Текст книги "Дневник невестки"

11. Свадебка

Свадьба – событие важное, но волноваться не стоит, вам же не в космос лететь. Если стыковка пройдет неудачно – не страшно, просто вернетесь вы в село родное, и даже парашют не потребуется.

В своей комнате общаги я облачалась в белое платье. Антон пошел срочно купить себе обувь в ближайший магазин. Туфель подходящих у жениха не оказалось, а костюмчик был, специальный был костюм для брачных регистраций, старший брат Левушка женился в нем уже два раза. Да, и оба раза удачно, вы угадали.

Аллочка, моя соседка, наглаживала белую сорочку для жениха, какие-то подружки распивали первую бутылку шампанского, кто-то мне волосы крутил на щипцы, кто-то красил мне ногти… А я сижу и думаю: «Зачем? Зачем все это?»

Антон вернулся с новыми туфлями, переобулся, надел костюм и вспомнил, что забыл купить букет. Так что ему пришлось снова выйти в город.

Я поняла, что потеряла обручальное кольцо, и начала искать его по ящикам, по сумкам… «Кольцо! Кольцо! – кудахтала я. – Не понимаю, где мое кольцо? Кошмар! Я без кольца осталась! Кто-нибудь видел мое обручальное кольцо?»

Должно быть, нервы дергались из-за погоды. Она менялась. С утра все небо затянуло тучами, шел дождь, на улице у нас была такая грязь… И совершенно не хотелось выходить, тащиться в ЗАГС, мести белым подолом наши тротуары… И вдруг пошел снежок! Как по заказу, он начал падать и за два часа прикрыл все наши безобразия.

Не страшно это все, внимания не обращайте… Нервишки пляшут у всех невест. Потому что мы переоцениваем значение момента. Напрасно. Свадьба – это вообще мероприятие для родственников, а невеста там вначале только помелькает. Для невесты самое главное – купить удобные туфли, чтоб без ущерба отскакать положенное время.

Туфлишки я себе купила, а платье сшить пришлось самой. Не то чтобы уж очень я хорошая портниха, а просто на меня ничего не налезало. На четвертом месяце у меня еще не было живота, но талии тоже уже не было. Неделя оставалась у меня до свадьбы, а платье не нашлось. Тогда я просто села на досуге, прокрутила клипы Аллы Пугачевой и соорудила балахончик по лекалам, естественно, Валентина Юдашкина.

Некоторые девушки выходят замуж не за мужа, а за свекровь. Я слышала историю про то, как одна умная девушка взяла и вышла замуж за негодяя Балабаева. Она прекрасно знала, что Балабаев негодяй. Пил много, дрался и ничего не умел. На свадьбе кто-то из гостей не удержался и спросил невесту: «Зачем же ты, такая умница, выходишь замуж за этого негодяя?» Она ответила блестяще. Обняла балабаевскую мать и сказала: «Я выбирала не мужа, я выбирала свекровь». Ей многие похлопали, заметили, что «ах, не по годам умна невеста»… На свадьбе Балабаев нахлестался, и следующим утром невеста вышла к гостям с фингалом. И только года через три до девушки дошло, что все это время ей приходилось трахаться не со свекровью, а с мужем, с негодяем Балабаевым.

– Бедная девочка! – Мама звонила подругам и плакала. – Шьет себе платье! Сама! Своими маленькими ручками! Что она там сошьет-то? Боже мой!

– Нормально все, – несколько раз уверяла я ее. – Я им такую морду сделаю… Все будут думать, что это платье от Кардена.

Морду сделала. О!.. Все соседи мои по общаге, мои легкомысленные однокурсники всех мастей – русские, арабы, негры, китайцы выглядывали из комнат посмотреть, как я выплываю в белом балахоне с голыми плечами и плыву по нашим темным коридорам. На регистрации я тоже отстояла с наглой мордой, как будто это была не первая моя свадьба, а третья или пятая.

Дежурная в оранжевом жилете меня спросила:

– Вы согласны заключить брак с вашим другом Зильберштейном?

А я так голову откинула небрежно и отвечаю:

– Да, согласна.

– Что? – Меня почему-то никто не расслышал.

– Согласна! – пришлось повторить.

Брат Левушка старательно фотографировал все это безобразие с Мендельсоном. Ловил удачные моменты: мать моя всплакнула, отец Антона перекрестился, Роза Михална поправила шляпку, свидетели начали строить глазки друг другу, и я облизнулась, когда Антон надевал мне кольцо…

Из ЗАГСа мы сразу поехали в церковь. Венчаться убедила моя мама, она сказала:

– Надо, чтобы уж наверняка.

О, вы бы видели, какой у меня был кортеж! За мной тащился весь наш побитый русский автопром. Одна машина съехала в кювет, там за рулем сидела наглая рыжая баба, ее сопровождали двое мужиков. Один был муж, в другом читался любовник. «Кто эта рыжая?» – спросила я, потому что видела ее первый раз в жизни. Мать объяснила туманно: «Это наша дальняя родственница».

Дорога была скользкой – после осенних дождей и первого морозца. Эта рыжая не вписалась в поворот, нос ее колымаги завис над оврагом, а оба ее мужика сидели и ждали, спасет их кто-нибудь или не спасет.

Помощь пришла. В следующей машине сидели Роза Михална и моя мама. Моя сразу же схватилась за сердце:

– Какая нехорошая примета! Машина вылетела по дороге в церковь!

А легендарная Роза спокойно, не спеша из тачки вышла, перчатки натянула, уперлась в зависший капот… и подтолкнула. Блондинка в красном! Вытаскивает тачки из кюветов. Аплодисменты женщине!

Я ехала в первой машине. Это была грузовая «Газель» любезного папочки. В фургон залезли все наши друзья. Лампочки там не было, так что сидеть им пришлось в темноте, но недолго, всего сто километров по трассе – мы же расписывались в областном городе и потому венчаться ехали домой. А темнота – друг молодежи, как известно, и Левушка, конечно, прихватил бутылку водки, поэтому они там всю дорогу хохотали и пили из горла. Когда мы подкатили к церкви, свекор отпер дверцу. Друзья выпрыгивали из фургона, как арестованные из милицейской будки, и щурились на солнце.

Рядом у ограды парковались отмытые машинки из чужих кортежей, с кольцами и куклами на капотах. Оттуда выползали, чуть согнувшись, чтобы не помять прическу, невесты в пышных театральных платьях и веселые мордастые родственники. Все притоптывали на морозце, и от пышных загримированных женщин разлетались сладкие запахи: духи и лак для волос сильной фиксации. А я, такая скромная и милая, шагнула на снежок, и чернобурку из старинных сундуков поправила небрежно, и мой янтарь из бабкиной шкатулки засверкал… И все кругом такое беленькое было, снег летел, а крест горел на солнце, крест нашей церкви…

Мы с Антоном венчались по-честному, мы верили в силу обряда. К тому же он узнал одну народную примету. Оказывается, после венчания жених с невестой должны выходить из церкви, обязательно взявшись за руки. Руки нельзя отпускать ни в коем случае, что бы на пути ни случилось. Антон меня предупредил об этом, а я еще тогда подумала: «А что уж такого может случиться на пороге церкви?»

И вдруг, когда мы выходили, мне показалось, что на улице среди людей, которые толпились у машин, стоит мой папа. Это был глюк. От усталости. Я это понимала, но мужчина был очень похож на отца. Рост, прическа, нос длинный… Он смотрел на меня издалека и нервно улыбался. Совершенно некстати я вспомнила нашу последнюю ссору, когда орала на него: «А тебя с твоей черной рожей на моей свадьбе не будет!» От этого воспоминания я вздрогнула.

Мужик пропал. Но тут же непонятно откуда возникла маленькая старушонка. Смешная, в красной шапке, она стояла в стороне на паперти и почему-то резко двинула прямо на меня. Ей обязательно захотелось протиснуться в храм между мной и Антоном. Я уж было хотела уступить дорогу этой старушенции и чуть не отпустила руку, но Антон держал меня крепко. «Фу!» – скомандовал он бабке, и она испарилась.

Откуда бабка? Что за мужик? Не знаю. Должно быть, это были все мои грехи в человеческом воплощении, они пытались взять реванш над моими благими намерениями.

После этого осталось последнее испытание – мост. Вы, конечно, знаете этот варварский обычай – таскать невесту через мост и вешать на перилах замок, чтобы любовь была вечной. В каждом городе есть такой мост, где ограда увешана самыми разными замками. У нас народ предпочитал замки амбарные.

Антон в те времена был стройным хрупким мальчиком. Но я-то… Серьезная женщина – нелегкая ноша, и вам, возможно, очень бы хотелось, чтобы муж поднял меня на руки и протащил тридцать метров, надрываясь, кряхтя, поднатуживаясь…

У моста наш папочка любезный притормозил и усмехнулся.

– Донесешь? – спросил он.

Антон обнял меня покрепче на заднем сиденье, как будто взял на руки, а я обхватила его за шею и подняла ноги – изобразила, что меня несут. Наш любезный папочка ме-е-е-дленно проехал по этому мосту.

– Ну что, зачет? – спросил Антон.

– Зачет! – закричали ему из фургона.

И кто-то бессовестный вставил это противное, колхозное:

– Горько! Горько!

Наши свидетели начали целоваться. Они познакомились утром, но эта тяжелая работа – держать венцы над головой – их сплотила, и пальчики у них переплетались между сиденьями и складками пальто. Мне почему-то стало грустно, когда я это все заметила. И мне страшно захотелось есть.

12. Тосты

Семейные традиции – это ключ к замочку. Дешевле воспользоваться, чем ломиться в закрытую дверь.

Скажите, девушки, что у нас самое главное за свадебным столом? Меню? Посуда? Может быть, карточки с именами гостей? Может быть, свадебный торт? Нет, нет, нет. И даже не водка. Самое главное за свадебным столом – подхалимская речь.

Среди всех народных традиций, а к ним обычно я отношусь небрежно, традиция подхалимской речи – одна из немногих, которую сохранить нужно. Она позволит избежать опасных импровизаций. Сейчас я это понимаю, но тогда, на собственной свадьбе, я ничего не знала о хвалебных песнях. А это выглядело примерно так.

Моя мама поднялась и начала крутить за ножку бокал шампанского. Она ловко надела маску восхищения, и взгляд ее упал на Розу. «Ну все, – я тут подумала, – сейчас споет». И мама вдохновенно приподняла изящный подбородок.

– Сонечка! – Она ко мне сначала обратилась. – Тебе ужасно повезло!..

Тут сразу все захохотали, и Левушка особенно, а моя мама с нежностью посмотрела на монстра в красном платье и подняла бокал повыше.

– Тебе досталась мудрая и сильная свекровь…

Дальше пошел народный напев с едва заметным кавказским акцентом, пересказывать не буду, но что хочу заметить – в подхалимских речах, как и в хороших тостах, обязательно должны быть достоверные факты. Мед жалеть не нужно, от комплиментов еще никто не умирал, но для того чтобы не увязнуть в сиропе, нужно приплести в свою речь хотя бы одну живую правдивую деталь.

Моя мама реагировала быстро.

– Сегодня по дороге в церковь, – напомнила она, – когда случилась страшная авария…

Тут снова все захохотали, никто не понял, что степень опасности была преувеличена намеренно, а мать продолжала серьезно:

– Наша легендарная Роза Михална… как бабочка вспорхнула из машины… в нашу русскую грязь… в чернозем!.. и легким движением… Ля-ля, тополя…

Про бабочку прокатило нормально, все улыбнулись, когда мою свекровь, которая на ринг выходит в тяжелом весе, сравнили с бабочкой.

В дешевой забегаловке никто не придирается к пятнам на скатерти. От инвалида-колясочника никто не ждет прыжков с шестом. А на невестку почему-то обижаются. Опять же из-за неоправданных надежд. Свекровь на что-то там такое понадеялась, какой-то образ будущей невестки себе нарисовала, какие-то достоинства придумала, приданое распределила, размечталась, как молодуху будет жизни учить… И тут сынок ей предъявляет суровую реальность.

В свою очередь, Роза отыграла ответную партию блестяще. Она подошла с бокалом к моей матери и расцеловала ее. Целовала звонко, смачно, троекратно. Родня похлопала.

А я-то, глупая, не понимала, к чему все эти выкрутасы. Я мать свою ругала за концертный номер. И вот сейчас, спустя пятнадцать лет, до меня наконец-то дошло – да, это был хороший образец свадебной подхалимской речи.

Как же быть, если вы не виртуоз-исполнитель? Элементарно готовьтесь заранее. Традиции нужно соблюдать не для красоты и веселья, а в целях безопасности. Зачем, вы думаете, мы дарим друг другу все эти подарки? И почему у нас в России жених покупает два кольца – и себе, и невесте? А если вдруг он вздумает поступить как католик и купит только одно кольцо, ему и его маме этот фокус будут припоминать всю жизнь. Потому что традиция – это ключ к замочку, и я вам точно говорю, дешевле будет этим ключом воспользоваться.

Не поняли меня? Смотрите, я вам сейчас представлю пример плохого, неподготовленного выступления, и тогда все сразу будет ясно.

Свекровь моей свекрови, Бабуля, как называют ее в семье, тоже решила нас поздравить.

– Ну, уж теперь, живите… – она сказала. – Дай бог, чтоб все у вас там было ничего…

Бабуля смотрела на меня с тревогой и опасением. Может, платьишко мое не понравилось. А может, в целом моя кандидатура. Бабуле никакие кандидатуры, кроме действующего президента, не нравятся.

Невеста должна быть с приданым, из уважаемой семьи – то есть из семьи, которую в городе уважают большинством голосов. Подобное убеждение было у нас распространенным, и Бабуля его разделяла, несмотря на то, что сама была дочерью неграмотной крестьянки и не было в ее приданом ни соболей, ни золота.

Она изобразила жалкую улыбку и обратилась ко мне лично:

– А если что… так мы ему и скажем: «Сам выбирал»…

Мне по неопытности или от волнения сразу захотелось достать пистолет и прикончить бабульку. Но я головку на бочок склонила и выдала слащавое «ха-ха». Муж, который продолжал держать меня за руку, сжал ее сильнее.

– А то ведь всякое бывает. – Бабуля улыбнулась застенчиво. – Сейчас оно, конечно, хорошо, а как начнутся трудности…

Дед быстренько смекнул – пора винтить со сцены – и вытащил конвертик.

– Ну… Счастья вам! – Он начал бодренько. – Здоровья вам! Любви вам с Соней…

Бабуля не дала ему закончить и вставила несогласованную реплику:

– …мы, правда, думали, что он нам Веронику приведет. Да вот оно как повернулось…

Старушка, как видите, совсем не подготовилась. А у меня из-за беременности заметно притупилось чувство юмора, я совершенно не поняла ее шутки. Только когда Роза Михална мне подмигнула через стол, я догадалась – это юмор, это какая-то русская народная потешка.

Дед настойчиво протягивал конверт Антону, но бабушка еще не отплясалась.

– А уж какие были переживания… – вздохнула она, покачав головой. – Какие уж переживания были с Вероникой…

– Спасибо, бабушка! – Антон поклонился ей и забрал конверт.

– …ведь вот какие были переживания! – Бабулька зациклилась. – Я даже удивилась: это ж надо же, какие переживания-то бывают…

Любезный папочка усмехнулся и, как старушка, прогутарил:

– Да уж какие уж такие-то переживания? Чтой-то мы не помним никаких переживаний!

– Ой, не-е-ет… – Бабуля не сдавалась, – Были, были переживания…

Тут можно было бы вполне достать кинжал и долго любоваться на конвульсии, но Роза Михална решила вырубить свою свекровь мягким способом.

– Чудесные у вас котлетки, мама! – протрубила она ей.

Это был испытанный метод легендарной Розы – нейтрализация неожиданным комплиментом. Сработало. Бабуля сразу же переключилась с переживаний на котлеты.

– Правда? А то ведь я боялась, что не понравятся…

– Понравились, – кивнула Роза. – Смотрите – смели все подчистую. Значит, понравились.

Гости закивали, и Бабуля от счастья расцвела на глазах. Роза Михална попала в точку. Котлеты были специализацией Бабули. Она, как я уже говорила, всегда их жарила – на свадьбы, на поминки, на Новый год и на дни рождения. Она была стабильной женщиной, от нее невозможно было ожидать чего-то вдруг такого… к примеру, фрикасе… Экспериментов она не любила – четко котлеты. И странно, как она не догадалась, что в семейной дипломатии точно так же, как на кухне, нужно следовать только испытанным рецептам. Куда ж тут без цензуры, господа? Если даже Пушкин лучшие свои экспромты редактировал два дня!

Фристайл за свадебным столом разрешается только комическим старухам. У нас была такая, Марья Ивановна, мать легендарной Розы. В семье ее звали – Боевая старушка, она мне подмигнула хитрым глазом и заявила:

– Сонь, ты их тут никого не слушай. Они тут все нерусские…

13. Союзники

Бабушки часто дружат с невестками.

Потому что делить внука и делить сына – это совсем разные вещи, градус страсти в любви к внуку гораздо ниже, чем в любви к сыну.

Там только чистая честная любовь.

И это в очередной раз подтверждает животную природу высоких отношений.

– «Нерусские» – это было главное ругательство нашей Боевой старушки. За ним могла скрываться любая патология. Главными чертами русского характера она считала великодушие, смелость и чувство юмора. Если у человека не было хотя бы одного из трех достоинств, Марья Ивановна считала его нерусским.

Она сидела в центре выставленного в форме буквы «г» свадебного стола и хитро из-под бровей поглядывала – как маршал Кутузов с полотна «Совет в Филях». И мне подмигивала. А я ей отвечала таким же прищуром. Приподнятая бровь мне совершенно не идет, но тут бороться бесполезно – бровь сама ползет вверх, если пахнет какой-то интригой.

– Сонь… Никого не слушай, – сказала Марья Ивановна. – Я рада, что ты здесь. А то ходила тут одна… Не помню, как зовут… Зануда! Я за тебя всегда болела.

Брат Левушка подошел сфотографировать Боевую старушку крупным планом, он тоже через бровь прищурился. Понимал – сейчас начнется монолог.

– Не пугай меня… – произнес он из-за фотоаппарата.

Марья Ивановна кокетливо отмахнулась от старшего внука. Потом кивнула на младшего, то бишь на Антона, и говорит мне:

– А на этого внимания не обращай. Если вдруг его три дня не будет – ты не переживай, куда он денется? Придет подвыпивший, в помаде, весь помятый – а ты смотри и улыбайся. И не встречай его в халате, нечесаная и уставшая… Надела платье новое – и ни о чем не беспокойся. Уборка, стирка – это глупости. Да пусть оно все зарастет! Да пусть хоть штукатурка на голову сыплется! Пока не кончится вся чистая посуда – не двигайся! Главное, чтобы ты сама всегда красивая была!

Я подошла поцеловать старушку, и Левушка успел запечатлеть наши сердечные объятия.

– Это даже удивительно, – заметила моя свекровь. – Просто какая-то любовь с первого взгляда…

– Вот все они такие… – вздохнул любезный папочка, – домашние монстры. Всю жизнь воюют, а как старость – такие лапочки становятся, такие лапочки… Советы раздают.

Он посмотрел с опаской на свою тещу и прошептал:

– Самое интересное, что она всю свою жизнь все делала с точностью до наоборот.

Да, Боевая старушка все делал наоборот. Непричесанная, в халате, она могла в любой момент спустить собак, но мужа обожала, как нам и не снилось.

Маруся с Мишей, так звали Деда, познакомились на фронте. Она ушла на войну в семнадцать лет, вот такая вот Боевая старушка. Дед был старше, на войну он отправился женатым. И дочь имелась. Под блокадным Ленинградом они встретились. Марью Ивановну отправили радисткой на Балтийский флот, Михаил Зильберштейн был уже там, командовал ротой в войсках ПВО, до прорыва блокады они охраняли Финский залив.

Подробностей осталось совсем немного. И орденов не дюже, и медаль у Боевой старушки была всего одна «За отвагу». Антон, когда был маленький, переживал немного: что ж у других-то вся грудь в орденах, а у нас-то…

– Что там было? – Он приставал к своей бабушке. – За что ты медаль получила?

Обычно во время душевных разговоров старушка пекла пирожки. Она была сосредоточена на своих начинках и отвечала коротко.

Список ожиданий. Попросите свою свекровь, пусть напишет в столбик все, что ждет от идеальной невестки. Пусть сочиняет, пусть затребует все, что ей в голову взбредет. А вы потом возьмите этот список и сожгите у нее на глазах. Да! Потому что мы, невестки, никогда не будем такими, как хочет свекровь. Мы такие, как нас слепили мама с папой.

– За что, за что… Снаряды я к орудию таскала.

– Ты же говорила, что была радисткой? Что, не нашлось других – снаряды таскать?

– Не нашлось…

Старушка не хотела отвлекаться, она выкладывала пироги рядами на большой дубовый стол и соображала, где у нее с капустой, где с картошкой, а внук задавал упрямый вопрос:

– Почему? Почему никого не нашлось снаряды таскать?

Боевая старушка отправляла в духовку поддон и насмешливо морщилась. Да как же можно не понять простую вещь? Убило всех, поэтому она ползала из блиндажа к зенитке с ящиком снарядов. Миша наводил орудия. Естественно, все это происходило под огнем. И повезло. Их не убило, и даже не ранило.

В сорок пятом Марья Ивановна вернулась в зеленый домик беременная и «с каким-то подозрительным евреем», как говорила ее тетка, та самая Заведующая библиотекой.

– Знаете что, Михаил… – решила Заведующая. – Я все понимаю: война, любовь… Но езжайте-ка лучше к жене. Возвращайтесь в семью, у вас там дочка, а мы уж сами как-нибудь… У нас тут тесно.

Дед уехал к жене, забабахал там еще одну девчонку и назвал ее Марусей, в честь фронтовой любви. А наша Боевая старушка решила ждать. Она ждала его еще лет десять и даже не сомневалась, что Миша вернется. Когда похоронили Заведующую библиотекой, он приехал в зеленый домик и, как все мы, попался в волшебное кресло. Наверно, шмякнулся с дороги отдохнуть, и так же, как меня, как папочку любезного, его и осенило: «Все, больше я отсюда не уйду».

Вот из-за этого деда, о военных подвигах которого он рассказывал в школе на классном часе, я и называла Антона другом Зильберштейном, хотя, по сути дела, он вовсе никакой не Зильберштейн.

Боевая старушка выбрала меня в подруги, и мы решили выпить. В моем фужере был грушевый компот, и у старушки тоже, мы были трезвенницами, она после инсульта, я по беременности.

– Пью за тебя!

Боевая старушка залпом выпила компот и хряпнула фужер о землю.

– Эх! Однова живем!

Моя дальняя родственница тут же подскочила с веником, подмести стекло. Эта рыжая слишком активно трясла своим развратным платьем и все время кричала то ли мужу, то ли любовнику: «Андрей, ты красивый! Андрей, ты красивый!» Роза Михална быстро направила эту энергию в мирное русло. Она определила родственницу в кухню, выдала ей фартук, и та пробегала как миленькая весь вечер с тарелками-подносами.

Кстати, наша свадьба была хорошим моментом для налаживания международных отношений. Роза пригласила своих сестер, дочерей отца, и обе еврейские тетки приехали и тоже встали поздравить нас с Антоном.

Старшая держала в тонких пальцах маленькую бархатную шкатулочку, а младшая, она была такая пышная дама, что плечи у нее ходили волнами, протянула большую плоскую коробку. «Белье там или покрывало?» – пыталась я угадать. А сестры с напряжением смотрели мне в глаза и тоже пытались угадать, хорошая я девочка или плохая.

– Мы так волнуемся! – задыхалась младшая. – Мы так волнуемся!..

– Марусик, правда… – И старшая заохала. – Я не пойму, чего ж мы так волнуемся?

Они никак не могли начать свою торжественную речь. Пришлось немножко их успокоить. Я улыбнулась теткам:

– Не волнуйтесь! Я хорошая девочка.

Ну, слава богу! Всем прям так сразу полегчало… Тетки отгрузили подарки, и музыку брат Левушка включил, и мы с Антоном вышли танцевать. Вроде даже вальс. Не представляю, как нам это удалось в маленькой гостиной, где, кроме рояля, раскинули еще и столы.

Вот и все, больше мне не пригодилось белое платье. В конце вечера я захотела его снять, пошла переодеться в родительскую спальню. Смотрю, а там сидят, обнявшись, как бездомные котята, и плачут две мои подружки.

– Что воете? – цыкнула я на них.

– Левушка такой хороший… – Они навзрыд мне объясняли. – Там нет, случайно, у Розы Михалны еще одного сына?

Как он успел их охмурить, мне было непонятно. Весь вечер Левушка не расставался с камерой, но я не сомневалась, что у него в кармане лежат телефоны и одной и другой.

Я скинула белое, переоделась и вышла в черном начинать семейную жизнь. На кухне застукала наших свидетелей. Они бесстыдно целовались в такой голодный умопомрачительный засос… Мне даже стало неприятно. Мне грустно стало! Вы поймите: одни стоят и посреди чужой свадьбы предаются внезапно вспыхнувшим страстям, а другим это больше не светит. Я разозлилась и фыркнула, как старая грымза:

– Развратники!

У раковины над горой тарелок стоял любовник дальней родственницы. Роза его пристроила мыть посуду, чтоб не тосковал. А пьяненького мужа она отправила освежиться на улицу, и он покорно чистил снег. С обеда повалило густо, как из пуховой подушки, и к вечеру осенний сад стал белым, началась зима.

А как же ночь? – вы спросите. Как же первая брачная ночь? Не смешите меня… Никто уже давным-давно не занимается любовью после свадьбы. Все эти разговоры по поводу первой ночи – все это лишь былины, предания старины.

Я устала, и мы с Антоном смылись от гостей, потопали одни по белой мягкой дороге на резервную квартиру, второе место дислокации семейства. Родители собирались подойти туда позже, они любезно нас пустили ночевать в свою спальню. Мы упали на розовое мамочкино покрывало и включили телевизор.

Мы смотрели кино. В тяжелый для Родины час меня обычно тянет на «Приключения Буратино». Лиса Алиса и Кот Базилио – эти аферисты всегда мне казались идеальной парой. Я знала, что у нас с Антоном тоже впереди сплошные поиски сокровищ.

В конце первой серии меня потянуло на солененькое. Антон позвонил своей маме, попросил аккуратно:

– Прихватите, пожалуйста, семги для Соньчика… И баночку икры… И мне бутылочку шампанского…

– Красиво жить не запретишь, – усмехнулась Роза Михална и предупредила: – Будем часика через полтора.

Полтора часа… А вы говорите брачная ночь. Мы завели будильник на шесть утра, чтобы успеть на первую электричку, и на рассвете смотались в наше бандитское логово.