Текст книги "Дикая вода"

– Зачем ты сделал это? – одевшись, спросила она и всхлипнула. – Как я теперь буду жить с таким позором?

– Зина, – Димка попытался прижать ее к себе, но она не далась. – Я же тебя не брошу.

– Насмотрелась я на такую любовь, – глухо сказала она и снова всхлипнула.

– Где насмотрелась? – спросил Димка.

– В своей пьяной квартире. – Она уже не плакала, а рыдала, содрогаясь всем телом. – Не хочу, чтобы у меня было так же.

– Зина, – Димка протянул руку, чтобы обнять ее, но она отвернулась лицом к стене. – Ну, чего ты плачешь? Завтра же пойду к Шумейко и попрошу, чтобы нам выделили половину вагончика. Выходи за меня замуж?

– Ты серьезно? – она повернулась к нему.

– Конечно серьезно. – Он провел ладонью по ее волосам, поцеловал в щеку. – Закончим эту чертову стройку, уедем в город, купим квартиру и будем жить как белые люди.

Она перестала всхлипывать, села, опершись спиной о стену, обхватила колени руками. Он сел рядом с ней, положил руку на ее плечо. От Зинкиных волос пахло свежестью, от нее вообще исходил какой-то особый возбуждающий запах, и Димка снова поцеловал ее в голову.

– А в какой город ты хочешь уехать? – осторожно спросила она.

– Мне все равно. – Он взял в руку ее ладонь, прижал к щеке. Зинка положила вторую руку на его голову, стала осторожно перебирать пальцами волосы.

– Я так хочу, чтобы у меня была хорошая семья, – сказала она. – Чтобы мы с мужем любили друг друга и у нас было много детей.

– Сколько? – спросил Димка.

– Два мальчика и две девочки.

– Я согласен, – сказал он и снова начал целовать ее в губы и шею…

13

Проснулся Димка, когда за маленьким окошком было еще темно. Снаружи не доносилось ни ветра, ни шороха деревьев. Он осторожно выпростал руку из-под Зинкиной головы, нашарил на столе спички, зажег одну и посмотрел на часы. Было ровно шесть. Он поднялся, укрыл Зинку одеялом и вышел из избушки. Под ногами сразу скрипнул снег. Льдистые звезды, переливаясь на черном небе, молча смотрели на землю.

Постояв немного, он заметил, что небо над тайгой с одного края начало сереть. Значит, там находится восток, догадался Димка. Чтобы выйти к городку строителей, надо идти на север. Но теперь он твердо решил держаться ручья. На север они повернут после того, как дойдут до его устья.

Димка зашел в избушку, растопил печь. Огонь занялся быстро потому, что в печи еще сохранились не погасшие угли. Когда дрова стали потрескивать, а в топке загудело пламя, на нарах под одеялом зашевелилась Зина. Она вытянулась на спине, протерла ладонями глаза и, моргнув несколько раз ресницами, спросила:

– Что, уже надо вставать?

– Лежи, засоня, – ответил Димка. – Согрею чай, тогда встанешь.

Зина села, сбросила одеяло, свесила на пол ноги. Затем потянулась и передернула плечами.

– Замерзла? – спросил Димка, чувствуя, что от одного ее взгляда теплеет в груди. Ему всегда не хватало этого тепла. Только сейчас, глядя на Зинку, он понял, что обрел человека, рядом с которым ему было хорошо. Слишком долго он чувствовал себя одиноким. А одиночество – это то же сиротство.

– Нет, – ответила она, тряхнув головой. – Но вообще-то нельзя сказать, что здесь жарко.

Он подошел к ней, обнял за плечо, поцеловал в голову. Она подняла на него глаза, прижалась щекой к его груди. Ему показалось, что вот так, обнявшись, они могли сидеть сколько угодно и уже от одного этого были бы счастливы.

– Что, Дима? – спросила она, не опуская глаз.

– Я тебя очень, очень люблю, – сказал он, одной рукой подхватил ее и посадил к себе на колени.

– А я в тебя влюбилась сразу, как только увидела, – сказала она.

Снаружи вдруг раздался лай, кто-то заскребся в дверь. Зинка испуганно соскочила с Димкиных коленей, одернула свитер, села и положила руки на стол. Димка рывком встал, распахнул дверь. От порога отскочила серая рослая собака с небольшими, остро торчащими ушами и круглым колечком хвоста, лежащим на спине. В первое мгновение Димка подумал, что это волк. Но он знал, что у волков хвосты никогда не сворачиваются в кольца. Да и взгляд у зверя был совсем не диким. Остановившись метрах в пяти от избушки, он смотрел на Димку внимательными желтыми глазами. Словно удивлялся, откуда здесь могло появиться такое неожиданное существо.

Димка уже хотел закрыть дверь, как у избушки появилась вторая собака. Она, не раздумывая, подскочила к порогу, остановилась на мгновение, за которое успела обнюхать Димку, и юркнула в избушку.

– Ну, вот и гости пожаловали, – сказал Димка, выходя наружу.

Скользя по снегу на широких, подбитых камусом лыжах, к избушке подходил человек, на плече которого висело ружье, а за спиной виднелся рюкзак. Димка понял, что это хозяин. Он был в стареньком, заношенном полушубке и такой же старенькой, вытертой в нескольких местах шапке. Димку удивило его коричневое, плоское, иссеченное глубокими морщинами лицо и узкие, словно щелочки, прорези глаз. Не сбавляя хода, охотник подъехал к избушке и остановился у самых дверей.

– Привет, – сказал Димка, хлопая от неожиданности глазами.

– Здорово, однако, – охотник сдернул меховую рукавичку, протянул для приветствия сухую твердую руку.

Димка пожал его ладонь и сказал, кивнув на избушку:

– Извини, вчера заблудились. Пришлось воспользоваться твоим жилищем.

Стоявшая поотдаль собака осторожно подошла к Димке, задергала кончиком носа, обнюхивая его. Охотник, словно прицеливаясь, окинул его взглядом, затем повернулся к стене, где стояли двое лыж. Прищурился так, что Димке показалось, будто он закрыл глаза. Потом снял свои лыжи и тоже поставил к стене. Димка открыл дверь.

Зина уже успела прибрать все внутри. Шубейка, на которой они спали, висела на гвозде, аккуратно сложенное одеяло лежало в изголовье нар. Охотник, очевидно, не ожидал увидеть здесь женщину, запнулся на пороге и спросил, словно не верил себе:

– Баба, однако?

– Я же тебе говорю, что мы заблудились, – ответил Димка, подталкивая его внутрь. Он уже замерз стоять на морозе.

Охотник зашел, внимательно оглядел избушку, бросил быстрый, сердитый взгляд на собаку. Она, опустив хвост, тут же выскочила наружу. Димка, испугавшийся сначала неожиданной встрече, сейчас обрадовался охотнику. Уж теперь-то они точно доберутся до своего городка. Охотник наверняка поможет найти дорогу.

– Проходи, садись, – сказал Димка, словно он был здесь хозяином, а не гостем. – Тебя как звать-то?

Охотник снял ружье, повесил его на гвоздь над нарами, положил у дверей рюкзак. Достал из кармана папиросу, сунул в рот, открыл печку, зажег от огня лучину, прикурил и только после этого ответил:

– Пырчин зовут.

– Как Пырчин? – удивился Димка. – Имя что ли такое?

– Имя Николай, – пыхнув папиросой, ответил охотник.

Он шагнул к Зинке, отстранил ее рукой, приподнял одеяло, потом заглянул под свою шубейку, висящую на стене. По всей видимости, проверял, в сохранности ли оставляют гости его вещи. Затем перевел взгляд с девушки на Димку и, хитро прищурившись, сказал:

– Заблудился, говоришь?

– Мы нефтепровод строим, – торопливо заговорил Димка. – Пошли поохотится на рябчиков, они увели нас в сторону. А там снег пошел. Если бы не нашли твою избушку, замерзли бы.

Но по глазам Пырчина он видел, что тот ему не верит. По всей видимости, считает, что Димка специально привел девушку в избушку, чтобы переночевать с ней здесь. Димка понял, что охотнику, родившемуся в тайге, трудно поверить, что кто-то может в ней заблудиться. Поэтому спросил:

– Ты что, не знаешь, что мы здесь нефтепровод строим?

– Слышал, однако, – неопределенно ответил Пырчин, попыхивая папиросой и все время поглядывая на Зинку. Девушка, видать, понравилась ему. Димка решил использовать это.

– Если ты не проводишь ее до нашего городка, она замерзнет, – сказал он. – Мы одни дорогу туда не найдем.

– Как я пойду? – Пырчин снова пыхнул папиросой. – Я на охота пришел.

– Так вы охотник? – впервые подала голос растерявшаяся от вида незнакомого человека Зина.

– Плохой охота сейчас стал, плохой, – покачал головой Пырчин. – Ваши люди далеко сополь угнали. Нет сополь. И пелка нет. Плохо остяку. Вчера целый день шел до другой изпушка, один сополь добыл. Совсем плохо.

Димке показалось, что охотник сейчас расплачется. Если соболь и белка ушли из тайги, что же ему остается здесь делать? Но вместо печали в узких, хитроватых глазах охотника светились озорные искорки.

– Правда замерзла? – спросил он, глядя на Зинку.

– Вообще-то здесь не жарко, – передернув плечами, ответила она. – А где вы живете?

– Тайга живу. Недалеко здесь. Два дня идти надо.

Димка вспомнил, как однажды Гудков и Шумейко рассматривали карту будущей трассы. В стороне от нее на берегу таежного озера была обозначена деревня Пырчино. Как говорил Шумейко, ее и деревней назвать нельзя. Заимка из трех домов. Очевидно, оттуда и пришел охотник. Насколько помнил Димка, деревня находилась от их городка довольно далеко.

– Проводи нас до городка, – взмолился Димка. – По дороге охотиться будешь. Мы же пойдем по дикой тайге, наверняка что-нибудь подстрелишь. Собаки найдут. Собаки у тебя хорошие.

– Сопака хороший, – согласился Пырчин.

Он встал, закинул за плечи рюкзак, снял с гвоздя ружье. Димка понял, что Пырчин решил вывести их из тайги.

Как только они вышли из избушки, лежавшие на снегу собаки тут же вскочили и насторожились, глядя на хозяина. Охотник надел лыжи и неторопливым размеренным шагом заскользил между деревьев. Собаки рванулись вперед, мелькнули за кедрами и исчезли, словно растворились в тайге. Теперь они будут рыскать по лесу, уходя далеко в стороны и постоянно возвращаясь на след хозяина. Димка пропустил вперед Зину и пошел сзади.

Охотник шел не оглядываясь, изредка огибая упавшие деревья и мелкую поросль. Димка смотрел на него, коренастого, еще крепкого, и думал о том, что сейчас он, возможно, идет с последним охотником этих мест. Когда освоят нефтяное месторождение, пустят нефтепровод, зверье отсюда разбежится. Чем тогда будут жить здешние охотники? Он еще раз посмотрел на Пырчина. На нем была старая, заношенная шубейка, старый рюкзак и такое же старенькое ружье «Белка» с замусоленным, вытершимся прикладом. Пырчин уже сейчас был реликтом. «Неужели он не понимает, что ждет его впереди?» – подумал Димка.

Они шли без отдыха около часа. Зинка устала, стала отставать.

– Давай остановимся, – попросил Димка охотника и показал глазами на девушку. – Ей надо отдохнуть.

Охотник подошел к поваленному дереву, смел с него рукавицей снег. Сел, достал из-за пазухи папиросы. Тут же откуда-то появились собаки, тяжело дыша и высунув языки, улеглись на снег рядом с ним.

– Кури, – сказал он и протянул Димке пачку «Севера».

– Я привык сигареты. – Димка достал из кармана пачку сигарет. – Будешь?

– Сигарета не надо. От них кихи-кихи, – охотник взялся ладонью за горло и показал, как люди кашляют от сигарет.

– Скучно, наверно, в тайге? – спросила Зина, усаживаясь рядом с охотником. – Надоедает все время одному?

– Когда сополь есть, скука нету, – сказал охотник. – А так сидишь один, песня поешь. Сопачка тоже поет. А ну петь давай, песня петь, – обратился он к собакам.

К великому удивлению Зинки, собаки задрали морды и завыли. Они выли так протяжно и жалобно, что от этого воя в душу закрадывался страх. Тихо шумел ветер в разлапистых кронах кедров, осыпая с веток на землю искристый снежок. Двое людей сидели на поваленном дереве, один стоял рядом. А у их ног собаки пели древнюю песню тайги. И Димка представил, как непроглядными зимними ночами под нескончаемый шум метели собаки воют в избушке. Рядом сидит охотник, покуривает папиросу и слушает эту душераздирающую звериную песню. А когда он умрет, они будут приходить на его могилу и выть ночами.

Пырчин бросил окурок, надел рукавицы, поднялся. Собаки вскочили и побежали вперед. Они шли долго. Солнце, поднявшись на небосклоне, стало клониться к верхушкам деревьев, когда издалека донесся надсадный рокот машин. Димка понял, что это работают экскаваторы.

– Все, дальше моя не ходи, – охотник остановился, прислушиваясь к гулу. – Теперь придете сами.

– Может, пойдешь с нами? Я тебя чаем угощу, водки дам. – Димке хотелось отблагодарить доброго охотника, потерявшего почти целый день, чтобы вывести их на трассу.

– Водка нельзя. От водка в тайге смерть найдешь, – сказал охотник, повернулся и неторопливо направился в обратный путь.

14

У первого вагончика их повстречал раздраженный Шумейко.

– Вы где были? – оглядев Димку и Зину, спросил он и на его щеках заиграли сердитые желваки. – Я тут весь городок на ноги поднял. Вездеход ушел за вами в тайгу с самого утра. Панов на нем уехал.

Шумейко был сердитым. Зинка, сгорая от стыда, опустила голову. В его глазах она прочитала жесткий упрек. Он словно говорил: я знаю, зачем вы ушли в тайгу и почему остались там на ночь. Зинка отвернулась. Димка начал рассказывать о том, как они заблудились и в конце концов наткнулись на охотничью избушку, которая и спасла их от холода. В конце рассказа Димка хотел попросить начальника, чтобы он выделил им с Зинкой половину вагончика, в котором они могли бы жить вместе. Но у того не было никакого желания выслушивать рассказы, а тем более просьбы.

– Больше за лыжами ко мне не приходи, – сухо сказал Шумейко и повернулся к Зинке: – А ты марш на кухню. Сегодня мужики из-за тебя без обеда остались.

Он поднял руку, пытаясь сказать что-то еще, но только махнул ей. Перевел взгляд с Зинки на Шабанова и пошел к себе в контору. Димка зашел в свой вагончик. В нем было так тепло и сухо, пахло таким родным духом, что он, расстроившись из-за тех хлопот, которые доставил начальнику участка, сразу успокоился. Паша Коровин сидел на постели и рассматривал лежавшую на коленях большую и красивую шкурку выдры. Откуда она появилась, Димка не мог понять.

– Ты что, тоже ходил на охоту? – спросил он Пашу.

Тот провел кончиками пальцев по переливающемуся темно-шоколадному меху, улыбнулся отстраненной улыбкой и, не отрывая взгляда от выдры, сказал:

– Понимаешь, выхожу я вчера из вагончика, а около него стоит какой-то странный человек с ружьем на плече и самодельными лыжами в руках и пытается заглянуть в наше окошко. Я у него спрашиваю: «Чего тебе надо?» А он отвечает: «Шкурка хочешь?» Какая, думаю, шкурка? Молчу, смотрю на него. Он развязывает рюкзак и достает оттуда вот эту выдру. «Сколько?» – спрашиваю я и лезу в карман за деньгами. Он говорит: «Деньги не надо» – и начал засовывать шкурку назад в рюкзак. Тогда я спросил: «А что тебе надо?» «Водка надо», – ответил он. Но ты же знаешь, водку у нас не продают. Я побегал по городку, нашел у ребят четыре бутылки, что держали в заначке, принес ему, а он говорит: мало. Отвечаю, что больше нету. Короче, отдал я ему четыре бутылки и еще сто рублей. Шапка выйдет, закачаешься.

Он поднял шкурку на вытянутой руке, встряхнул ее и сочно чмокнул губами. Коровин был так обрадован неожиданным приобретением, что даже не спросил, где Димка провел ночь и как он вообще сумел выжить целые сутки в тайге на таком холоде. Димку резануло это абсолютное безразличие к судьбе товарища, но он понял, что говорить сейчас с Пашей на подобные темы бесполезно. Радость бесценной покупки для него гораздо дороже жизни всех остальных людей, вместе взятых.

Димка снял куртку, повесил ее на гвоздь и сел на свою кровать. И сразу почувствовал, что у него нет сил, чтобы подняться с нее. Если бы пришлось бродить по тайге еще несколько часов, он бы не выдержал. Спасибо охотнику. Димка покосился на Пашу, который все еще разглядывал шкурку, и спросил:

– А что это был за охотник? Как он выглядел?

– Я его что, рассматривал, что ли? – удивился Паша. – Абориген какой-то. Собака с ним была. Черная, с белым галстуком на груди. Все по городку бегала, вагончики обнюхивала.

Димке почему-то показалось, что этим охотником должен быть Пырчин. Но у того были две собаки и обе серые. Кроме того, Пырчин не пил водку, он сам об этом сказал. Значит, приходил кто-то другой. Это в какой-то степени утешило Димку. Беспокоило другое: как сейчас чувствует себя Зина? Она устала больше него, но отдохнуть ей не придется. Если мужиков, оставшихся без обеда, не накормить и ужином, возникнет скандал. Ему вспомнилась избушка, в которой они ночевали, и Зинка, испугавшаяся мышей и прижавшаяся от страха к нему. От этого воспоминания потеплело на сердце, и на лице появилась чуть заметная улыбка. «Она еще наивная, как ребенок, – подумал Димка, – и славная. А может быть, поэтому и славная? Ведь непосредственность всегда очаровательна».

Димка решил идти на кухню и помочь Зине. Усилием воли он заставил себя подняться. Он уже шагнул к вешалке, чтобы надеть куртку, но в это время дверь отворилась, и на пороге появился Шумейко. Паша Коровин испуганно сунул шкурку выдры под подушку. По всей видимости, побоялся, что начальник участка может выпросить ее у него. Но Шумейко не заметил торопливого движения Паши. Прикрыв за собой дверь и оглядевшись, он спросил Димку:

– Где находится избушка, в которой вы ночевали?

– Километров пятнадцать отсюда, не меньше, – сказал Димка. – Мы от нее шли часов пять. А что?

– Я второй вездеход послал, чтобы нашел Панова и велел ему возвращаться. – Шумейко помолчал, посмотрел на Димкину куртку, висевшую на гвозде, и сказал: – Охотник твой к нам вчера приходил. Предлагал рыбу. Но за ней на вертолете лететь надо.

– Ну и что? – спросил Димка, который не понял, зачем Шумейко расспрашивает его об этом.

– Охотник ведь и соврет – недорого возьмет. Пошлем туда вертолет, а рыбы там нету. А знаешь, сколько сейчас вертолет стоит?

– Тот охотник, которого видел я, сюда не приходил, – сказал Димка. – В городок приходил другой, с ним Паша разговаривал.

Шумейко повернулся к Коровину. Паша подвинулся на кровати, закрывая спиной подушку.

– Что ты можешь сказать об этом охотнике? – глядя на него, спросил Шумейко.

Паша пожал плечами и неопределенно ответил:

– Даже не знаю. Он водку спрашивал, а откуда она у нас? На трассе водкой не торгуют, это всем известно.

– А охотнику неизвестно, – сказал Шумейко. – Но если водку спрашивал, значит, веры ему никакой.

Он взялся рукой за ручку двери, намереваясь выйти. Но Димка задержал его.

– Степан Кондратьевич, – сказал он, не сводя настороженного взгляда с глаз начальника. – Нельзя нам с Зиной выделить половину вагончика?

– Вы что, поженились, что ли? – спросил Шумейко, ничуть не удивившись вопросу.

– Да, решили пожениться. – Димка все так же смотрел в его глаза.

– Вот когда поженитесь, тогда и приходи просить вагончик, – сказал Шумейко и, повернувшись, вышел.

У Паши Коровина, до этого неподвижно сидевшего на кровати, от неожиданности отвисла челюсть. Последняя фраза Димки ошеломила его. Он долго смотрел на него, моргая ничего не понимающими глазами, потом спросил:

– Ты что, на самом деле решил жениться?

– А что тут такого? – не понял Димка. – Когда-то это делать все равно надо.

– На Зинке? – Паша выглядел не просто удивленным. Новость, казалось, раздавила его.

– Ну да, на Зинке, – кивнув головой, подтвердил Димка.

Паша уперся локтями в колени, опустил голову и сказал дрожащим голосом:

– А как же я? Я же хотел идти к ней свататься.

Теперь уже удивился Димка. Они жили с Пашей вместе с того дня, как прибыли на трассу. И за все это время он ни разу не произнес ее имя. А сейчас выходит, что он ее тайно любил. Мало того, даже собирался жениться. Димке по-человечески стало жаль Пашу, но помочь ему он ничем не мог.

– Думал, заработаю денег, куплю машину и сразу же пойду свататься, – сказал Паша, обхватив лицо ладонями. Его голос дрожал, казалось, он вот-вот заплачет.

– Я-то здесь при чем? – произнес Димка, пожав плечами. – Любовь не назначает день, когда в ней надо признаться.

– Знаешь что? – Паша поднял искаженное болью лицо. – Иди-ка ты лучше отсюда со своей любовью.

Димка понял, что для него и в самом деле лучше всего исчезнуть из глаз Паши. Он надел куртку и пошел в столовую. В ней вкусно пахло, из кухни доносилось позвякивание посуды. На огромной сковороде, шкворча, жарился фарш, который Зина помешивала специальной ложкой. Димка просунул голову в раздаточное окно, потянул носом и спросил:

– Что это ты сегодня готовишь?

Зина вспыхнула, поправила пальцами накрахмаленный колпак и ответила как бы между прочим:

– Лапшу по-флотски.

– А я думал, тебе картошку надо чистить, – сказал Димка. – Пришел помочь.

– Иди сюда, – Зина поманила его пальцем и шагнула к раздаточному окну.

Димка вытянул шею. Зина подошла и подставила ему щеку. Он торопливо ткнулся в нее и, схватив Зину за плечо, попытался поцеловать в губы. Она выскользнула из-под его руки, засмеялась и произнесла:

– Не все сразу.

– А я хочу все и сразу, – сказал Димка.

– Слишком многого хочешь, – ответила она, легким движением откинув выбившуюся из-под колпака прядь огненных волос.

Но по ее радостным глазам он понял, что все это только игра словами. Она отдала бы ему все и сразу, только бы он был таким ласковым, как сейчас, только бы любил ее трепетно и нежно. И Димка вдруг почувствовал, как необыкновенное, горячее тепло ткнулось в сердце и разлилось по всей груди. Это было счастье. Оно струилось от золотистых Зининых волос, от ее взгляда, от легкого, неслышного дыхания, от всего ее существа. Ему вдруг стало страшно оттого, что кто-то другой мог вот так же, как он, поцеловать ее, обнять за плечо, прижать к себе. Перед глазами встало искаженное болью лицо Паши Коровина, скрывавшего тайную симпатию и притязания на Зину. Теперь ему уже не было жалко Пашу. Наоборот, он радовался тому, что тот держал свои чувства в тайне. Если бы он первым начал ухаживать за Зиной, кто знает, как бы повернулись сейчас обстоятельства. Навалившись грудью на раздаточное окно, он спросил:

– Зин, а ты могла бы выйти за Коровина?

– Ты шутишь? – Она уставилась на Димку сразу посерьезневшими глазами. – Почему ты задаешь мне этот вопрос?

– Ну, знаешь… Вдруг бы со мной что-то случилось.

– Что, например?

– Умер бы. – Димка склонил голову, сделал печальное лицо.

– Глупый ты, Дима, вот что я тебе скажу, – ответила Зина. – И еще у меня одна просьба. Никогда больше не говори ни о Коровине, ни о своей смерти.

Недалеко от вагончика загрохотала машина, по звуку мотора которой Димка сразу определил вездеход. По всей видимости, это был тот самый, на котором Панов уехал разыскивать их в тайге. Димка выглянул из столовой. На гусенице вездехода стоял водитель, с которым разговаривал Шумейко. Димка направился к ним. Но Шумейко, стоявший к нему спиной и потому не видевший Димку, несколько раз кивнув головой в ответ на слова водителя, пошел в свою контору.

– А где Панов? – спросил Димка, подойдя к водителю.

– Едет сюда. Нам с ним удалось связаться по рации.

Водитель нырнул в кабину и погнал вездеход на стоянку. Димка потоптался на месте, не решаясь идти в свой вагончик, но после недолгого раздумья повернул к себе. Он понимал, что отношения с Пашей теперь расстроились окончательно, но никакой вины за собой не чувствовал.

Коровина в вагончике не оказалось. Это обрадовало Димку. Он лег на свою кровать, закинув за голову руки, и уставился в потолок. За один день все перевернулось в его жизни. Теперь и ему захотелось заработать побольше денег, чтобы купить хорошую квартиру в городе. А может, не в городе? Может, в деревне? Димка разрывался в мыслях, оттого что не знал, куда после окончания стройки лучше всего поехать с Зиной. В городе больше заработки, но и траты тоже намного больше. Одни коммунальные платежи столько стоят, что об этом лучше не думать. А в деревне будет свой дом, полянка перед ним и Кузя, лежащий около ворот и настороженно провожающий взглядом каждого прохожего. Какой же дом без собаки, которая бы охраняла его? Димка во что бы то ни стало хотел взять Кузю с собой. Не бросать же его в тайге на съедение голодным зверям.

Снаружи снова затарахтел вездеход, раздались громкие мужские голоса, и в вагончик ввалился Панов – продрогший, усталый, с резкими морщинами на лице. Димка вскочил с кровати. Ему показалось, что Панов сейчас начнет отчитывать его за то, что заставил полдня напрасно рыскать по тайге. Но у Панова весь запал злости, очевидно, уже давно прошел. Сдернув с головы шапку и расстегнув пуговицы на полушубке, он спросил:

– Где ночевали-то? У костра?

– Нет, в охотничьей избушке, – сказал Димка и виновато добавил: – Ты извини, я сам не знал, что так получится.

– Моли Бога, что повезло. – Панов стянул с плеч полушубок, повесил его на гвоздь. – У костра на таком морозе не переночуешь. – Он сел на табуретку, налил в стакан из термоса горячего чаю. Втянув в ноздри легкий парок, поднимающийся над стаканом, Панов заметил: – Все хорошо, что хорошо кончается. Могло быть и хуже.

«А я не знаю, хорошо это или плохо, – подумал Димка. – Да ведь, собственно, ничего еще и не кончилось, наоборот, только начинается».

– Ты смотри, подлецом не окажись, – сказал Панов, словно угадав его мысли. – У меня у самого три дочери, я за них любому морду набью. Зинка девчонка хорошая, к тому же сирота, можно сказать.

Никогда раньше он не разговаривал подобным тоном. Но Димка на него не обижался. Он знал, что всю тревогу утром поднял Панов и, пока Паша Коровин спал, уехал разыскивать их. И о Зине он говорил так потому, что относился к ней с отеческой заботой.

– Мы пожениться решили, – сказал Димка, присаживаясь к столу и тоже наливая себе чаю.

Панов поднял голову, прищурившись, посмотрел на него. Димке показалось, что он пытается просверлить его взглядом. Выждав паузу, Панов опустил глаза, снова втянул в ноздри поднимающийся над стаканом парок и неожиданно спросил:

– А зачем тебе это надо?

– Как зачем? – не понял Димка.

– Сейчас ты вольный казак, сам себе хозяин, – Панов посмотрел на него колючим взглядом, – а семья – это сплошные заботы. Все время надо будет думать о жене, о детях, о том, как их обуть-одеть.

Димка понял, что Панов специально подначивает его, хочет узнать, насколько серьезные у них с Зинкой отношения. Но никаких подначек Димка не боялся.

– Знаешь что, Геннадий Петрович, – сказал он и улыбнулся. – Я хочу, чтоб у меня были семейные обязанности. И о Зине заботиться хочу. Можешь надо мной смеяться, но вот сейчас взял бы ее на руки, уткнулся носом в ее платье и дышал бы ей, пока голова не закружилась. И от одного этого уже был бы счастлив. Я у Шумейко полвагончика попросил, чтобы мы могли туда переселиться.

– Когда это ты успел? – спросил Панов, вытянув трубочкой губы и отхлебнув маленький глоток чаю.

– Сегодня. Когда же еще? – пожал плечами Димка.

– А Шумейко что?

– Шумейко говорит: когда зарегистрируетесь, тогда и приходи просить вагончик. Ты бы поговорил с ним.

– Чего мне с ним говорить? Он тебе все сам сказал. Под одной крышей живут женатые люди. А вы пока не расписаны. У вас, как сейчас говорят, пока только протокол намерений. А намерения, сам знаешь, не всегда претворяются в жизнь.

Панов поднял стакан с чаем, чокнулся Димкой и сказал:

– Хорошая девчонка Зина. Хочу, чтобы у вас с ней жизнь нормально сложилась.

– Я сам хочу. – Димка прикрыл глаза и качнулся на стуле. На его губах появилась притаенная улыбка.

Панов заметил это и спросил, снова отхлебнув чаю:

– Чему это ты улыбаешься?

– Зина мышей боится, Вспомнил, как она кинулась ко мне, когда я сказал, что в избушке могут быть мыши.

– На это ты ее и поймал?

– Никого я не ловил, Геннадий Петрович, – обиженно сказал Димка. – У нас с ней полный душевный лад. Мне кажется, что мы с ней знаем друг друга уже целую вечность. Не знаешь, откуда это у людей берется?

– Это от сердца, Дима. Оно всегда знает, кого ждет. А когда дождется, тогда и кажется, что ты этого человека знаешь уже целую вечность.

Панов допил чай и, согревшись, начал стаскивать с ног тяжелые унты. Димка снова лег на кровать. Теперь его дума была об одном: когда и где он может зарегистрироваться с Зиной. В Новосибирск специально для этого не полетишь – слишком далеко. Да никто и не отпустит. А в райцентре все это будет слишком буднично. Там ведь и дворца бракосочетаний нет. Поставят в паспорт штамп сухо и бесстрастно – и на этом все закончится. «Пусть будет буднично, – подумал Димка. – Главное – побыстрее переселиться с Зиной в один вагончик».

15

Вторую неделю морозы на трассе держались за сорок. Над тайгой стояла серебрящаяся дымка из застывших кристалликов влаги. Вдохнешь такой воздух открытым ртом – и сразу обожжет легкие. Но холодно было не только людям. Половина техники вышла из строя. Застыла солярка, все дизельные двигатели остановились. Шумейко сидел в конторе, ждал Гудкова. Тот зашел, отряхнул рукавицей куржак с мохнатых собачьих унтов, сел на стул. Оба некоторое время молчали.

– Черт бы ее побрал, эту арктическую солярку, – сказал, наконец, Гудков. – Одно название только, а на самом деле не солярка, а солидол. Что же делать, а? Ведь у нас контракт. Простоим неделю, потом не наверстаем. А неустойка такая, что погасить всей зарплаты участка не хватит.

– Был бы керосин, добавили его в солярку, и все бы стало нормально, – задумчиво произнес Шумейко. – Только где его взять?

Гудков наморщил лоб, соображая, за сколько суток из ближайшего города на трассу можно было бы добраться с керосином. Но никакие расчеты построить не удавалось. Единственная дорога на Север – река Обь. Отправляться по ней сейчас в путешествие на машинах – полное сумасшествие. Лед еще не окреп, на реке, несмотря на сильные морозы, полно промоин.

– А что, если смотаться в райцентр? – предложил Гудков и сам обрадовался неожиданно пришедшей мысли. – Должен же там быть керосин. Они же до сих пор сидят без нормального электричества. Значит, без керосиновой лампы – никуда.

– На чем ты его оттуда привезешь? – спросил Шумейко.

– На вертолете, на чем же? Загрузим в МИ-8 десять бочек, это же полторы тонны… На три дня работы.

Гудков посмотрел на Шумейко, ожидая его решения. Тот молчал, подперев голову кулаком. Потом сказал:

– Другого выхода нету. Бери с собой кого-нибудь и лети в райцентр. Я закажу вертолет.

– Возьму Шабанова. – Гудков поднялся из-за стола. – Он парень здоровый, ему десять бочек закатить в вертолет ничего не стоит.

– Там, поди, и свои грузчики найдутся, – заметил Шумейко. – Главное – не закатить. Главное – добиться, чтобы нам этот керосин дали.

Ему вдруг вспомнился прилетавший на трассу иностранец в пижонских штиблетах. Именно он говорил о неустойке, которую придется платить, если нефтепровод не удастся сдать вовремя. И Шумейко подумал, что таким, как тот иностранец, легко рассуждать о сроках строительства подобной трассы, где нет ни дорог, ни человеческого жилья на триста верст вокруг. Попробовал бы он сам поработать здесь, тогда бы узнал настоящую цену строительству. А то деньги на аренду вертолета и то не хотели закладывать в смету. Шумейко поднял голову на Гудкова. Тот все еще стоял у дверей.