Текст книги "Памяти не предав: Памяти не предав. И снова война. Время войны"

После бегства самолета внимание переключилось на все еще живого Мойзеля. Унтер-офицер с парабеллумом в руке, с искаженным от злости лицом склонился над ним, увидев, что тот еще жив, попытался поднять свое оружие и добить русского, но подбежавшие бойцы «Брандербурга» быстро взяли ситуацию под контроль, оттерев от руководителя операции солдат полевой жандармерии. Один из них, в камуфляже, наклонился к капитану, увидев, что тот еще жив, быстро приказал подчиненному, который исполнял обязанности медика, оказать помощь раненому.

Это вызвало взрыв неудовольствия, но решимость и, главное, количественный перевес «камуфлированных» сделали свое дело, и начался диалог. Тут и выяснилось, что самолет случайно увидел пилот почтового самолета и не преминул доложить руководству, а то отписалось полевой жандармерии, которое выслало группу на поиски. Тут как раз и стрельба, и группа беглецов в русской форме, вот и решили помочь…

Мойзель, все еще в сознании, слушал этот треп и в душе негодовал, что из-за такой глупости могла сорваться операция, курируемая высшим руководством военной разведки. Разговор немцев был прерван ревом и треском пулемета. Вокруг стоящих плотной группой людей заплясали фонтанчики пыли, и многие из них стали падать, раскидывая вокруг брызги крови. В небе мелькнул силуэт самолета со звездами на крыльях, он сделал еще заход, расстреливая из бортового пулемета разбегающихся по полю преследователей, затем развернулся и улетел на восток. За штурвалом, с лицом, застывшим с радостным оскалом, сидел Зенкович, который вернулся, мстя за погибшего капитана Николаенко, прикрывавшего их взлет…

Мойзель, на которого упало тело убитого санитара, сквозь шум в ушах от потери крови явственно слышал крик с пролетающего самолета: «Суки! За Николаенко!»

У него хватило сил засмеяться от нелепости и парадоксальности ситуации. Ну кто мог предполагать, что русский, у которого количество горючего в самолете с трудом хватит, чтоб долететь до линии фронта, вернется и устроит такую кровавую баню.

К нему приблизился лейтенант Хаген, командир группы. Он озабоченно спросил:

– Герр капитан, мы потеряли троих и еще трое ранены.

Чуть помолчав, он спросил.

– Что будем с этими делать?

И кивком показал на четверых солдат полевой жандармерии, молча стоявших возле своего унтер-офицера, который, получив пулю в голову, еще дрыгал ногами.

Мойзель что-то прошептал, но Хаген не услышал. Он наклонился и еще раз спросил:

– Не расслышал, повторите.

– Свидетелей не должно остаться.

– Понял.

Лейтенант сделал два шага, поднял русский пулемет, снял с него пустой диск, подобрал в траве полный, передернул затвор и навел ствол на солдат жандармерии. Один из них что-то успел крикнуть, когда над полем снова загрохотал русский пулемет, забирая жизни немецких солдат.

Мойзель, теряя сознание, думал: «Как странно, немцы меня пытались убить, а контуженый русский наоборот, пытался защитить и отомстить…»

Глава 14

Вопрос о моем отлете был уже решен, только пришлось встать в позу и в самый последний момент переиграть планы Судоплатова. Если честно, то вся их возня с заговорами, подставами и нападениями меня сильно стала напрягать, а мне, как любому нормальному человеку, очень хотелось домой. Да, такое вот желание, несмотря на то что нужно было возвращаться в мертвый мир, в радиоактивную и химическую помойку, но там меня ждали самые дорогие люди – жена и сын. А остальное все просто антураж.

Утром проверил, как в том же госпитале разместили Саньку, и полюбезничал с Вороновой, которая все равно подозрительно смотрела на мой камуфляж, разгрузку и черный берет с красной звездой, в которые я переоделся после знаменательных ночных приключений, наплевав на всю конспирацию. С другой стороны, чем чаще в войсках будет мелькать наша форма, тем меньше вероятность того, что в нештатной ситуации, когда появимся не в то время, не в том месте, получим пулю от своих же.

Судоплатов, загруженный заботами о поиске заговорщиков и подготовке моей отправки в район Борисполя, уже махнул рукой на такую конспирацию, выдал всем информацию, что это новая форма и экипировка войск специального назначения НКВД, но при этом так запугивал, что никто больше не хотел задавать никаких вопросов.

Пока была возможность, смотался в школу, где разместили моих бойцов, и, выяснив для себя пару интересующих вопросов, дав несколько распоряжений, укатил искать Судоплатова, чтоб скорректировать план переброски моей тушки в загребущие руки Светланы Оргуловой, благоверной супруги. То, что они бывают нежными и родными, ну это наше личное дело, но зато какой стимул рваться обратно – мотивировка железная.

Загруженный такими оптимистическими мыслями и планами, в предвкушении нелицеприятного разговора, я добрался до городского управления НКВД Севастополя и пошел искать Судоплатова, который, по моим данным, должен был быть где-то здесь, о чем говорили пара человек из его команды, вроде как случайно курящие возле входа, но при этом вооруженные автоматами.

К счастью, Павел Анатольевич как раз мчался целенаправленно мне навстречу, видимо, извещенный кем-то заранее, и мне не пришлось напрягать задерганного дежурного и рыскать по кабинетам. Но взглянув на него, на осунувшееся лицо, на мешки под глазами и растрепанные волосы, я как-то потерял боевой пыл. Мне стало жалко этого легендарного человека, поэтому просто поздоровался и попросил уделить несколько минут для корректировки совместных планов. Он кивнул, и мы пошли в кабинет Нефедова, который тот с превеликим удовольствием предоставил начальнику из Москвы.

Судоплатов сел за стол для совещаний, а не на хозяйское место, тем самым показывая мой немаленький статус, устало потер лоб, при этом еще больше взъерошив волосы. Зашедшему с нами охраннику он коротко бросил: «Чаю, обоим». Пока тот бегал исполнять, Павел Анатольевич очень домашним и таким обычным жестом почесал небритую щеку, что у меня на мгновение появилось ощущение, что я смотрю в зеркало на свое отражение. Но от мимолетной мысли меня отвлек резкий запах табака, и я волей-неволей стал осматривать кабинет.

Стандартный стол, затянутый зеленым сукном, на котором стояли монументальные письменные приборы, что говорило о некоторых личностных чертах хозяина кабинета. Шкаф с книгами, где на видном месте стояли обязательные для правительственного заведения труды Сталина, Ленина, Маркса. Большое зеленое растение в кадке приятно ласкало глаз необычной для октября зеленью, разросшееся, несмотря на то, что землю использовали иногда в качестве пепельницы, о чем говорили окурки, вдавленные по самые кончики. Обязательные фотографии Сталина и Берии висели на стене, за хозяйским стулом, показывая таким образом, что хозяин кабинета действует от лица великих людей. Что было примечательно, портрет Берии висел на два сантиметра ниже изображения Сталина, и, учитывая характер заведения, это было сделано не случайно. Стандартный сейф, даже не сейф, а несгораемый шкаф с мощными двойными стенками, пространство между которыми было заполнено песком, завершал картину рабочего кабинета – все просто, незамысловато и функционально.

Когда я рассматривал несгораемый шкаф, то на ум пришли воспоминания из своего довоенного прошлого, я не удержался и фыркнул. Судоплатов резко повернул голову и вопросительно уставился на меня.

– Что-то не так, Сергей Иванович?

– Да вспомнил историю из своей довоенной жизни. Кстати, к нашей обстановке имеет некоторое отношение…

Павел Анатольевич откинулся на спинку стула и заинтересованно проговорил:

– Расскажете?

– Конечно, если честно, по прошествии времени все, что связано с довоенной жизнью, воспринимается как-то по-особенному: наверно, просто уже сжился с войной…

Судоплатов стойко слушал мои разглагольствования в ожидании интересной информации. Я это прекрасно понимал, поэтому перешел к своему рассказу.

– В свое время, это где-то в девяносто восьмом году было, военный комиссариат Крымской области, ну тогда уже Автономной республики Крым, переезжал в новое здание из центра города на окраину. В старом здании, в одном из кабинетов оставался подобный несгораемый шкаф, еще, наверно, с дореволюционных времен. Такой добротный, надежно сделанный и, главное, тяжеленный, почти в тонну весом. Но вот беда, когда все из кабинетов вывезли, вспомнили, что ключи потеряли, а в сейфе забыли несколько десятков бутылок водки: такая вот проблема была. Точнее, не проблема, а трагедия. Резать – не было времени, а оставлять столько водки нашим командирам было жалко. Помучившись и поломав голову, один из начальников, скорее из чувства протеста и отчаяния, предложил бойцам с узла связи компромисс: если они смогут достать водку, то половина достанется им. И ведь достали. Причем не ломая замков и не разрезая сваркой стенки…

Судоплатов уже заинтересованно слушал мой рассказ. Ну еще бы, я сам в свое время поломал голову над решением такой жизненно важной задачи. Выдержав небольшую театральную паузу, продолжил:

– Бойцы сделали проще: они раскачали сейф, разбив все бутылки внутри, и собрали всю водку, которая вытекала из щелей, после ее профильтровали и разлили по бутылкам. К чести наших офицеров, они поделились водкой… Ну правда, не совсем наполовину…

– Поучительная история, но к чему это?

– А к тому, что на данный момент у нас присутствует некоторая инертность мышления, к сожалению. Поэтому нужно как-то найти другую степень свободы и работать на опережение, а насколько я сейчас вижу, противник, и внешний и внутренний, опережает нас минимум на один шаг.

– Что вы предлагаете?

– Мои основные условия я недавно озвучил. Это – первое. Второе: при переправке в Борисполь вы предоставляете мне неограниченные полномочия по выбору маршрута и привлечению необходимых людей и средств. Ну конечно, в пределах разумного. В нашей лояльности вы и ваше руководство должны были уже убедиться, поэтому в данной ситуации мы претендуем на более высокий уровень доверия. Дальше – связь с моим человеком в Подмосковье…

Судоплатов улыбнулся.

– Что, Сергей Иванович, очередную авантюру готовите?

– Ну типа того.

– Посвятите?

– Посвящу, но только не здесь и без свидетелей.

Мой собеседник подозрительно сузил глаза и обвел взглядом кабинет.

– Резонно. Хорошо, давайте пройдемся.

Через десять минут мы вышли на улицу, прошли метров сто, разговаривая на отвлеченные темы. Увидев подходящий подъезд, я кивнул Судоплатову, и мы поднялись на третий этаж пятиэтажного дома. Стоя на лестничной площадке, я коротко бросил в рацию Кареву, который с нашей стороны руководил моей охраной:

– Егор, в подъезд никого не пускать.

– Понял.

Судоплатов с иронией поглядывал по сторонам.

– Ну очень оригинальное место для обсуждения серьезных вопросов.

– Ну, пусть наши оппоненты думают так же.

А сам про себя усмехнулся: «Н-да, тут он прав, сколько вот так на лестнице с девчонками целовался…» Но не удержался и фыркнул. Судоплатов правильно меня понял:

– Тоже про девушек в подъезде подумали?

– Ага. Пикантная ситуация. Но перейдем к делу.

– Да, Сергей Иванович, давайте, времени и так мало.

Я вполголоса, так, чтоб мог слышать только Судоплатов, быстро и четко проговорил:

– Мы не полетим в Борисполь.

Он удивленно уставился на меня.

– Ваш план?

– Вы, параллельно с Р-5 и группой под Николаевом, готовите дальний бомбардировщик. После вылета бомбардировщика сообщите в Москву Борисычу определенную информацию, чтоб скорректировали точку перехода.

– Где будете высаживаться и кого с собой возьмете?

– Вся немецкая спецура, если была утечка информации, а в этом уже нет сомнений, должна нас ждать в районе Борисполя. Поэтому пойдем втроем: я, Карев и Дунаев. Высадимся в районе Фастова, где у нас была вторая точка выхода. Там вроде должно быть тихо.

– Резонно.

– Проводите организационные мероприятия, а мы на всякий случай в кабинете Нефедова свою прослушку поставим.

– Зачем? Вы думаете, он что-то знает?

– Не исключаю такой возможности. Ну, чтоб вам было интересно работать. Некоторые технические приспособления у нас есть, да и ваших подчиненных немного подучим. А вдруг действительно что-то интересное выловите. Сами знаете, как оно бывает…

Судоплатов опустил голову и тяжело вздохнул.

– Откуда вы взялись на мою голову, Сергей Иванович?

– Ну так вы прекрасно знаете откуда. А вообще, если у вас голова болит, то подумайте, каково нашим оппонентам приходится. Так что давайте действовать.

Судоплатов буквально на несколько мгновений замолчал, прокручивая в уме мою маленькую комбинацию, затем согласно кивнул и сказал:

– Хорошо. Тогда до вечера.

Мы спустились на улицу, и через пять минут я уже ехал в школу, где находились мои бойцы.

Подготовка к вылету шла достаточно серьезно. Нам пришлось смотаться в Инкерман к бронетранспортеру и покопаться там, в поисках хотя бы одного костюма типа «Кикимора» или «Леший»: к нашему счастью, все-таки одну «Кикимору» запасливый Артемьев прихватил. Особое внимание пришлось уделить зарядке батарей радиостанций, что тоже доставило немало хлопот. Но ближе к вечеру наша небольшая группа уже была готова к выброске, а приехавший к восьми часам Судоплатов привез полный вещмешок немецких трофейных консервов. Где он их умудрился достать, мы могли только догадываться – скорее всего, подогнали морячки, кто в осажденную Одессу ходил.

Карева и Дунаева закрытой машиной заранее повезли на аэродром, где ожидал ДБ-3 из состава 40-го бомбардировочного полка 63-й бомбардировочной авиабригады Черноморского флота. Три ДБ-3 и семь СБ готовили к ночному полету, даже загрузили бомбовые отсеки, но в самый последний момент самолет, предназначенный для наших нужд, был отведен в сторону по вроде как техническим причинам, и с матом и возмущением техников и летчиков начали разгружать смертоносный груз. Когда все это разгрузили, подъехали Карев и Дунаев. Меня в это же время торжественно, с большой охраной отвезли на мыс Херсонес, где был оборудован небольшой аэродром. Там я, чуть ли не расцеловавшись с Судоплатовым, залез в знакомый уже Р-5 и, согласно полетному заданию, вылетел в Борисполь, с посадкой для дозаправки под Николаевым. На этом официальная часть закончилась. Легкий разведчик за десять минут доставил меня на аэродром, где базировался 40-й бомбардировочный авиаполк, там люди Судоплатова его быстренько оттащили в ангар и старательно запрятали от лишних глаз. Так же быстренько я и без лишнего шума в сопровождении охраны добрался до ДБ-3, уже подготовленного для полета к Фастову. Летчики, мозги которым старательно прокипятили орлы из главного управления госбезопасности и видевшие с какими круглыми глазами удивленного тушканчика бегает полковой особист, быстро поняли, что им достается самое интересное, успокоились и ждали только меня. Карев и Дунаев уже раззнакомились и обосновались в бомбовом отсеке, закутавшись в полушубки.

Возле самолета топтались летчик и штурман, в ожидании полетного задания, которое, видимо, я должен был поставить. Как я понял, никто ничего не знал, даже судоплатовские исполнители, поэтому кивнул им, что теперь всем я буду заниматься сам. Те, все прекрасно поняв, утянули с собой полкового особиста и остановились на расстоянии ста метров от стоянки самолета, издалека контролируя ситуацию. То, что они не одни, а вокруг еще несколько постов, я не сомневался. Дождавшись, когда ненужные уши исчезнут, подошел и поздоровался с нашими невольными воздушными извозчиками.

– Добрый вечер.

Но подняв голову вверх и взглянув на темное небо, поправился:

– Точнее, доброй ночи. Можно просто Сергей.

И протянул руку старшему – пилоту. В свете слабых фонарей он немного дольше, чем нужно, рассматривал мою экипировку: шлем «Сферу», разгрузку, сложенный автомат, умело прикрепленный несколькими ремешками к разгрузке, карманы с магазинами и гранатами. В его взгляде мелькнуло одобрение, видимо, ожидали, что их заставят везти какое-то крупное начальство на Большую землю, а тут спецы-боевики. Он сильно, но без нажима пожал руку.

– Максим.

Но тут же поправился:

– Капитан Решетников.

Штурман, стоявший чуть дальше, тоже протянул руку:

– Старший лейтенант Кумин.

При слабом свете я тоже пытался их рассмотреть, но тут было сплошное разочарование – стандартная летная форма, никаких знаков различия. Ну все равно, вроде ребята нормальные… Решетников сразу перешел к делу:

– Товарищ Сергей, куда лететь будем?

– В сторону Киева. Выброска в районе Фастова.

– Ого. Серьезно.

– Ну так и мы вроде ребята непростые.

– Заметно…

– Ну что, грузимся и летим?

Но тут возмутился штурман:

– А куда точно лететь?

– Вы летите в сторону Фастова. Как будем подлетать, я вам дам пеленг. У нас своя система позиционирования на местности. Кстати, а как связываться-то будем? У вас переговорное устройство есть для нас?

– Нет, конечно, кто будет бомбовый отсек оборудовать СПУ?

– Ну ладно…

Я подошел к самолету, где в отсеке меня ждали бойцы.

– Дунаев!

– Я, товарищ майор.

– Там у нас запасная рация есть, передай ее пилоту. И быстрый инструктаж по пользованию.

– Понял.

Пока он рассказывал Решетникову про достижения средств связи двадцать первого века, я махнул рукой людям Судоплатова, и один из них, как гончая, рванул ко мне навстречу.

– Слушаю, товарищ майор.

– Капитану Решетникову передается секретная радиостанция. По возвращению бомбардировщика из полета радиостанцию изъять. Быстро сообрази бумажку, чтоб он подписал об обязательном уничтожении прибора при возможности его попадания в руки противника.

– Есть, сделаем.

Пока тот носился и организовывал импровизированную подписку о неразглашении, мы обговаривали все нюансы полета с экипажем самолета. Стрелка-радиста мы и не видели. Его в самом начале грозные сотрудники органов засунули в самолет, и он там сидел на боевом посту и с интересом поглядывал на нас сквозь прозрачные стекла верхней пулеметной турели.

Ну вот и все. Бумаги подписаны, я, тоже облаченный в тулуп, забрался в бомбовый отсек, раздался рев разогреваемых двигателей. Еще несколько минут – и самолет вырулил на взлетную полосу и стал разгоняться. Потом отрыв и незабываемое чувство невесомости, которое испытывают все, когда начинается полет. Правда, не все испытывают удовольствие от того, что содержимое желудка начинает проситься обратно. Тут как раз я и пожалел о том, что не полетел на Р-5. Он летал и потише, и пониже, а тут ДБ-3 поднялся на три километра, стало понятно, что мы точно не в сказку попали. Дуло из щелей немилосердно, и к тому же снаружи точно не май месяц, да еще и разреженность воздуха, не критичная, но все же неприятная сама по себе, стала добавлять дополнительные неприятные ощущения к общему списку моего недовольства. На связь вышел Решетников:

– Феникс, как вы там?

Он все еще осторожно говорил, так как привык к режиму радиомолчания, а тут можно переговариваться по радиопередатчику. Его опасения были понятны – если противник поймает сигнал и оповестит средства ПВО, это может вылиться для нас большими проблемами. Но я ему коротко пояснил, как в свое время погибшему Иволгину, что немцы не в состоянии перехватить кодированные сигналы этих радиостанций.

– Да нормально. А у вас тут обогревателя и девочки с лимонадом нет?

Пауза.

– Что за девочка с лимонадом?

«Н-да. Намек не понял. Ну ладно, это все еще в будущем».

– Да это так, на холоде помечтать хочется.

В наушнике раздался хохот.

– Да. Мечты у вас, конечно, экзотические.

– Если б я мечтал о мальчике с лимонадом, это было бы точно экзотичнее. А так нормальное мужское желание.

– Я слышал, на гражданских самолетах за границей девушки и лимонад, и кофе разносят по салону.

– Ну вот, понимаешь, значит.

– Приходилось бывать? – уже уважительно спросил Решетников.

– Ох, где мне только не приходилось бывать…

Дунаев и Карев поочередно хохотнули в эфире, вспомнив знаменитый анекдот из нашего времени.

– А что такого смешного?

– Да тут анекдот вспомнили.

– Расскажите, время есть…

* * *

Через час после вылета бомбардировщика с группой майора Кречетова в сторону Фастова далеко под Москвой, на секретном объекте Главного управлений госбезопасности НКВД СССР «Усадьба», в небольшой комнатке девушка в форме сержанта НКВД сидела перед жидкокристаллическим девятнадцатидюймовым монитором Samsung и ждала начала очередного сеанса связи. Нетерпеливо поглядывая на часы в правой нижней части экрана, Кристина пила полуостывший кофе из керамической чашки с изображением большого кота. Когда время наступило, она легким движением «мышки» и двумя кликами, запустила коммуникационную программу и вышла в чат:

Кристина: Приветики. Что у вас там новенького?

База: Хохлы наехали. Вроде отбились.

Кристина: Потери есть?

База: Да нет. Васильева и Шестакова помяло. А так все под контролем. Что у вас там? Как Феникс?

Кристина: Час назад вылетел на бомбардировщике. Феникс и двое наших, из местных новичков. Летят к «Точке-два». В «Точке-три» опасно.

База: Вас поняли. Когда будут?

Кристина: С нынешнего момента плюс два часа.

База: Хорошо. Готовим встречу. Что там Борисыч?

Кристина: Уехал куда-то под Куйбышев. Готовит резервную базу.

База: На связь выходит?

Кристина: Вчера по тлф говорили. Вроде нормально. Местные – адекват, без понтов.

База: Вас поняли. Конец связи.

Сидевшая рядом Стрельникова, которая уже вполне неплохо разбиралась в компьютере, попросила распечатать текст разговора на бумагу.

Кристина Панкова, состроив недовольную гримасу, но тем не менее быстро запустила Word, открыла файл с пустым бланком и шапкой секретного делопроизводства НКВД, скопировала содержимое окна чата и пустила на печать. Стрельникова выхватила из лотка лазерного принтера еще теплый лист, быстро открыла журнал регистрации формируемых бумажных носителей информации, внесла регистрационные номера, тут же шариковой ручкой, которую для этого дела выделили пришельцы из будущего, надписала их на распечатке и спрятала ее в специальную папку.

Кристина, наблюдая со стороны все эти уже ставшие привычными манипуляции, только вздохнула. Но, видимо, молодость не терпела бездействия, и она рывком поднялась, включила кофеварку и, не спрашивая разрешения у Стрельниковой, из вредности запустила на компьютере фильм. Борисыч, уезжая в Москву, и не предполагал, что, когда собирались, дочка умудрилась пронести несколько 16 гигабайтных флэшек с фильмами и музыкой. И вот теперь на экране служебного и насквозь секретного компьютера на самом охраняемом объекте НКВД СССР крутили фильмы будущего, не всегда приличного содержания.

Стрельникова на все это смотрела вполне спокойно, понимая, что Кристина просто чувствует себя одинокой и в такой форме выражает свой юношеский протест. Этот вопрос уже обсуждался с руководством, и у Ирины были жесткие указания – с девочкой не ругаться и устанавливать полный и дружеский контакт. Да и Юрий Панков, отец Кристины, ей нравился…

* * *

В черном небе юга Украины, оккупированной немцами, летел одинокий бомбардировщик с красными звездами, а в нем хохотали несколько человек, слушая анекдоты про Василия Ивановича, который везде был и все видел, даже у негра в…

Самолет вполне спокойно пересек линию фронта, завернув немного западнее, и, пройдя над морем, затем в течение двух часов добирались до предполагаемого района выброски, о чем известил Решетников между очередными анекдотами. На что новый, но такой знакомый и родной голос вмешался в наш разговор:

– Феникс, я не поняла, вы там воюете или анекдоты травите? Может, хватит? Наверно, пора уже высаживаться?

– База, как я рад тебя слышать! – тут я был искренен на все триста процентов.

– Еще чего-нибудь добавите?

– База, я тебя обожаю. Ты там готовься, сейчас быстренько прыгну и к вам. Супружеский долг – дело суровое, но нужное…

– Да что-то не верится. Вы там все навоеваться не можете. Что ты, что Бычок. Кстати, тут Белка спрашивает, как он там?

– В госпитале. Броником осколок словил, да головой дверь.

– Серьезно?

– Нет. Но эвакуировать придется.

– Хорошо. Ну что дальше?

– Вы отслеживаете нас?

– Да. Скорость и местоположение определили. Какая у вас высота?

– Решетников?

– Три пятьсот.

Я уже дал команду пилоту:

– Выполняйте распоряжения Базы.

Он уже серьезно ответил:

– Вас понял. База, я Баклан-29. Жду указаний.

– Поворот на восток на тридцать градусов.

Самолет заметно наклонился.

– Так следовать пять минут. Затем спускаетесь на восемьсот метров и готовите выброску по сигналу.

– Вас понял.

Я коротко бросил своим бойцам:

– Приготовились.

Мы поснимали полушубки, лица были еще на аэродроме закамуфлированы тактическим кремом, поэтому стали проверять снаряжение, приборы ночного видения, радиопередатчики и парашюты. Самолет пошел на снижение, и в наушниках послышался голос моей супруги:

– Сброс.

Под нами раскрылись створки бомбового люка, и мы втроем прыгнули в черноту, расстилавшуюся под бомбардировщиком.

В наушниках раздался голос Решетникова:

– Удачи, ребята. Привет Базе.

Болтаясь в воздухе, я успел прохрипеть:

– И тебе, капитан, удачи. Доберись живой. С меня бутылка.

– Договорились, майор.