Текст книги "Обжигающий огонь страсти"

Стефани Блэйк
Обжигающий огонь страсти

КНИГА ПЕРВАЯ

Глава 1

Широко расставив ноги и заложив руки за спину, капитан Уильям Блай стоял на верхней палубе своего корабля. Приземистый и коренастый, он благодаря осанке и военной выправке казался выше своего роста.

При полном параде – в темно-синем кителе со сверкающими эполетами, в начищенных до блеска башмаках с медными пряжками, в белых чулках и полотняных бриджах – капитан выглядел истинным хозяином судна. Его зачесанные назад волосы были перехвачены на затылке тесемкой. Треуголка сидела на голове безупречно.

Капитана снедало жгучее нетерпение, но он скорее расстался бы с жизнью, чем выдал свои чувства окружавшим его офицерам и матросам.

Стоявший рядом с капитаном первый помощник Шеридан, подняв подзорную трубу, внимательно оглядел горизонт.

– Земли пока не видно, сэр, – доложил он. Щурясь от солнца, Блай посмотрел на небо.

– По моим расчетам, мы должны увидеть берега Австралии, когда пробьет пять склянок, – заметил капитан.

Он подошел к поручням и окинул взглядом сопровождение – шесть торговых судов, шедших в кильватере флагмана. Суда были большие, все они имели прекрасную оснастку. Три из них участвовали в свое время в торговле невольниками – доставляли «груз» из Африки в Северную Америку. Весьма достойное занятие, с улыбкой подумал Блай. Он окинул взглядом главную палубу, заполненную каторжниками, которым предстояло поселиться в британских исправительных колониях в Новом Южном Уэльсе и на Земле Ван Димена. Среди каторжников были не только мужчины, но и женщины, а также дети, многие из мужчин в наручниках и кандалах; это была оборванная и грязная толпа, представители всех классов, населяющих Британские острова. «Богачи и голодранцы – все в одном кружатся танце», – как поется в детской песенке.

По одежде этих людей, какой бы потрепанной и замызганной она ни выглядела, можно было сказать с достаточной долей уверенности, какое они прежде занимали общественное положение. Черная сутана с белым воротничком – значит, запустил руку в церковные фонды да к тому же еще и проиграл их. А этот был джентльменом – достаточно взглянуть на его фрак и цилиндр. Вот шахтер. А вот фабричный рабочий в одежде, все еще хранящей следы жирной копоти и сажи. Что до уличных девок, то их здесь великое множество: все напудренные, размалеванные – что твои клоуны.

Блай вздрогнул, заметив худого, истощенного паренька десяти—двенадцати лет. Все его тело сотрясал непрестанный кашель; на тонких губах выступила кровавая пена. А лицо бледное – с огромными горящими глазами, обрамленное густой шапкой черных волос. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться: он чахоточный больной. Голова же мальчика напомнила капитану те иссохшие, насаженные на колы головы, которые он видел у языческих племен, когда шестнадцать лет назад совершал злополучное плавание по Южным морям на корабле его величества «Благодеяние».

Тогда, в первый свой самостоятельный рейс, Блай сумел обуздать этих негодяев и смутьянов во главе с Флетчером Крисченом. А ведь он находился в одиннадцати тысячах миль от ближайшей цивилизованной страны, и рассчитывать приходилось только на себя, только на собственные силы. Кое-кого из смутьянов повесили, кое-кого упрятали в тюрьму или отправили на каторгу. Последнее же слово осталось за ним, за капитаном Блаем.

Долгий, очень долгий путь прошел он с тех пор, как во времена революции в Америке служил младшим лейтенантом во флоте его величества. Шесть лет оттрубил как один день. Последнее назначение было вершиной его блистательной карьеры. Отныне он – губернатор Нового Южного Уэльса. Звучит очень неплохо.

Что до жалкого чахоточного паренька, то никаких сил не хватит, чтобы переживать за этот обездоленный люд.

Обездоленный люд. Эти слова, пожалуй, наиболее точное определение для тех, кого на официальном языке именуют осужденными или заключенными. Конечно, большинство из них вполне заслуживают сурового осуждения, тут ведь и убийцы, воры, отравители, фальшивомонетчики и прочие представители преступного мира. И все же многие из них никогда не совершали ничего предосудительного, тем более преступного. Тут были люди, находившиеся в оппозиции к власти, преимущественно ирландцы. Были безработные и бродяги, а также женщины и девушки, вынужденные торговать своим телом, чтобы не умереть с голоду. И разумеется, пьянчуги, чья судьба особенно трагична. Джин был такой же губительной отравой для белых людей, как и опиум, помогавший одурманивать мятежных неимущих китайцев, как и кокаин, приносивший забытье рабам Южной Америки.

Обстоятельства сложились так, что после обретения Америкой независимости в Англию из бывших колоний нахлынула целая армия беженцев, изгнанных из ряда штатов, потерявших авторитет и разорившихся роялистов. Англия к тому же лишилась возможности избавляться от нежелательных элементов путем высылки их в Америку. Однако еще в 1770 году капитан Джеймс Кук, исследовавший и подчинивший новый континент, рекомендовал палате общин использовать Terra Australis[1]1
  Южная Земля. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть] как наиболее подходящую территорию для ссылки.

В конце концов было принято решение реализовать планы Кука, и 13 мая 1787 года капитан Артур Филипс отчалил от острова Уайт с флотилией, состоявшей из одиннадцати судов. На борту этих кораблей находились семьсот шестьдесят каторжников, среди них двести женщин, а также три сотни солдат с семьями. Солдаты должны были составить ядро армии и полиции. Почти все они были американцами, готовыми начать жизнь заново на земле благоприятных возможностей.

Земля благоприятных возможностей.

Капитан Блай невольно усмехнулся. Минуло почти девятнадцать лет, с тех пор как капитан Филипс высадился со всеми своими «подопечными» в Порт-Джексоне, и все эти девятнадцать лет маленькая колония беспрерывно страдала от голода и засухи, от бунтов каторжников и от той борьбы, которую вели армейские чины против губернаторов.

Уильям Блай откашлялся, прочистив горло. Первый помощник вопросительно взглянул на него:

– Вы что-то хотите сказать, сэр? Блай сдержанно улыбнулся:

– На этот раз, мистер Шеридан, смутьянам придется иметь дело с Уильямом Блаем.

– Сэр?.. – Помощник был явно озадачен.

– Ничего-ничего, Шеридан. – Капитан посмотрел на корму, где происходило что-то не вполне ему понятное. – Черт побери, что там творится? Сейчас же узнайте и доложите.

– Слушаюсь, сэр. – Перепрыгивая через две ступеньки, Шеридан сбежал по трапу.

Солнце, стоявшее в зените, палило нещадно. Голова капитана была прикрыта треуголкой, и все же ему казалось, что она вот-вот расплавится. Такого пекла не бывало на его памяти даже в Южных морях. Он поднял глаза на ясное, без единого облачка, голубое небо. Затем окинул взглядом горизонт, опоясывавший такой же безбрежный, как и небо, океан. На миг ему почудилось, что его небольшая флотилия находится в каком-то неведомом мире, вдали от мира реального.

И действительно, эти новые земли представляли собой совершенно другой мир, являвшийся полной противоположностью покинутой ими Англии. Мир опрокинутый, как бы перевернутый вверх дном. Даже лето здесь приходится на декабрь и январь.

– Капитан! – окрикнул его снизу помощник. Отвернувшись от поручней, Блай спустился по трапу. Шеридан тащил за собой двоих заключенных. Один из них был безобразный детина с длинными, точно у обезьяны, руками и круглой бритой головой; его маленькие свиные глазки горели злобой и ненавистью, а свернутый набок нос походил на раздавленную грушу. Из уголка рта сочилась кровь. Откашлявшись, детина выплюнул на палубу выбитый зуб. Вторым оказался юноша не старше четырнадцати. Для своих лет он был довольно высок и широкоплеч, хотя и не достиг еще полного развития. Черты его лица были словно вытесаны резцом скульптора. Глубоко посаженные темно-голубые глаза юноши смело встретили суровый взгляд капитана.

– Что все это значит, мистер Шеридан? – спросил Блай.

– Эти двое дрались, сэр.

Блай недоверчиво уставился на заключенных. Слишком велика была разница между здоровенным жилистым детиной и стройным гибким пареньком. И тут юноша заговорил:

– У меня не было выбора, сэр. Этот скот приставал ко мне, лез со своими мерзкими предложениями с самого отплытия. – Парень поднял кулак, показывая окровавленные костяшки пальцев. – Вот я ему и врезал хорошенько.

– Ну и ну… – Капитан Блай взглянул на помощника. – Молодой человек говорит правду, мистер Шеридан?

– Это подтверждают все, кто находился рядом. Капитан сурово взглянул на детину с перебитым носом.

– Мистер Шеридан, велите привязать этого человека к мачте и позовите надсмотрщика, мистера Харди.

Пока Джошуа Харди с нескрываемым удовольствием готовился к исполнению своих обязанностей, у мачты, примкнув к ружьям штыки, выстроились солдаты.

– Мои двадцать ударов плетью стоят тысячи других. – Харди при случае любил прихвастнуть. – Если с четырех ударов я не сдеру с него шкуру, можете меня выпороть, – добавил он.

Крепко сжимая рукоятку плети, надсмотрщик поглаживал ее, словно любимую кошку или собаку. Плеть, кстати, была из тех, что называются кошками: с пятью хвостами, на каждом из которых имелось по семь узлов.

Вопреки утверждениям недоброжелателей Блай не получал никакого удовольствия, отдавая распоряжения, подобные нынешнему. Человек аскетичный, он, однако, искренне верил, что хорошая порка – лучшее воспитательное средство.

Когда Харди нанес свой первый удар, Блай отвернулся. Просвистев в горячем воздухе, «пятихвостка» со звуком, похожим на треск ружейного выстрела, обрушилась на спину каторжника. Тот издал дикий вопль, доносившийся, казалось, из самого ада. Эхо этого вопля заметалось по всему кораблю, и, услышав его, все осужденные и офицеры опустили головы, словно на них вдруг обрушилась шквальная волна.

На сей раз Харди превзошел самого себя. С третьего удара он содрал с несчастного кожу, с четвертого – обнажил мускулы и кости.

Блай посмотрел на юношу, послужившего невольной причиной столь жестокого наказания. Тот стоял повернувшись к мачте спиной, скрестив на груди руки и глядя на пустынный океан.

Капитан вел счет ударам. Досчитав до двадцати, он велел остановиться.

– Все, мистер Харди, – сказал Блай. – Этот человек все равно уже ничего не чувствует. Отвяжите его. – Прежде чем направиться в свою каюту, Блай окликнул помощника: – Приведите этого молодого человека ко мне, мистер Шеридан.

Помощник схватил юношу за руку, и оба последовали за капитаном. Подождав несколько минут, Шеридан легонько постучал в дверь.

– Войдите, – послышалось из каюты.

Капитанская каюта была обставлена просто и скупо. Стены – облицованные темными лакированными панелями. Рисунок – изображение «Благодеяния», корабля его величества. Медные часы в виде корабельного штурвала. Тут же стоял шкаф, набитый книгами по навигации и морскому делу. Перед спартанского вида койкой у дальней стены стоял письменный стол. На столе – оловянный графинчик и бокал. По правую руку от сидевшего капитана находился секстант. Когда Шеридан и юноша вошли, Блай листал страницы судового журнала.

Помощник подтолкнул своего юного спутника:

– В присутствии капитана стой навытяжку, слушай внимательно.

Юноша расправил плечи и вскинул голову. Блай едва заметно улыбнулся:

– Вы свободны, мистер Шеридан. Я управлюсь сам, не беспокойтесь.

Повернувшись кругом, помощник вышел.

Сидя в своем кресле, Блай внимательно разглядывал осужденного. Какое-то время он молчал, с удовлетворением отмечая, что юноша ежится под его взглядом. Когда капитан заговорил, он вздрогнул.

– Как тебя зовут?

– Мак… Мак-Дугал, – последовал ответ. – Крег Мак-Дугал… сэр.

– Значит, Мак-Дугал? – произнес Блай, уловивший легкий шотландский акцент молодого человека. И, сделав серьезное лицо, добавил: – Так ты ирландец?

Бледно-голубые глаза ярко вспыхнули.

– Нет, я шотландец. Чистокровный шотландец.

– И очень этим гордишься?

– Да, черт возьми, горжусь… – Поперхнувшись, юноша пробормотал: – Извините, сэр, я не хотел сказать…

– Не виляй. Именно это ты и хотел сказать. Я люблю людей прямых, которые без дураков выкладывают все, что думают. И сам говорю откровенно. Сколько тебе лет, мистер Мак-Дугал?

– Четырнадцать, сэр.

Блай взял перо и покрутил его в пальцах.

– Так я и думал. Закоренелый преступник. Я понял это с первого взгляда.

Мак-Дугал в растерянности заморгал:

– Сэр?..

– Какое же ты преступление совершил? Должно быть, самое ужасное, если находишься среди последних подонков на краю света, где живут только аборигены и сумчатые.

В этой тираде капитана была и насмешка над самим собой. Ибо Уильям Блай лучше любого из своих подчиненных знал: его последнее назначение – отнюдь не награда за безупречную службу.

– Как вы сказали, сэр? Сум… Сумча?..

– Не важно. Скоро сам все узнаешь. Так какое ты преступление, совершил?

– Украл буханку, сэр. Отец и мать валялись вдребезги пьяные на Джин-лейне, а мои сестренки плакали, потому что очень хотели есть.

Блай кивнул. Обычная история. Джин-лейн – жуткое логово пьянчуг. День и ночь отголоски тамошних оргий разносятся по всему Лондону. Хриплый смех. Вопли. Стоны. Слепое блуждание по запутанному адскому лабиринту. В тот единственный раз, когда капитан Блай оказался в этом трущобном районе, он был поражен, увидев, как молодая мать баюкает ребенка, одновременно попивая вино прямо из бутылки. А за ее грязную, драную юбку держались еще два голых малыша.

– Дорого же тебе обошлась эта буханка, – усмехнулся капитан. – Но в конце концов оно, может, и к лучшему. Думаю, что в Австралии тебе будет не хуже, чем в Лондоне.

– Вот и мне так сдается, сэр, – улыбнулся Мак-Дугал. – У меня тут появятся большие возможности. Ведь не такой уж и долгий срок – пять лет. А там я смогу жить, как захочу. Говорят, что после освобождения каждый может получить свой клочок земли…

– Или бесплатный билет обратно в Англию.

«У меня будут такие возможности, дай Бог каждому», – подумал Крег.

– Парень, откуда ты узнал все это? Ты не возражаешь, если я буду называть тебя просто Крег?

– Я прочел об этом в газетах. Уже после ареста.

– Ты умеешь читать? – Блай посмотрел на Крега с недоверием.

– Да, сэр, – с гордостью ответил юноша. – Меня научил мой старик. Пока не спился, он был школьным учителем.

– Да это же просто замечательно! – Поднявшись с кресла, капитан подошел к книжному шкафу, снял с полки тонкий томик и стал листать его, пока не нашел нужное место. – Прочитай это для меня, Крег.

Взяв в руки книгу, юноша сосредоточился. Наморщив загорелый лоб и прищурившись, он начал читать, хоть и не очень бегло, но довольно внятно:

– «Земля здесь… в основном… низменная и плоская, лишь несколько холмов… или гор… Она неплохо… оро…»

– Орошена, – подсказал Блай.

– «…неплохо орошена… Вдоль низменных берегов и даже в глубине материка она довольно… рыхлая, часто песчаная, однако достаточно плодородная, поросшая высокими травами и лесами…»

Крег обретал все большую уверенность в себе и читал все быстрее и выразительнее:

– «…а также кустами, растениями и…» Я не знаю, что такое «т. д.»…

– И так далее… Так бывает удобнее завершить длинное перечисление. Продолжай.

– «Горы и холмы… испещ… рены… лесными рощами и лужайками… Деревья не отличаются большим разнообразием… всего несколько пород могут быть использованы для добывания древесины… Эвкалипт – самое среди них большое… Число обитающих здесь животных не слишком велико и ограничивается несколькими видами… Наиболее многочисленными среди них являются кен… гу… ру…»

– Те самые сумчатые, о которых я упоминал, – перебил Блай. – Продолжай.

– «Среди живущих там птиц следует отметить дроф… орлов… ястребов… ворон… какаду… двух разновидностей, белых и коричневых… очень красивых попугаев и… множество гусей… Побережье изобилует весьма удобными заливами, бухтами и естественными гаванями… Но страна, как известно, не производит никаких товаров, которые могли бы привлечь внимание Европы и европейских переселенцев… Тем не менее не подлежит никакому сомнению, что в такой обширной, можно сказать, обширнейшей стране вполне могут произрастать всевозможные злаки, плоды и фрукты. – Ухмыльнувшись, Мак-Дугал тыльной стороной руки смахнул белокурую прядь со лба. – И не только произрастать, но и при надлежащем уходе приносить изобильные урожаи и так далее…»

– Достаточно, Крег. – Блай взял у него книгу и поставил обратно в шкаф. – Таковы были наблюдения, изложенные капитаном Джеймсом Куком, когда он впервые высадился в Австралии. – Капитан тут же с сарказмом добавил: – Вот это и есть наша земля благоприятных возможностей. Соответствует ли она твоим ожиданиям?

– Сдается мне, страна подходящая. Мы высадимся там же, где и он, в Ботническом заливе?

– На пятнадцать миль севернее. В Порт-Джексоне, или Сиднее, как его теперь называют в честь известного мечтателя виконта Сиднея, предполагавшего, что Terra Australis является не чем иным, как Америкой. Ха!

Блай снял с книжной полки географическую карту и развернул ее. Она вся была заполнена большим черным пятном, если не считать крошечного белого полукруга справа. В правом нижнем углу виднелось еще одно черное пятно, но значительно меньших размеров.

– Вот она, Австралия, парень. А этот остров – Земля Ван Димена. Крохотные же белые отметины отражают успехи колонии почти за двадцать лет. Невелики успехи, что уж тут говорить.

Протянув руку, юноша провел ладонью по карте:

– Вы только посмотрите на это черное пятно.

– Да, туда еще не ступала нога белого человека.

– Вот эти места меня и интересуют, сэр. Я хочу быть одним из первых, кто попадет туда.

Блай внимательно посмотрел на стоявшего перед ним юношу.

– Ты замечательный парень, Крег Мак-Дугал. Мне будет любопытно узнать, насколько ты преуспеешь.

Капитан склонил голову набок, услышав, что штурвальный начал отбивать склянки. Пять ударов.

Судовой колокол тотчас же ответил пятью звучными ударами. Блай бросил взгляд на висевший на стене хронометр:

– Похоже, мне придется принести свои извинения мистеру Шеридану. В своих расчетах я ошибся на три минуты.

Сверху донесся крик марсового:

– Впереди земля!

Глава 2

Раскинув руки, Аделаида Диринг лежала на стогу сена и смотрела на небо, пока у нее не стали слезиться глаза. Сомкнув веки, она вообразила, будто покоится на большом облаке, и тотчас ощутила какую-то необыкновенную легкость. Казалось, она летит высоко над морем, возвращаясь в Англию.

Обратно домой.

«Нет, – мысленно возразила она себе, – Англия уже не мой дом». Но даже после семи проведенных в Австралии лет на нее время от времени накатывали приступы тоски по зеленым английским холмам.

Однако кое-какие места вокруг Парраматты, расположенной в пятнадцати милях от Сиднея, напоминали ей английские парки, где бродили многочисленные стада оленей.

Сходство, конечно, было неполное. Слишком яркое солнце светит над Австралией, слишком голубое небо над ней. Да и вся природа в этой диковинной, перевернутой вверх ногами стране очень уж отличалась от того, что она привыкла видеть.

Вместо знакомых английских деревьев и кустарников она видела вокруг странные и необыкновенно прекрасные цветы – розовые, голубые и всевозможных пастельных оттенков. А у некоторых деревьев опадала не листва, а белая кора – такое трудно себе представить.

А эти необычные животные… Прыгучие кенгуру, юркие опоссумы и утконосы. Милые, забавные коалы, которые питались эвкалиптовыми листьями и спали, вцепившись в ветки когтями лап, и странные желтоватые собаки. Собаки динго.

Когда Аделаида вместе с семьей сошла в Сиднее на берег, ей вдруг почудилось, что она перенеслась в те времена, когда мир был значительно моложе.

Ее мать Джоанна выразила это ощущение по-своему:

– Мне чудится, что мы высадились на луне.

Ночь была чрезвычайно тихая. Тишина такая удручающая, что всем казалось, будто они погребены заживо. Когда Аделаида в очередной раз испытывала это чувство, она выбегала на крыльцо и поднимала глаза к небу. В южных небесах сверкало такое множество ослепительных звезд, что казалось, будь она чуточку повыше, оборвала бы их, как плоды с дерева.

Но это была и таинственная земля. На севере, западе и юге возвышались Голубые горы с их непроходимыми ущельями, пропастями и густыми лесами. Горы казались такими же величественными и чуждыми людям, как и Олимп, населенный греческими богами. И совершенно неотразимой становилась их красота в час заката, когда солнце украшало горы своей сверкающей золотой короной. Горы и леса были непроходимыми, поэтому центральная часть континента оставалась неразгаданной тайной. Многие каторжники пробовали бежать туда, и никто никогда их больше не видел.

Аделаида приподнялась и осмотрелась. На востоке простирались скошенные луга, принадлежавшие Блэндингсам. Дом, амбар и другие строения, видневшиеся вдалеке, казались игрушечными, это был остров в море волнующейся пшеницы.

Девушка зевнула и потянулась, наслаждаясь силой и гибкостью своего молодого тела, всем своим существом ощущая, как бьется в груди сердце, как пульсирует в жилах кровь. Она вся трепетала под ласковым ветерком. Никогда еще не чувствовала она себя такой бодрой, такой полной жизни. «Может, это потому, что у меня начались месячные», – подумала Аделаида.

– Отныне ты женщина, – наставительно проговорила мать, когда дочь заплакала. – Тебе следует радоваться, а не распускать нюни. – Джоанна открыла дочери и другие женские тайны.

Аделаида выслушала мать, и ее огромные зеленые глаза округлились; она онемела от удивления и острого чувства унижения.

– У тебя есть какие-нибудь вопросы? – спросила Джоанна.

Аделаида молча покачала головой. Как только мать отпустила ее, она побежала через поля к ферме Блэндингсов, чтобы повидаться со своей лучшей подругой Дорис.

– Пошли быстрее. Я хочу порассказать тебе кое-что. Девушки уединились подальше от дома, в тени эвкалипта.

– Присядь, Дора, – сказала запыхавшаяся Аделаида. – Боюсь, для тебя это будет огромным потрясением.

– О, Адди, почему ты так любишь все усложнять?

– У тебя есть хоть какое-нибудь представление о том, как рождаются дети?

Дорис, веселая девушка с вздернутым носиком, веснушками и короткими каштановыми волосами (она была на год старше подруги), громко рассмеялась:

– Так вот она, твоя великая и удивительная тайна! Мама рассказала мне обо всем этом год назад.

Аделаида вознегодовала:

– Стало быть, ты обо всем знала, но молчала, ни словечка не сказала.

– Мама взяла с меня обещание, что я тебе ничего не скажу. Это дело твоей мамы, так она сказала.

– Все равно. Ты ведь моя лучшая подруга. – Адди надула губки и потрогала свою грудь.

– Ну… теперь ты знаешь. И что ты об этом думаешь?

– Я думаю, это омерзительно. И даже смешно. – Она хихикнула и тут же прикрыла губы ладонью. – Можешь ли ты представить себе, Дорис, чтобы твои мать и отец, чтобы мои мать и отец, чтобы они занимались такими вещами? Надо же!

Девушки катались по траве, корчась от смеха.

– Эй, чего вы там гогочете? – послышался голос.

Со стороны фермы приближался Джон Блэндингс, брат Дорис, высокий, смуглый, очень красивый шестнадцатилетний юноша с прямыми черными волосами, влажными темными глазами и таким же вздернутым, как у сестры, носом.

– Расскажите-ка мне, почему вы хохочете, – сказал он, приблизившись.

Девушки подавили смех, сели и оправили юбки.

– Иди по своим делам, Джон, – сказала Дорис, – а в женские разговоры тебе нечего соваться.

– Да ну?.. – Парень подбоченился и рассмеялся. Глядя на него, Аделаида вдруг почувствовала, что густо краснеет. Тщетно старалась она избавиться от своих фантазий. Воображение рисовало ей всю ту же постыдную картину: они с Джоном Блэндингсом, обнаженные, проделывают это в постели.

С того знаменитого дня, ставшего своего рода вехой в жизни Аделаиды, ее стали одолевать запретные и дикие мысли, мысли о плотской любви. Правда, мать заверила девушку, что в этом нет ничего постыдного. Ну конечно же, нет. Адди знала, что ее родители никогда не станут заниматься грязными или постыдными вещами.

И вот сейчас Адди сидела на стоге сена, и ее вновь осаждали волнующие воображение мысли и видения. Неожиданно она вздрогнула, что-то заставило ее поднять голову. В следующее мгновение Адди увидела мужчину, перелезавшего через изгородь, отделяющую собственность Дирингов от фермы Блэндингсов. Девушка насторожилась и прикрыла подолом лодыжки.

Мужчина направлялся прямо к ней. Прежде чем он успел подойти, Аделаида узнала Джона Блэндингса. Он был в клетчатой рубашке, в штанах из грубого сукна и в высоких сапогах. На шее у него был повязан алый платок.

Джон улыбнулся и помахал рукой:

– Привет! Что ты там делаешь?

– Принимаю солнечную ванну.

– Солнечную ванну? Никогда о такой не слышал.

– Ничего удивительного. Я сама ее изобрела.

– Но в том, что ты говоришь, нет никакого смысла. Чтобы принять ванну, надо раздеться.

– Ты в самом деле так думаешь? – Она посмотрела ему в глаза, и он отвернулся. Его лицо залил жаркий румянец.

– Странная ты девушка, Адди, – сказал Джон, смущенно улыбнувшись. – Многие девушки укрываются от солнца, а ты – наоборот.

Она пожала плечами:

– Что поделаешь, если мне не нравится слишком белый цвет кожи, который так обожают некоторые молодые дамы. Я хочу выглядеть загорелой и здоровой. Вот и все.

Она закатала рукава с оборками, показывая обнаженные руки. Затем машинально приподняла юбку, демонстрируя загорелые ноги, но тут же вновь их прикрыла.

– Да ты просто красавица, Аделаида, – пробормотал Джон. – Кто-нибудь говорил тебе об этом?

– Спасибо за комплимент, Джон. Ты очень мил. – Девушка прижала ладони к пылающим щекам; ей нравилось, что молодой человек смотрит на нее с восхищением. – Посиди со мной рядом. – Она похлопала ладошкой по сену.

– Только на минутку. Я должен поговорить с твоим отцом. Хочу попросить, чтобы он одолжил нам упряжную лошадь. Старый Харри захворал, бедняга.

Увидев обнаженные девичьи ноги и упругие груди в вырезе платья, Джон пришел в замешательство. Он украдкой примял тугую выпуклость на своих тесноватых штанах.

«Какая же ты свинья, Блэндингс», – мысленно отчитал он себя.

Джон пристроился рядом с девушкой на стоге сена, ничем не выдав своих тайных желаний.

– Как ни странно, это кое-что мне напоминает, – сказала Адди. – Мы тогда только-только здесь поселились. Твои родители пригласили нас на чай, и мы – ты, Дорис и я – пошли играть в вашем сарае.

Джон кивнул:

– Да, на сеновале.

– И мы скатывались по сену до самого пола. Это была чудесная забава.

Джон заставил себя улыбнуться. Забава, что и говорить, чудесная. Ребята с фермы просто обожали возиться в сене с местными красоточками, прикидываясь, что им все равно, девочки они или мальчики. Особенно привлекала их Салли Мак-Артур. Уже в двенадцать у нее были упругие грудки и круглый задик. Джон просто счет потерял, сколько раз съезжал с сеновала на спине Салли. Просунув руки под мышки, он ощупывал ее грудки, а его твердая шишка так и упиралась в ее ягодицы.

Аделаида поднялась на колени, ее глаза сверкнули озорством.

– Давай поиграем в короля и королеву. Бьюсь об заклад, ты не сможешь свергнуть меня с престола, король Джон.

Он обхватил колени руками.

– А у меня и нет такого желания, королева Аделаида. Я не стану оспаривать твое право на владение этой горой.

– Смелее, Джон. Не будь рохлей.

– Я же тебя предупредил, что у меня всего минута. Я должен идти.

Он хотел было сползти вниз на четвереньках, но Аделаида с радостным воплем набросилась на него. Ею вдруг овладело какое-то отчаянное безрассудство.

– Защищайся, король Джон. Неужели ты позволишь девчонке одержать над тобой верх?

Адди легонько пощекотала Джона под ребрами. Тот очень боялся щекотки и тут же повалился на сено, задыхаясь от истерического смеха.

– Прекрати, Адди. Так нечестно. – А зачем мне твоя честность?

Они катались по сену, все глубже и глубже зарываясь в него. Затем вдруг затихли, застыли и замолчали. Неожиданно Аделаида прикоснулась к выпуклости на штанах Джона. Он приподнялся, медленно повернул голову и посмотрел ей в глаза.

– Что это у тебя такое, Джон? – спросила Адди с бесстыдной улыбкой.

Джону казалось, он вот-вот задохнется.

– Это… это мой перочинный нож! – выпалил он в отчаянии.

– Какой же ты враль! – фыркнула Адди. – Уж не принимаешь ли ты меня за невинное дитя, Джон Блэндингс? – Она с высокомерным видом вскинула голову. – Я прекрасно все знаю. И знаю, откуда берутся дети.

Джон смотрел на девушку во все глаза.

– Ты… ты знаешь?

– Конечно. Мужчины и женщины занимаются этим в постели.

– Ну… я пошел. – Он попытался вырваться, но Адди крепко держала Джона, ощупывая его штаны.

Он застонал и снова повалился на сено. В ногах его появилось такое приятное тепло, будто они стояли в тазу с теплой водой.

– Джон, – шепнула Адди, – меня никогда еще не целовал ни один мальчик.

Она склонилась над ним так низко, что ее глаза казались огромными изумрудами. Джон легонько коснулся губами губ девушки. Поцелуй был краткий и целомудренный, и все же оба затрепетали, по телам их пробежала дрожь. Касаясь рукой его налившейся плоти, Адди тихо, дрожащим голосом проговорила: – Я знаю все о мужчинах и женщинах, но я никогда не видела… – Она осеклась, подыскивая подходящее слово. – Ну, как тебе сказать, я никогда не видела мальчика. Всего-всего. – Она с нескрываемым интересом уставилась на выпуклость внизу его живота. – Покажи мне…

– Что? – Джон подпрыгнул, будто она ткнула в него раскаленной кочергой. – Да ты не в своем уме, Адди. Если бы твой отец услышал, что ты несешь… Бьюсь об заклад, он выпорол бы меня. А если бы не он, это сделал бы мой старик.

– А кто им скажет?

Даже сквозь свою плотную рубашку Джон ощущал жар, исходивший от тела девушки. Она вся пылала, и на ее красивом лице, уже не детском, отражалось желание. Это было лицо не наивной девочки, а женщины, в жилах которой бурлила горячая кровь. Она то и дело увлажняла языком свои пухлые губы. Ее веки отяжелели. Ноздри раздувались.

– Если ты такой застенчивый, я подам тебе пример. Она сняла через голову платье, и Джон Блэндингс увидел то, чего никогда не забудет. Перед ним, чуть раздвинув ноги, стояла нагая женщина.

В каком-то умопомрачении Джон расстегнул штаны и стащил их с себя. Он стиснул зубы и опустил глаза, уверенный в том, что вид его мужского отличия, особенно в таком возбужденном состоянии, вызовет у девушки страх или отвращение.

К его удивлению и облегчению, она улыбнулась и сказала с явным восхищением в голосе:

– Да ты настоящий мужчина! Ну, теперь я вижу, как у тебя там все устроено. – Она потрогала его плоть, и Джон содрогнулся – его захлестнула волна блаженства. – Ты тоже можешь меня потрогать, – сказала она, касаясь своей груди.