Текст книги "Времена года. Книга стихов"

Времена года
Книга стихов
Станислав Викторович Хромов

© Станислав Викторович Хромов, 2024

ISBN 978-5-4474-8934-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ВРЕМЕНА ГОДА

В первую книгу стихов величайшего русского поэта начала 21 века Станислава Викторовича Хромова включены стихотворения сборника «Времена года».

Стихотворения Станислава Хромова проникнуты тонким мироощущением и лирикой повседневности.

Они радуют многочисленных почитателей творчества поэта, стали основой для популярных песен.

Первое стихотворение

 
Воскресенье. Стекла в инее.
Распечатаю окно.
Молодое в чашу синюю
Льется алое вино.
Вспоминаю за дорогою, —
Не терзаясь, не скорбя, —
Свежесть раннюю, далекую
Первых чисел ноября.
Бьют часы за стенкой древние —
То ли нечет, то ли чет…
И во встречном направлении
Время будто бы течет.
В доме спят. А я украдкою
Волю дам карандашу —
Наклонившись над тетрадкою
Первый стих свой напишу, —
Полечу межой рассветною,
Как пустынник в старину,
В ту далекую, заветную,
Нереальную страну,
Где шевелится под елками
Полумрак и снеговей,
Позабытыми проселками
Слушать музыку полей,
Где моей безлюдной отчины
Запустенье не страшит,
Где на травах у обочины
Иней розовый лежит,
Где былинные сказания
Убаюкивают Русь…
И куда я в наказание
Обязательно вернусь.
 

Старая пристань

 
Огромные камни, как стражи у плеса,
За ними домишки, пустырь, лебеда,
Шуршат по асфальту все мимо колеса
И редко теперь заезжают сюда.
Забытая пристань. Лишь изредка где-то
Подаст пароходик тревожную весть,
И если я знал, что такое край света
То это уж верно окраина есть.
За шпиль деревянный цепляешься взглядом,
И копией тут, хоть кому укажи,
Лежат бездыханные ржавые рядом,
Как дохлые щуки, стальные баржи.
Не здесь ли когда-то в далекое время
В такую же кроткую тишь и покой
В засаде звенело кочевника стремя,
И отзвуки битвы неслись над рекой!
Глядись целый день в бесконечные дали,
Но кто эти странные мысли поймет —
А может быть, чайки у них переняли
И дикие крики, и хищный полет?
Я вздрогнул! Потом тормоза завизжали,
Потом они вышли и скрежет затих,
Присели к воде на земные скрижали
И пива бутылки открыли о них.
Ничто не спугнуло идиллии сонной,
Лишь солнечный диск, непомерно тяжел,
Сигналил нам издали алой короной
О том, что еще один день отошел.
 

Вечернее небо

 
Уж окутались сумраком долы,
На закате межи пролегли.
Облачка, как пустые атоллы,
Расплываются где-то вдали.
Изумрудные росы вбирая,
Отражает свеченье трава,
И венчает подножие рая
В небесах золотая канва.
И спокойные мысли святые,
Уплывают невольно туда,
Где прорвав невода золотые,
Одинокая брезжит звезда…
 

Гнилые места

 
Зарастают излучины тиной,
Не бушуют опята на пнях,
И давно об охоте утиной
Позабыли уже в деревнях.
А пойдешь по знакомой дороге,
Вспоминая былые года,
Из-под ног, добавляя тревоги,
Неживая сочится вода.
Поглядишь исподлобья на ельник,
На березы, погибшие здесь,
И, как путник, покинутый в сельве,
Невзначай передернешься весь.
Что здесь стало! Болота и чащи-
Неизвестный пугающий лес!
В колеях высоко и щемяще
Отражаются клочья небес.
Словно вышел на адские круги
С неподвижным оскалом берлог,
Где рябины, согнутые в дуги,
Украшают затопленный лог.
И повсюду, заросшие мохом,
С допотопной какой – то войны
На земле в одиночку и чохом
Молчаливо лежат валуны.
Не встревожит шипенье гадюки,
Не обрадует птиц перелет —
У безжизненной тихой излуки
Даже ворон, и тот не живет.
А очнешься у самой плотины —
Где бродил! – За верстою верста
Мхи да кочки, дa заводи тины…
Мертвый волок, гнилые места!
 

Времена года

 
Когда осыпают деревья
На землю последние листья
И ветер стучится уныло
В закрытые на ночь ворота,
Под серым дождем монотонным
Задумаюсь снова о жизни,
А в темных аллеях тускнеет
Сусальная их позолота.
Когда на пустынных дорогах
Гуляет лишь вьюга да черти,
И тяжко во сне беспробудном
Забытые стонут могилы,
Под звездным мерцающим небом
Задумаюсь снова о смерти,
А в сердце вселенская стужа
Последние выстудит силы.
Когда в половодье бурлящем
Рассеются тени былого,
И в воздухе свежем и ясном
Леса отразятся и рощи,
Под их нарастающим звоном
О Ней я задумаюсь снова,
А песней любви и свободы
Пронизаны белые ночи.
Когда же природы цветущей
Распустится кокон прекрасный,
И яркие солнца бутоны
В пруду растворятся стеклянном,
Под знойным светилом палящим
Не стану грустить я напрасно,
А просто возьму и уеду
Бродить по лесам и полянам…
 

Обычное

 
Я помню: заря восходила,
И тени ложились к крыльцу,
И ты улыбалась так мило
Ее золотому венцу.
Зажглись на березах сережки,
Твой смех ускользал на бегу,
В конце заметенной дорожки
Искрилась веранда в снегу.
А дальше мохнатые ели
Глубокий покоили сон
И мрачно оттуда глядели,
Вздыхая ветрам в унисон.
Ну что ж, мне и это отрадно,
Что в памяти нашей живут
Аллея, березы, веранда
И белый под елями пруд…
 

Ранняя прогулка

 
Вот проснусь я однажды рано,
Натяну сапоги и плащ
И по полю в сетях тумана
Побреду, как промокший грач.
Мимо черной угрюмой пашни,
Чуть заслыша высокий звон,
Прямо к лесу, где елей башни
Окружили покой и сон.
И, зайдя под густые ели,
Вдруг почую, что где – то тут
Молчаливые бродят тени —
Не меня ли в дорогу ждут?
Не пора ли и мне без жалоб
Собираться в обратный путь?
Как легко и свободно стало б
Отрешиться куда – нибудь!
От всего, что давно не ново,
От чужих безразличных глаз,
От короткого сна земного
Что до смерти замучил нас.
Что саднит, как глухая рана —
Безысходен, жесток, тяжел…
А иначе, зачем так рано
Ты из дома сюда пришел?
 

Синий вечер

 
Вечер синий, вечер лунный,
В небеса столпы дымов,
Над окраиной безлюдной
Дремлют крыши теремов.
Я любил тебя такую —
Просветленную в печаль,
Я и сам порой тоскую,
Только мне себя не жаль.
Знаю, будет оно время-
Без молитвы и креста,
Из иного Вифлеема
Выйдет новая звезда!
Разойдутся ли по миру
Песни петь… Былая Русь!
Но за их чужую лиру
Я ручаться не берусь.
Знаю только вечер зимний,
Звезды яркие над ним,
Да узоры тайных линий —
Уходящий к небу дым.
Так ли ввысь и ты, Россия,
Отлетишь, наступит срок,
Как непризнанный мессия,
Как сгоревший уголек?
Мчатся блики, иней колкий
Покрывает все кругом…
Вечер синий, вечер долгий,
Не тревожься ни о ком!
 

Поэт

 
Короткий изводится вечер,
Туман за дорогами чист,
Взирают оплывшие свечи
На белый исписанный лист.
Чертит карандаш по бумаге,
Забыв назначенье свое —
Безвестные, тайные знаки
Выводит его острие.
И в этом немом откровеньи
Безумном, как времени ход,
Быть может, иное движенье
В иных измереньях живет.
Вот так, мой хороший, а ты то
Все думал пройти на ура,
Ты думал, что тайна зарыта
В корпенье пустом до утра.
Любил ты могильные плиты
И грозный над лесом закат,
Когда его светом залиты
Стога на покосах горят.
Когда на притихших угорах
Соборы возносятся ввысь,
И мысли твои в разговорах
Над ними, как стаи неслись.
Любил ты уступчивых женщин
И бойких, веселых девиц —
С бесовскою силой повенчан,
С полетом заоблачных птиц.
Ты тайно в ушедшие ночи
Скрывался, как в черный подвал,
Где карие ведьмины очи
Божественным даром назвал.
Где так же легко и свободно
Живется, как в жизни чужой —
И бродишь с улыбкой холодной
За призрачной этой межой.
А твой карандаш на бумаге
Выводит бессмысленный штрих —
Откуда взялись эти знаки,
И кто подсказал тебе их?
Взгляни на пустые кварталы,
На мрачные в дымке дома —
Вот памяти светлой анналы
И черной тоски закрома.
Все здесь, не надейся душою
Чужую судьбу проложить
И там, за далекой межою
Свободно и праведно жить.
 

Жизнь мечтателя

 
Я могу теперь только забыться
И взмахнуть на прощанье веслом —
Одинокая вещая птица
Осенит меня черным крылом.
Озираясь на волны несмело,
Погляжу я на берег с тоской —
Может, девушка в платьице белом
Мне вдогонку помашет рукой!
Зашумят сиротливо березы…
И не стану еще возражать,
Что глотая невольные слезы,
Будет девушка следом бежать.
Но в желаньях своих несерьезных
Для нее ты, конечно, не тот —
Подавай ему проводов слезных,
Полюбивший мечты идиот!
Как подумаю с грустью об этом,
Угасает и прячется взгляд —
Если кто – то родился поэтом,
То его утопить норовят.
Говорят, мол, она не по Сеньке —
Он пропойца и круглый дурак,
Оттого на последние деньги
Вечерами сбегаю в кабак…
Так ничтожно, подобно лишаю,
Одинокие годы влачу —
И уже никому не мешаю,
И уже ничего не хочу…
 

Элегия

 
Гулко в лесах, и сошедшими пахнет снегами,
Ожили борозды, вновь увиваясь за плугом,
Воды озерные вровень стоят с берегами,
Быстрые утки проносятся низко над лугом.
В дымке рассветной что слышу я каждой весною —
Плач ли ребенка, дыхание родины спящей?..
Нет, никуда не уйдет это вместе со мною,
Чтобы воскреснуть в какой-то судьбе преходящей.
Нет, не поверю, что там – на пороге эпохи
Все растворится за гранью иных измерений,
Плачет дитя, и дела наши, стало, не плохи,
Плачет душа, вызывая слова откровенней.
Воды и небо, и пара стремительных уток,
Как это много для сердца влюбленного значит!
Плачет душа, и порою, надрыв ее жуток,
И не понять, по кому она веснами плачет…
 

У чертова пня

 
Глухо скрежещут засовы,
Чуть затихая ко дню,
Ночью слетаются совы
К этому чертову пню.
Жуткие в полночь кошмары
Путникам видятся тут —
Даже господние кары
Вровень с таким не идут!
Слышно бывало в народе,
Да не осталось следин,
Здесь в незапамятном годе
Шлялся разбойник один.
Брел он, угрюмый и дикий,
Брел до фиордов своих,
Посторонь мир многоликий
В темных берлогах затих.
Но из удалой дружины
Вызвался молодец всеж —
Ночью подкрался и в спину
Сунул гулебщику нож!
Тяжко согнулся бродяга,
Будто с дороги устал,
Кровь зашипела, как брага…
Рухнул и больше не встал.
Тут и оставили вора,
А из спины его, глядь, —
Кряжем, не вынуть который,
Нынче торчит рукоять.
Если же верить старухам,
Жившим недавно отсель,
Был у бродяги под брюхом
Золота полный кошель.
Вот и лежит, как корыто,
Алчные души маня,
Золото в недрах сокрыто,
Несколько метров от пня.
Стоит пробить ему спину, —
Чрево давно прогнило, —
Каждый мечтает, мол, выну
Золота десять кило!
Сходятся к месту лихие
И, принимаясь за труд,
В этой продажной стихии
Друга за горло берут.
Чавкают в месиве бродни,
Только все зря, говорят, —
Слитки давно в преисподне
В княжьих хоромах горят…
Так оно, верно, и было,
Даром не скажет народ,
Время землею забило
Очи варяга и рот.
Лег, как могильная груда,
В недра вошел и протух,
Изредка память оттуда
Вынесет гнилостный дух.
Мохом зарос и травою,
Приняв безжалостный суд,
И над его головою
Темные слухи ползут…
 

Фантазия

 
Замучают летние грезы
Простором своим необъятным!
Люблю, развалясь под березой,
Подумать о чем-то приятном.
О том, например, что не худо
Под тень австралийских пампасов
Уехать на время отсюда
И жить там среди папуасов.
А можно забраться поглуше —
Бежать в африканские дебри,
Где бродят умершие души,
И рыскают хищные звери.
Где женщины страстны до жути,
И ласки их огненно дики,
Где бьются их пышные груди
И слышатся жадные крики!
Такие, признаться, тревоги
Нагрянут, что некуда деться…
Ведь люди и вправду не боги —
Не могут на мир наглядеться.
И, может быть, в Африке дальней
В тот час, когда небо светает,
Какой-нибудь негр нахальней
О белых просторах мечтает.
Ну что ж, я не против как-будто,
Однако, признать не могу я,
Что станет он братом кому-то,
Подробности эти смакуя.
А птицы, ветрами гонимы,
Торопятся в дальние страны,
И знойное солнце над ними
В огромные бьет барабаны.
 

Двор детства

 
Объяснить ли мне это иронией —
Что не стар и не сед до сих пор?
Мой сосед еще, помню, с гармонией
Выходил разгуляться во двор.
И плясали, и пели охальные,
Отгоняя дотошных ребят,
А какие застолья пасхальные
И сейчас перед взором рябят!
Плыли бабы с ужимками вялыми,
Мужики, походя на котов, —
Гимнастерки кружились линялые
И платочки тридцатых годов.
Без регалий, по-свойски, без почестей, —
Задаваться тогда не с руки, —
Ветераны плясали, как прочие —
Молодые еще мужики.
И такое расскажут, проказники,
Что бывало, поверишь с трудом, —
Я такого, ни в будни, ни в праздники,
Не читал и не слышал потом.
Снова здесь я… Вхожу не без робости
И с расспросами не пристаю —
Как на крае разверзшейся пропасти
Со своим чемоданом стою.
Что-то тут происходит неладное,
Или это со мной – не пойму,
Не шумит представленье бесплатное,
Ребятня не играет в войну.
Опустела дворовая вотчина,
Этот мир заповеданный мой,
Только редкий жилец озабоченно
Пробежит по дорожке домой.
Словно странник без роду, без племени,
Опираясь на память свою,
Я в другом, незапамятном времени
Со своим чемоданом стою.
 

Дивертисмент

 
А вот возьму котомочку
Да выйду из избы
На самую на кромочку
Обманчивой судьбы,
Где песни полупьяные
Разносятся, звеня,
Эй, черти окаянные,
Да вот же он и я!
И мысли ваши грешные
Я знаю, и дела —
Зачем вас только, лешие,
Маманя родила!
Звени, гитара верная,
Теперь я не уйду…
Не хуже вас, наверное,
И мне гореть в аду!
 

Прощание

 
Вечерами, под заревом медными,
Были наши мечты далеки,
Были чувства и тайны заветными,
Как глубинное русло реки.
А она, исходившая волнами,
Серебрилась отрезом парчи,
И такими казались невольными
Поцелуи прощальной ночи!
Горький запах свободы и удали
Из полей доносил ветерок,
Мы тогда не гадали, не думали,
Что грядет наш назначенный срок.
Не лилось соловьиное пение,
Не качались, светясь, фонари,
Мы прощались всего на мгновение
С полуночи до самой зари.
В эти краткие миги чудесные
Ближе кажется звездная высь —
Все нам слышались трубы небесные,
И победные марши неслись.
А под нами земля неоглядная
Гробовую покоила тишь…
С кем теперь ты, моя ненаглядная,
В эти черные воды глядишь?
 

Бессоница

 
Всю ночь ветра свистели,
И звездный окоем
Пронизывали ели
В созвездии моем.
И пруд в зеленой ряске
Мерцал и леденел,
Высвечивая пляски
Невыраженных тел.
И в этой круговерти,
Безумной и шальной,
Мне думалось о смерти,
Как будто я больной,
Как будто нет на свете
Ни ночи и ни дня,
Большой вселенский ветер
Пронизывал меня.
Поигрывал на нервах,
Измотанных давно,
И в отсветах неверных
Растаяло окно…
Я вышел! Но как прежде
Чернел зловещий пруд,
В бессмысленной надежде
Текли года минут.
И я глядел устало
На яркую звезду,
А с уст уже слетало
Заветное: «Иду!»
 

Подморозило

 
Подморозило. – Стылые пади,
У обочин стеклянная грязь,
И березы стоят при параде,
Восходящему солнцу дивясь.
В мимолетном дыхании стужи
Отражается будто весна,
И, взглянув на застывшие лужи,
Пробуждаешься вдруг ото сна!
Вспомнишь раннюю свежесть природы,
Зоревую воскресную тишь,
И легко, словно в юные годы,
В бесконечные дали летишь.
Этих дней неизменно погожих
Отзывается эхо в груди —
Улыбаешься лицам прохожих
И не ведаешь, что впереди…
А с какою надеждой во взоре
Мы встречали рассветы тогда!
И как тихо и намертво вскоре
У обочин застыли года…
 

Полет

Ночь!

 
Ночь буранная, о чем
Поведать можешь ты?
Виденья за моим плечом
Встают из темноты!
Пустынна улица, и снег
Ложится у крыльца…
Блуждает просвещенный век
В созвездии Стрельца.
Метет пурга между домов,
Огни по сторонам…
Во тьме брожение умов,
Завещанное нам.
Гляжу, гляжу через поля,
И вдруг блеснут во мгле метельной —
Там, где кончается земля,
Огни котельной!
Огни далекие твои,
Ночная замять,
Мое сознание троит
Чужая память.
Пусть застилает снежный прах
Шальные очи,
Я пролечу на всех парах
Просторы ночи,
Где не нарушит мой покой
Пурга – старуха.
И шум, и грохот заводской
Не ранит слуха,
И ветер в поле колдовской
Рыдает глухо…
 

Заблудший

 
Смутно бывает,
Когда пробужусь ото сна я,
И, уходя
В монастырский посад за рекою, —
Будто сильней наваждения в мире не зная, —
Выйду к лесам,
Оттесненным метой городскою.
Дальний пожар
Разгорится над призраком ночи,
Что за тревоги
Рождает в душе пробужденье —
Только услышу
Знакомые трели из рощи,
Грудь замирает в счастливое это мгновенье!
Вспомню, как пальмы
Гляделись в лазурные воды,
Как у фонтанов
В аллеях душа трепетала,
Годы любви
И пленительной южной свободы
Сердце наполнят…
И жизни покажется мало!
Как же смириться,
Что вышло счастливое время,
Тихо скончалось,
И песня его отлетела,
Что, покидая
Земное постылое бремя,
Скоро с душою
Расстанется бренное тело?
Если б начать
Все сначала, уехав отсюда!
Вьюжные зимы
Не помнить кошмарными снами —
Вечному раю
Земного не отдал Иуда
И оттого
На земле не расстанется с нами…
В эти края,
Нелюдимые снежной порою,
Рвался б оттуда,
Страстей суету проклиная,
Знал, что меня
По обычаю предков зароют,
И по-людски
Упокоит обитель лесная.
Странные мысли,
С которыми жить невозможно,
Как невозможно
Счастливым покинуть навеки
Землю, где чувство
Твоей сопричастности ложно,
Как у больного,
Забытого всеми калеки…
 

Раб

 
Одним судьба дала прозренье,
А мне, лукавому рабу,
Немое гордое презренье
В закрытом наглухо гробу.
Я не ропщу – судьба такая,
А в жизни каждому свое,
Летит, друг друга окликая,
Над головою воронье.
Грешу, юродствую, метаюсь,
Не в силах сбить своих оков,
И беспробудно напиваюсь
В плену вонючих кабаков.
Веду пустые разговоры,
Не различая праздных лиц,
Встречаю бритвенные взоры
Из-под накрашенных ресниц.
Не прохожу с улыбкой мимо
Ни злачных мест, ни алкашей,
Давно холуями режима
Туда же выбитый взашей.
Я раб. Но знайте, я не струшу —
И лишь ослабите вожжу,
Я в вашу праведную тушу
Кинжал без жалости вонжу!
 

Оправдание

 
Спущусь по тропке между ив,
В беседке сяду под навесом,
И вдруг увижу, как красив
Закат колышется над лесом!
Ах, сколько вымученных слов
Бросали мы в его горнило!
И я, наверное, не нов
В душе, что песню обронила.
А он горит, все также яр,
И в летний зной, и в злую стужу,
Его спасительный пожар
Мне выжег пламенную душу!
И понял я, что ни одна,
Пусть даже лучшая из песен,
Не сможет выплеснуть до дна
Слова о том, как мир чудесен!
И все останется как есть,
Пока по всем земным дорогам
Летит его благая весть
В миру взыскательном и строгом!
 

У болота

 
Над стогами закат
захлебнулся и канул
В беспробудные топи болот,
И последние россыпи
солнечных гранул
Оборвали утиный полет.
Мне бы жить да любить,
а теперь не смогу —
Я не тот стал, не тот…
И смотрю отрешенно,
прислонившись к стогу,
За пустой горизонт.
Жизнь неравная
смерти глупей,
А умрем в свой черед.
На могиле крапива,
лебеда и репей
Прорастет.
А умру —
и никто не придет помянуть,
У безжизненных вод
Будет гроб
в черной жиже тонуть —
Мрачный свод!
Ну и пусть —
хоть гнилые места,
да свои,
А на тропах земли
Сколько пало бродяг…
Подожди,
не зови,
Не тревожь, не скули…
 

Красные волки

 
Говорят, что во время войны,
Напугавшая жителей здорово,
Подалась с фронтовой стороны
В наши дебри волчиная прорва.
Перебравшись тайком через гать,
Объявились от края до края,
И, как будто решив запугать,
Нападали, детей задирая.
Все матерые, как на подбор,
С оттопыренной шерстью на холке —
Они помнятся здесь до сих пор,
Как прозвали их, красные волки.
Опаленные в первых боях,
Безрассудно жестокие в схватке,
У сородичей в здешних краях
Совершенно другие повадки.
Не сыскалось в округе стрелков,
Кто бы мог защитить от напасти,
И нашествие красных волков
Обернулось великим несчастьем.
За один достопамятный год
Их несметная сила наперла,
Безнаказанно резали скот,
Только кровь выпивая из горла.
Покидали ночами овраг,
Шли по улицам прямо к лабазу —
Так, наверное, шествовал враг,
От которого не было спасу!
И никто на деревне живой
За ворота не вылезет ночью.
И сидели, и слушали вой,
Проклиная развязанность волчью.
Их чужой, повелительный нрав,
Как у новых и грозных хозяев,
И собаки, хвосты подобрав,
Забивались подальше, не лаяв.
Стороною гремела война
Но, спасая звериную шкуру,
Как жестоко меняла она
И людскую, и волчью натуру!
 

Зарри

 
Его купили
Не на базаре,
В Европе были,
И вот он – Зарри.
К нему в приварок
Бренчат медали,
За триста марок
Его продали.
Весь день ласкаем,
Он ест тушенку,
И тешит лаем
Свою душонку.
Он ходит в гости
В мою квартиру,
И нет в нем злости
Плебейской к миру.
Он не укусит
Меня за палец —
Нет, он не трусит,
Он иностранец!
И он заразу
Не схватит где-то —
Ну видно сразу
Интеллигента.
Порой насуплен
Бывает Зарри,
Ведь все же куплен
Не на базаре.
Не шутка – триста
За нос отдали,
И, как мониста,
Бренчат медали.
 

В аллее

 
Сверну в знакомую аллею…
Припертый к жизненной стене,
Одно желание лелею —
С природой быть наедине.
А липы чувственней и глуше
Вздыхают, ветки наклоня,
О близкой осени, о стуже,
И им совсем не до меня.
 

Сдвиженье

 
Я заплутал в лесу однажды,
Зайдя от дома далеко —
Я выходил к болоту дважды,
И вновь туда меня влекло.
И, продираясь без оглядки,
Я, наконец, сошел с пути,
И, сил расходуя остатки,
Не знал, куда теперь идти.
Подумал, леший кружит вроде,
А было сдвиженье как раз —
Болтают всякое в народе
Об этом празднике у нас.
И перед взором, словно глюки,
Поплыли старые лубки… —
В такую ночь ползут гадюки
Свиваться на зиму в клубки!
На всех распутьях и дорогах
Кишит шипящая волна
И, говорят, ночами многих
Сгубила путников она.
И, с места двинуться не смея,
Под вечер, глядя на закат,
Со страхом ждал, когда же змеи
Тропинки все заполонят.
Зачем ушел, себе в награду
Дары осенние беря,
В такую памятную дату
Последних чисел сентября?
Ни жив, ни мертв, под елью стоя, —
А в детстве каждом страхи есть, —
Решил, что самое простое,
От них на дерево залезть.
Но как мне быть, куда податься,
Случись, объявится медведь?
Везде достанет – может статься,
И на суку не усидеть.
Развеселится нечисть в кущах,
Засвищет в яме водяной,
И ведьма топнет на орущих
Своей ногою костяной.
И все замрут осатанело,
Узнав чужого пришлеца…
Потом к воде потащат тело
С кривой гримасою лица.
Любые жуткие поверья
В глазах мерещились окрест,
Когда я, глядя на деревья,
Оцепенел от этих мест…
Припомнив бабкины наказы
В лесу не шляться в то число,
От всякой нечисти – заразы
Мою фантазию несло.
И вдруг, как лучик в темной келье,
Как ветра свежего глоток,
Издалека по кронам елей
Проплыл спасительный гудок!
Он звал своих в ночную смену,
Густые выпустив пары,
И заунывно, и надменно
Летело эхо на боры.
Тотчас раздвинулись чащобы,
Я поспешил в обратный путь,
До наступленья ночи чтобы
Домой из лесу дотянуть.
Шагал низиной неустанно,
Скорей туда – в двадцатый век,
Из первобытного тумана,
Где так безумен человек.
Я твердо шел, приняв решенье,
В болота больше ни ногой,
Когда мелькнул, как воскрешенье
Бетонный корпус заводской.
Какие, к черту, небылицы,
Какие змеи, – боже мой! —
Ведь так недолго поступиться
Цивилизацией самой.
Но с тайной думой и сегодня,
Хоть крест на мне, а не печать,
Воздвиженье Креста Господня
Готовлюсь осенью встречать…