Текст книги "Окна"

Полоска света тянулась из-за неплотно прикрытой двери на кухню. Квартира была в плохом понимании слова «совковая», это больше чувствовалось по запаху, какому-то застойному запаху. Также пахло дешёвыми сигаретами. Справа был проём в неосвещённую комнату, и далее ничего не было видно. Я подошёл к двери на кухню и приоткрыл её. Кухня была грязная и освещалась низко висящим с потолка плафоном с кучей дохлых насекомых внутри. На полу лужа тёмной крови. В раковине поверх грязной посуды – нож, обычный кухонный нож, тоже как будто окровавленный, но не настолько, как это показывают в фильмах, а так, чуть-чуть. Мне совсем не было страшно, скорее наоборот. Я ощущал себя каким-то шпионом, выполняющим задание государственной важности, за выполнение которого меня потом будут чествовать перед всей страной по главному государственному телеканалу, а ещё через год я буду сниматься в рекламе какого-нибудь кетчупа или зубной пасты, и горя не знать. Под столом валялся российский паспорт, который я аккуратно взял тряпкой (не имю понятия, остаются ли отпечатки на бумаге), выписанный на Медведева Константина Григорьевича, 1944 года рождения. Адрес прописки: Ленинградское шоссе, 346а, район Молжаниновский. Не успел я положить паспорт на место, как ощутил какое-то движение в квартире. В дальней комнате зажёгся свет, та, что теперь была слева от меня, оказалось проходной. Ничего не происходило, никто из дальней комнаты не выходил. Я аккуратно заглянул в неосвещённую комнату – в ней творился бардак, ящики все вывернуты, вещи раскиданы по полу, как в сериалах про истерические семейные сцены. В ней никого не было. Из дальней комнаты донёсся звук дискового телефона. Набирали номер. Я разумно рассудил, что телефон стационарный, кроме того, из темноты меня видно не будет, и сделал несколько шагов по направлению к освещённой комнате, куда тоже вёл просто проём без двери, пытаясь ничего не задеть. Комната была маленькая и почти всё пространство занимала широкая кровать. Спиной ко мне сидела седая старуха со сбившимися волосами. На кровати, ближе ко мне, лицом кверху, лежал мужчина лет 60-ти, рубашка в районе живота у него была вся в крови, непонятно, жив он был или нет. Старуха скрипучим голосом произнесла в трубку: «Сеанс окончен. Приезжай». Потом она сделала движение, как будто собиралась вставать, и я решил, что пора делать ноги. По пути в коридор я всё же умудрился зацепить какой-то горшок, который предательски зазвенел. Старуха меня разглядеть не успела, так как только встала с кровати, а здесь было темно. Я подлетел к двери и – вот, чёрт! – она оказалась захлопнута. Я судорожно искал замки, но, слава стандартным планировкам и мышлению, открыть дверь удалось очень просто. Поняв, что у меня есть ещё с десяток секунд или больше, я посмотрел, нет ли кого в общем коридоре, протёр рукавом всё, к чему мог прикасаться и быстро проследовал к лифтам. Лифт приехал не сразу, но погони никакой не было. Выходя из дома, уже во дворе, я почувствовал, что она смотрит на меня из крайнего окна третьего этажа. Свет там снова бал выключен, но я прекрасно различил её силуэт и поспешил скрыться по тропинке за гаражами.

Состояние, признаться, у меня было странное. Я всё-таки ожидал чего-то другого, думал, что это будет что-то типа клуба по интересам. А что было там, я так и не понял. Но у меня совсем не было ощущения, что я куда-то вляпался. Мне скорее казалось, что это теперь просто часть моей жизни, такая же важная, как и другие. Я дошёл до ближайшего кинотеатра, там оказалось интернет-кафе, заказал большую чашку кофе и попытался выяснить что-то о «Клубе молчащих людей». Яндекс мне ничем не помог в рунете, Google что-то выдавал в англоязычной интерпретации, но всё это мне казалось не относящимся ни к Москве, ни к какому-то роду занятий, ни к секте.

Я окончательно смирился, позвонил Кириллу, он был дома не занят. Выходя из здания кинотеатра, собираясь поймать машину и отправиться к Кириллу на Преображенскую площадь, я заметил прыщавого подростка, мчащегося наперерез мне на скейте. Он резко и с шумом затормозил передо мной и протянул мне запечатанный белый конверт. Поскольку машина уже остановилась, я запихал конверт в карман куртки и уехал.

Поезд. Эпизод 2

Глядя в это окно, он перенёсся в детство. Когда-то он смотрел на такие проносящиеся поезда с такого же маленького полустанка в Архангельской области. Он прожил там почти полгода у одной бездетной женщины. Как-то дождливой ночью, ему было лет семь тогда, он познакомился с ровесниками, и они стали каждый вечер ходить в Лосиноостровский парк строить землянки. Поскольку у него редко складывались отношения со сверстниками, он с интересом наблюдал за их жизнью, и учился общаться таким образом, хотя некоторые их интересы казались ему странными. В тот вечер они ушли достаточно далеко – к бывшей платформе Белокаменная на Малом московском железнодорожном кольце. В том месте рядами стояли гружёные товарные составы, вагоны сцепляли и расцепляли, царило внешне хаотичное, но целеустремленное движение. Они забрались в один из вагонов…

Проснулся он один от равномерного стука колёс. Внутри было темно, дверь была заперта. Ехал он очень долго, наверное, сутки, хотя ему казалось, что несколько лет. Он не плакал. Он то смотрел в пустоту и слушал перестук колёс, то спал. Часто поезд останавливался и стоял по нескольку часов, но он не пытался привлечь к себе внимание. Сквозь щели вагона на него сперва смотрела ночь, затем день, потом снова стало темно.

Когда во второй раз начался день, дверь была снова распахнута. Солнце всходило над всхолмленным, уходящим вверх лугом, который весь блестел от росы. Он выскочил из деревянного вагона и побежал через этот луг. И первый раз за последние дни он заплакал. Заплакал от какой-то странной радости, и страха, и свободы одновременно. Он, уже будучи взрослым, часто вспоминал то ощущение, и часто оно приходило ему на помощь в моменты осознания своей бессмысленности в мире.

С ним заговорила проходящая мимо женщина, выгонявшая корову на пастбище. За пригорком был разрушенный монастырь, а за ним – небольшое село, где из двадцати домов только три были жилыми. В одном из них обитала она, вместе с коровой, собакой и своим престарелым отцом, который и летом, и зимой лежал на печи, лишь изредка спускаясь. Почты в селе не было, продуктовая автолавка приезжала раз в неделю, женщина сперва хотела сообщить о нём, но потом как-то каждый раз не решалась, да так и не сообщила. Женщина эта (он, даже будучи маленьким, не смог не заметить такой странности), очень увлекалась фотографией. Она брала с собой огромный плёночный агрегат, куда бы ни направлялась – и в лес, и в церковь, и когда шла доить корову в поле. Было странно видеть, как она возвращалась с тяжелым подойником, заботливо повязанным чистейшей застиранной до полупрозрачного состояния детской ситцевой пеленкой и фотоаппаратом, заброшенным за спину на манер переметной сумы. Похоже, именно этим аппаратом он сделал свои первые снимки.

Как только наступал вечер, он брал фонарь и шёл к железной дороге. Он ожидал снова увидеть ждущий его деревянный открытый вагон товарного состава, но составы здесь больше не останавливались. Он иногда скучал по большому городу, по людям, по первым приятелям, с которыми строил землянки. В одно и то же время каждый вечер мимо проносились два поезда, полные людей внутри. Иногда ему представлялось, что он тоже там, среди этих людей в поезде, смотрит на себя, стоящего на этом лугу, из купе. Номер этого купе теперь указан в билете, лежащем в его кармане.

Ширма в тамбур, почти портьеры – он никогда не понимал, читая в старых переведённых детективах, что это значит – слово «портьеры», и лень было посмотреть в Интернет-словарь, но ему всегда представлялось – что это массивные шторы. Это были правда, массивные бархатные шторы, как и везде тут. Тамбур. Тамбур заплёванный и с бычками на полу. Естественно, он тут же обнаружил в себе детективный талант и обследовал все 13 найденных бычков. Все тринадцать остались от только появившихся сигарет «Проект 307». Судя по виду (характерный слом при тушении, одинаковый ореол никотина на фильтре – черная точка в центре и почти нетронутая белизна по краю) все 13 выкурил один и тот же человек. Заядлый курильщик с больным желудком. Во всяком случае, кто-то давно доказывал ему, что такой рисунок никотина на фильтре – симптом болезни желудка у курящего.

Он проследовал в вагон № 9. Здесь было ярко, как в купе, в котором он проснулся. В этом вагоне кресла располагались по три с каждой стороны от прохода, такие же сине-бархатные, что сразу же напомнило ему салон самолёта, только окна – обычные поездные и совсем без занавесок. Он испытал странное чувство, что за ним подглядывают. Оттуда – из мира за окнами, полного темноты и неопределённости. Здесь же была абсолютная определённость – он едет в Орёл, ну, или в Калугу. В этом вагоне тоже не было ни единой души. Только разбросанные повсюду листы газеты «Советский спорт».

Он прилёг на тройное сиденье и поднял первую попавшуюся страницу. Там был рассказ о какой-то ярмарке – millionaire fair, вроде бы. Он перевернул страницу и обозрел фото старой женщины с подписью «Ясновидящая Клавдия Ивановна». Собственно, всё до примитивизма просто. Интервью со старухой – ей 102 года – слепой абсолютно, о том, что она знает об этом мире. Причём интересная концовка: «Я люблю некоторую отстранённость и недосказанность. Я там, где я нужна. Вам не стоит труда позвать меня. Но я не скажу Вам правильный ответ. Я дам вам заведомо неправильный, Вы проклянёте меня и доберётесь до истины. Я пожертвую собой ради Вашей истины, ибо я бессмертна». Замечательно! Очередная бессмертная инстиннооткрывательница. «Уж если представится мне случай дожить до таких седин, пожалуй, не стану заниматься такой ерундой» – подумал он.

Оставив газету на кресле, он продолжил движение по маршруту. Телефон показывал 19:52. Тут же он получил SMS со старого доброго номера: «Тёплый снег течёт по телу, Осень замораживает мысли и чувства, Память теперь фрагментарна и помнит только то, чего не было//» Свет погас. Ему всё это было определённо интересно.

Он смотрел в окно. В последнее окно вагона справа. Поезд тихо грохотал по мосту над какой-то средних размеров рекой. Оку, по идее, проехали, а что там идёт дальше, он понятия не имел. Но вид был замечательный. Ощущение воды, интуитивно видимой внизу. Река показалась ему водоворотом событий, которых не было. Водоворот событий оттенялся бездеятельностью, в которой он пребывал. Бездеятельность была приятной, ибо последнее, что он помнил из прошлой жизни было то, что они с приятелем ехали на какую-то презентацию. Он ехал на переднем пассажирском сидении, пристёгнутым, задрав правую ногу на кресло. При этом просматривал какой-то журнал и подпевал играющей музыке. Что-то случилось на Рижской эстакаде.

У него было прекрасное настроение, как и всегда, когда он неожиданно оказывался один. Ему было не важно, куда он едет, потому как впереди – бесконечная вечность. Просто супер, думал он, что, закрывая глаза, не хочется оказаться нигде ещё, кроме как здесь. О-т-д-ы-х! От чего? От мечты, от осознания того, что не нужно ничего достигать и никуда стремиться. Может быть, второй раз в этой жизни, после того луга, в этом поезде ему суждено было прочувствовать момент «здесьисейчас».

Следующий тамбур, проход между вагонами, и новый тамбур с красивой клубной пепельницей на высокой ножке встречает его. Он в вагоне № 10. Это обычный купейный вагон, вызывающий и отвращение, и легкий налёт счастья одновременно. Все купе открыты, кроме одного. Он, естественно, идёт к закрытому, и стучится туда. Тишина. Он берётся за ручку и открывает дверь. Первый человек, которого он встречает в поезде – хорошая его подруга Женя (хотя ему часто казалось, что ей подошло бы другое имя). На столе – бутылка одного из её любимых односолодовых виски, два стакана а-ля рокс и банка солёных огурцов. На сидении рядом с ней – огромных размеров клетка. В ней сидит громадная ручная крыса. На крысе – Жениного пошива большая вязаная шапка. Дверца клетки открыта, кроме того, у крысы нет хвоста, но она даже не пытается выскочить, чтобы поискать его…

На том полустанке он прожил короткое лето, и пришла осень, тёплая осень с жёлтыми листьями, лужами и туманом по утрам. В этих туманах немногочисленные предметы казались таинственной загадкой. Но стоило приблизиться к ним, как они превращались в сплошь знакомые очертания: поленицу дров, забытые кем-то в этом дворе полуразложившиеся мягкие игрушки, столбы на фоне пожухшего нескошенного луга.

Женщина, которая приютила его, часто ходила по утрам в полуразрушенную церковь соседнего села, где было не три жилых дома, как в этом, а с десяток, и иногда брала его с собой. Там бывший инженер Беломорско-Балтийского канала зычным голосом распевал какие-то тексты из потрёпанной книжицы на похожем, но малопонятном языке, хоть ему и было уже под девяносто лет.

В один прекрасный день, когда октябрьское короткое солнце также светило над лугом, как в первый его день здесь, но уже с другой стороны луга, приехала старинная машина с надписью «Милиция» на синей полоске одного из боков. Вышедшие из неё товарищи постучали в дом, где на печи по-прежнему лежал немощный дед, и тогда и у неё, и у него отразилась вся гамма будущих изменений на лице. Её лицо выражало отрешённость от мира, его – надежду. Её – обречённость остаться одной, а ему вспомнился вдруг большой город, землянки в Лосином Острове, ему как будто стали понятны многие вещи, казавшиеся странными при общении с ровесниками. Эти товарищи, нелепо одетые, приехавшие на машине с синей полоской, внесли в его мир один маленький, но существенный фактор, благодаря которому он теперь ожидает встретить в этом поезде не только бесхвостых крыс. Фактор этот – социализация. С тех пор его будут всегда окружать люди, и он сможет также выбирать людей, не ощущая себя выбираемым. Но, как удивителен мир крайностей, теперь ему будет недоставать одиночества. Когда снова пришла весна, он уже вёл окрестных ребят строить домики на деревьях, но было это уже не на Лосином Острове. Потому как на Лосином Острове по-прежнему рыли землянки.

…Собственно, познакомились они с Женей ещё лет пять назад в Интернете, она вязала собственноручно для себя шмотки, а излишки реализовывала через свой сайт. Иногда на этом сайте замечались вещицы «почти высокой моды», однако предлагалась вся эта копия оригинала за деньги, доступные людям, считающим себя «средним классом», но таковыми никаким боком не являющимися, особенно по факту склада мышления. Встретить её в качестве первого «контактного лица» в этом поезде значило для него, пожалуй, пересмотром всего отношения к ней, особенно в придачу с этой крысиной клеткой. Из источника бесспорно интересных, но пустопорожних разговоров, она могла превратиться в проводника по этой поездной жизни, если уж на то пошло. Кажется, она ощущала здесь себя вполне комфортно, и в глазах и речах её не возникало актуальных вопросов относительно «Где я? Кто я?»

Ему, в общем-то трудно было сформулировать приветствие. Поэтому «Привет! И ты тоже здесь», хоть и вызвало тень недоумения в её образе, как и вызвало мысль «что это за бред из меня вырвался» в нём, всё же оказалось каким-никаким мостом для того, чтобы она вымолвила «Присаживайся. Я ждала тебя» и разлила выпивку по гранёным стаканам в подстаканниках, благо не из чайника, как в многочисленных анекдотах про командировочных, цитирование которых стало с недавних пор признаком дурного тона.

Женя: Сегодня я думаю о ЦЕЛИ.

Он заедает оказавшийся вкусным виски невкусным огурцом, но пусть это волнует лишь поборников эстетики.

Он: О Цели (тупо повторяет).

Ж: И мне кажется, цель совсем не является чем-то важным, как принято думать. Гораздо полезнее во всех отношениях Бесцельность. Когда есть Цель, мы не замечаем Жизнь.

Он: А если это Цель жизни?

Ж: То мы всё равно не замечаем Жизнь, поскольку Жизнь больше, чем Цель жизни. В Жизнь входит также ощущение расстройства от недостижимости Цели жизни.

Он: Тогда Ты думаешь о Жизни, а не о Цели.

Проехали какую-то деревню. В свете двух фонарей можно было разглядеть силуэт стоящей коровы, наклонившей голову к траве. Ему показалось, что корова о чём-то грустила, хотя, конечно, сложно встретить в этом мире весёлых коров.

Он: Куда мы едем? Что наша Цель?

Ж: Орёл, или, на худой конец, Калуга. Если Цель – какой-то из этих городов, то неважно, что мы сейчас сидим здесь вместе.

Он: А может Цель – сидеть здесь вместе, а не один из городов? (Доливает виски)

Ж: Может.

Он: А может Цель – Ощущение отсутствия Цели?

Ж: Нет. Моя Цель – Ощущение радости от процесса достижения Цели.

Они пьют в течение пяти минут молча. Он решил больше не прикасаться к огурцам..

Ж: А твоя Цель?

Он: Моя Цель – Авыр-Ин-Чзу. Я не выбирал её, но это моя Цель.

Ж: Похвально. Жертвуешь своим Ощущением ради Чужой цели.

Он: Нет, Чужая цель жертвует моим ощущением ради себя. А потом, может быть, это моя Цель? Как мы выбираем Цели? Нам их подсказывает окружающая среда, а иногда навязывает. Ты же не сама придумала, что нужно быть счастливой от процесса достижения Цели. Стоп. Как это? Вместо слова ЦЕЛЬ в Твоей цели вставляем твою Цель. Итак, Твоя цель – Ощущение радости от процесса достижения ощущения радости… ПРОЦЕСС ДОСТИЖЕНИЯ ОЩУЩЕНИЯ РАДОСТИ! Так, Твоя цель – это не точка во времени, а процесс. Причём процесс бесконечный, следовательно, Цель неосуществимая.

Ж: Цель жизни – это точка, совпадающая с точкой смерти. С точкой отсутствия ощущения от жизни. С неспособностью осознать, что Жизни уже нет.

Он: То есть Цель – это Жизнь, вот к чему мы пришли.

Ж: Нет, Цель – это Смерть, Достижение цели – это Жизнь.

Из Дневника. Часть 3

5-е мая, 10:50

Вчера открылась моя выставка в «3D Graphics». Тихо, без друзей, без прессы, как будто меня и не существует вовсе. За первый день её посетило 40 человек, скорее всего, просто с улицы зашли. Фотографии вышли удачными, но признаться, посмотрев на них, развешанных по стенам, чужими незамылеными глазами, я понял, что они пустые, и ничего интересного в них нет. Ничего вопиюще интересного. Я бы не пошёл ради этих фотографий куда-то. А может, это к лучшему, важно, что я сам понял это сейчас, чтобы не пороть больше банальный масспродукт. Но кажется, Рома с Алисой к ним отнеслись нормально, наверное, просто мой собственный стиль мне вконец надоел.

А ещё вчера утром позвонила Инесса, сказала, что дом будут брать, но хотят рассрочку платежа. Вот, блин, опять не слава Богу. Я сказал, что можем предложить 50 % отсрочку на 3 месяца, если первые 50 % будут внесены на текущей неделе. Позже она перезвонила, сказала, что согласны, выставляйте счёт, готовьте документы. Я на всех парах прискакал в офис с бутылкой виски – давно меня, наверное, таким экстрасчастливым не видели. С застройщиком оказалось договориться сложнее всего, наверное, часа два мы с боссом приводили аргументы по телефону, и насчёт снижения цены на 6 %, и насчёт рассрочки. В результате дрогнуло сердце поэта, и с того конца мы услышали окончательное «ладно, действуйте». Нам даже удалость не ухудшить собственные условия, хотя мы балансировали на краю. Это была первая продажа за последние два месяца в нашей компании, так что все воспряли духом. Теперь передо мной встал другой вопрос: где найти полтора миллиона, недостающих для моей доли? То, что мне интересно самому выступить инвестором, а не искать, как раньше, инвестиции на стороне за спасибо и клубную карту в подарок, было очевидным. Итальянец приезжает уже на следующей неделе, бумаги в спешном темпе оформлялись через своих людей, управляющий Паша уже почти набрал персонал, шеф-повара мы предложили Винченцо поискать в Италии. Даже первый взнос за аренду мы должны были внести уже 15-го. Я набрал Адама и безапелляционно заявил, что буду сегодня ночью у него, есть разговор, не терпящий отлагательств.

Теперь я стал реже есть в «Алой розе», пытаясь обойти все приличные итальянские рестораны. Поскольку в кухне я большим гурманом не был, я больше разглядывал дизайн, смотрел, как организовано обслуживание гостей. Познакомился с некоторыми управляющими, на случай, если Паша всё же не оправдает наших надежд. Но ничего особенно нового я для себя не открыл, а потом постепенно мне вообще стало как-то неинтересно вникать в процесс. Буду заниматься, как акционер, финансовой стороной вопроса, а на операционку есть люди, которым за это и платят. Паша, умница, уже согласовал с итальянцем отделку, итальянец уже заказал мебель, прораб уже отдавал указания, в общем, всё шло само по себе неплохо и без моего вмешательства.

После ужина я возвращался домой, нужно было пройти примерно километр по переулкам. Похолодало, и пошёл моросящий дождь. И мне вдруг стало до того тоскливо, до того грустно. Не за себя, а за всё человечество. Каждый копошится в своей куче, испытывает эмоции, такие незначительные и смешные. Пытаются оставить после себя род, архитекторы придумывают новые формы, где вместо фасада А целесообразнее использовать фасад В. Парламентарии что-то вещают с трибун. Вот у ворот посольства стоит очередь (вечером!). Бедные несчастные загнанные люди. Я пришёл домой и продолжил пить виски в одиночестве, всю жалость теперь перенося на себя. Мне уже было неуютно в этой квартире, в этом городе. Я позвонил в авиакомпанию и забронировал билет до Вены через неделю.

7-е мая, 01:44

Я неожиданно вспомнил про конверт, который мне всучил скейтер в тот вечер. Так и есть, тихо лежит себе у меня в куртке. Вскрываю конверт и достаю оттуда тонкую иллюстрированную брошюрку на четырёх страницах, и сложенный лист формата A4. Первым делом за брошюрку. Всю первую страницу занимала фотоиллюстрация полузатопленного весеннего леса с пробивающимися через него солнечными лучами. И титул прямо поверх иллюстрации «Поиск реальности». Я заварил себе ромашковый чай и приступил к чтению. Не затрудняюсь и сканирую весьма занимательный текст сюда:

Несколько десятилетий назад, в 1974 году, был официально разрешён въезд европейцев в Бутан. Это незначительное, на первый взгляд, событие привело к значительным последствиям, равно как и возможностям, для всего человечества. Точкой начала изменений стал ранее малоизученный водопад «Большое зеркало» в горной системе Малых Гималаев. Там что-то произошло. Что-то связанное со способностью этого водопада замерзать и становиться зеркалом, о чем писал ещё Джон Клод Уайт по результатам своей экспедиции в 1914 году. Относительно того, что же именно там произошло, в настоящее время сложно делать выводы. Водопад исчез. Пересох ручей, источник которого находился на высоте 3300 метров. В очень редкие годы северная граница летних муссонов достигает такой высоты, и ручей с тех пор так и не заработал в полную силу. Соответственно, изучить особенности водопада теперь не представляется возможным.

С этого самого года способность воспринимать мир человечеством изменилась. Мы стали жить во вторичном (Малом) мире, и не заметили этого перехода. Мы слышим внутренние голоса, мы иногда случайно видим самих себя и предметы первичного (Большого) мира, мы принимаем решения на основании интуитивных бессознательных посылов, найти объяснение которым затрудняемся. Мы являемся марионетками действий, совершаемых в Большом мире. Что это за странные вещи и какова их природа: стечение обстоятельств, удача, везение?

Кто совершает действия в Большом мире, повлиять на которые мы не можем? Говоря образно, у каждого из нас есть в том мире отражение. Для нас это ровно настолько отражение, сколь для того отражения отражением являемся мы.

Авторы данной брошюры пока не могут ответить на вопрос, что нужно делать с этим знанием о Большом мире, куда двигаться дальше. Ясно одно – мы пойдём вперёд и просто спокойно жить уже не будем. Ряд догадок основан опять же на нашей интуиции. Если Вы получили это письмо – у Вас есть возможность присоединиться к этому великому исследовательскому проекту. Методы исследования Вам могут показаться странными, как и сама организация, которую мы создали. О «Клубе молчащих людей» Вы не найдёте информации нигде. Сколько бы мы ни говорили в Малом мире – мы молчим. Мы кричим, а вокруг нас бронированное стекло, и настоящие люди за этим стеклом нас не слышат. Настоящие слова, полные смысла, возможны лишь там – в Большом мире. Это стекло невозможно разбить, но где-то есть дверь, и есть ключ от замка на этой двери. Давайте отыщем эту дверь и этот ключ! Прочь из этой рутинной стеклянной клетки! Вперёд, к неизведанному! Основа нашего клуба – вера! Выбираем сердцем!

Просьба заполнить Присягу о вступлении в Клуб. Бланк присяги прилагается. О ближайшем заседании клуба Вы будете уведомлены.

PS Членский взнос – 200 рублей. Напитки включены.

9-е мая, 02:30

Несколько дней назад мне всё-таки удалось уговорить Адама занять на четыре месяца (вдруг второй платёж затянут) требуемую сумму. Я даже согласился на 20 % годовых и два бесплатных ужина, а куда было деваться. Теперь жду итальянца и можно начинать.

Выставка уже принесла свои плоды. Получил от российского офиса одного международного журнала о путешествиях фотозаказ на изображение определённых мест французской Бретани. Как раз планировал туда заехать в рамках своего предстоящего турне.

А вчера мы с Сашей (мой коллега из отдела аренды) ездили на осмотр нового объекта недалеко от Зеленограда. Наша контора сменила тактику – изыскала средства и сама выкупила этот объект, как я слышал, очень задёшево, привела его в товарный вид, так что нам теперь стратегически всё равно, продавать его или сдавать. Вот мы и поехали вдвоём. На обратном пути я попросил Сашу высадить меня в районе Черкизово, прямо на Ленинградском шоссе, около автозаправки, якобы по каким-то своим делам. Распространяться я не стал, дабы не быть принятым за сумасшедшего. Черкизово – это номинально ужасно запущенная деревня, как и весь Молжаниновский район, около поворота на Шереметьево-2, административно входящая в состав Москвы. По крайней мере, с шоссе зрелище очень печальное, но притягательное, как музейная инсталляция.

Я выпил на заправке кофе, перебежал шоссе в неположенном месте и оказался прямо у дома номер 346. Он был так же запущен, как и остальные, стоял на краю неглубокого оврага, но кажется, всё-таки подавал признаки жизни внутри. А именно – дымилась труба и тихо зарычала собака при моём появлении. Следующим был дом 348, заброшенный, с заколоченными ставнями. Дом 346а очевидно нигде не просматривался. Какие-то строения, которые сложно назвать домами, находились во второй линии от шоссе, я обогнул 346-й дом справа и пошёл вдоль неглубокого оврага, частично заваленного бытовым мусором. Метрах в ста от шоссе находились два дома, если можно так их назвать: один такой же заколоченный с табличкой 348а, и ещё один сгоревший без указателя номера. Должно быть, это и есть 346а, адрес прописки гражданина Медведева, который, скорее всего, и лежал с порезанным животом в той квартире. От дома остался лишь сруб, и то частично, и торчала изнутри обгорелая печь. Судя по всему, сгорел он относительно недавно, неделю, может месяц назад, уже после снега.

За оврагом вдаль уходило не то поле, не то пустырь с какими редкими постройками непонятного назначения, слева метрах в двухстах располагались дома, выходящие огородами ко мне, вроде бы жилые, судя по карте – Приозёрная улица. Небольшое озерцо было в торце этого оврага, буквально в ста метрах от сгоревшего дома. Вроде бы ничего найти я здесь больше не могу, но что-то меня держало. Что-то необычное. Рядом с озером росли три высоких дерева, причём росли не строго вверх, а под углом где-то 80 градусов от Земли. Я полез в телефон. «Три тополя, раскачиваясь, проходят мимо, это конец Твоей жизни, начало обрыва, это начало отгадки…» Я не очень хорошо разбирался в деревьях, возможно, это были и тополи. Начало обрыва. От них как раз начинался этот небольшой овраг. Или обрыв имеется в виду в переносном смысле. Начало отгадки. Я проследовал к деревьям, пофотографировал их. За ними начиналось озерцо. Ничего больше не привлекало здесь внимания.

Найденная на лугу карточка привела меня в ту квартиру. Помимо необычной ситуации в квартире на Союзном, по адресу, найденному там, я попадаю сюда, где обнаруживаю связь, пусть и не совсем очевидную, с текстом присланного мне сообщения с неизвестного номера. Это уже вряд ли простое совпадение. Сообщение было отправлено задолго до того, как я посетил ту квартиру, но уже после того, как я нашёл карточку. Я мог туда не поехать, я мог не заходить в квартиру, я мог не заходить на кухню, когда увидел кровь на полу, я мог не поднимать тот паспорт. Я мог не ехать по этому адресу, в конце концов. Я позвонил одному своему виртуальному гиперобщительному другу, у которого имелись знакомые почти везде, и попросил выяснить, на кого зарегистрирован этот номер Мегафон. Он пообещал, что поможет.

13-е мая, 04:18

Сегодня приехал итальянец. И не один, а с шеф-поваром Коррадо. Выглядит шеф-повар, мягко сказать, неаппетитно – какой-то тёмный тощий помятый человек. Меня так и подмывало спросить у него свидетельство об образовании. Наверное, какой-нибудь итальянский кулинарный техникум. Я предложил Паше держать ухо востро, если что, дал добро на организацию какой-нибудь подставы, я понял, что Винченцо его сам наспех где-то нашёл, так что дрожать за него не будет, может такой же изгой среди итальянских поваров, как мой Паша среди управляющих, накосячил там как-нибудь. Сам Винченцо, как партнёр, вызывает у меня доверие, такой грузный, сытый тип, хотя я искренне надеюсь не видеть его чаще, чем раз в полгода. Он, конечно, поныл для порядка, что и помещение не такое, и неподалёку ещё три итальянских ресторана, и прямо напротив наиболее удачная с точки зрения дизайна «Алая роза», особенно диваны, так что нафиг он пёр оттуда несчастные плетёные кресла-качалки, вот как. Также ныл по поводу дороговизны Mariott, в котором остановился. Я клятвенно пообещал в следующий приезд поселить его в гостинице «Саяны», куда бомбилы на «десятках» будут возить его за сто баксов и ни цента меньше, а завсегдатаев «Алой розы» потихоньку перетащить к нам, поскольку я их практически всех знаю, сам там был завсегдатаем. Бюджеты подбили, планы развития наметили, PR-программу и программу лояльности составили. Официальное открытие наметили на 20-е мая, итальянец обещал уже вернуться к тому времени из Питера и Самары (где он открывал забегаловку в формате фаст-фуда), но меня в Москве не будет, зато у нас есть суперуправляющий Паша (кажется, они друг другу понравились, Паша гей, итальянец, вроде как, тоже, ну и перфеттаменте!)