Текст книги "Одиннадцатый год Гоши Куницына, ученика 5 «И» класса"

Зависть

Когда мама и папа были маленькими, всякие хорошие вещи нельзя было просто так купить в магазине. В магазинах вообще мало что можно было купить. Мама росла без заграничных игрушек, играла только в те, которые производились в СССР – так называлась раньше наша страна. Папе в детстве повезло больше: его родители часто бывали на научных конференциях в далёких странах и привозили ему оттуда всякие штуки, которые вызывали зависть у папиных одноклассников. Вообще, в мамином и папином детстве все друг другу немного завидовали. Потому что завидовать – это что? Завидовать – это когда тебе хочется того, что есть у другого. А получить ты это никак не можешь. Вот и злишься на того, у кого это «что-то» есть.

Словом, интересно было жить в мамином и папином детстве. Всегда было о чём мечтать! Мама мечтала о какой-то кукле со сгибающимися ногами, которую можно было привезти только из Америки. Одна женщина привезла такую и предложила маминой бабуле отдать за старинное собрание сочинений какого-то французского поэта. А бабуля отказалась меняться. И мама, мне кажется, до сих за это на бабулю обижается.

Папа мечтал о еде. Он всегда любил вкусное, и как раз когда ему было столько же лет, сколько мне сейчас, в ларьках у метро начали продавать шоколадные батончики с разными вкусами. И папа мечтал съесть их все! И если какой-нибудь богатый мальчик из папиного класса ел такой батончик, папа ему завидовал. И даже если богатый мальчик ел яблоко и не доедал его до огрызка, папа расстраивался, что это яблоко – не его. Уж он бы и огрызок доел, вместе с косточками! Только ножку-веточку бы оставил. Но сначала, конечно, облизал бы.

Мама ещё мечтала о красивых блокнотах, ручках, а главное – о пенале на молнии. И чтобы внутри были отделения для ручек, карандашей, линеек и ластика с точилкой. Но у бабули тогда было очень мало денег, она воспитывала маму совсем одна, без всякой помощи. И пенала у мамы не было. И тогда мама сделала себе пенал из пакетика с красивой картинкой. Учительница отругала её при всём классе за то, что пакетик шуршал и выглядел не слишком опрятно.

– Что это такое? Заведи себе нормальный пенал, – сказала учительница.

Мне мама с папой, и обе бабушки, и прабабушка покупали всё, что когда-то хотели сами. У меня всегда было несколько пеналов, очень много игрушек и разных красивых блокнотиков. Я ел сколько угодно шоколадных батончиков, пока у меня не началась аллергия на шоколад. Но всё это не делало меня счастливым. Когда нужно было решать, что выбрать в подарок на день рождения или на Новый год, я никогда не мог придумать что-то по-настоящему интересное. Иногда я думаю о том, что мечтать мне совсем не о чем, и от этого становится ужасно грустно.

Но что такое зависть, я всё-таки узнал.

Лёня Голубкин круглый отличник, как и я. Но не просто отличник. Он всегда делает все задания чуть лучше остальных отличников. Он никогда не опаздывает в школу, не забывает сменку и физкультурную форму. Домашку он записывает очень аккуратно, а ещё у него в тетрадях нет грязи, и ему никогда не снижают оценки за помарки, потому что никаких помарок у Лёни Голубкина тоже нет. Я сижу с Лёней за одной партой на математике и на географии. И каждую математику и каждую географию я страшно завидую Лёне, который легко и красиво выводит буквы и цифры в своих аккуратных тетрадях. Какой же беззаботной и радостной казалась мне Лёнина жизнь!

Как-то после уроков мы вышли из школы, и Лёня почему-то пошёл вместе со мной, хотя обычно он сворачивал от крыльца в другую сторону. Я не удержался и спросил:

– Слушай, я тобой прямо восхищаюсь! Ты никогда ничего не забываешь, уроки делаешь так аккуратно!

– Ну и что? Это потому, что со мной мать их делает. До ночи сидим, – сморщился Лёня. – Лучше скажи, ты свой арбуз прорастил?

На биологии нам месяц назад задали что-нибудь прорастить – пшено, фасоль или арбуз. Все выбрали пшено или фасоль, а я решил прорастить арбуз, тем более что у нас в холодильнике ещё с лета полно арбузных косточек валялось – хоть плантацию разводи. Я взял косточку, завернул её в марлю и каждый день поливал. Только ничего у меня не проросло. И весь класс знал, что я единственный, кто взялся за этот дурацкий арбуз.

– Ничего не вышло, – пожал я плечами.

– А что делать будешь? Послезавтра уже в школу нести…

– Ещё не знаю. Попрошу папу съездить в цветочный магазин – может, найдёт что-то подходящее.

– Пророщенный арбуз… Вряд ли, – с сожалением посмотрел на меня Лёня.

Мы попрощались, и Лёня пошёл к себе домой, а я – к себе. Только мне показалось, Лёня выбрал на этот раз какой-то длинный маршрут.

* * *

Я шёл и думал о Лёне. Представлял его и его маму в их чистой, аккуратно убранной квартире, заполненной пророщенным пшеном и фасолью. В моём воображении Лёнина мама нежно гладила его по голове и помогала делать уроки. Я сжимал кулаки от зависти.

Стоит ли говорить, что мои родители никогда не помогали мне с уроками, наоборот, если я просил помочь, они только портили всё дело. Никаких правил они не знали наизусть, изредка папа помогал сделать какой-нибудь особенно важный доклад по истории или географии, но помогал он больше советом… А совет на хлеб не намажешь и в доклад не вставишь…

Мама помогала заучивать французские слова, но я от этого только расстраивался, потому что мама передразнивала меня, когда я неправильно произносил какие-то звуки.

– Мам! Помоги мне сегодня с уроками! – крикнул я с порога.

Вместо мамы мне навстречу выбежал Серёжка в одних колготках и обхватил меня за ноги.

– Гога!

– Когда уже ты научишься нормально говорить, Серёжка, – вздохнул я.

Мама вышла следом за братом, подняв указательный палец. Это всегда означает, что мама о чём-то важном задумалась и нельзя задавать ей вопросы, иначе она всё забудет.

Наконец она опустила палец.

– Привет! Что ты там кричал?

– Я не кричал, а просил! Помоги мне с уроками!

– Гоша, – жалобно протянула мама, – ты же такой взрослый и такой умный! Ты и сам прекрасно справляешься.

– Вот и нет! Сегодня особенно трудное задание по литературе!

– Ну давай, – без энтузиазма сказала мама, – давай свою литературу. Что там у тебя?

– Нужно сделать пересказ текста и определить его главную мысль. Текст про охотника. Сложный!

– Ничего сложного не вижу.

– Мам, моим одноклассникам родители с уроками помогают! А тебе вообще на меня наплевать!

Мама как будто испугалась и сразу прижала меня к себе.

– Ну что ты говоришь! Не наплевать мне! Просто ты же умница.

– Может, я сегодня трояк схватил!

– Сильно расстроился?

– Да не схватил я! Но мог бы. А ты не спросила!

– Ты бы мне сам рассказал.

– И что? Тебе же всё равно!

– Ну почему? Мы бы с папой тортик купили, отметили бы твою первую тройку! – улыбнулась мама.

– Тебе бы всё смеяться, – буркнул я.

– Ладно, давай уже свой текст про охотника. – Мама поспешила сменить тему.

Я нашёл текст в учебнике и прочитал его маме вслух. Она всё норовила отвлечься. Сначала делала вид, что очень увлечена приготовлением обеда, которой состоял из сосисок с огурцами. Потом начала одним глазом поглядывать в сторону интересной книжки, которую она читала уже несколько дней в любую свободную минуту. Открытая книжка лежала на подоконнике.

– Мам, ты хоть слушаешь?

– Конечно. – Она отозвалась не сразу.

– Ну и почему охотник не застрелил зайца?

– Потому что не захотел! Это был добрый охотник, – на ходу придумала мама, и стало ясно, что ничего она не слушает.

– Ничего подобного! Охотник его не застрелил, потому что заяц на него смотрел так, как будто хотел сказать: «Не стреляй в меня».

– Ну и я о том же! Хороший охотник, жалостливый!

– Ну хорошо, задай мне вопросы по тексту.

– Как звали зайца? – сразу спросила мама.

– Мам!

– Извини, я задумалась. Где заяц встретился с охотником?

– А какие здесь могут быть варианты?! В концертном зале встретились!

– Где? – удивилась мама.

– В лесу! Где ещё они могли встретиться!? Ты мне по сути задавай вопросы!

– Хорошо. Что это за книжка про говорящего зайца?

– Всё с тобой ясно. Ты меня не слушала. Заяц ничего не говорил, он говорил «как будто»! То есть это охотнику показалось, что говорил, а на самом деле он молчал!

Я захлопнул книжку и ушёл в свою комнату. Мама побежала за мной.

– Гоша, извини, пожалуйста! Ну давай, прочитай мне ещё раз про своего зайца!

Тут у мамы зазвонил телефон, и она совсем забыла и про меня, и про зайца, и про охотника.

На следующий день я по литературе получил пятёрку. Хорошо пересказал про зайца. На биологию все, кроме меня, принесли пророщенную пшеницу, но, на моё счастье, заболел биолог, и на замену нам поставили музыку. А вот по музыке всему классу влепили пары.

Наша учительница, Нимфа Петровна, – очень нервная. Её пугают разные звуки. Ещё неделю назад она минут пятнадцать отчитывала Алёну Забежинскую за то, что у неё слишком громкая молния на пенале. А тут на уроке кто-то заскрипел линейкой по столу. Нимфа Петровна долго ходила по классу, искала, кого за это наказать. Но линеек на столах ни у кого не нашла, все сидели тихо, поэтому она всему классу в журнал поставила двойки – в профилактических целях. Вроде бы двойки были не настоящие, а за поведение и потому до электронного журнала дойти не должны были, но до конца урока мы сидели очень тихо, стараясь не двигаться, чтобы нечаянно не зашуршать.

* * *

Из школы мы выходили с Голубкиным, и он снова пошёл в мою сторону.

– Слушай, – вдруг спросил меня Лёня на повороте, – а можно я к тебе зайду?

– Ну… Заходи, – неуверенно отозвался я.

– Понимаешь, если в электронном дневнике всё-таки появится эта пара по музыке, мне крышка. Не хочу в такой момент быть дома.

– А у тебя и дневник проверяют? – снова позавидовал я.

– Ещё как… – нерадостно отозвался Лёня.

– Мама ругать будет? – догадался я.

– Убьёт, – мрачно ответил Лёня и погрустнел ещё больше.

– Громко кричит?

– Лупит, – опустил глаза Лёня и покраснел.

Я не знал, что ему ответить. Меня дома никогда никто не лупил. Если не считать Серёжку, он-то меня лупит регулярно, но это совсем другое… Так мы и шли молча, глядя под ноги.

– Пойдём ко мне, конечно, – наконец сказал я. – Только у нас, как всегда, на обед мамино фирменное блюдо под названием «Возьми там что-нибудь в холодильнике».

Лёня улыбнулся. Мне хотелось и дальше его смешить, только чтобы случайно не сказать то, что крутилось в голове. Рано или поздно Лёня вернётся домой. И если про двойку узнают, ему всё равно крышка. И, может быть, ему даже больше влетит за то, что ходил ко мне в гости, вместо того чтобы бежать домой делать уроки…

– Да я не голодный, – почти весело ответил Лёня.

Он просидел у меня до темноты, не отвечая на звонки из дома. Мы вместе сделали задания, помогли Серёжке построить из конструктора огромный гараж для его машинок, валяли дурака. Мама была очень рада гостю: мы все сидели в моей комнате и дали ей спокойно поработать. Когда Лёнин телефон начал звонить без остановки, он быстро собрался и вежливо попрощался с моей мамой.

– Уже темно! Давай мы тебя проводим, – предложила она.

– Не волнуйтесь! Всё будет хорошо, тут идти всего минут десять.

И он нехотя ушёл, а я встал у окна и смотрел, как худенький высокий Лёня с огромным школьным рюкзаком неуверенными шагами бредёт в темноту. Мне было очень страшно за него.

– Хороший у тебя приятель. Вежливый. – Мама положила руку мне на плечо. – Может, тебе с уроками помочь? – добавила она, изображая оживление.

– Нет, мам. Я же такой взрослый и такой умный.

И я подмигнул маме так, как это всегда делал папа, чтобы её подбодрить. Мне очень захотелось рассказать маме про Лёню правду, но я не знал, можно ли, не сделаю ли хуже. Мама убежала в ванную, отнимать у Серёжки банку варенья, которую он успел под шумок стащить из шкафа. А я пошёл в свою комнату и, пока доставал ноты и рабочую тетрадь по сольфеджио, думал о том, что, может, я не такой уж и умный. Потому что вот прямо сейчас ничего не могу придумать. Одно я знал точно: Лёнины родители неправы.

Хороший плохой день

1

С наступлением холодов мама с папой загрустили. Папа приходил с работы поздно, раздражался по всяким пустякам и сердился на беспорядок в комнатах. Мама покупала много сладкого и съедала его тайком (я находил обёртки от шоколадок по всей квартире). По утрам она не хотела вылезать из кровати, и время от времени я слышал, как родители жалуются друг другу:

– Ничего не хочется делать, совсем нет сил!

И вот однажды я тоже проснулся в паршивом настроении. Бывают такие дни. Ты везде опаздываешь, твой троллейбус уходит прямо из-под носа, ты забываешь что-то важное, а вернуться нет времени, или просто на душе так тоскливо, что ничего не хочется. Хочется только заболеть – не очень сильно, но с температурой, чтобы весь день лежать в кровати с интересной книгой и чтобы мама или бабуля приносили горячий чай с вареньем. А ты бы ещё капризничал, как маленький, и отказывался от сладкого, а тебя бы уговаривали.

Вот как раз такой день и наступил. Это я сразу понял, едва будильник прозвенел. Еще вчера с моей чердачной кровати можно было разглядеть в окно последние разноцветные листья, задержавшиеся на ветках, а сегодня – ничего. Серо и мутно. И накрапывает что-то противное – и не снег, и не дождь. И сигнализация на чьей-то машине кричит, и ворона каркает, и по батареям какой-то скрип. Я спустился с кровати и оглядел комнату – повсюду валялись последствия вчерашней Серёжкиной игры в поезда. Фрагменты железной дороги, вагончики, кубики, человечки… Никогда у Серёжки не получается играть только в большой комнате – всегда он захламляет и мою тоже. Я научил Серёжку укладывать на ночь поезда спать в коробку, но частенько он забывает их сложить.

Утро было тёмное, родители ещё спали, а Серёжка возился с машинками в своей кроватке и что-то напевал себе под нос. Машинки он достаёт по утрам сам – мама прибила полочку с игрушками над кроваткой так, чтобы Серёжка мог обеспечить себя всем необходимым, не заставляя маму вставать.

– Вот чему ты, Серёжка, радуешься? – спросил я.

Но он только запрыгал и громко крикнул:

– Го-о-о-о-о-га-а-а-а!

– Ну и сильный у тебя голос!

Я пошёл умываться и даже не удивился, когда обнаружил, что у нас нет воды. Никакой. Ни горячей, ни холодной. Ну и ладно, не больно-то хотелось. Я вернулся в комнату и стал собирать рюкзак в школу.

Проснулся папа и пошёл в ванную комнату, переодевать Серёжку в свежий подгузник… Тут папа, конечно, тоже понял, что воды нет. Серёжка отсутствию воды обрадовался (не любит он мыться), а папа стал немедленно звонить в аварийную службу.

После разговора с диспетчером папино лицо приняло трагический вид.

– Капитальный ремонт, – застонал он, поставил голого Серёжку на пол и стал расталкивать маму. Серёжка, конечно, тут же пописал на ковёр, как будто только и ждал такой прекрасной возможности.

– Моко! – с гордостью сообщил он.

– Ну и кто это «мокро» сделал? – строго спросил я брата.

– Я, – улыбнулся Серёжка и ударил себя ладонью в грудь.

– Эх ты, – выдохнул я и пошёл за феном, сушить ковёр.

Наконец-то проснулась мама и сильно расстроилась, услышав про капитальный ремонт.

– Оказывается, прямо на нашей двери целую неделю висело объявление, в котором было сказано…

Папа выглянул за дверь и торжественно принёс нам листок бумаги.

Уважаемые жильцы.

В вашем доме проводится капитальный ремонт.

2 декабря будет производиться замена батарей и труб стояка.

В связи с работами будет отключено горячее и холодное водоснабжение. Просьба находиться в квартире с 10 до 19 часов для обеспечения доступа к стояку.

Воцарилось напряжённое молчание, которое нарушал только Серёжка, жалобно упрашивающий маму с папой дать ему «ам».

– Мне в школу пора, я уже опаздываю, – засобирался я.

– Может, ты на работу не пойдёшь? – с надеждой спросила мама папу.

– Ну как это не пойду? У нас дедлайн, – ответил папа и тоже стал очень быстро одеваться.

– Значит так! Тут будут работать со сваркой, что-то резать и пилить! Детей нужно эвакуировать!

Мама явно боялась, что папа сейчас убежит.

– Я уже эвакуируюсь. – Я наскоро накинул одежду, схватил рюкзак и двинулся к двери.

– Погоди, – остановила меня мама. – Нужно разработать и согласовать план дальнейших действий. Уроки закончатся к обеду, а значит, уже к трём часам дня ты должен быть дома.

– Смотри, Таня! Серёжу мы отвезём к бабуле, ты будешь дежурить здесь до трёх часов, в три тебя сменит Гоша – и ты можешь заняться работой, – отчеканил папа.

– Ишь ты как раскомандовался. – Мама подняла брови. – У меня же работы море!

– Никакого моря у тебя нет!

– Есть море! Мне лучше знать!

– Может, я хотел просто полежать и почитать сегодня вечером! – на всякий случай сказал я.

– Вот и полежишь, и почитаешь, – хором сказали мама и папа.

– Да! – поддакнул Серёжка. Он вообще всегда маме с папой поддакивает и поднекивает.

– Вот только твоего мнения не спросили, лохматая голова, – рассердился я на брата. – Одно дело – просто лежать и читать, другое – лежать и читать, когда у тебя на голове кто-то делает ремонт…

– Ам! Ка-а-а-а-ку, – сменил тему голодный Серёжка.

Без воды на кашку расчитывать не приходилось никому. Мама вручила нам по печенью и поделила остатки сока из Серёжкиной бутылочки на всех. Звонок бабуле опечалил маму ещё больше. Оказалось, мы совсем забыли, что бабуля всю неделю занимается своими зубами.

– Конечно, Таня, тебе на меня совершенно наплевать! Поэтому ты и не помнишь! – громко сердилась бабуля, которую папа поставил на громкую связь.

Бабуля планировала целую неделю ездить к зубному врачу на другой конец города. И была совсем не против, чтобы папа отвозил её туда на машине, потому что на метро ездить очень далеко, а с мамой она в автомобиль садиться отказывалась. «От тебя у меня зубы только сильнее болят», – говорила она. Зубы у бабули вообще-то совсем не болели, но она всё равно решила, что ими пора заняться. Всё из-за разговоров на работе. Одна бабулина коллега много курила, и у неё были плохие зубы, а потом она умерла и, по словам остальных коллег, в гробу смотрелась просто ужасно. А другая женщина с бабулиной работы сделала себе красивые зубы. Правда, через месяц она тоже умерла, зато выглядела в гробу просто великолепно! Бабуля никогда не курила, зубы у неё были неплохие, но она очень боялась повторить судьбу первой коллеги. Не так её страшила сама смерть, как некрасивые зубы.

Вот так из нашего плана эвакуации детей исчезла бабуля.

– Ну и что мне делать? – Мама растерянно сидела на кровати в пижаме, а Серёжка скакал рядом и требовал свою кашку.

В дверь позвонили, и на пороге появились несколько дяденек в грязной одежде. Не успев толком поздороваться, они уверенно прошли в комнату и поставили огромные сумки с какими-то железяками прямо на ковёр. Я поглядел краем глаза на маму. На лице её застыл ужас… Я вспомнил, как она ругала нас всякий раз, когда мы с папой, забыв что-то дома, пробегали в уличных ботинках по ковру. Мама очень боялась, что принесённые с улицы микробы окажутся все на Серёжке, который частенько валяется на полу со своими поездами.

– Дяди! – обрадовался Серёжка.

– Ну что, начинаем! – крикнул один из рабочих кому-то за дверью, и в маленьком коридоре появились ещё два человека в таких же грязных ботинках.

– Не могли бы вы снять обувь? Я вам найду тапочки, – вежливо предложила мама.

– Ну и что, мы так и будем снимать-надевать? – удивился «дядя».

– Ладно, Тань, я всё понял, сейчас я сбегаю за плёнкой – закрыть пол, – обнадёжил папа маму, которая была готова заплакать.

– А Серёжку я куда дену? Сейчас же всё будет в металлической пыли!

– Ну давай я его с собой возьму – и за плёнкой, и к зубному, – предложил папа.

И тут мне тоже захотелось что-нибудь для мамы сделать.

– Ну и что, Серёжка будет в машине болтаться весь день? Давай лучше я в школу не пойду, возьму его на большую прогулку.

Мама с папой переглянулись. Я никогда не прогуливал школу, никогда не притворялся больным и от предложений просто остаться дома решительно отказывался.

– А ты уверен, что ничего важного не пропустишь? – удивлённо спросила мама.

– Начало триместра, одно сплошное повторение, – успокоил я маму.

Папа убежал и вскоре вернулся с плёнкой, потом отодвинул тяжёлые шкафы от батарей и снова убежал – отвозить бабулю. Мы с мамой наскоро закрыли плёнкой и мокрыми тряпками пол и начали быстро собирать на прогулку Серёжку. Братец уже забыл о каше и вообще о еде и радовался тому, что по квартире ходят «дяди» и носят всякие «палки». Мама то и дело хваталась за голову и тяжело вздыхала, глядя, как комнаты заполняются чужими людьми, инструментами и огромными упаковками с новыми батареями.

Ещё в конце лета, после переезда в эту квартиру, казалось, что мы никогда не будем чувствовать себя здесь как дома, но, стоило маме развесить по стенам коллажи с нашими фотографиями и музейными билетами из путешествий, укрыть кровать оранжевым покрывалом и расставить по полкам книжки, стало привычно и тепло. А потом уже мы с папой разбросали повсюду свои непарные носки и Серёжка раскидал игрушки, и вот уже и не отличишь новую квартиру от старой. И лишние метры, которые должны были добавить простора, куда-то быстро подевались. Сейчас уже сложно было понять, чем именно новая квартира отличалась от старой. Разве что до бабули мне теперь приходилось ехать на метро и не было кладовки, куда мы привыкли забрасывать всё ненужное – на случай, если оно когда-нибудь пригодится.

И вот пришёл день, когда этот свежесозданный уют топтали своими грязными ботинками чужие люди. Об этом, наверное, думали и мама, и папа. А Серёжка переживал только из-за того, что его собирались одеть и отправить на прогулку в то время, как дома происходит столько всего интересного. В четыре руки мы быстро натянули на Серёжку колготки, свитер, тёплые штаны, куртку, сапоги и шапку, и я не без труда вытащил его к лифту, где братец продолжал стонать и упрашивать отпустить его и дать поиграть с «дядями» и «палками». Однако в лифте он перестал упорствовать, стал нажимать на кнопочки и виснуть на перекладине.

– Вот сюда не нажимай, – предупредил я, показывая на кнопку вызова диспетчера с нарисованным колокольчиком.

– Тут тётя! – радостно кивнул Серёжка и нажал на запретную кнопку, видимо, не в первый уже раз.

И правда, мы ещё не успели доехать до первого этажа, а тётя уже спрашивала, не застряли ли мы.

– Извините, – успокоил я её. – Это маленький брат хулиганит!

– Пусть не шалит, – строго сказала кнопочная тётя и отключилась.

Раньше я никогда не гулял с Серёжкой один, без кого-то из взрослых, и мама никогда бы мне этого не разрешила, если бы не безвыходное положение. Это я понимал хорошо. Не то чтобы я мечтал и впредь гулять с братом, но в грязь лицом ударить тоже не хотелось. Последнее, что успела крикнуть мама перед тем, как за нами закрылись дверцы лифта, было «Не пускай его в лужи!». С собой она дала нам пакет с какими-то вчерашними булками, солёным сыром и парой бананов. Я уже начал раздумывать, куда бы повести брата, как он схватил меня за штанину и потащил в сторону железной дороги.

– Ту-ту-у-у-у, тут туту-у-у-у! И кай! – Всё это Серёжка произнёс уверенно, тоном, не терпящим возражений.

– Качаться на качелях и смотреть поезда? – на всякий случай переспросил я.

– Да! Тут. – Серёжка указал рукой в сторону ближайшей к дому детской площадки.

Грязища под ногами и накрапывающий дождик не улучшили моего настроения. Я думал о том, что не надо было геройствовать. Бежал бы себе в школу, там хотя бы тепло. А гулять с братом – холодно и скучно. Вот теперь качай его на качелях, пока руки не закоченеют. И ноги.