Текст книги "Дилеммы XXI века"

Не знаю, как далеко намерен идти Горбачёв в «откручивании гаек» (особенно потому, что есть много «гаек для откручивания» и что откручивание многих одновременно может привести к развалу империи). Не знаю, как далеко сможет он идти в этом направлении. Поскольку обожжённый дует на холодное, западные кремлеведы теперь перекрикивают друг друга, указывая на то, что Горбачёв наверняка не может быть ни либералом, ни демократом. И поэтому оттепель должна служить не для создания территории свобод, а для восстановления мотивации трудовой, инновационной, модернизационной, организаторской и так далее. Что возникнет из этого хотя бы немного оттаявшего ледника? Вылетит ли бабочка, или иной мотылёк, о котором писал Мицкевич? Этого мы не знаем. Этого никто не знает. Единственно уверен я в том, что этого не знает также и сам Горбачёв, поскольку вступает на путь, до сих пор никем не проторённый. Кажется, он всё же понимает – и это я считаю аргументом, свидетельствующим о его интеллекте, – что не может быть движения человеческих инициатив в необходимом масштабе без политического послабления. Однако, поскольку до сих пор нигде не появился «реальный социализм», реформированный так, чтобы он мог выдерживать сравнение с современным капитализмом относительно приспособления к постоянным и ускоряющимся изменениям в технологии производства, относительно производительности труда и идущей отсюда удовлетворённости, доступности всевозможных материальных и информационных благ, достижения личной свободы в поступках, одним словом, этого всемерного избытка в удовлетворении потребностей, который был миражом для идеи коммунизма, туманившей и манившей огромные массы людей со времени своего возникновения, – будущее остаётся абсолютно неизвестным. Представляется слишком сомнительным то, что советская система сможет поддаться столь достаточному реформированию, чтобы выдержать сравнение с капитализмом хотя бы только относительно одной из перечисленных мною черт.

Оптимист: Желаешь Горбачёву, чтобы он закончил как Хрущёв?

Пессимист: Не исключено, что он проиграет, как Хрущёв, хотя наверняка не точно так же. Однако о том, чтобы я желал ему подобного поражения, речь не идёт. Альтернатива, перед которой стоят Советы, представляется для их имперского существования угрожающей. Если Горбачёв разделит судьбу Хрущёва и почти ничего не останется от его реформаторского запала, будет плохо. Зато, если у него получится, будет нехорошо.

Оптимист: Действительно, ты настоящий, подлинный пессимист! Сказал, что может быть или плохо, или нехорошо? И ничто нас не спасёт?

Пессимист: С нами особое дело. Если Горбачёву не повезёт, то на протяжении тридцати-сорока лет СССР будет иметь выбор: или войну, или регресс в виде ухода с мировой политической сцены и перехода к роли второразрядного, уже только территориально и по численности населения значительного колосса. И это потому, что требования общественно-организационной, образовательной, кадровой природы, которые всё время выдвигает ускоряющееся развитие науки и техники, столь велики, что всё труднее оставаться на высоте даже тем государствам, которые до сих пор главенствовали цивилизационно. Именно поэтому возникли напряжения и трения между Японией, Соединёнными Штатами и Европой. Кроме того, всё больше стран, таких как Бразилия, остаётся позади, и всё более тяжёлой задачей для отставших становится задача догнать верхушку. Это первое. Во-вторых, границы анклава, обладающего военным производством, уже нельзя чётко определить. Всё большее количество всё более отдалённых друг от друга и всё более разнообразных отраслей науки участвует в производстве нового оружия и в совершенствовании имеющегося. Для создания боевых биопроизводных средств привлекается вся биология во главе с генетикой и вся медицина с фармакохимией. Баллистика – это уже не пушки и остальное огнестрельное оружие, а вся космонавтика с разрастающимся сектором автоматов и компьютеров. Одна только разведка расширяется за счёт всё более изощрённых спутниковых систем, и здесь следует ожидать появления новых технологий из объятой военной тайной сферы SDI (стратегической оборонной инициативы). Это значит, что ни арсеналы, ни военные предприятия уже не удастся скрывать как острова, оградив какими-нибудь стенами. Я считаю, что такая аргументация имеет существенное значение в экспертных заключениях, которые читает Горбачёв. Советская система сможет достичь многого при высокой концентрации усилий и при самом скверном хозяйствовании во «всём остальном». Но такое разграничение в долгосрочной перспективе сохранять не удастся. Таким образом, государство, которое хочет быть державой, должно оставаться в авангарде цивилизации, а не только во главе производителей атомных бомб, ракет, танков и шпионов. В настоящее время Советы гниют изнутри и подобны огромной опухоли, которая внутри подтачивается разложением, а с её внешней поверхности всё время появляются отравленные ткани, дающие раковые метастазы. Ведь так работает ГРУ и КГБ. Или Советы окажутся неспособными к адаптационной гибкости как евроазиатская система цивилизации и тогда – вместо того, чтобы догнать лидеров, – они нападут на них. Так я понимаю поражение Горбачёва и его команды. Или же Советы вопреки всему прежнему опыту смогут преобразоваться так, чтобы они соответствовали XXI столетию, и это будет означать новую, преумноженную силу этой супердержавы.

Оптимист: Поэтому ты допускаешь, что мы или останемся беспомощной, слабой страной над Вислой под боком усовершенствовавшегося колосса, или погибнем вместе с ним и с остальным человечеством? Это и есть перепутье, на котором стоит Горбачёв?

Пессимист: Действительность характеризуется тем, что её нельзя успешно прогнозировать, и создание взаимоисключающих сценариев событий – это процесс не только рискованный, но что хуже, уводящий от сложности, свойственной реальному миру.

Необычное дуновение тепла, которое пришло с наименее ожидаемой стороны советского ледника, сразу разделило страны-сателлиты. Чехословакия и ГДР выступают против горбачёвского порыва, то же самое Румыния с её сапожником-тираном в красной короне. Венгрия и ПНР поддакивают новому генсеку. Причины этого раздела очевидны. Чехословацкая команда была посажена на Градчине Брежневым как заслон для всяких реформаторских идей родом из Пражской весны. Трудно тем, кто с 1968 года сажает в тюрьму за произнесение слова «реформа», вдруг проявить к ней симпатию. (В Праге пишут не о «реформах», а о «реконструкции» экономики: запрет некоторых слов обнаруживает связь марксизма с магией.) ГДР чувствует себя хорошо благодаря явной и скрываемой помощи ФРГ, и потому этот барак в социалистическом лагере обеспечен лучше всех. (Это не значит, чтобы ГДР могла бы выдержать сравнение, например, с Исландией.) О Румынии следует из жалости промолчать. Венгрия во времена Брежнева, Андропова и Черненко была более или менее холодно терпима со своими экспериментами, поэтому нет ничего удивительного в том, что она почувствовала себя увереннее, когда пришёл Горбачёв. По сути дела парадоксальной является только позиция ПНР с Ярузельским, который кажется – по крайней мере, иногда, – действительно думает, что он тоже привёл в движение что-то наподобие «экономической реформы» в стране. Эта реформа уже в пелёнках была задушена тысячей законодательных запретов. Результаты её – разрастание экологической катастрофы, чрезмерная эксплуатация людей и ископаемых, неспособность обслуживания одних только ПРОЦЕНТОВ польского долга, а также галопирующая инфляция. Всё или почти всё произошло оттого, что «реформа» должна действовать при условии хотя бы скромного самоуправления общества. Ярузельский постоянно создаёт новые потемкинско-декоративные совещательные органы, консультационные, спасательные, бого-отечественные, словно думает, что едой, нарисованной на театральной декорации, можно накормить людей. Пропагандисты генерала перестали уже для этих людей в монополизированных средствах массовой информации что-то выдумывать, как это было сразу же после польско-ярузельской войны, и теперь заигрывают, заявляя, что «мы тоже» делаем и то, что придумал Горбачёв, и даже больше. Однако, поскольку этот обман долго скрывать не удастся, придёт время счетов, итогов – и это наш, польский шанс на среднесрочные перспективы. Прежде чем – допустим – Горбачёв окончательно проиграет или прежде чем – альтернативно – удастся ему настоять на своём в стратегических секторах экономики, будет продолжаться оттепель. Пусть эта оттепель продлится 7 или 8 лет – и, избавившись от находящихся сегодня у руля подонков и дураков, мы окрепнем в культуре, и может нам даже удастся начать контратаку на двух фронтах наибольшей угрозы: катастрофы экологической и катастрофы экономической. Пока что никто даже в целях диагностики не коснулся той и другой как следует. Правительство забрасывает пачками бумажных денег те социальные группы, которых больше всего боится, – то есть персонал крупных предприятий, шахтёров и т. п. В настоящий момент в Польше мы имеем больше слонов, чем экономической реформы. Поэтому не стоит говорить о том, чего нет.

Я не утверждаю, что рассмотрел будущее.

На вопрос, должны ли мы желать успеха Горбачёву, отвечаю: если мы желаем гибели империи, вероятнее всего вместе с остальным миром – нет. Однако, если само дальнейшее существование человечества может дать нам надежду на лучшее завтра – отвечу: да. Впрочем, речь идёт о чисто ментальном желании или его отрицании, поскольку решения, которые будут приняты, будут приняты независимо от нас.

От составителя VIII
Комментарий к статье о М. С. Горбачёве

К 1980 году в Польше кризис в экономике и в обществе в целом усилился, и стала очевидной неспособность правящей коммунистической партии спасти ситуацию. Нарастали выступления трудящихся, всё более популярным становился независимый профсоюз «Солидарность», который стал инициатором и лидером принципиальных перемен в стране, а как результат – в стране 13 декабря 1981 года правящим режимом было введено военное положение, продлившееся до июля 1983 года.

В 1982 году Станислав Лем покинул Польшу, ему удалось получить годовую стипендию в исследовательском институте (Wissenschaftskolleg) в Западном Берлине. Через полгода, с разрешения польских властей, к Лему присоединились жена и сын. Затем по приглашению Австрийского Литературного института (Österreichisches Institut für Literatur) Лем с семьёй переехал в Австрию, в Вену, где они проживали в 1983–1988 годах.

Кроме литературного творчества, в рамках междисциплинарного симпозиума «Теория систем и знание о литературе» в Венском университете Лем читал лекции об «эмпирической теории литературного произведения» на материале и в развитие своей монографии «Философия случая». На основе этих лекций в 1988 году вышло существенно доработанное третье издание этой монографии.

Очень важные статьи на общественно-политические темы Лем публиковал в ежемесячном польскоязычном оппозиционно-диссидентском парижском журнале «Куль– тура» под редакцией Ежи Гедройца – под псевдонимом P. Znawca (Пан Знаток). Лем вспоминал, что важно было, чтобы польские власти не расшифровали, кем на самом деле является Знаток. Поэтому иногда тексты для «Культуры» Лем давал своим родственникам для «редактирования» – изъятия из текста выражений, позволяющих по стилю однозначно определить автора. За период 1983–1988 годы там было опубликовано 10 объёмных статей c критикой марксизма-ленинизма, которые можно рассматривать и как статьи антисоветской направленности. Например, в статье «В глазах Советов» (P. Znawca, W oczach Sowietów. – Kultura (Paris), 1983, nr 11) Лем-Знаток критикует выступления общественности в Германии за выход этой страны из НАТО, утверждая, что для Европы от СССР исходит гораздо большая угроза, чем от США и НАТО. По словам Лема, «чёрный юмор положения заключается в том, что сорок лет назад немцы пытались уничтожить других, а сейчас пытаются затянуть на дно всех вместе с собой». Не случайно в 1980-е годы в СССР существовал негласный запрет на публикацию произведений Лема, хотя причиной этого явился сам факт эмиграции Лема из социалистической Польши.

Из статей этого времени особо следует выделить две. В мае 1986 года, сразу же после аварии на Чернобыльской АЭС, Лем написал статью «Урок катастрофы» (на русском см. «Чёрное и белое», с. 136–145), в которой особо обратил внимание на то, что «стечение обстоятельств позволило нам присмотреться к Советскому Союзу во время многогранной атомной катастрофы, которая явилась как бы упрощённой версией падения атомной бомбы». В конце статьи, в разделе «Похоронный звон», Лем делает вывод, что «между наступательным и оборонительным атомным потенциалом Советов господствует гигантская диспропорция. Тем самым можно утверждать, что СССР может быть очень легко побеждён в атомной войне, начатой в соответствии со стратегией первого удара». Правда, Лем успокаивает, что «эти ужасные слова можно говорить спокойно, так как если вообще существует что-то абсолютно невозможное, то этим как раз и является атомная атака США на СССР».

Включённая в настоящий сборник другая статья – под красноречивым названием «Должны ли мы желать успеха Горбачёву?» (P. Znawca, Czy mamy życzyć Gorbaczowowi powodzenia? – Kultura (Paris), 1987, nr 4) – написана в феврале 1987 года в стиле «Диалогов» и представляет собой политический прогноз-дилемму. В данном случае диалог ведётся между Оптимистом и Пессимистом. Там же – в парижской польской «Культуре» – в дальнейшем были опубликованы статьи под названиями «Вопросы, проблемы, угрозы», «Диагноз и прогнозы», «Факты, домыслы, ожидания», в которых строились некоторые политические прогнозы, в большей или меньшей степени затрагивалась деятельность Горбачёва М. С., которая в общем-то обнадёжила Лема.

Показательной в отношении происходящих тогда в СССР событий является статья «Не может быть рая на Земле», опубликованная Лемом в очень популярном в то время «перестроечном» московском журнале «Огонёк» (1989, № 13). Редакция журнала ещё в Вену отправила писателю вопросы по самому широкому спектру проблем, а отвечал Лем уже в Кракове, датировав свой текст 20 декабря 1988 года. Во вступительном слове редакция отметила, что это «публицистические заметки гуманиста об окружающем нас мире и месте Человека в нём». В статье Лем пишет о своём творчестве, о развитии науки и техники, об автоэволюции человека, о демократии и тоталитаризме, о перестройке в СССР. «Рая на Земле никогда не будет, если в нем должны жить люди свободные и разумные. Свобода достигается в устремлениях, а не в таком их осуществлении, после которого оставалось бы только почивать на лаврах победы. (…) Конечно, одним лишь писанием мир не изменить. Но то, что у вас уже произошло, и то, как развиваются события, свидетельствует о том, что правда – стократно погребённая, похороненная, затоптанная – берёт реванш за свои поражения годы спустя. Народы имеют ПРАВО знать правду о собственной истории, ибо только глупцам замалчивание собственных поражений, «внутренних» преступлений и бед кажется самым простым и самым лучшим способом разделаться с прошлым». В статье, говоря о демократии, Лем отмечает, что является сторонником «цивилизации как правления экспертов», а не как «правления всех», «поскольку большая (и притом всевозрастающая) часть решений, которые приходится принимать, оказывается выше уровня компетентности дилетантов».

Часть 5
«Сумма технологии» тридцать лет спустя

Жизнь во времена СПИДа

I

Прежде всего нужно правильно расположить проблему на нашей картине мира. Бесчисленные опасности в этом столетии имеют общее и уже по этой причине понятное происхождение. А именно экспоненциально ускоряющаяся техноэволюция, которая несёт нам зло в почти необъятных масштабах: в виде исчезновения лесов и морей, загрязнения грунтовых вод, земли, воздуха, в виде радиационной опасности (в этом повинен не только Чернобыль, озоновые дыры угрожают нам меланомоподобными кожными новообразованиями), в виде «самоуничтожающего» автомобильного движения в крупных городах и так далее. Большинство из нас уже знает этот список наизусть. Несмотря на то, что попыток лечения и профилактики предпринимается достаточно, их практические результаты несоизмеримы с темпом роста ущерба. Только одна федеральная земля Шлезвиг-Гольштейн является «безъядерной», что лишь символично в усыпанной ядерными реакторами Европе. Тем не менее диагноз можно поставить в причинном измерении: всем вышеназванным (и некоторым неназванным) явлениям мы обязаны самоускоряющемуся «прогрессу» цивилизации, включающему в себя терроризм, наркоманию, воздушное пиратство, потому что всё это психосоциальные последствия этого лавинообразного процесса.

Но СПИД? ВИЧ – вирус иммунодефицита человека? Какую – однозначно причинную или только коррелятивно доказуемую – связь можно установить между этим невидимым смертоносным чудовищем и стремительным технологическим ростом?

Первое, потому что имеющее те же корни, объяснение приписывает эту пандемию с огромным инкубационным периодом и, вероятно, стопроцентной смертностью тоже «прогрессу», а именно его военному ответвлению: гонке вооружений. Это утверждение распространял профессор Якоб Сигал из Берлина (ГДР) в одном растиражированном специальном издании, которое попалось в руки и мне. Вот кратко основные положения.

«Осенью 1977 года в Форте Детрик (Мэриленд, США) в здании 550 была официально открыта лаборатория типа P4. Форт Детрик – это центральная биологическая лаборатория Пентагона, а P4 обозначает самый высокий уровень защиты, введённый для лабораторий, в которых подвергаются генетическим манипуляциям возбудители болезней человека. (…) Можно предположить, что (…) создание химеры вирусов Visna-HTLV–I произошло где-то в начале 1978 года. (…) Объяснить, как новый вирус вырвался из хорошо защищённой лаборатории типа P4, не особенно трудно. Традиционно в Соединённых Штатах испытание биологических агентов проводится на заключённых, которые были приговорены к длительным срокам лишения свободы, при этом в случае выживания им обещается свобода. (…) СПИД [иногда или часто. – С.Л.] начинается с безобидной первичной инфекции, которая (…) спонтанно утихает через несколько недель, после чего пациент в течение нескольких месяцев остаётся внешне совершенно здоровым и без симптомов. Исследователи должны были сделать из этого вывод, что новый вирус (…) не настолько опасен, чтобы рассматривать его использование в качестве оружия, и мнимые исцелённые были освобождены».

Завершая этот сценарий, превзошедший фильмы о Джеймсе Бонде: испытуемые были профессиональными преступниками, гомосексуалистами, как это случается в тюрьмах США, они отправились в соседний Нью– Йорк, и там СПИД разразился именно среди мужчин (и наркоманов).

Попытки опровержения многих экспертов и научных центров профессор Сигал отражает серией профессиональных контробъяснений; здесь не место для такой криминологическо-вирусологической дискуссии.

Здесь я хочу процитировать отрывок из моего романа «Осмотр на месте», изданного в Германии в 1985 году, в Польше в 1981 году, при этом следует ещё отметить, что рукопись была передана краковскому издательству ещё в 1979 году. В то время никто ничего не знал о ВИЧ.

В основной части романа речь идёт о войне, ведущейся с применением биологического вирусного оружия, генетической войне. Нападающие распыляли над вражеской территорией выращенные в биологических военных комплексах «патогены». Эти «патогены» действовали половым путём (то есть через оплодотворение), а именно таким образом, что они «совершают оплодотворение, но превращают плод в злокачественную опухоль, которая атакует материнский организм». Нападающие использовали в своей стране «антинаталистские методы защиты», но всё это в целом, по словам вымышленного эксперта в романе, было также опасно для самих нападавших ввиду того, что «биологическое оружие генетического типа» легко влечёт за собой эффект самоэскалации. «Даже простую бактериальную эпидемию легче начать, чем остановить. Генерал, получивший учёную степень доктора наук, называет это оружие неконтролируемым». (Именно потому, что оно может обернуться против нападающих.)

Мой сценарий «вирогенетической» войны выглядит весьма схожим с обвинением профессора Сигала. Я говорю об обвинении, потому что Сигал винит первооткрывателей ВИЧ, среди прочих американца Роберт Галло, в распространении лжи, чтобы скрыть реальное «место рождения» вирусов – Форт Детрик.

В работе профессора Сигала, написанной в биологическом плане абсолютно профессионально, обоснованно то, что относится к строению, а точнее, к составу генома вируса иммунодефицита человека. Ибо фактически в своём строении РНК он особенно похож на вирусы, которые Сигал называет «исходным материалом» для американской кузницы биооружия: вирусы Maedi-Visna и HTLV–I. (Маеди-Висна – это подвид вируса, который, как и второй из вышеназванных, принадлежит семейству ретровирусов, подсемейству лентивирусов; вирус Маеди-Висна вызывает (медленно, поэтому «lenti») гибель овец, но HTLV–I – это (уже едва ли более используемое) обозначение для «Вируса Т-Клеточной Лимфомы Человека», теперь, согласно его последнему названию, «T-лимфотропного вируса I, II, III и т. д. типа»)

В обоих случаях речь идёт о родственных формах вируса СПИДа, но он состоит не из простого соединения вирусов Маеди-Висна и HTLV–I.

В сопроводительном письме к своему информационному бюллетеню профессор Сигал приводит весь календарь биологического преступления до мельчайших деталей. Этой аргументации, представленной по типу косвенного метода (его так же называл и сам автор), можно, собственно говоря, – если кратко, а как раз этого я и хочу – противопоставить следующее.

И Маеди-Висна, и HTLV–I являются лентивирусами, то есть внутриклеточными возбудителями болезней. В обоих случаях клиническая картина совершенно разная, так как речь действительно идёт о паразитах, обитающих на разных видах хозяев (в одном случае на животных, в другом на человеке), с инкубационным периодом (латентным периодом), длящимся несколько лет. Из чего, собственно говоря, состоит (определённым образом записанный в геноме вируса) сдерживающий механизм отсроченного начала заболевания, мы пока ещё не знаем. В соответствующих гипотезах недостатка нет, но уже само их количество свидетельствует о том, что мы не можем сделать правильный выбор среди конкурирующих друг с другом гипотез. Совсем грубо говоря, свойство «ленти» похоже на период полураспада распадающихся радиоизотопов: за определённый характерный для него интервал времени каждый из них распадается до половины первоначального числа атомов. По сравнению с «обычными» возбудителями инфекций типа бактерий или вирусов лентивирусы имеют огромные латентные периоды. В случае вируса СПИДа уже говорят о 5, даже 6, может быть, даже 7 годах (до появления предспидового [ARC] синдрома). Существует «ленти» с «периодом затишья», который составляет одну треть от жизни соответствующего хозяина.

Но так как предполагаемые «исходные материалы», или первоначальные вирусы, в обоих случаях имели принцип действия «ленти», те американские военные генные инженеры должны были быть невероятными идиотами, если бы они изначально считали, что из двух «ленти» можно синтезировать «промпти» («быстрый»)…

Система обвинений, искусно созданная профессором Сигалом, с диаграммами и библиографическими данными, совершенно неправдоподобна: не только невероятна, но и невозможна в такой форме, потому что экспериментальная проверка гипотезы «Форт Детрик» неосуществима.

Правильно работающие биореакторы для вирусных культур существуют только с 1980 года. Хотя уже в 1967 году были предприняты первые попытки (С. Шпигельман и другие), но даже техника, используемая сегодня в Институте Макса Планка (при активном участии профессора Манфреда Эйгена), не может синтезировать что-либо, хотя бы отдалённо похожее на вирус СПИДа, будь то из Маеди-Висна или из любого другого вирусного материала дикого типа. Биотехнических навыков для этого ещё недостаточно. Таким образом, американцы не могли провести тот кажущийся фантастическим эксперимент, во‑первых, потому, что вирус СПИДа создан очень тщательно «отрегулированным», весьма специфично действующим, очень точным в своей функциональной последовательности, а во‑вторых, потому что, если бы они это однажды там сделали, к тому же более двадцати лет назад, такой синтез при огромных темпах развития генетики сегодня был бы детской забавой для любой хорошо оборудованной лаборатории.

Таким образом, изначально кажущуюся правдоподобной гипотезу профессора Сигала нельзя принять. Нравственные опасения определённо не остановили бы подобное предприятие по ту сторону Атлантического океана: это не было сделано, потому что этого нельзя было сделать – ни тогда, ни сегодня тоже.

По своей сути вопрос носит эмпирический (а именно биотехнический), но не «аргументированный» характер. Негативный исход для обвинительной гипотезы профессора Сигала формирует то обстоятельство, что никто не знает, как тогда можно было бы осуществить синтез совершенно новых типов вирусов – и это сегодня, через двадцать лет после якобы проведённого в Форте Детрик соединения вирусов с получением «химеры». В то время генная инженерия, как умение сначала разрезать последовательности генов «молекулярными ножницами», называемыми рестриктазами, на заранее определённых локусах, а после этого спаять обрезанные или вырезанные таким образом нуклеотидные цепи с другими ферментами, лигазами, согласно ранее разработанному плану, ещё находилась в самой начальной стадии развития. Даже сейчас, то есть спустя двадцать лет, биореактор Института Макса Планка, также называемый хемостатом (когда его приводят в действие помощники профессора Манфреда Эйгена), может не более того, как довести до границы упомянутого фазового пространства изменчивость бактериальных вирусов (бета-фагов кишечной палочки), благодаря чему обычная скорость изменчивости увеличивается в тысячу раз. Но нигде нет биореакторов, которые могут объединить такие принципиально разные вирусы, как Маеди-Висна (лентивирус, который не является онковирусом, то есть вирусом, образовывающим опухоль) и HTLV–I, то есть онковирус (который вызывает лейкемию). Следовательно, сценарий профессора Сигала является чистой научной фантастикой, и его рвение в данном случае попутно избавить от пятен биогенетический «жилет» Советского Союза опасно в эпоху гласности, поскольку в одном городе за Уралом произошла до сегодняшнего дня не полностью разъяснённая вспышка ящура. При этом речь шла не о каком-то синтезе до сих пор никогда не существовавших паразитов, а об очень вирулентном вирусе, к которому восприимчивы как животные, так и люди.

II

Таким образом, применяемая в военных целях генная инженерия выходит за рамки до сей поры приобретённых навыков, хотя есть уже функционирующие биореакторы, где, в частности, можно производить моноклональные антитела, с помощью которых будущие поколения, возможно, даже смогут бороться с вирусом СПИДа, имея шансы на успех. Но если мы должны попрощаться с гипотезой профессора Сигала, загадка вируса возвращается во всём своём пугающем виде. На самом деле исследование, которому было посвящено сказанное до сих пор, не должно опровергать какие-либо сомнительные слухи о крайне безнравственном происхождении СПИДа, но должно доказать, что этот вирус не мог быть выведен и из военной ветви цивилизационного развития. Таким образом, речь идёт о появлении в истории человечества нового вида паразита, который является одновременно и смертельным, и «неизбежным» – поскольку мы, как род, не можем отказаться от полового акта, а этот вирус распространяется в первую очередь половым путём.

Известная поговорка гласит: «Дьявол кроется в деталях», и действительно, следует помнить о том, что мы в нашем геноме всего на 2 % отличаемся от шимпанзе. Эти обезьяны настолько близки к нам, что они могут заразиться ВИЧ и впоследствии стать серопозитивными, то есть выработать антитела против вируса как антигена, – но не заболеть СПИДом.

Меньше знаешь – крепче спишь, и то, что вы не ищете, чаще всего и не находите. Так, только в последние десятилетия мы обнаружили, какое бесчисленное количество иногда берущих начало от наших генов вирусов существует, их значительная часть живёт в нашем организме как «балласт» или «безбилетники», то есть не обязательно как инфекционные агенты. Кроме того, были обнаружены вирусы обезьян, коз, кошек, овец, птиц и т. д. и т. п.

Однако в случае СПИДа можно говорить, возможно, даже правомерно, о первой человеческой пандемии лентивирусов. Основные свойства этого микрочудовища можно кратко перечислить следующим образом. (Здесь я частично придерживаюсь текста, возможно, лучшего справочника по СПИДу на сегодняшний день, опубликованного доктором М. Кохом в серии «SPEKTRUM»; этого человека, который был одним из моих друзей ещё до того, как произошёл всплеск СПИДа, я благодарю за непрерывный поток актуальных данных о ходе эпидемии.)

1. ВИЧ имеет «поисковые головки» (что-то типа «интеллектуального оружия»); он «притягивается» только к мембране определённых клеток нашего организма (в основном, к Т4-лимфоцитам, называемым также клетками-хелперами; их распад, вызванный вирусом, разрушает систему защиты организма: впоследствии банальные бактерии или грибы могут без особых усилий убить беззащитный организм).

2. Проникающая функция: вирус знает, как добраться до ядра клетки.

3. Одно из самых удивительных свойств сущности, которая всё ещё остаётся невидимой, даже увеличенная в миллионы раз, – это, пожалуй, когнитивная функция: вирус может «маскироваться», камуфлироваться, изменяя свою антигенную оболочку, и притом так быстро, что в заражённом организме в одно и то же время могут существовать несколько по-разному подготовленных в качестве антигенов вирусов. Вирус также умеет (предположительно) повернуть, или направить, определённые «воинские части» иммунитета против других эндогенных иммунологических единиц; при этом речь идёт, с одной стороны, о «дрейфе антигенов», с другой стороны, о гиперизменчивости. Как доказали работы Манфреда Эйгена, последовательности генов, которые могут размножаться, – называемые репликаторами – в своём поведении являются чрезмерно способными к преобразованию, если они уже делают так много репликационных ошибок (то есть мутаций), что достигают границы фазового пространства. Если они переходят через эту границу, происходит полное разрушение информации, то есть эти вирусы перестают существовать, но у самой границы фазового пространства они развивают максимальные адаптационные способности, то есть возможности оптимальной приспособляемости к окружающей среде. Поскольку для вируса СПИДа окружающей средой является содержимое клетки, в его случае вышесказанное означает, что ВИЧ крайне изменчив. Действительно, новые разновидности ВИЧ (ВИЧ‑2 и ВИЧ‑3) уже диагностируются у больных. Хотя мы не смеем говорить, что вирус «умный», но мы, собственно говоря, имеем право говорить о его познавательной способности, о его «способности восприятия» только в метафорически переносном смысле, потому что на самом деле мы слишком часто употребляем явно антропоцентрические термины для описания цепочки, состоящей из нескольких тысяч молекул, – ведь эта цепочка молекул не имеет центральной нервной системы, она даже не образует независимую клетку, как бактерия, – но такие термины прямо-таки напрашиваются, если кто-то хочет описать поведение вируса, как в анкете.