Текст книги "Оставь окно открытым"

Глава 4
Веснушки на асфальте

Первым увидел рассыпанные веснушки пёс Пудель. Он как-то неумело, неуверенно завилял хвостом, его огорчённые уши дрогнули. С немым восхищением он обнюхал веснушки и даже почтительно лизнул асфальт языком.

– Какая прелесть! Веснушки на асфальте! – воскликнул скрипач дядя Федя.

Он резко остановился и, чтобы не наступить на веснушки, вытянулся на цыпочках и взмахнул руками. У дяди Феди были добрые серые глаза и такие толстые губы, что даже немного мешали ему разговаривать.

– Это необыкновенно и очень красиво, – негромко сказал дядя Федя.

– А, ладно, ничего, что просыпались… – беспечно махнул рукой Веснушка. – Правда, красиво. Насколько я знаю, больше нигде нет асфальта с веснушками. Даже если обойти весь мир два с половиной раза, всё равно такого не найдёшь. Не знаю, может, ты и видела где-нибудь веснушки на асфальте, а я нет!

Веснушка, прищурившись, посмотрел на Катю.

– Нет, что ты, – покачала головой Катя.

«На асфальте это и вправду красиво, – подумала она, – а вот если на носу…»

Дядя Федя всё ещё стоял, глядя на золотые крапинки на асфальте.

– Хм! Этот человек мне решительно нравится. – Веснушка с важным видом скрестил на груди руки. – Что-то в нём есть такое-этакое… ну, в общем, рыжее. А в веснушках он разбирается просто здорово. Ты случайно не знаешь, может, он кончил институт по веснушкам?

– Нет, дядя Федя скрипач, – объяснила Катя, – он на скрипке играет.

– На скрипке? – оживился Веснушка. – О!.. Знаешь, у скрипки звуки такие тонкие-тонкие и всё время чуть-чуть дрожат. По ним можно скользить, хочешь – вверх, а хочешь – вниз. Или ухватиться покрепче обеими руками, зажмуриться – и лети себе вместе с музыкой далеко-далеко. Вот однажды…

Веснушка вдруг умолк. Его ноги обожгли Кате ладонь. Они стали раскалёнными, ну просто как два уголька.

– Нет, конечно-безусловно-наверняка, мне это только кажется, мерещится или что-то в этом роде… – быстро забормотал Веснушка. – Потому что этого просто не может быть. Но всё-таки, что он делает?

Невысокий старичок, кряхтя от усердия, затирал толстой подошвой веснушки на асфальте. У него было такое кислое, сморщенное лицо, как будто он держал за щекой кружочек лимона. Серый косматый шарф, похожий на длинный-предлинный волчий хвост, свисал до земли и мешал ему. Он со злобой несколько раз обмотал его вокруг шеи и снова принялся старательно шаркать ногой.

– Это Взялииобидели, хозяин Пуделя. Тот самый… – прошептала Катя.

Дядя Федя бросился к старикашке, за рукав осторожно оттащил его в сторонку. Взялииобидели тут же придирчиво оглядел рукав: не порвал ли его дядя Федя, не смял ли, не испачкал?

Дядя Федя быстро заговорил, от волнения размахивая длинными нескладными руками:

– Мой старый учитель… Он в нашем городе только проездом. Один вечер… Я должен, я непременно должен сыграть ему мою сонату…

Взялииобидели молча поднял глаза и долгим укоризненным взглядом оглядел дядю Федю.

– Значит, так, – сказал он тихим проникновенным голосом. – И не стыдно вам? И не совестно?

Дядя Федя с испугом отшатнулся от него.

– И ведь сколько лет учились. – Голос Взялииобидели задрожал. – Консерваторию кончили. И всё для того, чтоб обидеть меня, старика.

– Чем я вас обидел? – пробормотал дядя Федя.

– Ещё спрашиваете? – Взялииобидели с возмущением дёрнул себя за шарф. – Нарочно на скрипке играете. Нашли бы себе занятие тихое, приличное: коробочки бы клеили, кофточки вязали. А то нарочно на скрипке…

– Но музыка… – дядя Федя в волнении протянул к нему свои длинные руки.

– Обидели!.. – вдруг завизжал старикашка и быстро-быстро засеменил к дому. – Взяли и обидели! Я человек уваваемый!..

Он, несомненно, хотел сказать «уважаемый», но косматый шарф попал ему в рот и получилось «уваваемый».

Несчастный Пудель покорно и молча поплёлся за ним. Вид у него при этом был такой виноватый, будто это он сам собственной лапой затирал веснушки на асфальте и запрещал дяде Феде играть на скрипке.

Веснушка в недоумении посмотрел на Катю.

– Они соседи, понимаешь, – объяснила Катя. – Взялииобидели не разрешает дяде Феде играть на скрипке. Ещё днём – ничего. А чуть вечер, сразу начинает стучать в стенку кулаком и кричать: «Взяли и обидели! А я человек уважаемый!»

– Вечер, это когда Солнышко уже не светит. Я так это дело понимаю, – задумчиво проговорил Веснушка. Он удивительно нежно произнёс слово «Солнышко». – А где живёт этот твой Взялииобидели?

– Вот его окно. – Катя протянула свободную руку, показала. – Видишь, на всех окнах занавески, цветы, а у него только бутылка кефира.

Вдруг Катиной руке стало прохладней. Веснушки на ладони не было.

Катя в растерянности огляделась. Ей показалось, что в полуоткрытую форточку Взялииобидели скользнуло что-то маленькое, сверкнувшее жёлтым огоньком.

Блеснула круглая золотая пятка босой ноги. Это был Веснушка.

Глава 5
Одолжите, пожалуйста, морковку!

Дядя Федя играл на скрипке.

Катя сама видела, как в его дверь позвонил старичок с длинными седыми волосами и печальным крючковатым носом.

Катя подошла к окну. Так музыка была слышнее.

«Как хорошо, – подумала Катя. – Я понимаю, о чём рассказывает эта музыка. Вот тёмный лес. Это ведут свой разговор старые деревья. Их листья и ветви. Ведь они столько знают. А вот ручеёк. Он ни о чём не думает, так звенит, дребезжит по камешкам. А это в глубине леса проснулось страшное чудовище. Вот оно идёт по лесу. Как страшно трещат деревья… Ох, не иначе сейчас Взялииобидели начнёт стучать в стенку…»

Но почему-то на этот раз Взялииобидели затаился и молчал.

По двору прошла красавица Нинка-блондинка. В школе Катя сидела на парте как раз позади неё. Так что все пять уроков Катя видела перед собой её толстую ровную косу и аккуратный коричневый бант на затылке. Когда Катя ложилась спать и закрывала глаза, она опять видела эту ровную золотистую косу и коричневый бант.

На перемене Катя сторонилась Нинки-блондинки, уходила на другой конец коридора.

«Рыжая. Кто это будет дружить с рыжей?» – горько думала она.

Нинка-блондинка села на лавочку под дерево. Рядом с ней пристроились её закадычные подруги Галя и Валя.

О чём-то зашептались. Нинка-блондинка рассмеялась.

«Может, обо мне говорят? Ну и пусть…»

Сумерки расползлись по двору. Девчонок под деревом стало почти не видно. Только чуть белели лица и коленки.

Катя снова прислушалась к звукам скрипки. Странно, почему молчит Взялииобидели? Не кричит, не стучит кулаками. Ох, не к добру это…

«А вдруг Взялииобидели изловил Веснушку? – Катино сердце вздрогнуло, застучало испуганно и часто. – Обманул его, заманил. Схватил щипцами для сахара. Или ножницами… на кусочки…»

Катю даже затошнило, стало познабливать от страха. Не в силах больше ждать, Катя выскользнула на лестницу, поднялась на второй этаж.

Собралась с духом, нажала звонок. Дверь открыл сам Взялииобидели. Серый шарф волочился за ним по полу, собирая клочья пыли.

– Одолжите, пожалуйста, морковку, – сказала Катя скромным голосом. Взялииобидели ничего не ответил. Он как будто и не видел её. – Морковку, – уже шёпотом повторила Катя и пальцами показала что-то очень маленькое.

– Морковку?! Не знаю я никакой морковки! Не знаком! – вдруг взвизгнул Взялииобидели и, повернувшись, бегом бросился в свою комнату.

Катя осталась одна в полутёмной передней. Здесь звуки скрипки были ещё слышней. Она на секунду заслушалась, но тут из-за покосившегося облупленного шкафа вышел Пудель. Весь в пыли. Длинная паутина, как антенна, натянулась от правого уха до хвоста. Посмотрел на Катю глубокими строгими глазами. Потом озабоченно мотнул головой в сторону двери, за которой скрылся Взялииобидели. Катя сразу всё поняла. Тихонько, одним пальцем, она толкнула дверь Взялииобидели. Дверь по-кошачьи мяукнула и открылась. Всю комнату заливал какой-то странный, необычный свет. За окном стояла густая темнота. Два окна глядели в комнату, как два пустых чёрных глаза. А в комнате был день, ясный солнечный день. Сначала Кате показалось, что это светит торшер, похожий на гриб-поганку на длинной ножке. Да нет же! Ни за что не поверите! Комнату освещал электрический чайник.

Никогда ещё Катя не видела, чтобы комнату освещали чайниками. Но это было именно так. Катя вгляделась… Ой! Да это же Веснушка!

Он отплясывал какой-то лихой, дикий танец на крышке чайника. Он взмахивал руками, кувыркался через голову, подскакивал, отчаянно задирая ноги. Всё это он проделывал с такой немыслимой быстротой, что разглядеть его было почти невозможно. Просто искра, колючая, сверкающая, танцевала на крышке чайника.

Взялииобидели, судорожно глотнув воздух, сорвал с постели одеяло, крадучись и приседая, подобрался к чайнику и накрыл его одеялом.

Но Веснушка в последний момент успел выскользнуть из-под одеяла и перескочил на хрустальную люстру.

Что тут началось! Можно было подумать, что в люстру вместо лампочки ввинтили кусочек солнца.

Тёплые лучи, вперемежку с разноцветными зайчиками, жёлтыми, синими, оранжевыми, завертелись по всей комнате.

Взялииобидели ухватился за полосатый матрац, наполовину стянул его с постели, но, видимо, понял, что никакой матрац его не спасёт.

Веснушка прыгал по хрустальным подвескам, каждый его шаг – жгучие искры, вспышки, блески так и сыпались с потолка.

При этом люстра ещё хихикала, захлёбывалась, даже повизгивала от смеха.

– Ой! Не могу! Хи-хи-хи! Посмотрите только на него! Ой! Держите меня, я сейчас упаду! Ха-ха-ха!

А за стеной пела скрипка. Последний звук, чистый и ясный, поднялся высоко-высоко, немного погрустил в воздухе и умолк.

Дядя Федя кончил играть.

Веснушка перестал прыгать, остановился, как бы в нерешительности. Наклонил голову набок, опустил руки. Люстра погасла. В комнате стало сразу темно и мрачно. Слабо светила только одна хрустальная звёздочка, на которой стоял Веснушка.

Веснушка посмотрел в глубокое чёрное окно, зябко поёжился и побежал по потолку. Катя увидела, что бежит он вниз головой, быстро переставляя ножки по пыльному электропроводу.

Катя протянула руку – Веснушка соскочил ей на ладонь.

Ух, и горячий же он был – не удержать. Катя принялась изо всех сил дуть на него.

Взялииобидели сделал шаг к Кате, но наступил на конец собственного шарфа и, чуть не задохнувшись, остановился, выпучил глаза.

– Так вот она какая, морковка! – прошипел он. – Вот оно что! Взяли и обидели!

Кто-то ещё зашипел на Катю из-под стола. Это был Кот Ангорский.

Что ж, настало время сказать, что хозяином Кота Ангорского, этого всем известного плута и воришки, был не кто иной, как Взялииобидели.

Мало того, Кот Ангорский был его любимцем. И этого мало: Кот Ангорский был его единственным другом. Где прятался всё это время Кот Ангорский, неизвестно. Но зато теперь он с беззаветно храбрым видом шипел, взъерошившись и выставив вдоль всей спины шерсть гребешком. Но Катя не стала слушать их дружное шипение. Она бегом проскочила переднюю, где из-за шкафа её проводили два строгих любящих глаза, и бросилась вниз по лестнице.

Веснушка сидел у неё на плече. Пока Катя, наклонившись, возилась с ключом, открывая дверь, он держался за воротник, чтобы не свалиться.

– Хотел накрыть… Кого? Меня! Чем? Одеялом! – возбуждённо бормотал Веснушка. – Но я скорее-быстрее-сейчас же-немедленно…

На миг он стал таким горячим, что запахло чем-то палёным, и от Катиного воротничка пошёл дымок. Катя отдышалась только у себя в комнате. Веснушка перескочил на стол. Низко опустив голову и заложив руки за спину, он ходил по учебнику математики. Наискосок от одного уголка к другому. Он о чём-то глубоко задумался.

– Наверное, считаешь, мне это впервой: вот так устраивать день посреди ночи? – Веснушка вдруг поднял голову, посмотрел на Катю.

Катю поразило несчастное выражение его глаз. Губы его дрожали.

– Совсем недавно мне пришлось вот так же, как сегодня… В общем, похожая история. Да, совсем-совсем недавно…

– Когда недавно? Вчера, что ли? – спросила Катя.

– А что такое «вчера»? Я не знаю. Вчера – это недавно?

– Ну да, конечно.

– Тогда, значит, это было вчера. Хочешь, расскажу?

– Ой! – только и смогла вымолвить Катя.

– Но это очень грустная история. Самая печальная в моей жизни, – тихо сказал Веснушка. – Это такая история, которой лучше бы и не было. Всё равно рассказать?

– Да, – тоже почему-то тихо сказала Катя.

– Тогда слушай. Значит, это случилось вчера.

Глава 6
История Веснушки

Только вчера на земле всё было совсем другим. Города были без этих штучек: без электричества, без метро, без телевизоров. Их тогда ещё не придумали, ничего не придумали.

– Тогда это было не вчера, – перебила его Катя.

– Как не вчера? – сердито нахмурился Веснушка. – Ты же сама только что сказала, что «вчера» – это недавно. А то, что я хочу рассказать, случилось совсем-совсем недавно. Так что не мешай мне и не перебивай меня, пожалуйста.

Веснушка поглядел в окно, придвинулся к Кате поближе.

– Ну так слушай, – начал свой рассказ Веснушка…

Вчера все города были ещё маленькие. И вокруг каждого – высокая стена. Девчонки, вроде тебя, носили длинные юбки. Те, что побогаче, обували шёлковые туфельки, вышитые золотом, а всякая беднота таскала тяжёлые деревянные башмаки. Топ-топ-топ! Так вот. О чём это я? Ах, да! Жили в одном городе братья-кузнецы. Когда не было туч на небе, я любил заглядывать к ним в кузницу. Их было двое, и оба рыжие. Красные вихры так и торчали во все стороны. Мне нравилось смотреть, как они работают. Грохот и звон стояли в кузнице. Хвостатые искры разлетались и гасли в тёмных углах. Братья выковывали лёгкие кольчуги и тяжёлые мечи с узорными рукоятками. К ним приходили бедняки с суровыми неулыбчивыми лицами. И каждый незаметно уносил под плащом кто кинжал, кто меч, кто кольчугу.

Около кузницы часто околачивался юркий человечек. Кончик носа у него так и вертелся, до того ему хотелось всё разузнать, разведать, разнюхать.

Вот он-то и донёс королю, что братья-кузнецы тайно вооружают народ. Чтоб не увидеть мне Солнышка, я сам это слышал. Ведь как раз в это время я сидел на королевской короне, забравшись в большой драгоценный камень.

– А зачем они это делают? – с недоумением спросил король. Он был не очень-то умён и догадлив, этот король. Но злобы в нём хватило бы ещё на несколько королей.

Доносчик смутился, заюлил.

– Во всяком случае не для того, чтобы защищать вас, ваше величество, – наконец намекнул он королю.

Тут уж король сообразил, о чём речь. Он так хлопнул себя по лбу, что я чуть не вылетел из драгоценного камня, где устроился так уютно.

– Они мне дорого за это заплатят. Да, да. Дорого, – прохрипел король.

Он кликнул стражу.

– Старшего брата заковать в цепи и бросить в тюрьму, – приказал он. – А младший пусть сегодня же до захода солнца не поленится внести за него выкуп – сто золотых монет. Ну, а если он предпочтёт проваляться это время на своём тощем тюфяке или сыграть с приятелями в кости где-нибудь в трактире, пускай потом пеняет на себя. Не будь я король, но на закате голова старшего брата слетит с плеч.

Под вечер весь город собрался на площади перед дворцом. Сперва меня всё это очень забавляло. На балконах расселись знатные дамы в пышных платьях. Я затеял с ними развесёлую возню. Налетишь на какое-нибудь кольцо или ожерелье, оно засверкает, а я отскочу от него и прямо кому-нибудь в глаз. Бедняга морщится, жмурится, загораживается ладонями, а мне смешно.

Но вот на площадь вышел палач. Весь в чёрном, в чёрном длинном капюшоне. Ни на кого не глядя, тяжёлым шагом он медленно поднялся на помост и встал неподвижно, опершись обеими руками о топор.

Стражники вывели на площадь старшего брата. Кое-кто из моих братишек, те, кто поглупее, обрадовались, бросились скакать по его цепям.

Но мне стало как-то не по себе.

А тут ещё чувствую, беда! Солнце тянет меня за собой, а само уходит за дальние горы.

Я попробовал было его удержать, уцепился за позолоченный шпиль колокольни. Да разве Солнышко удержишь?

И тут сверху, с колокольни, я увидел: далеко-далеко за крутым горным кряжем по узкой дороге скачет младший брат. Погоняет лошадь: вперёд, вперёд, моя славная лошадка! А пояс ему оттягивает тяжёлый кошель.

Видно, собрал он всё-таки сто золотых. Видно, помогли ему в беде добрые люди, отдали последнее, что имели сами. Но он ещё далеко, а Солнышко уже наполовину ушло за горы. Только на шпиле колокольни ещё сидит кое-кто из моих братишек, таких же, как я, самые отчаянные. А на площадь со всех улочек и закоулков уже выползает темнота. И чёрная тень палача становится всё длиннее, тянется к ногам старшего брата.

Тут король медленно, торжественно поднял руку и уронил белый платок.

– Палач! – воскликнул он. – Солнце уже зашло! И тут я решился. Пойми, я решился на это от отчаяния. В другое время я бы ни за что этого не сделал. Никогда. Но я не мог иначе.

Скорее-быстрее-сейчас же-немедленно я спрыгнул с колокольни вниз, прямо на топор палача.

Топор засверкал, заблистал. Я чуть было не порезался – отточен он был на совесть.

Не представляешь, как мне было худо! Ведь я всего-навсего обыкновенный солнечный луч… Одним концом я крепко-накрепко прирос к Солнцу. И оно тянуло меня за собой.

Но я уже слышал тяжкий, измученный храп коня и гулкий топот копыт.

– Палач! – с торжеством завизжал король. – Время истекло! Пора!

– Нет! – закричали все люди на площади. – Нет! Последний луч ещё горит на топоре палача!

Тут Солнце так рвануло меня… Мне показалось, что я сейчас погасну, разорвусь на части от этой нестерпимой боли! Но я упёрся покрепче… как только мог… изо всех сил…

О-ох!.. И я оторвался от Солнца!

А оно, Солнышко, вместе со всеми моими братиками ушло за горы. Горные вершины посинели, стали холодными, острыми…

И в этот миг на площадь влетел всадник. Это был младший брат. К ногам короля тяжело упал кошель с золотом… Ну, дальше уже неинтересно…

Веснушка нахмурился, отвернулся, засопел носом.

Шаркающей походкой, будто он вдруг состарился, добрался до пустой чашки, прошёл по краю блюдца, скрестив ноги по-турецки.

– Нет, пожалуйста, расскажи ещё, – взмолилась Катя.

– Ладно, – вздохнул Веснушка, – хотя, наверное, это самая грустная история на свете. Так на чем я кончил?

– На том, что «дальше неинтересно», – подсказала Катя.

– Неинтересно? – прямо-таки вспыхнул Веснушка. Он сердито дёрнул «молнию» на курточке сначала вниз, потом вверх. – Ах, так, значит, тебе неинтересно?

– Нет, мне-то интересно, очень интересно, – попробовала объяснить Катя. – Это ты сам сказал «дальше неинтересно».

Веснушка вскочил на ноги. Он хотел выпрыгнуть из чайной ложки, но, к несчастью, поскользнулся и упал на спину, задрав кверху тонкие ножки. От этого он рассердился ещё больше, обиделся, так и запылал.

– А ну, покажи мне его. – Веснушка прыгнул на край блюдца, угрожающе стиснул раскалённые кулачки. – Подавай сюда этого «Дальше»! Я ему сейчас задам хорошую трёпку!

– Какого «Дальше»? – в недоумении спросила Катя.

– Какого-какого! Того самого! – Веснушка просто захлёбывался от обиды, гнева. – Ты сказала «Дальше неинтересно». Кто он такой, этот «Дальше», которому неинтересно, как случилось это ужасное несчастье, как я оторвался от моего Солнышка? Где он?

– А… – вдруг догадалась Катя. – Да нету никакого «Дальше». Дальше – это значит, ну, что было потом, понимаешь?

– Если нет никакого «Дальше», так зачем же ты подняла весь этот шум, устроила скандал? – сердито посмотрел на Катю Веснушка. – Ну и характер у тебя, как я погляжу…

Веснушка неодобрительно покачал головой. Но Катя видела, он уже успокоился. Из красного стал оранжевым, потом жёлтым.

– Так на чём я кончил? – снова спросил Веснушка.

Но Катя из осторожности промолчала, не стала ему подсказывать.

– Ах, да! – сам вспомнил Веснушка. – Я остался один на тёмной площади. Не представляешь, как мне было страшно и одиноко. Ведь я совсем не привык к самостоятельной жизни. К тому же, понимаешь, темнота. Липкая, жадная Темнота-Темнотища. Она окружила меня сверху, снизу, со всех сторон. Ты только представь себе: маленький солнечный луч один-одинёшенек в полной темноте.

– Смотрите, смотрите! Летающий огонёк! – крикнула какая-то женщина и накрыла меня платком.

Можешь не сомневаться, я скорее-быстрее-сейчас же-немедленно прожёг платок и вылетел на волю.

Но отовсюду ко мне тянулись руки. Люди кричали, указывали на меня пальцами. Скажу тебе откровенно, я совсем потерял голову, начал метаться по площади.

Я налетел на гладкий щит начальника королевской стражи. Зацепился за чью-то алебарду.

Мне хотелось только одного: куда-нибудь спрятаться, скрыться. Прийти в себя, передохнуть хоть немного, понять, что со мной случилось. И тут мне повезло: я увидел старый глиняный кувшин с отколотым горлышком, валявшийся на земле. Я нырнул в него, скорчился на самом донышке. Кто-то ударил кувшин ногой, и он покатился, дребезжа и подскакивая. Ещё счастье, что не развалился.

Наконец все разошлись, и стало тихо. Тогда бездомные кошки со всего города явились на площадь, чтобы погреть лапы и животы возле старого, треснувшего кувшина. Ведь кувшин стал очень тёплым и грел не хуже печки.

Кошки так ласково и благодарно мурлыкали, что я немного утешился. С тех пор, по правде говоря, я и люблю кошек…

– А что, все лучи такие же человечки? – спросила Катя.

– Скажешь тоже! – вскинулся было Веснушка, но тут же снова уныло опустил голову. Заговорил совсем тихо: – Нет, я один такой на свете. Ведь все другие лучи крепко держатся за Солнышко. По правде говоря, когда я оторвался, я был просто клубком спутанных золотых ниток. Но это очень скучно, быть каким-то клубком. Все мысли спутаны-перепутаны. Конечно, можешь не сомневаться, я долго думал, выбирал: кем мне стать? Прикидывал и так и эдак. Думал, может быть, мне стать солнечной кошкой или солнечной собакой? Но я к тому времени уже немного разобрался, что к чему тут у вас на земле. Поэтому я и решил стать не кем-нибудь, а солнечным человечком. Это мне показалось лучше всего.

«Правда, лучше», – подумала Катя.

– Мяу!.. – хрипло сказал Кот Ангорский, неожиданно появляясь на подоконнике.

Он пристально и хищно уставился на Веснушку своими плоскими серебряными глазами.

Катя увидела, как на миг из бархатных лап показались острые кривые когти. Показались и скрылись.

– Брысь! – замахнулась на него Катя.

Кот Ангорский оскорблённо мяукнул. Он мягко подпрыгнул, будто в каждой лапе у него было спрятано по пружине, и скрылся за окном.

Катя сразу же забыла о нём. Её занимало совсем другое.

«Веснушка не ужинал. Да, наверно, и не обедал сегодня, – вот о чём думала Катя, озабоченно хмурясь. – А что он ест? Молоко он пьёт, в любом случае. Конечно, если оно без пенки. Ну, уж об этом я позабочусь. А где он будет спать? Ему же обязательно нужна постелька».

Катя представила себе, какой домик она устроит для Веснушки. Кроватка, столик, стулья – всё такое крошечное. Вот она в кукольной кастрюльке варит ему суп. Катя, продолжая хмуриться, не смогла сдержать улыбки. Ох, сколько теперь прибавится у неё забот с этим Веснушкой!

– Ну ладно, что ты будешь есть на ужин? – спросила Катя взрослым голосом. И даже сама удивилась: ну совсем как мама!

– А что такое «ужин»? – поднял на неё рассеянные глаза Веснушка.

– Это… – Катя запнулась. – Ну как тебе сказать. Это когда вечером едят.

– Я не ем вечером, – отрезал Веснушка.

– А когда же ты ешь? – удивилась Катя.

– Что? Ем? Кто? Я? Да никогда.

– Как никогда?

– Да так. По-моему, это просто глупая привычка у вас, у людей.

– Значит, ты никогда не ешь… – огорчилась Катя. – Тогда хотя бы ложись спать пораньше.

– А я никогда не сплю, – пожал плечами Веснушка. – Спать? Кому? Мне? Вот уж глупая глупость.

– О!.. – Катя не могла сдержать своего разочарования. Закусила губу.

Значит, ничего, ничего не будет. Не будет маленького домика. Не будет одеяльца, которым бы она заботливо укрывала на ночь Веснушку.

– Но где же ты будешь спа… Где же ты будешь ночью? – упавшим голосом спросила Катя.

– Всё равно… Посижу тут, на столе… – Веснушка сел на край учебника, свесил ножки.

Катя потушила свет, нырнула в постель. Подпёрла голову рукой, стала смотреть на Веснушку. Веснушка слабо светился в темноте. Маленький человечек на учебнике математики.

«Мама придёт, обязательно заглянет ко мне в комнату. Что тогда?» – с тревогой подумала Катя.

Веснушка сидел, как-то зябко нахохлившись, зажав ладони рук между коленками.

– Ты что? – робко спросила Катя.

– Не знаю, – поёжился Веснушка. – Из окна дует.

«Ему холодно…» – почему-то обрадовалась Катя. Босиком дошла до окна, захлопнула форточку. Задёрнула штору.

– Ночью мне всегда как-то так… – пробормотал Веснушка. – Сам не знаю, ну, в общем, не по себе… Тоска находит. Звёзды! Бр-р! Они чужие, колючие… А Солнышко где-то далеко-далеко. Как ты думаешь: Солнышко опять встанет?

– Конечно, – удивилась Катя.

– Честное рыжее? – пристально посмотрел на неё Веснушка.

– Честное… рыжее, – чуть споткнувшись, сказала Катя. Ей ещё никогда не приходилось давать «честное рыжее».

– Ты как-то не так сказала «честное рыжее», – забеспокоился Веснушка. – Может, тоже сомневаешься? Может, и не будет Солнышка вовсе?

Веснушка испуганно привстал, беспомощно глядя на Катю.

– Будет, обязательно будет! – убеждённо воскликнула Катя.

– Хорошо… – убитым голосом сказал Веснушка. Он глянул через плечо в щель между занавесками, опять повернулся спиной к окну. – Темнота… Её так много… – прошептал он. – Мне всегда хочется забраться, где её поменьше. Спрячь меня куда-нибудь. Я хочу к тебе, поближе…

– Хочешь ко мне под одеяло или под подушку? – быстро предложила Катя. Потянула кверху подушку за уголок.

– Всё равно, – махнул рукой Веснушка, – лишь бы где-то побыть до Солнышка…

Но Кате показалось, что Веснушка охотно, даже обрадованно соскочил с учебника и перебрался к ней на кровать. Катя накрыла его подушкой.

– Не душно тебе? – спросила она.

– Не-ет, – послышался приглушённый голос Веснушки. Катя осторожно прилегла на другой край подушки. Стало темно и тихо. Вдруг из-под подушки раздался негромкий, протяжный вздох. «Ему там грустно, тоскливо», – подумала Катя. Но под подушкой всё затихло. Уже совсем поздно на цыпочках в комнату зашла мама. Она несколько раз потянула носом, принюхалась.

– Что-то палёным пахнет, – задумчиво сказала мама.