Текст книги "О любимых гениях и о себе"

Глава III. Вместо Лубянки и расстрела – альпинистский лагерь «Джайлык», баллады Высоцкого о Великой Отечественной войне и воспоминания Стаса о военном детстве

1. Вызов в Москву на расстрел?

В один из дней пришло секретное приказание из ракетного министерства: срочно прибыть в Москву специалистам из КБ, испытывавшего «частично орбитальный бомбардировщик».

«Ну, все! Закончилась моя земная жизнь!» – подумал Стас и стал собирать пожитки.

В Москве, в главном институте ракетного министерства общего машиностроения ЦНИИМАШе на прибывших испытателей «бомбардировщика» глянули и улыбнулись:

– Коллеги, почему вы такие мрачные? Мы вас срочно вызвали не на расстрел! А для тщательного осмотра и анализа обломков американской стратегической ракеты. Она при запуске на мысе Канаверал потеряла управляемость и вместо Атлантического океана рухнула на Кубу. Фидель Кастро подарил американские ракетные обломки СССР.

Узнав об этом, «бомбардировочные» специалисты, причастные к Гавайям, поняли: квиты! Мы – американцев, они – нас! В результате – паритет.

Пришло лето 1967 года. В августе Стас отпросился в отпуск, ведь очередные запуски «частично орбитального бомбардировщика» прошли успешно. В секции альпинизма при спортивном клубе «Метеор» были рады отправить Стаса на Кавказ, в Приэльбрусье, в альпинистский лагерь «Джайлык». Он обслуживал ракетостроителей и атомщиков. Войдя на территорию лагеря, Стас услышал из динамика песню:

 
«… Отвесные стены… А ну – не зевай!
Ты здесь на везение не уповай
В горах не надежны ни камень, ни лед, ни скала,
Надеемся только на крепость рук,
На руки друга и вбитый крюк.
И молимся, чтобы страховка не подвела.
 –
Мы рубим ступени… Ни шагу назад!
И от напряженья колени дрожат,
И сердце готово к вершине бежать из груди.
Весь мир на ладони – ты счастлив и нем
И только немного завидуешь тем,
Другим – у которых вершина еще впереди…»
 

– Откуда эта прекрасная альпинистская песня! Как она четко передает суть всех нас горовосходителей! Кто ее автор? – воскликнул Стас, обращаясь к подошедшему начальнику учебной части лагеря мастеру спорта Попову.

– Высоцкий! Владимир! Ты еще не видел новейший кинофильм «Вертикаль»? Он о нас – горовосходителях! Его снимали рядом, в Баксанском ущелье. Мужчины из съемочной группы при моем участии поднялись на вершину пик Кавказ и выполнили норму новичков «Альпинист СССР». Киношникам и лично Высоцкому вручал значки «Альпинист СССР» мастер спорта Леня Елисеев. В фильме, в панорамах Главного Кавказского хребта просматриваются и Донгузорун-баши, и известнейшая гора Ушба. Она – испытатель мастерства горовосходителей! На Донгузорун-баши восходят новички. После восхождения они становятся альпинистами.

– Высоцкий – всего лишь новичок? А я думал – мастер спорта.

– Нет, артист и бард. Теперь стал значкистом. Фильм по технике восхождения прекрасен. Песни из него – наши, альпинистские, боевые. Но сюжет фильма слабоват.

– На Донгузорун-баши когда-то взошел и я. Как же Высоцкий, не будучи мастером спорта, сумел проникнуть в альпинистскую суть?

– Сам удивляюсь! Несколько месяцев вся киносъемочная группа жила рядом, в верховье Баксанского ущелья, в гостинице Иткол. Её консультировали наши ребята. И я в том числе. Наши консультации и восхождение на пик Кавказ сделали из Высоцкого нашим человеком.

Как будто лично для Стаса радист включил на всю территорию «Джайлыка», на всю мощь динамика еще одну балладу из «Вертикали»:

 
«Мерцал закат, как сталь клинка
Свою добычу смерть считала.
Бой будет завтра, а пока
Взвод зарывался в облака
И уходил по перевалу.
 
 
Отставить разговоры –
Вперед и вверх, а там…
Ведь это наши горы,
Они помогут нам!
Они помогут нам!
 
 
А до войны вот этот склон
Немецкий парень брал с тобою!
Он падал вниз, но был спасен,
А вот сейчас, быть может, он
Свой автомат готовит к бою.
 
 
Отставить разговоры –
Вперед и вверх, а там…
Ведь это наши горы,
Они помогут нам!
Они помогут нам!
 
 
Взвод лезет вверх, а у реки –
Тот, с кем ходил ты раньше в паре.
Мы ждем атаки до тоски,
А вот альпийские стрелки
Сегодня что-то не в ударе.
 
 
Отставить разговоры –
Вперед и вверх, а там…
Ведь это наши горы,
Они помогут нам!
Они помогут нам!
 
 
Ты снова здесь, ты собран весь
Ты ждешь заветного сигнала.
А парень тот, он тоже здесь.
Среди стрелков из „Эдельвейс“.
Их надо сбросить с перевала!
 
 
Отставить разговоры –
Вперед и вверх, а там…
Ведь это наши горы,
Они помогут нам!
Они помогут нам!»
 

Слова баллады Высоцкого бросили Стаса в дрожь!

– Виктор Павлович, неужели Высоцкий знал, что во время Великой отечественной войны Главный Кавказский хребет захватили те альпинисты из фашистской команды «Эдельвейс», кто ранее на том же хребте совершенствовал свое альпинистское мастерство вместе с нашими советскими горовосходителями? И те спасли одного из будущих фашистов?

– Что было, то было. Я лично рассказывал об этом случае Владимиру. А мои товарищи подтвердили рассказанное мною.

2. Первое детское воспоминание – река Медведица и фашистский самолет над железнодорожным мостом через нее

22 июня 1941 года Стасу до пятилетия оставалось не более трех месяцев. В те далекие июньские дни он многого не понимал из-за малолетства. Но через год пришло осознание беды, накрывшей страну. До сих пор перед Стасом не исчезают ужасные картины пожарищ в поселке Михайловка, что приютился возле станции Себряково на железнодорожной магистрали Москва – Сталинград. Сталинградская битва отразилась и на его нервах и нервах многих его сверстников.

…Называлась речка возле поселка «Медведицей». Впадала она в Дон. Берега у нее были лесными. Лесные чащи на Сталинградской земле можно найти только по речным поймам и холмистым грядам между речками Хопер и Медведица. О медведях в тех краях сохранились лишь предания. В наше время Медведицкие холмистые возвышенности стали знаменитыми из-за уфологов. Они ищут в небе над холмами скопления неопознанных летающих объектов. Слишком много рассказов о неопознанном услышали уфологии от местных жителей.

…Над рекой вознеслись фермы железнодорожного моста. В небе над ними появилась черная точка. Она выросла до облачка. Папа воскликнул: «Видите черное облачко, так это же фашистский самолет. Если он сбросит бомбу, то это бомбардировщик, если пролетит мимо, то это разведчик». Папа был в военной форме, на кожаном ремне кобура, в ней пистолет. Папа вынул из кобуры пистолет, прицелился, но не выстрелил: «Высоко летит, гад, не достать!».

С первых дней войны папу мобилизовали и отправили в полк связи НКВД готовить военных чекистов – связистов. Папа в тридцатые годы окончил Одесский техникум связи и был распределен в Михайловку начальником почты и отделения связи. 28 июня 1941 года папа был мобилизован и отправлен в Сталинградский полк связи при НКВД. Но перед майскими праздниками сорок второго года полк связи перевели из Сталинграда на Кавказ. Папа приехал в Михайловку на пару дней перед отправкой в Тбилиси. Маме он не рассказал о том, что его начальство, имеющее прямые связи с высшим руководством, получило сведения, что летом 1942 года Гитлер попрёт на Москву, а начальство пониже не исключает, что основной целью Гитлера будет Кавказ с его нефтяными промыслами. Но фашистам было бы необходимо захватить Волгу у Сталинграда, чтобы нарушить водный путь доставку нефти в центр России (В то время не была еще разведана нефть и построен нефтяной промысел на Севере Сибири с его нефтепроводами огромной протяженностью). В этом случае Сталинград не останется в стороне от боевых действий. Вот так в то время развивалась военная генеральная линия партии и руководства страны. Об этом стало известно Стасу перед кончиной папы.

Полк перевели из Сталинграда поближе к нефтяным промыслам в Закавказье.

В Михайловке папа удивился появлению самолета-разведчика над станцией Себряково.

– Надо срочно сообщить о фашистском авиаразведчике руководству, – сказал папа маме и умчался догонять свой полк.

Тогда мы не знали, что в конце 1941 года после окончания битвы под Москвой и в начале 1942 года в СССР готовилась особо секретная военная операция, провалившаяся весной 1942 года. Она была задумана для того, чтобы через Харьков и Запорожье выйти к Азовскому морю и устроить тем самым для гитлеровцев «котел» на юго-востоке Украины, в Донбассе. Кто бы мог даже предполагать тогда, что эта операция с особой трагической силой отразится на сталинградцах…

3. 1942 Год – Красная Армия в фашистском «котле» под Харьковом

После провала в 1941 году фашистского «блицкрига» под Москвой главнокомандующий Сталин поставил перед советскими военоначальниками задачу – разгромить фашистские войска в 1942 году. Генеральный штаб тут же разработал грандиозный план уничтожения гитлеровских войск (книга В. Абатурова, Р. Португальского «Харьков – проклятое место Красной Армии», Москва, издательство «Эксмо», 2008 год). Штабисты посчитали, что если враг был разгромлен осенью 1941 году под Москвой и был освобожден Ростов-на-Дону, то его силы на исходе. Поэтому врага необходимо добить, а для этого необходимо расколоть немецкие войска на Украине, нанеся удар по ним юго-восточнее Харькова. Овладев железнодорожными станциями Лозовая и Барвенково, перерезать железнодорожные магистрали в Крым и Донбасс. Затем освободить Запорожье и выйти к Азовскому морю. Таким образом, вся донбасская миллионная группа фашистских войск будет зажата в «котел» и будет уничтожена. Танковая армия фон Клейста, изгнанная из Ростова-на-Дону на реку Миусс, вынуждена будет покинуть миусский рубеж и оказаться в донбасском «котле».

А что задумал Гитлер? Из книги «Харьков – проклятое место…»: «В беседе с японским послом Осимой 3 января 1942 года Гитлер заявил: «Советы уже в следующее лето будут разгромлены… Я намереваюсь пока в центральном фронте не проводить наступательных операций. Моей целью будет наступление на южном фронте. Я решил, как только улучшится погода, снова предпринять удар в направлении Кавказа. Это направление важнейшее. Нужно выйти к нефти».

Из беседы Гитлера с главой Румынии Антонеску: советы «потеряли самых лучших солдат и технику, а теперь они только импровизируют» (из той же книги).

Из приведенного можно сделать вывод, что главы двух противоборствующих государств были высокого мнения о своих вооруженных силах и недооценивали противника.

Операцию на юго-востоке от Харькова возглавили командующий фронтом маршал Семен Тимошенко и член Военного совета фронта Никита Хрущев. Их предупреждали некоторые командира соединений о поспешности и неподготовленности наших войск к такой грандиозной задумке. Например, командарм 57-ой армии генерал К. П. Подлас. Он высказал мнение, что в битве под Москвой израсходованы огромные силы и средства, не мешало бы перед операцией их восстановить, иначе решение начинать операцию в январе 1942 года будет выглядеть шапкозакидательством. Генштаб проигнорировал такое мнение.

Немецкими армиями на Восточной Украине командовал генерал-полковник Фридрих Паулюс. Его ставка была в Харькове. Часть танковых соединений генерал-полковника Эвальда фон Клейста находилась юго-восточнее Харькова.

Начинался новый поединок командующих – советских и германских. Следующий произойдет между ними в Сталинграде и на Кавказе.

Операция началась 18 января 1942 года. Наши войска пробили брешь в немецкой линии фронта и рванулись к Лозовой и Барвенково, взяли их предместья. Образовалась на территории, занятой противником, брешь длиною почти в сто километров. Но немцы стали атаковать наши войска не в лоб, а с флангов, чтобы их зажать. На подмогу атакующим Паулюс выслал из Харькова танковые соединения, Клейст – часть танков из Миусского укрепвала. У Тимошенко и Хрущева для ликвидации их атак сил не хватило. Ставка Верховного Главнокомандования не могла помочь в достаточной степени, ибо только начала предпринимать меры для возобновления утраченных военных сил и средств в битве под Москвой.

Тимошенко-хрущевская операция растянулась почти на пять месяцев и закончилась в конце мая 1942 года катастрофой. Вместо того, чтобы выйти к Азовскому морю и тем самым создать «котел» для почти миллионной фашистской армии в Донбассе, Тимошенко и Хрущев сами оказались под Харьковом в «котле», не имея сил противостоять гитлеровцам. В плен попали 220 тысяч наших красноармейцев. Победу праздновали Паулюс и Клейст. Тимошенко выбрался из котла через линию фронта, используя овраги. Хрущев покинул позиции заранее по причине вызова в Генштаб. Сталин тогда заявил горе военоначальникам Тимошенко и Хрущеву: «Если бы мы сообщили стране во всей полноте о той катастрофе, которую пережил фронт, то я боюсь, что с вами поступили бы очень круто…».

Гитлер был рад успехам своих войск под Харьковом. У него появилась возможность реализовать свою идею о захвате Сталинграда, перерезать путь доставки кавказской нефти в центр СССР по Волге и подчинить себе Кавказ с его нефтяными промыслами.

4. Военное детство под Сталинградом

…Бомбы рвались и на станции, и в поселке. Вражеские самолеты пикировали на скопления составов с красноармейцами, на платформы с танками, пушками и снарядами. Эшелоны ждали своей очереди, чтобы отстучать на стыках рельс последний перегон к Сталинграду.

Целью фашистских самолетов была железнодорожная станция Себряково, ведь после ее уничтожения сопротивляемость Сталинграда резко бы снижалась.

У Стаса надолго отложилось в памяти, как во дворе дома жители вырыли глубокую длинную траншею, накрыли ее досками, получилось убежище. Рядом были картофельные огороды. Там играли дети пяти-шести лет.

Послышался рев самолетов. От одного из них отделилось что-то черное и понеслось на детей. От испуга Стас спрятал голову в картофельный куст. Раздался взрыв. Его что-то накрыло. Это была мама. Схватила его и унесла в убежище. Фашистские самолеты налетали тучами. Бомбы взрывались ежеминутно. Над траншей визжали осколки бомб, впивались в укрытие. Под ним в бомбоубежище прятались несколько семей. Только ночью затихло бомбовое варварство. Мама попыталась вывести Стаса из убежища. Но не тут-то было. Он сидел в углу траншеи. «Славик, Славик, фриц улетел», – уговаривала его мама. Но ее уговоры на него не действовали. От страха он оцепенел, потерял дар речи. Мама поманила его куском сухарика. Он попытался произнести «Дай», но получилось: «Д-д-д-д-…» Так он начал заикаться.

Это его первое военное воспоминание. Может быть несколько туманное. Но все последующее память держит цепко.

Страх был настолько велик, что с рассветом он убегал в убежище, сидел там днями. Из земляных стен траншеи при взрывах выползали черви. Тогда, с голодухи, пытался их есть…

Все это происходило в прифронтовой полосе на Сталинградской земле. Фашисты тогда пытались прорваться к станции Себряково.

Соседка сказала маме: «Наташа, фронт рядом. Если окажемся под немцами, не миновать расстрела. Потому что твой муж красноармеец и к тому же член партии. И мой – тоже». Вместе они решили перебраться туда, где их мало кто знал – в деревеньку поблизости. Там, вроде, и бомбили меньше. Отвезти упросили сторожа почты. Уложили домашнюю утварь на телегу. Затем осталось усадить детей. Но это было не просто сделать. Особенно Стасика, напуганного бомбами и заикающегося.

Путь лежал через железную дорогу. Станция Себряково начиналась рядом. Она была в черных зловещих клубах дыма. Стервятники подожгли пристанционные склады с мукой и сахаром. Рвались снаряды разбомбленного накануне красноармейского эшелона. Когда телега переезжала железнодорожные пути, бомбардировщики налетели вновь. Мама в ужасе закричала, видя, как от самолетов отделяются бомбы. Старик – возница натянул поводья, принялся хлестать лошадь, чтобы ускорить ее. Но лошадь – это не автомобиль. Животное, все же. Но не первой молодости кобыла не поскакала аллюром, не взвилась на дыбы, а упала между рельсами.

Вспышки разрывов, грохот, задрожала земля. Мама схватила сестренку, потом Стасика. Они переползли через рельсы и побежали по дороге, окунувшись в придорожную пыль. Стасик все время оглядывался и видел столбы густого черного дыма. Он заволок вокзал, водокачку, консервный завод, мельницу…

Перебравшись в деревню, они поселились в избе, до отказа набитой такими же, как и они беженцами.

В деревне разместился полевой госпиталь. Маму взяли работать в госпиталь, на кухню. Целыми днями она мыла котлы, скоблила столы, чистила картошку, выносила помои. Уходила с рассветом, приходила ночью. За ней, пахнущей едой, по пустынной деревенской улице всегда брели своры голодных собак. Перед сном мама варила детям свеклу и рассказывала, что число раненых увеличивается с каждым днем…

Сталинград сражался. Над деревней завязывались воздушные бои. Ухали зенитные орудия. Не долетев до цели, самолеты с крестами сбрасывали свой смертоносный груз на пригороды. В такие моменты дети прятались в кустах боярышника.

Люди ко всему привыкают. Привыкла к налетам и взрывам и детвора. В огороде устраивали игры, какое детство обходится без них! Игрушками были гильзы, солдатские фляги, пилотки. Кому-то удалось достать перочинный ножик или фонарик. И перед нами открывалось нечто новое, загадочное.

Прибегая в госпиталь, дети видели красноармейцев в окровавленных бинтах. После играли в «раненых». Огород превращался в лазарет. После очередной бомбежки Стасина сестричка перевязывала мальчишкам «раны». Дети уже не спешили прятаться в щели при виде самолетов, не пугали теперь их бомбы, прошло заикание. Словом, «обстрелялись»!

Нагрянул первый мороз. Он навалился сразу и надолго. Стайкой дети собирались в сарае вокруг обыкновенного чайника. Вода струйкой вытекала из него и тут же мутнела, густела, становилась твердой. Это стало для детей открытием. В то утро Стасику было не до войны. Покоя не давало новое для меня явление природы. Мороз был за тридцать градусов…

Приезжали со станции знакомые, рассказывали, что эшелонов на ней стало еще больше, что оставшиеся жители работают на восстановлении путей после бомбежек. На окраине поселка отрыты траншеи и окопы, хода сообщений. Многие дома превращены в огневые точки.

Враг приближался. По ночам зарево занималось на полнеба: горели прифронтовые деревни. Мама пришла как-то из госпиталя почерневшей. Сидела, положив сморщенные от воды руки на подол. Потом сказала, чтобы мы далеко не убегали. Возможно, и отсюда придется скоро уехать с госпиталем.

Деревня стала шумной. Танки поднимали снежные вихри. Вскоре, наполняя воздух железным грохотом, они ушли к Медведице. Обратным потоком тянулись санитарные машины, повозки…

В такие дни Стасик с сестрой почти все время проводили во дворе госпитальной кухни. Мама скребла котлы. Он вертелся возле прибывающих машин со стонущими людьми. Как-то очередной фургон, заснеженный, полуразбитый, замер у госпитального крыльца. Из него вынесли красноармейца. Стасик подошел к носилкам.

– Ты, малец, здешний? – спросил он, открыв глаза.

– Со станции Себряково.

– Со станции, говоришь? Не займут твою станцию немцы. Остановили их в десяти километрах от Михайловки. Излучина Медведицы оказалась им не по зубам. Невелика речка. Разве сравнить Медведицу с Енисеем? Из Сибири я. Хорошо мы, сибиряки, немцам врезали! Дали по зубам!

Стасик побежал было рассказать эту новость маме. Но она шла навстречу, улыбаясь, Эту улыбку он помнит отчетливо и сейчас, десятки лет спустя… Мама погладила его по головке, сказала:

– Скорее бы эта проклятая война закончилась! Сколько горя принесла она! – обняла его и заплакала.

О войне вспоминали и студенты Новочеркасского политехнического института имени Серго Орджоникидзе. В нем учился Стас. О том, что происходило в то время в Новочеркасске, рассказала ему сокурсница Людмила Дашковская.

Ее семья жила тогда на проспекте Ермака. Он содрогался от разрывов артиллерийских снарядов и мин. Фашистам была нужна кавказская нефть.

До сих пор Люся с содроганием вспоминает тот ужасный день. В ее дом влетел артиллерийский снаряд. Он разрушил входную дверь, пролетел через коридор, разбил дверь в комнату и взорвался в спальне. Шифоньер и буфет разлетелись в щепки, рухнули потолочные балки. Комната превратилась в груду обломков. Лишь уцелел угол, где висела икона, а под ней кровать, на которой спали пятилетняя Люся с мамой и бабушкой.

Впоследствии бабушка говорила, что семью Дашковских спасла икона.

Более пятидесяти лет дружат Стас и Демьян Саввин. Ныне Демьян Демьянович уважаемый студентами преподаватель НПИ, кандидат технических наук. Кажется, они знают друг о друге все. Но только в преддверии 65-летия Победы Дима поведал о первых днях оккупации Новочеркасска.

Тогда его отец был начальником цеха завода (ныне Новочеркасский электровозостроительный завод), где создавались артиллерийские орудия для Красной Армии. Он был ответственным за ликвидацию самых важных заводских производств, чтобы не достались врагу.

Он несколько дней готовил к взрыву завод. Прибежал домой, выложил на стол два килограмма манной крупы и сказал, что его группа должна последней покинуть Новочеркасск, взять с собой семью не может.

А через день во двор дома, где жили Саввины, въехал мотоцикл. На нем восседал немец в черной нацистской форме. Игравшие здесь мальцы остолбенели. На верхнем этаже дома в окно выглянула женщина и крикнула:

– Герр нацист! Здесь есть евреи! Вот тот мальчишка – еврей! – и указала на Диму.

Нацист подошел к Диме и приказал спустить штанишки. Внимательно окинул взором оголенное место и загоготал «Нон юде!» и на чистом русском языке заявил:

– А вы, дамочка, настоящая гитлеровская патриотка.

Дамочку и ее дочь взяли на работу в гестапо. Они донесли на маму Димы – жену коммуниста, но маме удалось скрыться. Когда был освобожден Новочеркасск, дамочка – гестаповка и ее дочь были растерзаны местными жителями.

Но оккупация продолжалась. Через некоторое время Новочеркасск был радостно взбудоражен: на железнодорожной станции был взорван фашистский эшелон с боеприпасами. Дима видел, как в небо взлетали вагонные колесные пары. Новочеркассцы поняли, что взрыв – дело патриотов!

Несколько раз во двор приходил назначенный немцами староста городского квартала, предупреждал жителей:

– Прячьте продукты, завтра будет немецкая облава, прячьте продукты!

Население воспринимало его, как защитника, оставленного советской властью для работы в тылу врага.

Пришел день, когда на лицах немцев появилось могильно-гробовое выражение, а на руках – черные траурные повязки. Новочеркассцы сразу же поняли: в Сталинграде фашистам дали пинком в зад!