его хозяине ни слова. Мы ещё успеем с ним хорошенько познакомиться. Мы ещё успеем встретиться с ним не один раз. А пока…

Кот Ангорский спокойно и равнодушно посмотрел на Василия Семёновича плоскими, ярко блеснувшими серебряными глазами.

В зубах он держал сосиску в целлофане. Ещё двенадцать точно таких же сосисок, одна за другой, волочились за ним по земле, словно небольшой поезд из двенадцати вагончиков.

Луна на минуту выглянула из живота диковинной рыбы с длинными ушами.

Кот Ангорский мягко перешагнул через трамвайные рельсы – сосиски, поблёскивая целлофаном, запрыгали вслед за ним.

Кот свернул в чёрную подворотню и исчез.

– Ах, непорядок… – поморщился Василий Семёнович. – Ясное дело, стянул он у кого-нибудь эти сосиски, не иначе. Утром люди проснутся – где сосиски? А ведь тут завтрак на целую семью…

Василий Семёнович, продолжая огорчённо хмуриться, достал из пачки папиросу и сунул её в рот. Он рассеянно похлопал себя по карманам, но спичек в карманах не нащупал.

Василий Семёнович оглянулся. Ни одного прохожего не было видно на улице. Ни в одном окне не горел свет.

– Где же, однако, раздобыть спички? – оглядываясь, пробормотал Василий Семёнович.

И вдруг…

Да, мой читатель, именно «вдруг». Потому что удивительное начинается всегда неожиданно. Без всякого предупреждения, без звонка по телефону… Вдруг – оно началось!

Вдруг…

…Произошло нечто невероятное: Василий Семёнович увидел алый огонёк на кончике своей папиросы.

Папироса раскурилась сама собой. Кверху поднимался голубоватый дым завитушками.

Василий Семёнович от неожиданности чуть не выронил папиросу.

Но тут он удивился ещё больше. На красном тлеющем кончике папиросы сидел маленький человечек.

Он был весь словно выгнут из тонкой золотой проволоки. Его прямые волосы торчали в разные стороны, как иглы ежа, а большие уши сильно оттопыривались.

На человечке были узкие джинсы и смешная куцая курточка на «молнии».

Он сидел совершенно спокойно. Запрокинув голову и опершись позади себя руками о папиросу, он глядел на луну.

При этом он рассеянно покачивал одной ногой в разношенном башмаке. Башмак, пожалуй, был даже слишком велик, того гляди свалится. Вторая нога была босая. Василий Семёнович отлично разглядел круглую пятку и пять маленьких пальчиков.

Да, не будем скрывать, Василий Семёнович удивился. Мало этого, он даже растерялся.

Но больше всего Василия Семёновича поразило выражение лица маленького человечка.

Человечек глядел на луну печальным, унылым взглядом. Именно унылым, даже каким-то безнадёжным. Он зябко передёрнул плечами.

Потом человечек зашевелил губами, что-то забормотал негромко, словно про себя. Но Василий Семёнович всё-таки расслышал.

– Честное слово… Честное рыжее… Я знаю точно-наверняка-непременно-без всякого сомнения: Солнышко опять встанет. Никуда оно не денется. Кто не верит… ну и пусть… ему же хуже… А я – верю! И всё-таки как грустно жить ночью…

Василий Семёнович, конечно, ничего не понял. «Я не сплю, – подумал он. – Потому что заснуть на посту я не мог ни при каких обстоятельствах. Это исключено. Но в таком случае: кто это? Или: что это? Если это „кто-то“, то кто это? А если это „что-то“, то что это? Непонятно!» В конце концов Василию Семёновичу показалось, что вся его голова набита одними вопросительными знаками.

Вдруг человечек с озабоченным видом повернулся к Василию Семёновичу.

– Я уверен, вы знаете. Ну, конечно, вы знаете, вы просто обязаны знать: у кого в этом городе больше всего веснушек?

Думаю, никому не известно, какие именно вопросы задают маленькие человечки, сидящие на кончике папиросы. Но этот вопрос, скажем прямо, застал Василия Семёновича врасплох.

– Ну, веснушек, – чуть нетерпеливо повторил человечек. Он брезгливо отмахнулся от струйки дыма и постучал пальцем по своему носу и щекам: – Таких чудесных, очаровательных рыжих веснушек.

Василий Семёнович откашлялся.

– Я вас понял, – хрипловато ответил он. – Веснушек. Конопушек, да?

И Василий Семёнович тоже постучал пальцем по своему носу и щекам.

На луну, как наволочка на подушку, натянулось такое тёмное облако, что она совсем исчезла.

Что такое? Это было уже совсем странно, непонятно и необъяснимо.

Маленький человечек в темноте светился.

Конечно, не очень ярко. Ну, не так, как стосвечовая электрическая лампочка. Я не ошибусь, если скажу, что он светился, как маленький карманный фонарик.

«Я должен сейчас же понять, что это такое, – страдальчески морщась, подумал Василий Семёнович, – иначе… Но что же иначе?.. Нет, скорее всего, это просто игрушка. Конечно, это игрушка. Что я, собственно, разволновался? Великолепная, разговаривающая игрушка на транзисторах…»

У Василия Семёновича как-то сразу отлегло от сердца.

– Больше всего веснушек у Зины-первоклашки, – уже гораздо спокойней сказал он.

– У Зины-первоклашки? – заинтересовался человечек.

– Впрочем, нет, – спохватился Василий Семёнович, – пожалуй, у Кати с Большой Почтовой.

– Знаете, иногда одна веснушка может решить всё дело, – доверчиво и серьёзно сказал маленький человечек. – Так вы говорите, у Кати с Большой Почтовой?.. Ох, спина затекла. Даже мурашки бегают…

Человечек кряхтя встал на ноги, выпрямился, охнул и потёр поясницу.

Василия Семёновича вновь охватили сомнения.

«Могут ли у игрушки бегать по спине мурашки? – подумал он. – Ну, конечно, не могут…»

– Что-то по ночам спину ломит, – пожаловался человечек. – Всё с тех пор, как я целый день зимой просидел на льду. Там подо льдом плавала одна моя знакомая рыба. Такая славная рыбёшка. Ну, мне надо было сказать ей пару слов по секрету. Знаете, если хотите кому-нибудь рассказать секрет, не найдёте никого лучше рыбы. Никому не разболтает.

«Ох, могут ли быть у игрушки секреты? – опять с тоской подумал Василий Семёнович. – Ну, конечно, не могут…»

Человечек быстро пробежал по папиросе, перескочил на руку Василия Семёновича. Топ-топ-топ! Василий Семёнович чувствовал каждый его шаг на своей руке.

Человечек прыгнул к нему на рукав. Добежал до локтя, запрокинул голову. Посмотрел на Василия Семёновича.

– Конечно, о чём речь? Я прожёг льдину насквозь. Но с тех пор что-то спину ломит. Особенно по ночам… Вообще, не люблю, когда ночь… Зачем, зачем она, эта ночь?..

Лицо у человечка стало совсем печальным. Он соскочил вниз и пошёл по улице, понурившись, глядя себе под ноги.

Он шёл и слабо светился, словно фонарик позади машины. При этом он чуть прихрамывал. Ведь одна его нога была обута в башмачок, другая босая.

Ещё Василий Семёнович разглядел, что карманы его куртки были чем-то туго набиты. Они так сильно оттопыривались, что он задевал их руками, когда шёл.

Человечек казался таким беззащитным, что Василию Семёновичу даже стало страшно за него. Ведь любой прохожий мог нечаянно наступить на него, раздавить подошвой.

Человечек дошёл до угла, обернулся, дружелюбно поднял кверху светящуюся ладошку и скрылся.

Василий Семёнович остался один посреди тёмной улицы. Высокие дома пристально смотрели на него чёрными окнами.

«Что же это? – уже в который раз задал себе всё тот же вопрос Василий Семёнович. – Теперь я так и буду мучиться, пока не разберусь до конца во всей этой невероятной истории. Знаю я свой несчастный характер. Не будет мне теперь покоя, пока не пойму: кто же это всё-таки сидел на кончике моей папиросы?»

Глава 2
Чудеса… в тарелке с манной кашей

– Никогда больше не пойду во двор! – Катя топнула ногой. – Хочешь, я сейчас дам честное слово, что никогда не пойду во двор? Ну, хочешь, хочешь?

– Нет, нет, не хочу, – поспешно сказала мама, – и вообще, давать честное слово по пустякам, куда это годится?

– Да, тебе с папой все пустяки, – с горьким укором сказала Катя. – Я вот недавно палец порезала прямо до кости, а папа говорит «пустяки».

– Может быть, не до кости?.. – осторожно заметила мама.

– Не видала, а говоришь. – Губы у Кати задрожали, на глаза набежали слёзы.

– Опять Васька дразнился? – догадалась мама.

– Рыжая, конопатая, нос лопатою, – проворчала Катя, угрюмо отвернувшись.

– Вот я поговорю с его бабушкой!

– Ты что? – Катя резко повернулась к маме. – Хочешь, чтобы меня дразнили: «Ябеда, корябеда, турецкий барабан. Кто на нём играет? Катька-таракан». Или: «Ябеда-доносчица, курица-извозчица» Этого хочешь, да?

– Ну, тогда сами разбирайтесь. Что я могу?.. – беспомощно развела руками мама.

Но тут мама посмотрела на часы и стала уже другой мамой. Это была мама, опаздывающая на работу.

На маму как-то сам собой наделся строгий синий костюм, прыгнула в руки сумочка.

Мама поставила перед Катей тарелку с манной кашей, где круглым жёлтым глазком плавал кусок подтаявшего масла.

– Съешь кашу и гулять, гулять, – распорядилась мама. Наскоро поцеловала Катю в ухо. Дверь за ней резко захлопнулась.

– Вот дам честное слово, что не пойду гулять, тогда всё, права не имеете… – проворчала Катя.

Катя подпёрла щёки кулаками и задумалась. Ей было о чём подумать. Дело в том, что под самое утро ей приснился удивительный сон. Она даже засомневалась, может, это и не сон вовсе. Но оказалось, всё-таки сон. Что-то тёплое приятно щекотало ей то нос, то щёку, то лоб. При этом чей-то тоненький голосок восхищённо приговаривал:

– Девятьсот девяносто восемь… Какая кругленькая… девятьсот девяносто девять… А эта, нет, вы только посмотрите до чего золотая… Тысяча… Тысяча и ещё одна… А вот в эту я просто влюбился!..

Катя лежала зажмурившись. Открывать глаза не стоило. Известное дело: проснёшься, и всё.

А голосок, не уставая, всё считал и считал: тысяча двести пять, тысяча двести шесть…

– О-о! – послышался восторженный стон. – Эта на звёздочку похожа! Ну, просто редкость! В музей надо такую. В музей для веснушек.

Тут Катя, как ни крепилась, всё же не выдержала, повернула голову и открыла глаза. И, конечно, всё испортила. Голосок тут же смолк. Сон кончился. «Как бы сделать, чтобы ещё такой сон приснился?» – подумала Катя.

– Тону! Спасите! Помогите! – вдруг кто-то отчаянно закричал совсем близко, совсем рядом с Катей. Катя вскочила, испуганно огляделась.

– Тону! Засасывает! Тащи меня из этого болота! – опять раздался тот же голос. Голос был тонкий, пронзительный и почему-то знакомый. Катя быстро посмотрела во все стороны, заглянула под стол, задрала голову кверху. Нет, потолок и люстра, конечно, и не думали тонуть.

– Да тут я! Здесь! – надрывался голосишко. – Куда ты смотришь? Ниже. Ещё ниже. Глупая девчонка! Смотри на стол! Смотри в тарелку! В кашу гляди!

И тут Катя увидела, что из манной каши торчит маленькая круглая головка и две тонкие руки с отчаянно растопыренными пальцами. Катя от изумления застыла на месте. Крепко зажмурилась, снова открыла глаза. Нет, человечек не исчез.

– Подцепи меня ложкой! – Человечек сердито захлопал руками по манной каше. – Ну, что ты стоишь? Не знаешь, что такое ложка?

У Кати в голове был какой-то туман. Но она послушно схватила ложку, поддела ею маленького человечка. Человечек, весь облепленный манной кашей, словно муха, попавшая в банку с вареньем, с трудом переполз к Кате на руку. Стал отряхиваться, счищать с себя кашу.

– Я сидел на тарелке, а краешек был в масле. Я поскользнулся и вжик!.. – недовольным голосом объяснил человечек. – Вот уж действительно глупая глупость!

Он завёл руку за спину, досадливо сморщил лицо, стараясь соскрести кашу со спины. Катя заколебалась: может, помочь ему? А вдруг ещё обидится?

– Ну что, довольна? – сердито проворчал человечек. – Я тону, а она, видите ли, по сторонам глазеет. Не хватает только, чтобы ты начала себя щипать!..

Человечек косо, подозрительно поглядел на неё. Катя моргнула.

– Терпеть не могу, когда люди, познакомившись со мной, начинают себя щипать. – Человечек язвительно скривил губы. – Мол, мне всё это только снится. Сейчас ущипну себя побольней и проснусь. Может, и ты думаешь: «А вдруг мне это только снится?»

– Да, – еле слышно выдохнула Катя.

– Вот-вот!.. – с глубокой обидой кивнул человечек. – Так и давай считать: я тебе только снюсь.

Катя в растерянности промолчала, не зная, что сказать.

– Конечно, меня нет, – пробормотал человечек, низко опустив голову. – Не было и нет. И, скорее всего, никогда не будет. Очень приятно это выяснить наконец-то.

– Нет, ты, наверное, есть, – прошептала Катя.

– Наверно! – так и подскочил человечек. С горьким упрёком посмотрел на неё. – Ах, наверное?.. Если хочешь знать, это ещё обиднее. Не то я есть, не то меня нет!

– Да нет, ты есть! – смущённо сказала Катя.

– Нет уж: теперь поздно, – у человечка задрожал голос. – Всё ясно. Меня нет. Что уж тут… И не утешай…

– Но я же тебя вижу. И потом, ты – тёплый! – с мольбой воскликнула Катя. – Честное слово – ты есть!

– Тогда зачем же весь этот шум и скандал? – вдруг повеселел человечек.

Он засмеялся, привстал на цыпочки, потянулся.

– Эй, рыжая, конопатая! Чего там задано по математике? – послышался со двора гнусавый Васькин голос.

Это просто удивительно, каким противным голосом умел кричать Васька. Он нарочно зажимал нос двумя пальцами, чтобы получилось ещё противней. Нет, недаром Катя всегда считала, что жить на первом этаже – мученье. Конечно, не всем людям, а только рыжим. Особенно если у них ещё веснушки… По справедливости им должны давать квартиры на самом верхнем этаже самого высокого дома. Чтоб никакой Васька не докричался.

И почему это он всегда только у неё узнаёт уроки? Никогда не спросит у Нинки-блондинки или ещё у кого-нибудь из девчонок. Только у неё.

– Эй, рыжая в крапинку, пойди умойся! Дай уроки, не жадничай! – надрывался во дворе Васька.

– Если я не ошибаюсь, он сказал «рыжая в крапинку»?.. – сощурившись, протянул человечек, приставив к уху ладошку, чтобы лучше слышать. – Кто это?

– Да так, один мальчишка с нашего двора, – неохотно призналась Катя.

– Скорее-быстрее-сейчас же-немедленно покажи мне этого мальчишку! – воскликнул человечек.

Он сердито и обиженно посмотрел на Катю.

Его маленькие ножки стали очень горячими. Они так и жгли Кате ладонь. Особенно левая, босая, без башмака. Катя скривилась, но, не охнув, стерпела боль.

– Во двор! – скомандовал человечек.

Глава 3
Пожар в кармане

Катя вышла из тёмного подъезда на солнце, зажмурилась.

Человечек доверчиво пристроился на её плече. Сидел, держась рукой за край воротника. Слабо грел кожу сквозь платье.

– Солнышко… – вдруг тихо и мечтательно сказал человечек.

«Живой, а такой маленький, – подумала Катя. – Я и не знала, что такие человечки бывают на свете. Мама мне никогда не говорила, и в школе мы ещё такого не проходили. Наверное, на будущий год проходить будем. А какой славный. Ох, до чего ж здорово, что я уже все уроки выучила!..» И правда, когда такое случилось, кому это захочется решать задачи или списывать упражнения? К счастью, Васьки нигде не было видно. Катя, стараясь держать спину прямо, осторожно присела на лавочку.

– Когда такое солнышко, и настроение, между прочим, совсем другое. Правда? – доверчиво сказал человечек. И, не дожидаясь Катиного ответа, словно уверенный, что она обязательно скажет «да», весело затараторил: – Был я у Зинки-первоклашки, был. У неё тоже мировые веснушки. Так что ты не очень-то… Не одной тебе повезло.

Катя даже вздрогнула от удивления.

– Значит, прыгнул я в форточку, – продолжал человечек. – Понимаешь, терпеть не могу проходить сквозь стекло. Вот уж глупая глупость эти стёкла. Зачем их только вставляют? Лезешь сквозь него, лезешь, даже жарко станет. Но тут форточка была открыта. Удачно получилось. Пока Зинка-первоклашка спала, я все её веснушки пересчитал. Правда, сперва она спала, уткнувшись носом в подушку. Но всё равно, у тебя на три веснушки больше. – Человечек вдруг застенчиво улыбнулся. Тёплый, прижался к Катиной шее, сказал совсем тихо: – Знаешь что? Хочешь, зови меня просто Веснушка. И ещё… – Веснушка посмотрел ей прямо в глаза. – Пусть твоё окно всегда будет открытым. Чтоб я всегда мог войти. Ладно?

Катя кивнула.

Мимо Кати прошёл большой тощий пёс со впалыми боками.

У него была удивительно грустная морда. Огорчённые уши. И шерсть печального цвета. Да, да! Не серая, не рыжая, а именно печальная.

Проходя мимо Кати, он посмотрел на неё печальными, любящими глазами, вздохнул.

– Привет, Пудель! – тихонько окликнула его Катя.

– Тоже мне, пудель, – фыркнул Веснушка. – Никогда не видел собаки менее пудельной, чем эта. Это же самая раздворняжная дворняга, какую я только когда-либо видел.

– Не пудель, – согласилась Катя. – Только его хозяин стесняется, что он просто дворняга. Вот он и дал ему имя попородистей: Пудель. Знаешь, какой он противный!

– Кто, Пудель?

– Да нет, его хозяин.

– Сам виноват твой Пудель, – Веснушка осуждающе покачал головой. – О-хо-хо! Надо было глядеть, кого выбирать.

Катя вытаращила глаза.

– Как это глядеть? Ведь это хозяин выбирает себе собаку, а не собака хозяина.

– Ну и глупо, – пожал плечами Веснушка. – И считаю, вне всякого сомнения, собака сама должна выбирать себе хозяина. Солидней надо себя держать, солидней. Прийти, посмотреть не торопясь, всё как следует не спеша обдумать. Не хватать кого попало, первого встречного. Если не понравится, так прямо и сказать: «Извините, вы и ваша конура не совсем в моём вкусе». А если понравится, не суетиться, не кидаться на шею. Согласиться вежливо. Главное, с достоинством. Например, сказать: – «Ну что ж. Не возражаю. Беру вас в хозяева». Или: «Я согласен. Вы мне милы». Это было бы гораздо лучше.

«Правда, лучше, – подумала Катя. Тихонько вздохнула. – Вот не знаю, но почему-то мне кажется: Пудель выбрал бы в хозяйки меня».

Рядом с Катей на лавку уселся воробей. Вид боевой, пёрышки на шее торчком, хвост выщипан в драках.

Увидев Веснушку, от восторга разинул клюв, замахал крыльями, будто собираясь упасть в обморок. Ничуть не боясь, начал всё боком-боком подбираться ближе.

Веснушка спокойно кивнул воробью, как старому знакомому.

Воробей затанцевал на скамейке, захлебываясь от восторга, зачирикал.

– Ничего, спасибо, так, понемножку, – чинно ответил Веснушка.

Воробей опять что-то радостно и пронзительно чирикнул, но вдруг, словно поперхнувшись, смолк, взлетел кверху и повис над Катей, треща короткими крылышками.

В эту минуту откуда-то сзади через спинку скамейки протянулась длинная рука.

Рука – цоп! Схватила Веснушку.

Это был, конечно, Васька. Конечно, он! Кто же ещё? Наверное, он только для того и родился, чтобы отравлять Кате жизнь.

– Заводной человечек! – завопил Васька.

Он сунул Веснушку в карман, рывком перелетел через клумбу и понёсся к воротам.

– Отдай! – отчаянно закричала Катя и бросилась за ним вдогонку.

Но она сразу поняла, что ей не догнать Ваську. Ещё бы. У него и ноги были совсем особенные, тренированные. Если ты всех мучаешь, дразнишь, изводишь, то и бегать надо уметь быстрее всех на свете. Расстояние между ними всё увеличивалось.

– Рыжая, конопатая, нос лопа-а-а!..

Васька вдруг с разбегу остановился, расставив ноги, с ужасом глядя на карман своей куртки, куда он сунул Веснушку. Из его кармана, разрастаясь, клубами валил густой чёрно-бурый дым. Да, это был настоящий пожар в кармане! Можно было подумать, что в кармане его куртки развели небольшой костёр. Васька закрутился на месте, метнулся в сторону – но попробуй-ка убеги от собственного кармана!

– Спасите меня! Тушите меня! – заорал Васька, кашляя от дыма и бестолково махая руками. Катя подбежала поближе. Ой! Она чуть не наступила на Веснушку. Веснушка лежал на тротуаре, закрыв глаза, безжизненно раскинув руки в стороны.

– Убился!.. – в отчаянии вскрикнула Катя.

– Не совсем… – томным, умирающим голосом проговорил Веснушка и почесал одну ногу о другую. Катя быстро подняла Веснушку, подышала на него, подула. Прижала к себе. Но Веснушка стал такой горячий, что ей пришлось перекидывать его с ладони на ладонь, как только что выпеченный пирожок. Тем временем Васька со всех ног, оставляя за собой волнистый хвост дыма, мчался на другой конец двора.

Там дворник дядя Семён с задумчивым видом поливал голую клумбу, на которой торчали только рыжие пучки прошлогодней травы.

Послышался изумлённый и негодующий голос дяди Семёна – Васька с разбегу влетел в падающую струю воды.

– Ловко я? – Веснушка от удовольствия рассмеялся. Уселся на Катиной ладони, поёрзал, устраиваясь поудобнее.

– А я так испугалась… – призналась Катя.

– Чего пугаться? Всё просто, как Солнышко! – Веснушка снисходительно посмотрел на неё. – Этот мальчишка сунул меня в карман. Представляешь? Кого? Меня! Куда? В карман! А карман – это как раз такое место, где никогда не бывает Солнышка. Нет, правда, видала ли ты когда-нибудь карман, где светит Солнышко? Не знаю, может быть, ты скажешь, что видала? – Веснушка подозрительно посмотрел на Катю.

– Нет, нет, что ты, я не видала, – поспешно сказала Катя.

– И я не видал, – кивнул Веснушка. – К тому же я попал в какую-то совершенно неподходящую, можно даже сказать, сомнительную компанию. Какие-то липкие бумажки от конфет, ржавые гайки, сломанная зажигалка, гнутый гвоздь. Может, для тебя это и подходящая компания, но для меня – уж извините! Не можешь себе представить, как я разозлился. О чём речь? Я скорее-быстрее-сейчас же-немедленно подпалил бумажки, прожёг карман – и вот я на свободе! – Веснушка доверчиво похлопал рукой по Катиной ладони. – Знаешь, я так и знал, что сразу начнутся весёлые приключения! Поэтому я и разыскал тебя. Только я боялся, что ты гордая.

– Я?! – удивилась Катя.

– Ну да. Конечно. Ведь тебе все завидуют.

– Мне?! – Катя удивилась ещё больше. Она даже невольно оглядела своё платье, голые поцарапанные коленки, сандалии: ну чему тут можно завидовать?

– Ещё бы, – убеждённо сказал Веснушка. – Я так рад, что ты не зазнайка и не задираешь нос. Другая бы на твоём месте с такими-то… Ой! Так и есть!

Веснушка вскочил на ноги, начал испуганно быстро-быстро ощупывать свои карманы.

И, словно убедившись в чём-то, всплеснул руками, с отчаянием посмотрел на Катю, закусил губу.

– Что, что случилось? – испугалась Катя.

– Половина просыпалась… – сказал Веснушка убитым голосом.

– Половина… чего?

– Вот глупая! – с раздражением воскликнул маленький человечек. – Чего? Чего? Половина веснушек! У меня карманы были набиты чудесными веснушками. Да не какой-нибудь мелочью, ерундой, которых и не разглядишь вовсе. А крупными, отборными веснушками, одна к одной. Да вон они!

И правда, на том месте, где лежал Веснушка, вывалившись из Васькиного кармана, весь асфальт блестел золотыми крапинками. Будто шёл маляр, нёс ведро с золотой краской, тряхнул кистью и обрызгал асфальт сверкающими каплями.

– Я сейчас соберу их, – неуверенно сказала Катя. Веснушка было нахмурился, но вдруг улыбнулся.

– Нет уж, не соберёшь, – он сказал это даже с какой-то гордостью. – Зимой, ничего не поделаешь, поблекнут немного. А как весна наступит, солнышко пригреет – так сама увидишь, как заблестят. Веснушки – это уж навсегда!