Текст книги "Методология психотехники. Предвосхищение. Эволюция. Труд. Избранные психологические труды. Том 1"

Вся работа проводилась в течение 4 месяцев. Примечательно, что до постановки опыта производительность в среднем выражалась в 650 шатунов в смену, а на 4-м месяце была достигнута рекордная цифра – 960 шатунов, перекрывшая проектную норму (900 шатунов за 8 часов).

О чем говорят результаты этого исследования?

Они указывают на стимулирующее влияние на производительность труда самого факта осведомленности рабочего о времени выполнения операции. При этом дробные показатели времени имеют преимущество перед суммарными показателями. Рабочий не в состоянии сам регулировать интенсивность труда, не имея внешних критериев затраты времени на единицу продукции. Подобный стимул приводит не только к мобилизации ресурсов в момент информации, но и способствует общему ускорению темпа работы. Об этом можно судить не только по снижению среднего времени изготовления одного изделия с 18 до 12–13 с, но и по ускорению темпа в первые полчаса, когда кузнец еще не получал дополнительного стимула. Итак, в каждодневном профессиональном труде фактор времени может приобрести организующее значение лишь при переводе его на язык конкретных измерителей работы, доводимых тем или иным путем до сознания человека в ходе его работы. Это создает наглядность конкретной цели в каждый данный момент и приводит к тому, что время из внешнего по отношению к работе фактора превращается во внутренний организующий стимул, положительно влияющий на протекание длительной работы.

В приведенном примере регулирование работы во времени достигалось экспериментатором. Но во многих случаях передовые рабочие сами находят этот источник повышения рабочего темпа и производительности и овладевают умением регулировать свои действия во времени, руководствуясь своеобразным чувством времени, приобретенным отчасти в ходе накопления профессионального опыта, отчасти – ценой упорных творческих исканий.

Как на один из примеров, иллюстрирующих непосредственную связь между успешностью профессиональной работы и умением точно ориентироваться во времени с помощью так называемого чувства времени, укажем работу на шлифовальных станках, обрабатывающих кольца[36]36
  Кольца для шарикоподшипников. – Прим. ред.


[Закрыть]. Изучение этой профессии проводилось той же лабораторией психологии труда Института охраны труда в 1930-х годах в связи с исследованием стахановских методов работы. Сотрудницы лаборатории В. М. Давидович и К. М. Караульник наблюдали интереснейшие особенности в работе шлифовальщиц, уделив особое внимание анализу фактора времени.

Каждое поступающее на шлифовальный станок кольцо проверяется работницей на специальном измерительном приборе. По величине припуска, т. е. слоя, который должен быть снять шлифовальным станком, работница судит о требуемой длительности шлифовки. Величина припуска обычно колеблется от 60 до 25 делений, и соответственно этому длительность обработки колеблется от 30 до 6 с. Определив по припуску длительность шлифовки, работница, не прибегая ни к каким хронографам, как говорят, «по чутью» должна выдержать необходимое время шлифовки. Отклонение в ту или другую сторону допустимо в пределах 2–3 с.

Если работница переоценивает время и слишком рано снимает кольцо, ей приходится снова вставлять его в станок и дошлифовывать, на что уходит много лишнего времени. Если время недооценивается, и работница слишком поздно снимает кольцо, то получается брак, так как кольцо по своим размерам уже не отвечает соответствующим требованиям.

Само собой, понятно, что по ходу выработки профессионального навыка все работницы рано или поздно с большей или меньшей точностью овладевают этой операцией. Но впереди неизменно оказываются те работницы, которым удается точнее других определять требуемое на шлифовку кольца время. Эти работницы с допустимыми отклонениями во времени снимают кольцо и экономят в течение рабочего дня много времени и усилий, давая более высокую производительность. Некоторые из них настолько хорошо «чувствуют время», что совершенно безошибочно, секунда в секунду, останавливают шлифовальный станок и снимают готовую деталь.

Но были и такие работницы, которые, не доверяя своему чувству времени и боясь «перешлифовать» кольцо, слишком часто снимали и промеряли его. На это уходило много лишнего времени.

Перед исследователями встал вопрос: возможно ли развить чувство времени, столь необходимое для профессии шлифовальщицы? Для ответа на этот вопрос, был поставлен опыт, основанный на том же принципе информации, который использовал в работе с кузнецами В. М. Коган. До сознания работниц доводился объективный показатель оцениваемого ими промежутка времени, и они имели, таким образом, возможность анализировать в каждом отдельном случае свою ошибку.

Оказалось, что работницы, получавшие сведения о времени, затрачиваемом на обработку кольца, и систематически подвергавшие свои действия самоконтролю, т. е. сопоставлению своих представлений о времени с объективными данными, успешнее других овладевали шлифовкой. Таким образом, было установлено, что такое, сравнительное простое, психологическое средство, как организация самоконтроля в форме постоянного сопоставления объективных показателей времени с субъективными, содействует росту профессионального мастерства и, следовательно, производительности труда.

Из этого исследования с полным основанием был сделан вывод об упражняемости чувства времени и о широких возможностях использования этого факта для повышения производительности труда в очень многих профессиях.

Все сказанное о роли фактора времени для трудовой деятельности полностью распространяется на спортивную деятельность.

В спорте больше, чем где бы то ни было, все измеряется долями секунды. Борьба за доли секунды – отличительная черта спортивной жизни. Своим успехом спортсмены самых различных специальностей обязаны в значительной мере тому, что они сумели развить в себе все те виды чувствительности, которые позволяют ощущать малейшие изменения в положении тела, в амплитуде, скорости, темпе и ритме выполняемых движений, в прилагаемых усилиях и в сопротивлении материала, в изменениях окружающей обстановки и т. п. Особенно велика роль мышечных ощущений в спорте.

Что касается чувства времени, то, несмотря на отсутствие приведенных в систему материалов по этому вопросу, можно считать, что развитие этого чувства оказывает неоценимую услугу всем, кто пытается овладеть спортивной деятельностью. Нет почти ни одного вида спорта, который не требовал бы умения точно оценивать промежутки времени, хорошо определять длительность пауз, темп и ритм движений. Трудно представить себе возможность высоких достижений в боксе, фехтовании, теннисе, баскетболе без хорошо развитого чувства времени. Невозможно добиться значительных результатов в беге, если не уметь рассчитывать свои действия во времени и регулировать темп движений. Особенно нужно подчеркнуть роль чувства времени для тех видов спорта, которые предъявляют высокие требования к скорости двигательной реакции. Вопрос этот представлял для нас наибольший интерес. И его исследованию была посвящена в основном экспериментальная часть работы.

Содержание первой главы должно было убедить нас в огромном значении чувства времени в трудовой и спортивной деятельности. Можно было бы привести не менее веские доказательства исключительно важной роли этого чувства и для представителей различных видов искусства, особенно в музыке, балете, цирковом искусстве. Сейчас нам необходимо разобраться в другом вопросе. Как объяснить чувство времени с точки зрения современной психофизиологии? Можно ли поставить это чувство в один ряд с чувством зрения, слуха, осязания и т. п.? Другими словами, применимо ли по отношению к чувству времени понятие анализатора и законно ли употребление термина «анализатор времени»?

Чтобы ответить на все эти вопросы, необходимо вспомнить, как складывалось учение об анализаторах и, в частности, какими путями развивались представления о чувстве времени по мере того, как наука обогащалась все более и более точными сведениями о процессе восприятия времени. Обращение к теоретической стороне проблемы восприятия времени продиктовано стремлением осветить путь практике и эксперименту, направленным к усовершенствованию наших восприятий и действий в труде, спорте, искусстве.

Первым исследователем, проложившим путь новому пониманию органов чувств и давшим строгую научную трактовку их роли в аналитико-синтетической деятельности мозга, был Иван Михайлович Сеченов. Ему же принадлежит честь разработки основ новой главы в физиологии органов чувств, главы, которую с полным основанием можно назвать «Физиология времени». Вот почему, предпосылая экспериментальной части нашей работы теоретическое введение, мы начинаем с изложения взглядов И. М. Сеченова.

Что такое анализатор в понимании И. М. Сеченова?

Органы чувства человека совершеннее органов чувств животных не потому, что глаз или ухо, или кожа человека обладают особым устройством, а потому что мозг человека и морфологически, и функционально характеризуется более высоким развитием, нежели мозг животных. От глаза, уха, языка, кожи, мышц и суставов тянутся нервные пути, проводящие импульсы, возникающие в периферической части органов чувств. Если в проводящих путях наблюдаются какие-либо нарушения и распространение возбуждения от периферической части органов чувств к мозгу затруднено или если нарушена деятельность самих мозговых центров, к которым направляется поток соответствующих импульсов, то функции органов чувств претерпевают существенные изменения. Значит, органы чувств – это не глаз сам по себе, не ухо, не кожа, это весь сложный аппарат, начинающийся от периферических органов и кончающийся в мозгу. Только благодаря наличию этого аппарата и оказывается возможным «чувствовать» и отражать свойства предметов, воздействующих на органы чувств.

Ощущение и восприятие – очень сложные процессы. На основе ощущений и восприятий человек познает отдельные свойства предметного мира и целостные предметы и явления окружающей его действительности. Правильность ощущений и восприятий проверяется практической деятельностью человека, его воздействием на природу. Познавательная деятельность, таким образом, неразрывно связана с практикой. Воспринимая и действуя, человек непрерывно уточняет свои представления о предметном мире и его свойствах. Для этого ему приходится дробить и разлагать сложные явления на составные части и воссоединять целое из частей. Эти процессы принято называть аналитико-синтетическими. Их осуществляет человеческий мозг. Ощущения, возникающие в результате воздействия предметов окружающего мира на наши органы чувств, в этой аналитико-синтетической деятельности играют роль первого и главного источника познания. Вот почему органы чувств сейчас принято называть анализаторами. Термин этот впервые применил И. М. Сеченов. Но суть, конечно, не в названии. Материалистическая наука не отвергает термина «органы чувств». Но всякий раз, когда она пользуется этим термином, она вкладывает в него тот самый смысл, который придавали ему Сеченов и Павлов. Анализатор – это сложный орган. Периферический элемент этого органа составляет лишь одну его часть, совершенно необходимую для рецепции внешнего раздражителя, но недостаточную для возникновения ощущения, понимаемого как «непосредственная связь сознания с внешним миром», как «превращение энергии внешнего раздражения в факт сознания» (Ленин, 1951, с. 39).

Слово «анализатор» происходит от слова «анализ». Называя органы чувств анализаторами, Сеченов тем самым подчеркивал наиболее существенную особенность деятельности этих органов, а именно присущую им функцию анализа.

Анализатор – это орган, осуществляющий, прежде всего, функцию анализа, или дробления. Предметы внешнего мира могут быть познаны с разной степенью точности и дифференцированности. Анализаторы выполняют первоначальную функцию познавательной деятельности. Расчленяя объект, они осуществляют и первый этап познавания. Для того чтобы свойства предметов внешнего мира отражались в мозгу человека наиболее точно со всеми их особенностями, необходимо эти свойства прежде всего выделить, так как предмет дан нам в целом, а не в расчлененном виде. Это и осуществляется процессом дробления.

Расчленением, однако, не исчерпывается функция анализатора. В процессе полного познания всех свойств объекта и взаимной связи этих свойств анализатор выполняет не только функцию дробления, но и объединения частей, их синтезирования. Поэтому нужно рассматривать анализатор как орган, осуществляющий и анализ, и синтез.

Изучая историю развития органов чувств, мы узнаем, что в ходе эволюционного развития органы чувств претерпевали существенные изменения, как структурные, так и функциональные. У животных решающим фактором развития и совершенствования органов чувств было приспособление к окружающей среде. Свойства предметов внешнего мира оказывали влияние на формирование тех органов, с помощью которых эти свойства воспринимались организмом.

Самой первоначальной формой такого восприятия была элементарная раздражимость. В процессе эволюции рассеянные по всей поверхности тела чувствительные клетки, контактировавшие с внешней средой, начали дифференцироваться. Одни клетки скоплялись в области ротового отверстия, другие – на щупальцах и т. д. В ходе дальнейшего развития каждый из этих зачаточных органов приспособился к определенным раздражителям внешней среды. Естественно, что тем животным, которые не способны были передвигаться, свойственно было ограниченное развитие органов чувств. Объяснение этого факта надо видеть в относительном постоянстве окружающей среды, в которой обитают эти животные. Животные, способные перемещаться в пространстве, сталкивались со значительно более многообразными внешними раздражителями. У этих животных постепенно развились более дифференцированные чувствительные образования. Наибольшее количество скоплений чувствительных клеток сосредоточилось на головном конце тела, которому приходилось первым испытывать воздействия наибольшего числа раздражителей. Так мало-помалу возникали зачаточные формы зрения, слуха, обоняния. В ходе дальнейшего развития наряду со все большей и большей дифференциацией чувствительности происходило формирование особого органа, концентрировавшего все импульсы, поступающие от чувствительных клеток. Этот орган и стал центром чувствительности. На более поздних ступенях развития органы чувств и структурно, и функционально сливались с нервной системой, с мозгом.

Яркой иллюстрацией приспособления чувствительного аппарата к свойствам внешней среды может служить развитие органа зрения. Потребность в наиболее точном отражении свойств и предметов внешнего мира привела в ходе эволюции к определенным размерам диаметров световоспринимающих элементов, наиболее приспособленных к четкому зрительному отражению. С. И. Вавилов не случайно поместил в качестве эпиграфа к одной из глав своей книги «Глаз и солнце» слова Гёте: «Глаз обязан бытием своим свету» (Вавилов С. И., 1950, с. 73).

По мере того как среда становилась разнообразней, расширялись и потребности животных, возникали и развивались новые способы приспособления к среде, чувственная организация животных становилась сложнее. Животное должно было или погибнуть, или научиться ориентироваться и во времени, и в пространстве, и воспринимать раздражители на расстоянии.

Особенно развилась способность быстро и точно ориентироваться в пространстве и времени у тех животных, которые преследовали добычу. Но при всем многообразии и сложности действий животных, образ жизни которых и постоянная борьба с врагами выработали у них способность тонкого различения полезных и вредных признаков окружающей среды и научили их определять пространственные и временные отношения, органы чувств у них не достигли того качественного уровня, какой характерен для органов чувств человека. Сеченову принадлежит чрезвычайно меткая формула, выражающая существенное отличие чувственной организации животных и человека: «Животное всю жизнь остается узким практиком-утилитаристом, а человек уже в детстве начинает быть теоретиком» (Сеченов, 1952, с. 380).

Далеко не последнюю роль в развитии и совершенствовании органов чувств животных играет личный опыт. Повторные встречи с определенными предметами помогают животному лучше ориентироваться и приспособляться к среде и обостряют полезные для животного формы чувствительности, достигающие иногда исключительной тонкости и изощренности. Применительно к человеку вопрос о роли личного опыта приобретает особенное значение, так как деятельность органов чувств человека непосредственно связана со всем ходом его умственного развития, с его мышлением и речью, с его специфической, только ему одному доступной трудовой деятельностью.

В этой связи необходимо вдуматься в самую существенную сторону учения Сеченова об органах чувств – в идею взаимодействия ощущений и движений. В этой идее и заключается смысл рефлекторного принципа в применении к теории ощущений. Из факта существования двусторонней связи между ощущениями и движениями следует, что рефлекторный акт не получает исчерпывающего выражения в рефлекторной дуге. Другими словами, акт этот не заканчивается движением, а имеет свое продолжение: само движение становится источником новых и чрезвычайно важных ощущений, от которых зависит характер и точность не только выполняемого движения, но и последующих движений. Только этим механизмом и может быть объяснено корригирующее влияние двигательных ощущений и возможность роста и совершенствования двигательных умений. Исходя из такого понимания связи ощущений и движений, Сеченов ярко изобразил процесс их взаимодействия, дав обобщенную характеристику роли чувственных сигналов, возникающих при движениях и сообщающих нашему сознанию с большей или меньшей ясностью о всех особенностях наших действий. Вот что Сеченов писал по этому поводу: «Всякая перемена в положении рук, ног и туловища, равно как и всякое движение этих частей, дают нашему сознанию, при посредстве так называемого мышечного чувства, немые, но настолько определенные чувственные знаки, что мы тотчас же узнаем по ним происшедшую перемену в положении члена и произведшее эту перемену движение. Так, человек с закрытыми глазами ясно различает, насколько его рука поднята или опущена в плече, насколько она согнута в локте, в какой мере разведены пальцы ручной кисти, происходит ли сгибание или разгибание ноги в колене быстро или медленно, наклоняется ли голова прямо, вперед или вбок. Значит, определенному ряду движений всегда соответствует в сознании определенный ряд чувственных знаков; если же двигательный ряд повторялся много раз, то вместе с движением заучиваются и соответствующие этому ряду чувственные знаки. Запечатлеваясь в памяти, они образуют ряд нот, по которым или, точнее, под контролем которых разыгрывается соответствующая двигательная пьеса» (Сеченов, 1952, с. 512). Эту идею Сеченов в более раннем сочинении выразил словами: «Чувствование повсюду имеет значение регулятора движения» (там же, с. 188).

Сложный процесс взаимодействия движений и ощущений возникает и развивается не сразу. И органы чувств, и движения претерпевают заметные сдвиги в ходе индивидуальной жизни человека. Начиная с первого дня рождения органы зрения, слуха, осязания и все прочие органы, наделенные чувствительностью, проходят долгий путь индивидуального развития, прежде чем они становятся орудиями познания.

В «Рефлексах головного мозга» – книге, написанной почти 100 лет назад, но сохранившей до настоящего времени свежесть новизны и оригинальность, Сеченов разъяснил, что значит научиться смотреть, слушать, обонять, осязать, ощущать вкус и т. п. Все это недоступно новорожденному, у которого, по словам Сеченова, сфера ощущений небогата. В процессе индивидуального развития наши органы чувств проходят ряд последовательных ступеней, о которых мы не помним, так же как не помним о тех трудностях, какие мы преодолевали, учась ходить, произносить слова, самостоятельно удовлетворять элементарные потребности.

Приведем несколько примеров, иллюстрирующих очень нужную для понимания нашей темы мысль Сеченова о роли обучения и воспитания в развитии органов чувств как регуляторов движения.

На первых порах ребенок не в состоянии фиксировать определенный предмет. По словам Сеченова, ребенок «невольно будет стремиться удерживать глаз в том положении, в каком ощущение приятнее» (там же, 157). Разумеется, такого единичного акта фиксации яркого предмета совершенно недостаточно, чтобы образовать умение произвольно направлять внимание на предмет. Но однажды найденный прием, став биологически необходимым, имеет тенденцию повторяться всякий раз, когда возникают условия, его вызвавшие. Отсюда и рождается потребность в повторении полезных актов. В результате после многих тысяч повторений ребенок научается смотреть.

Из этого примера видно, что приобретение умения смотреть – это далеко не простой и не кратковременный процесс. Чтобы направить зрительные оси так, как это необходимо для пересечения их на предмете, нужно привести в действие мышцы, управляющие движением глаз из стороны в сторону. Значит, главную роль в овладении ребенком зрительным актом играют определенные мышечные движения. Эти движения глазодвигательных мышц производятся невольно, они носят выраженный рефлекторный характер. С того момента, когда к ощущению яркого предмета присоединилось мышечное движение, связь между тем и другим начинает становиться все более тесной. В результате многократного повторения мышечное движение, рефлекторно облегчившее ребенку фиксацию определенного предмета, закрепляется и превращается в движение привычное. Точно так же рефлекторный механизм приводит в действие мышцы, с помощью которых ребенок мало-помалу приучается отстраняться от неприятных для глаза раздражителей. Эти движения глазных мышц являются для ребенка первыми шагами на пути развития зрительного восприятия. Лишь на значительно более поздней степени развития зрительное восприятие становится послушным орудием сознательной фиксации и направления взгляда на определенные объекты. Координация рефлекторных механизмов, с помощью которых осуществляются самые ранние формы приспособления глаза к объективному миру, – результат долгих и непрерывных усилий.

Сеченов показывает, как под влиянием развитого мышечного чувства у ребенка, не обладающего вначале умением смотреть, постепенно развивается особое качество, названное Сеченовым «чувством местности». В дальнейшем происходит специальное приспособление этого ранее приобретенного умения к более сложным задачам, которые приходится решать с помощью зрения. Столкновение с этими задачами обогащает человека новым опытом, и именно этому опыту мы обязаны развитием зрительных ощущений и впечатлений. Так, потребность в частой оценке пространственных величин и отношений между ними и необходимость в практических целях добиваться большей точности этой оценки приводит к накоплению известного опыта и содействует развитию глазомерной функции.

Оставаясь верным тому взгляду, что каждое свойство наших органов чувств развивается в процессе деятельности и в конечном счете представляет собой продукт упражнения и воспитания, Сеченов далее показывает, как на основе опыта возникает и развивается способность обособлять явления в пространстве и времени. Это – также приобретенная способность. Лишь потому, что от нас остается скрытым процесс развития этой способности в раннем детском возрасте, мы приписываем не воспитанию, а нашей изначальной природе роль причины, вызывающей к жизни деятельность органов чувств.

Исторической заслугой Сеченова надо признать ту последовательность, с какой он шаг за шагом анализировал все стороны проблемы взаимоотношений между ощущениями и движениями, выясняя в каждом конкретном случае роль органов чувств в развитии познавательных способностей человека. Особое место в его учении об органах чувств занимает вопрос о взаимодействии различных ощущений. Так, Сеченов обратил внимание на обилие движений у ребенка, впервые зрительно знакомящегося с яркой вещью: ребенок издает при этом различные звуки, смеется, у него приходят в движение руки, ноги, туловище.

Связь зрительного акта с мышечной деятельностью выросла в учении Сеченова в принципиального значения идею, ставшую отправным пунктом для построения цельной теории ощущений. Сеченов показал, как по мере расширения познавательной деятельности ребенка, зрение вступает во все более и более сложные и многообразные отношения не только с мышечной деятельностью, но и с другими органами чувств. Не случайно ребенок тянется к предмету, ставшему для его глаза привлекательным. Он пытается захватить его, прикоснуться к нему. Пройдет еще немало времени, пока он научится по-настоящему ощупывать предмет. Это будет решающим моментом в жизни ребенка: зрительные и осязательные ощущения вступят в ассоциативную связь, которая с годами будет становиться все прочнее. Произойдет обогащение «чувственного опыта» ребенка, так как отныне наметится слияние представлений о форме и цвете, порождаемых зрительными ощущениями, с представлением гладкости и шероховатости, порождаемыми осязательными ощущениями. На этом не закончится взаимодействие органов чувств. В ходе дальнейшего развития зрительные ощущения получат подспорье не только со стороны осязательных, но и со стороны слуховых ощущений. Все вместе дадут более полное, разностороннее и верное представление об одном и том же предмете. Специальному анализу Сеченов подверг и слуховые ощущения, которые в своей ранней зачаточной стадии так же мало совершенны, как и зрительные. Подобно тому, как ребенок с первых дней развития не умеет направлять зрительные оси на предмет, т. е. не умеет смотреть, так же точно не умеет он ориентироваться в мире звуков. Он начинает с того, что ставит наружное ухо – опять-таки невольно – в условия, наиболее благоприятные для действия определенных звуков на орган слуха (или, что в данном случае одно и то же, для отстранения от определенных звуков). Сеченов считал, что определяющим моментом для избирательного отношения ребенка к тем или иным звукам служит инстинктивное тяготение к раздражителям, биологически полезным и приятным, и инстинктивное отталкивание от раздражителей, биологически вредных или неприятных.

Слуховые восприятия ребенка вначале носят крайне недифференцированный характер. Ребенок сначала ориентируется только в тихих и громких звуках, еще совершенно не умея различать более тонкие признаки их. Но проходит некоторое время, и он начинает различать звуки, входящие в состав слова. Этот этап играет решающую роль в формировании членораздельной речи. Как происходит тонкое развитие нашего слуха? Оказывается, и в развитии слуховых ощущений определенные мышечные движения и сопутствующие им ощущения играют немалую роль. Мы научаемся слышать и различать с помощью слуха разнообразные звуки слов, руководствуясь ощущениями, возникающими от мышечных движений, участвующих в образовании голосовых звуков. Благодаря деятельности мышц груди, гортани, языка возникают звуки, которые на определенной стадии развития начинают звучать как членораздельная речь. Все эти мышечные движения и сопутствующие им ощущения оказывают решающее влияние на развитие человеческого слуха, который постепенно приобретает способность тонко различать высоту звука, тональность, тембр, ритм и т. п. Связь между мышечными движениями груди, гортани, языка, с одной стороны, и возникающими при этом звуками и слуховыми ощущениями – с другой, носит двусторонний характер. Механизм этой двусторонней связи легко понять, если принять во внимание, что мышечное движение благодаря проприоцептивной чувствительности становится постепенно все более и более ощущаемым. Мышечные ощущения, сопровождающие каждое движение, сигнализируют о пространственном положении органа движения, об усилии, о тонусе вовлекаемых в деятельность мышечных групп и, что особенно важно, о длительности, темпе и т. п. Возникают ассоциации между мышечными ощущениями и слуховыми ощущениями. Произносимый звук мы не только слышим, но и мышечно ощущаем. Благодаря этому в процессе повторения голосовых движений совершенствуется и слуховое восприятие, и само движение. Так устанавливается постоянная связь между слухом и речью. Сказанное относится и к области музыки. Музыкальный слух совершенствуется благодаря возможности передать звук инструментом или голосом и связать возникающие при этих движениях мышечные ощущения со слуховыми ощущениями. По мере того как связи становятся более прочными, происходит своего рода «шлифовка» как слуха, так и музыкального исполнения.

На примере зрения и слуха мы убедились в том, что эти, столь важные для человека функции органов чувств проходят долгий и сложный путь развития, прежде чем они достигают того уровня, какой присущ им в зрелые годы нашей жизни.

Упражняя свои ощущения и действия, ребенок постепенно переходит от самых общих и расплывчатых представлений к тонко различительным представлениям. Благодаря этому его ориентировка в окружающем становится более совершенной, он точнее узнает предметы внешнего мира и научается на практике овладевать ими.

Функции анализаторов осуществляются на первой стадии развития ребенка без участия его сознания, но уже очень скоро они подчиняются сознательной регулировке, и именно благодаря сознанию могут развиваться, совершенствоваться и достигать удивительно высоких уровней развития, сочетая акты дробления с актами синтезирования, т. е. воссоединения целого из частей. На определенном этапе развития анализ и синтез становятся неотделимыми друг от друга.