Текст книги "Методология психотехники. Предвосхищение. Эволюция. Труд. Избранные психологические труды. Том 1"

V. Психология движений: предвосхищение, антиципация

Чувство времени и скорость двигательной реакции[31]31
  Печ. по: Геллерштейн С. Г. Чувство времени и скорость двигательной реакции. М.: Медгиз, 1958.


[Закрыть]

Из обыденной жизни мы знаем, что некоторые люди отличаются удивительной способностью «чувствовать время»[32]32
  В дальнейшем условное понятие «чувство времени» мы заключать в кавычки не будем.


[Закрыть]. Они почти безошибочно определяют час дня, хорошо различают промежутки времени, длительность пауз. Представители музыкальных профессий, как правило, с особенной точностью чувствуют малейшие изменения темпа, ритма, пауз. Существуют и другие профессии, предъявляющие повышенные требования к чувству времени. Люди, повседневно сталкивающиеся с необходимостью быстро и точно ориентироваться во времени, научаются необыкновенно тонко различать время, не пользуясь всякого рода хронографами.

В то же время хорошо известно, насколько ошибочны бывают во многих случаях наши суждения о времени. В повседневной жизни часто приходится наблюдать – и на себе и на других – своеобразные иллюзии времени. Каждому человеку памятны примеры из собственной жизни, когда минуты и даже секунды тянутся часами. Это случается при нетерпеливом ожидании какого-либо события, особенно если оно связано с глубокими эмоциональными переживаниями. Каждый может припомнить и такие периоды жизни, когда часы, дни и даже недели воспринимаются как быстро мелькающие мгновения. Такие иллюзии часто возникают у человека, поглощенного глубоко захватывающей его работой. Весьма примечательные ошибки в суждении о времени отмечены и в сфере наших воспоминаний о событиях недавнего или далекого прошлого. В зависимости от многих причин, в частности от степени насыщенности прожитого времени разнообразными событиями и переживаниями и от глубины оставленных ими впечатлений, одни периоды нашей жизни воспринимаются как растянутые во времени, другие кажутся сжатыми, уплотненными, как бы спрессованными.

Все эти явления очень характерны и часто встречаются у многих людей, поэтому неудивительно, что они получили отражение не только в научной, но и в художественной литературе. В классических произведениях мировой литературы – в ряде романов Л. Н. Толстого, в «Волшебной горе» Томаса Манна, в «Фаусте» Гёте[33]33
  Устами Фауста Гёте великолепно выразил мысль о переживании времени в состоянии нетерпеливого беспокойства: «Бес, помоги и сократи мне время страха, что должно произойти, пусть произойдет немедленно» (в оригинале это звучит так: «Hilf, Teufel, die Zeit der Angst verkürzen? Was muss gescheh’n, mag’s gleich gescheh’n»).


[Закрыть] и других произведениях – можно найти яркие примеры, иллюстрирующие своеобразие чувства времени и его огромную роль в жизни человека.

Вопросы восприятия времени и его нарушений издавна служили предметом специальных исследований. Особенно много данных на эту тему можно найти в психологии и психопатологии. Однако обильный фактический материал, накопленный на протяжении многих десятилетий старательными наблюдениями исследователей, не мог получить надлежащего научного истолкования без солидной опоры на физиологию. Такая опора впервые была подведена под эмпирические данные Иваном Михайловичем Сеченовым, раскрывшим в «Рефлексах головного мозга» физиологический смысл чувства времени и установившим роль различных ощущений – особенно слуховых и мышечных – в возникновении и развитии способности оценивать длительность заполненного времени, продолжительность паузы, темп, ритм и т. п. Экспериментальное изучение «физиологии времени», ставшее возможным благодаря учению И. П. Павлова, широкому внедрению метода условных рефлексов и освещению всех сторон высшей нервной деятельности животных и человека, продвинуло далеко вперед исследование чувства времени и внесло ясность в природу этого явления. Удалось доказать возможность образования условного рефлекса на время и охарактеризовать существенные черты этого рефлекса. В свете идей Сеченова и Павлова получили определенное объяснение наблюдения натуралистов над способностью многих животных точно ориентироваться во времени и приурочивать свои действия к строгому ритму.

Советскими психологами собраны ценные экспериментальные факты, пролившие свет на процессы восприятия времени и на происхождение иллюзий времени.

Таким образом, проблема восприятия времени подверглась разностороннему изучению и приобрела ту степень ясности, которая делает оправданной попытку научной популяризации этой проблемы. Потребность в такой популяризации вполне созрела, так как вопросы восприятия времени имеют не только теоретическое значение, но теснейшим образом связаны с задачами воспитания важнейшего для многих видов трудовой и спортивной деятельности качества: умения точно рассчитывать действия во времени. Именно в этом направлении нам посчастливилось добыть ценные экспериментальные факты, ярко продемонстрировавшие возможность необычайно тонкого развития и совершенствования чувства времени с помощью специальных упражнений. Наибольший интерес представляет, по нашему мнению, не сам по себе этот факт, а установление определенной связи между чувством времени и умением управлять скоростными действиями, в частности латентным временем простой двигательной реакции.

До сих пор в литературе, посвященной вопросу о скорости реакции, господствует уверенность в существовании так называемой индивидуальной константы, якобы предопределяющей строгие границы скорости реакций каждого человека, особенно латентного времени простой двигательной реакции. Нельзя сказать, что этот взгляд лишен экспериментальных оснований. Однако, как это часто случается в науке, новый тип эксперимента и новый подход к вопросу иногда расшатывают, казалось бы, прочно воздвигнутое здание, покоящееся на мощном фундаменте десятилетиями повторенных и проверенных опытов.

На известных этапах развития науки появляются «разрушительные» исследования, освобождающие нас от заблуждений и расчищающие путь более прогрессивным научным исканиям. Такой этап переживает, как нам кажется, и учение о константности латентного времени реакций. Во всяком случае, мы уже не можем догматически и безоговорочно принимать многое из того, что прочно вошло в учебники физиологии и психологии. Факты заставляют нас многое пересмотреть.

Все эти обстоятельства побудили нас написать книгу, в которой излагаются результаты наших экспериментов, предпослав им краткую характеристику важнейших физиологических и психологических взглядов на явления, охватываемые понятием чувства времени. В первой, теоретической, части книги освещается вопрос о неправомерности применения понятия «анализатор» к «органу» восприятия времени, в связи с чем излагаются взгляды И. М. Сеченова и И. П. Павлова на проблему времени. В этой же части книги определяется роль различных ощущений в анализе времени, по данным экспериментальной физиологии и психологии. Вторая, экспериментальная, часть посвящена проблеме восприятия микроэлементов времени в связи со скоростью двигательной реакции. Возможность совершенствования способности дифференцировать микроэлементы времени и управлять скоростью двигательной реакции мы доказываем специальными опытами, построенными на принципе «регулирования движений чувствованием» (Сеченов) и примененными для развития чувства времени у спортсменов. В основу этих упражнений также был положен сеченовский принцип «регулирования движений чувствованием».

Может возникнуть вопрос, не является ли эта формула Сеченова несколько архаической и не уместнее ли было бы выразить новые экспериментальные факты более современным языком.

Конечно, со времени обоснования Сеченовым идеи двусторонней связи между ощущениями и движениями физиология гигантскими шагами двинулась вперед. Учение о движениях и о регулирующей роли органов чувств также углубилось в теоретическом и особенно в методическом отношении, чему содействовали крупнейшие завоевания школы Павлова и школы Введенского и Ухтомского. Особенно плодотворным было последнее десятилетие, ознаменовавшееся появлением новых исследований о механизме связи между ощущениями и движениями. Мы имеем в виду работы Н. А. Бернштейна о сенсорных коррекциях и работы П. К. Анохина об обратной афферентации. Эти авторы дали свое освещение проблемы регулирования движений сенсорными сигналами.

Но в том-то и заключается, по-видимому, неувядающая жизненность подлинно великих идей, что новое их освещение и новая аргументация, опирающаяся на более совершенные методы исследования, не только не умаляют их ценности, но и по отдалении времени делают их в глазах последующих поколений еще более значительными.

Экспериментальная часть книги посвящена мало разработанному вопросу о восприятии микроэлементов времени. Строго говоря, полученные факты относятся к несуществующей главе несуществующей науки, которую по аналогии с микробиологией, микроскопической анатомией и рождающейся на наших глазах микрофизиологией можно было бы называть микропсихофизиологией. Неоценимые заслуги в создании теоретических основ этой науки принадлежат школе Введенского и Ухтомского. В нашей книге изложению их взглядов мы не уделили места не по той причине, что автор недооценивает огромного значения вклада, внесенного в эту область знания школой Введенского и Ухтомского, работами их учеников, все глубже и глубже проникающих в характер явлений, совершающихся в организме в микроскопически малые промежутки времени. Исследования микрофизиологов о природе «предощущений» (работы Г. В. Гершуни) и скоростях протекания нервных процессов при разных типах нервной сигнализации (работы П. О. Макарова) вплотную примыкают к исследованию микроэлементов времени в сфере психической деятельности. Только в связи с ограниченным объемом книги мы не могли заняться анализом этих и многих других исследований, имеющих отношение к проблеме времени в широком психофизиологическом аспекте. Нам остается рассчитывать на то, что в дальнейших публикациях по этому исключительно важному вопросу удастся полнее осветить затронутую в книге проблему.

Научному работнику, врачу, педагогу, каждому, кто пытается творчески подойти к проблеме совершенствования качеств, от которых зависит достижение высокого уровня мастерства в любом виде человеческой деятельности, приводимые в книге факты должны показаться поучительными, независимо от их истолкования. Автор сочтет себя удовлетворенным, если его книга возбудит творческую мысль и даст толчок исканиям новых путей в самой трудной и едва ли не самой достойной области приложения науки к практике – области совершенствования человека.

Функции органов чувств развивались, совершенствовались и продолжают совершенствоваться в процессе труда и под влиянием труда. Решающую роль в развитии органов чувств человека играет речь и мышление. Обогащенные мышлением ощущения и восприятия человека обостряются, и действия человека приобретают сознательную целенаправленность. Следы бывших ощущений легче оживляются, когда человек сознательно направляет внимание, а следовательно, и органы чувств на те объекты и те их свойства, познание которых непосредственно связано с выполняемой человеком деятельностью и стоящей перед ним задачей.

В зависимости от характера трудовой деятельности, от целей и средств ее, возникает потребность в развитии и совершенствовании то одних, то других способностей. Существуют виды труда, которые содействуют развитию умения тонко различать формы предметов, цвета, звуки, запахи, температуру, скорости движения, пространственные отношения, усилия, сопротивление материала и т. п. Органы чувств осуществляют в трудовой деятельности сложные функции дифференцированного и, в то же время, целостного отражения действительности. Каждый вид труда характеризуется своим специфическим комплексом профессиональных раздражителей. Работа органов чувств в процессе труда не протекает изолированно от других систем организма. Уже сама по себе направленность мышления на поиски наиболее рациональных приемов работы накладывает на деятельность органов чувств определенный отпечаток, делая их орудиями познания и практики.

Глаз, ухо, кожа, все органы восприятия, включая руки, как чувствующий орган, под влиянием труда обостряют свою чувствительность. Разумеется, нельзя отвергнуть мысль о существовании изначальных индивидуальных различий в строении и функциях органов чувств, но факты убеждают в том, что решающая роль в их развитии принадлежит воспитанию и обучению. Используя огромное влияние специальных упражнений можно довести различительные способности органов чувств до высокой степени изощренности.

Замечено, что уже одно только ожидание появления того или другого раздражителя в поле внимания повышает адаптацию соответствующих анализаторов к тому или иному впечатлению и подготовляет их к восприятию определенных свойств объекта. Но этим только отчасти объясняются факты исключительно тонкого восприятия признаков и свойств внешних объектов, если свойства эти оказываются профессионально важными. Сталевар научается тонко различать оттенки бледно-голубого цвета в плавке металла, накаленного до температуры, превышающей 1000°[34]34
  Профессия сталевара меняет свой облик в связи с автоматизацией и механизацией металлургического производства, но принципиальное значение приведенного факта от этого не меняется.


[Закрыть]. Эта тонкая различительная способность, выработанная профессиональным опытом, дает возможность сталевару судить по едва уловимым оттенкам цвета о температуре накала и, следовательно, о состоянии плавки. Рабочий, имеющий дело с изготовлением точных деталей, может на глаз различать малейшие отклонения в размерах, обычно недоступные неопытному глазу. Некоторые шлифовщики различают просвет, равный ^1/₂₀₀₀ мм, а некоторые текстильщики различают такое количество оттенков черного цвета[35]35
  До 40 градаций. – Прим. ред.


[Закрыть], которое обычным восприятием не поддается различению. Проприоцептивные ощущения упаковщицы папирос становятся столь тонкими под влиянием профессионального опыта, что ей удается безошибочно из большой массы папирос захватывать в один прием ровно 25 штук, необходимых для упаковки коробки. Работа на нескольких станках приучает к точному различению промежутков времени, благодаря чему работник, обслуживающий не один станок (например, ткачиха), направляется к определенному станку как раз в тот момент, когда надо сменить нить в челноке этого станка.

В ряде профессий вырабатывается тонкое различение звука, по которому судят о качестве изделия, например, посуды. Существуют профессии, представители которых обнаруживают исключительно тонкое развитие функций пространственного представления. Так, например, закройщик кожи почти мгновенно определяет, как выгоднее всего использовать кусок кожи при раскройке определенной формы, мысленно разрезая кусок то в одном, то в другом направлении и комбинируя соответствующие элементы.

Примеры можно было бы умножить, но и приведенных достаточно, чтобы убедиться в том, что любая профессия создает благоприятные предпосылки для развития тех видов восприятий, которые особенно важны для этих профессий. Нередко эти ценные качества приобретаются в течение очень длительного времени, годами, а иногда и десятилетиями, но такой срок не обязателен. В экспериментальной части нашей книги мы покажем, что процесс развития и совершенствования качеств восприятия, необходимых для овладения мастерством в той или иной области, может быть ускорен и улучшен с помощью специальных упражнений.

Все сказанное можно отнести и к тому сложному виду восприятия, который принято обозначать термином «чувство времени». В самом деле, любая трудовая деятельность представляет систему действий, последовательно распределенных во времени. Процесс овладения трудовыми приемами заключается в выработке определенного способа действий, при котором требуемый результат достигается в минимальный отрезок времени.

Чем более совершенна организация труда, тем больше придается значения фактору времени. В Средние века подмастерье, допущенный к испытаниям на звание мастера, изготовлял оригинально сконструированный ларец, над секретными запорами и украшениями которого он трудился не один год. В эпоху неразделенного ремесленного труда в понятие квалификации еще не включался критерий времени. При работе вручную и простым инструментом время выполнения той или иной операции определяется темпом и количеством двигательных приемов. Это так называемое ручное время как бы сливается с двигательными усилиями и не выделяется в качестве некоторого отдельного интервала. В процессе ручного труда рабочий является полным хозяином своего времени, он в любой момент может изменить темп, прервать работу, у него нет технологической необходимости соразмерять свое время.

С переходом от индивидуального труда к мануфактуре, от мелкосерийного к крупносерийному и массовому производству все более уточняются нормативы времени для выполнения определенной работы. Появление машины влечет за собой выделение приемов, сопряженных с движениями вспомогательного типа, связанными с включением машины, наблюдением за ее работой и выключением. В процессе наблюдения за работой машины возникает необходимость точной и своевременной оценки машинного времени. Наблюдение, осуществляемое, большей частью зрительно – либо по приборам, либо по непосредственному ходу обработки, – представляет своеобразное состояние ожидания, при котором напряжение возрастает по мере приближения к моменту активной реакции. В начальной стадии овладения процессом механизированной обработки, когда еще не выяснен более или менее точный интервал машинного времени, необходим непрерывный контроль за автоматическим ходом машины, чтобы сохранить состояние готовности к своевременному реагированию. Но в дальнейшем чувство времени становится столь точным, что рабочий может обслуживать и расположенный рядом другой агрегат, поспевая в нужный момент для выключения каждого из них. Подобного рода отсроченные во времени реакции можно наблюдать у представителей самых разнообразных видов труда: в машиностроении – это разнообразные виды станочных специальностей, в металлургии – горновые, сталевары, вагранщики, в текстильной промышленности – ткачихи, прядильщицы, в химии – аппаратчики, каландрщики, вулканизаторы.

О точности оценки времени работы машины можно судить по следующему примеру, заимствованному нами из исследования В. М. Когана, посвященного анализу работы машиниста подъемной машины в шахте. Машинист управляет агрегатом, автоматически опускающим и поднимающим клеть с людьми или углем на 500–600 м. При помощи рычагов машинист включает барабан, машина набирает скорость в течение 200–240 с. За 10–15 с до остановки машинист включает тормоз и, замедлив ход клети, останавливает ее – «сажает на кулаки». Для зрительного контроля за положением движущейся клети перед машинистом на стене находится индикатор – уровень, по которому можно определить момент включения тормоза и остановки машины. Однако при опросе опытных машинистов, много лет безаварийно выполнявших эту весьма ответственную работу, выяснилось, что практически они почти не обращаются к зрительному контролю, так как вполне точно ориентируются во времени. Следует отметить, что время подъема и спуска людей отличается от времени подъема и спуска груза и порожняка.

Другой пример. Чувство времени служит очень важным вспомогательным ориентиром для работающих у автоматически действующих печей, так как оно позволяет им на некоторое время удаляться из зоны повышенного облучения.

Тенденции современного развития техники в направлении автоматизации и механизации производства приводят к увеличению числа так называемых наблюдательских профессий, а значит, и к все большему значению контроля за автоматически действующими механизмами. Длительное сохранение готовности к своевременному реагированию требует постоянного напряжения для сопротивления автоматизации, которая свойственна зрительному и слуховому анализатору, пожалуй, даже в большей мере, чем двигательному. Об этом свидетельствуют факты «рассеянности» электромонтеров, дежурных у распределительных щитов, наблюдающих за показателями нескольких приборов. Вследствие своеобразной негативности адаптации дежурный, хотя и смотрит на щит, но не всегда замечает изменение в положении стрелок. О том же говорят и факты эпизодического «незамечания» звуков радиослухачами, дежурными акустиками. Многим дежурным удается бороться с автоматизацией благодаря чувству времени – повышению готовности к всматриванию или вслушиванию через небольшие отрезки времени.

Не меньшую роль играет чувство времени в тех случаях, когда необходимо придать работе равномерный характер и уменьшить естественные колебания рабочего темпа и ритма. Давно установлено, что и у вполне квалифицированного работника в самом начале дня процесс работы характеризуется некоторой неслаженностью, неритмичностью, меньшей производительностью. Необходим некоторый период для достижения максимальной производительности. Этот период принято называть периодом «врабатывания».

Период врабатывания представляет собой особую форму упражнения, необходимую для ежедневного восстановления системы навыков. В этот период достигается слаженность рабочих приемов. Сами по себе отдельные приемы почти не варьируют в отношении длительности выполнения, но для человека, не достигшего полной слаженности приемов, характерны удлиненные микропаузы, возникающие при переходе от одного приема работы к другому. Опытный работник, приходя на работу, прекрасно знает, что и как он будет сегодня делать, но в процессе «вхождения» в работу ему приходится затрачивать дополнительные усилия для установления некоторого общего импульса, обеспечивающего непрерывность перехода от одного рабочего приема к другому. Отсутствие такого импульса отражается прежде всего на увеличении пауз между действиями. Паузы эти метко назвали «порами рабочего времени». Но даже тогда, когда период врабатывания закончился и достигнута полная слаженность приемов, возникают новые источники колебаний темпа работы. Диапазон этих колебаний значительно меньше, и работа в небольшие отрезки времени протекает совершенно равномерно, однако за этим кажущимся однообразием скрывается постоянная динамичность, изменчивость. Установившийся четкий ритм работы все же изредка нарушается и требует периодического подкрепления новым усилием, притом тем чаще, чем интенсивнее, напряженнее работа. Вновь возникающие микропаузы обусловлены своеобразным истощением активности.

Анализ процесса непрерывной работы выявляет закономерные волнообразные колебания производительности, которые имеют недлительный цикл (в лабораторных условиях от 30 до 70 с). Обычно эти волнообразные колебания остаются совершенно незаметными ни для учитывающего работу, ни для самого работника, так как на более крупном отрезке времени следующие друг за другом повышения и снижения темпа интерферируются. Обычно принимают во внимание некоторый средний темп и ритм работы, который достигается без большого напряжения. В действительности, однако, этот средний темп скрывает чередующиеся во времени микропериоды более или менее интенсивных действий, когда работающий то делает дополнительные сознательные усилия, то снижает усилия. Какие механизмы лежат в основе подобных микроколебаний трудовой деятельности? В самом общем виде они сводятся к взаимодействию возбуждения и торможения, которое так убедительно раскрыто И. П. Павловым. Однако этого слишком универсального объяснения динамики трудового процесса недостаточно. Чтобы понять причины циклических колебаний производительности на малых отрезках времени, необходимо принять во внимание, что повторяющиеся в ходе работы относительно кратковременные циклы приемов самому работающему очень трудно соразмерять во времени. Им руководит либо малодифференцированный импульс («нужно работать скорее»), либо такие внешние опорные стимулы, которые могут быть приняты за ближайшую цель.

Процесс регламентации времени трудовых операций получил полное завершение в так называемой поточной организации производства, при которой технологический режим коллектива рабочих рассчитан по микроэлементам времени. Введение конвейера создает технические условия для выработки необходимого ритма, равномерного «предписанного» темпа. Таким образом, вместе с развитием форм организации труда фактор времени приобретает организующую роль.

В 1930-х годах в лаборатории психологии труда Института охраны труда были поставлены специальные опыты по изучению динамики поточной работы. В отличие от многочисленных исследований школы Крепелина, Бине и Анри и др., изучавших колебания производительности в индивидуальной работе лабораторного типа (непрерывный счет, корректура, сортировка и т. п.), научные сотрудники Института охраны труда О. П. Кауфман, Р. И. Почтарева и П. Г. Маркир провели наблюдения над группой работающих «непрерывным потоком» (мелкая однородная сборка). Детальная регистрация колебаний темпа каждого члена этой связанной группы показала интересную зависимость, позволяющую несколько глубже проанализировать причины микроколебаний в длительной работе. Несмотря на то, что в группу не подбирались лица с одинаковым темпом работы, и, следовательно, можно было ожидать снижения темпа вследствие задержки быстрых работников медленными, все же оказалось, что темп во всей группе не только ускорился (по сравнению с индивидуальным), но и стал относительно более равномерным. При групповой работе переживание монотонности ослабилось, так как ритм регулировался либо ожиданием подачи материала, либо необходимостью догнать соседа. Существенно менялись стимулы, когда более быстрый работник сидел перед медленным. Небольшой «завал» стимулировал равномерное ускорение и приводил к налаживанию ритма работы. Наоборот, опережение (своеобразный «задел») отдаляло стимул, и через некоторое время возникала вариативность темпа, сходная с колебаниями темпа в условиях индивидуальной работы. Вследствие различных условий стимуляции создавались тенденции к более равномерному темпу – медленный работник оказывался в благоприятных условиях, стимулирующих ускорение, а быстрый работник, не получая дополнительных поощрений, сохранял свойственный ему темп.

С точки зрения интересующей нас проблемы времени эти опыты проливают свет на сложные взаимоотношения внутренних и внешних условий стимуляции. Человек при индивидуальной работе лишен непосредственного индикатора, характеризующего интенсивность его усилий, кроме количества выполненных им изделий. Заполненное время не сопоставляется обычно с дробными объективными измерителями времени (минутами, секундами), и время, затрачиваемое на одно изделие, может несколько варьировать. Осознание временной характеристики элементов работы возникает лишь при заметном замедлении темпа. Именно в эти моменты и возникают дополнительные усилия к ускорению.

В условиях коллективной работы к объективным стимулам присоединяется новый мощный фактор – цикл операций другого человека, находящегося непосредственно перед работающим или за ним. Время, затрачиваемое на операцию соседним рабочим, имеет большую дробность, чем при индивидуальной работе, и поэтому значительно легче достигается осознание темпа своей работы. Постоянное сопоставление своего темпа с темпом работы других содействует выработке большей ритмичности и равномерности работы всей цепи.

Эти опыты заставили задуматься над вопросом о возможности перенесения преимуществ коллективной работы на условия индивидуальной работы. Решить эту задачу можно было путем дробления времени и доведения до сознания работающего дробных отрезков времени, соответствующих рабочим циклам. Были поставлены опыты с применением специальных приборов для автоматической регистрации производительности в ходе работы.

Из различных приборов, применяющихся для автоматического хронометража, предпочтение было отдано хронографу Поппельрейтера (Arbeitsschauuhr). Этот прибор позволяет производить точную запись времени выполнения каждой операции, микропауз между операциями и вынужденных перерывов. В опытах, проводившихся В. М. Коганом (лаборатория психологии труда Института охраны труда), Наблюдения велись за работой кузнеца цеха горячей штамповки, изготовлявшего шатуны для автомобиля (Автозавод имени Лихачева). Темп работы кузнеца-штамповщика достаточно высок: время операций изготовления двух шатунов (сдвоенная заготовка) – 18–24 с. Уже в предварительной стадии наблюдения выяснилось, что время выполнения самой операции относительно мало колебалось: цикл, включающий 10–12 ритмических ударов парового молота, длился от 12 до 14,4 с. Значительно изменялось время вспомогательных приемов: захват ножницами заготовки и переход к укладке заготовки на штампе, проверка ее положения перед первым нажимом на рычаг молота – все это длилось от 3 до 9 с. Наблюдения в дни технического простоя показали, что экономия времени кузнецом достигается в основном за счет этих вспомогательных приемов; когда рабочий стремится восполнить пропущенное время, он сокращает время подноса и укладки до минимума (2–3 с). Но в обычные дни бесперебойной работы колебания вспомогательного времени значительно возрастали, и установить какую-нибудь закономерность изменений темпа не удалось. Если исходить из времени выполнения отдельной операции, то часто оказывалось, что в середине работы встречались и более медленные циклы, чем в конце. Частота возникновения таких медленных операций, длившихся более 24 с, встречалась все же преимущественно в конце работы, но это удавалось отметить лишь в те дни, когда кузнец не спешил и работал нормально.

В процессе работы возник вопрос об осведомленности рабочего в распределении продукции по отрезкам рабочего дня. Оказалось, что кузнец по количеству находившихся в печи заготовок хорошо знает общий объем работы, но он никогда не может сказать, сколько он сделал за час или до обеденного перерыва. Его представления о производительности выражались общими фразами («хорошо работали, но печь задерживала»). Он знал также зависимость между темпом работы и наличием простоев: чем больше потрачено времени непроизводительно, тем быстрее должен быть темп.

Эти факты привели к постановке следующего опыта: одного из рабочих стали информировать об объеме выполненной им продукции – сначала через каждый час, а потом через каждые 30 мин. Ввиду того, что в работе часто встречались простои, рабочему сообщалось также и среднее время штамповки одного шатуна. Информация была примерно такая: «86 шатунов, 8 мин простоя, время изготовления одного шатуна 18 с». При предварительной обработке материала обнаружилось, что уже такая простая информация имеет существенное стимулирующее значение. Если в начале месяца почасовая производительность колебалась между 80 и 90 шатунами, то в конце месяца она в среднем достигла 100. Кроме того, выяснилось, что непосредственно вслед за информацией рабочий в течение первых 10 мин. увеличивает темп работы.

Исходя из этих наблюдений, был введен более дробный учет производительности и изменена форма извещения рабочего о сделанном количестве. Вместо прежнего сообщения: «столько-то шатунов, такой-то простой, столько-то времени на один шатун», рабочему говорили: «за полчаса сделано 46 шатунов, в следующие полчаса нужно изготовить 48 шатунов» (учитывались средние данные за предшествующие 3 дня). Последующие наблюдения показали, что во всех случаях, кроме часов, когда время простоя превышало 15 мин, производительность во вторые 30 мин всегда превышала на 2–6 шатунов производительность предшествующего получаса.