Текст книги "Любовь без размера"

Глава 5

Они встречались три раза в неделю. Холли всегда являлась вовремя, готовая к тренировке, в спортивных брюках, мешковатой застиранной футболке и со своими «подколками». Она входила в зал со спокойной, но непоколебимой решимостью, которая была под стать отношению любого из его особенно конкурентоспособных клиентов. У нее были чувство юмора и склонность к самоиронии, которые пришлись Логану по душе, как только он понял, что это не от злости на саму себя. Ему нравилось, что не надо полтренировки тешить ее самолюбие. Временами он задумывался, вообще было ли оно у нее. И не потому, что она из кожи вон лезла, чтобы только мельком не увидеть себя ни в одном из зеркал, из которых состояла целая стена зала, – это его не удивляло. Скорее из-за того, что, когда приходило время работать, она уходила в упражнение с головой, полностью сосредоточившись, пока не завершала подход. Потом, отдыхая, она периодически выдавала ударные реплики. Ее не заботили складки жира на талии, которые оголялись, если задиралась футболка, когда она поднимала над головой штангу или наклонялась вперед. Она не обращала внимания на натянутые и врезавшиеся в ягодицы трусы, когда она выполняла выпад. Она безропотно принимала любое неудобное и иногда неуклюжее положение, какое он заставлял ее принимать. А еще она потела еще больше, чем в самый первый день. Так сильно, что теперь приносила свои полотенца, хотя он настаивал, что у него их предостаточно и можно удовлетворить любые ее запросы. Он был ошеломлен, когда узнал, зачем она это делает. Она приносила пляжные полотенца и стелила их на силовые и всякие другие тренажеры с сиденьями. Она где-то прочитала, что это считалось вежливым поведением и помогало не «нагадить».

– Здесь другой спортзал, – рассмеявшись, сказал он. Но не обиделся. Знал, что его залы были роскошными, безукоризненно чистыми и ультрасовременными.

– Я знаю, – опустив глаза и делая вид, что разглядывает свои ногти, быстро сказала Холли и, смутившись, покраснела. – Но от меня… от меня остаются… влажные следы.

– Влажные следы? – Он снова рассмеялся, сумев оценить наглядность выражения.

– Ну мать честная. – Вскинув голову, она посмотрела на него и продолжила, все еще смущенная, но и рассерженная: – Ну да, я между ног потею. И пачкаю все и вся, чего касается моя задница!

Тогда он понял, что эта проблема, несомненно, действительно тревожила ее, и подавил смех.

– Холли, перед приходом следующего клиента я протираю все использованные тренажеры. Это часть работы. Не с тобой одной такое случается, хотя ты, пожалуй, первая дала явлению такое образное название. Я так понимаю, это объясняет и почему ты перед приходом сюда обливаешься одеколоном «CK One».

– Нет, – возразила она, стараясь продолжать сердиться, но была не в силах скрыть улыбку. – Это потому, что не хочу вонять, как грязная кроссовка. Что, слишком?

– Пахнет хорошо. – Он улыбнулся в ответ своей щегольской улыбкой и дружески потрепал ее по плечу. Взяв ее полотенце, он расстелил его на рядом стоящей скамье для пресса. – И приятное разнообразие после привычных болотных задниц.

– О боже, болотные задницы. – Холли хмыкнула и поверх полотенца улеглась на скамью, пока Логан доставал штангу. – Держу пари, мы могли бы составить полный «словарь мерзопакостных фитнес-терминов».

Он передал ей восемнадцатикилограммовую штангу.

– Я только за, но сейчас единственный важный для тебя термин – это «накостылять по заднице». Давай, сделай-ка мне пятнадцать жимов. Начали.

Он, чтобы обеспечить ее потребности, начал заказывать пляжные полотенца. Она продолжала для него потеть, причем ведрами.

Холли мало говорила о своем прошлом, настоящем и будущем, а Логан и не спрашивал, приписывая это неловкости из-за разницы в стиле жизни. Уважая ее за это, Логан при этом был немного сбит с толку. В том, что клиенты разбивались в лепешку, рассказывая ему о личной жизни, не было ничего необычного, и временами он ощущал себя скорее психотерапевтом, чем персональным тренером. Из него делали поверенного и раскрывали любые тайны, начиная с жен и любовниц и кончая детьми и родителями, коллегами и друзьями по команде. Он поддерживал в людях желание тренироваться, невзирая на разводы, пагубные привычки и скандалы. Он мастерски овладел умением превращать энергию эмоциональных речей в успешные тренировки. Однако с Холли все было исключительно по делу плюс безобидные остроты. Здесь и сейчас. Время трудиться, а не играть в «Это ваша жизнь». Она платила ему деньги, которые, скорее всего, тяжело ей давались; они оба просто не могли не выжимать из каждого занятия все возможное.

Но время шло, любопытство Логана все возрастало, и он уже еле сдерживался, чтобы не начать задавать вопросы. Ее покойного мужа звали Брюс. Это была единственная информация, к которой он был допущен. Да и то получил ее при мимолетном упоминании. Она рассказывала, как они ходили в походы. Речь о них зашла, когда Логан отметил, что у Холли незаурядная сердечно-сосудистая выносливость, и не из-за того, что ей захотелось поболтать.

Вместо того чтобы поддаться любопытству, Логан упорно работал с Холли, иногда упорнее, чем с другими клиентами. Обучалась она быстро. Если не получалось, она не жаловалась. Наоборот, казалось, что из невозможности тяжелых задач произрастали ее успехи. Он слышал, как у нее иногда вырывался неподдельный стон перед тем, как она не доводила до конца поставленную задачу, и почти всегда – после. Она понимала, что его миссия в том, чтобы постоянно поднимать планку, создавая условия для неудач. Она знала, что, если когда-нибудь ей действительно станет легко, это будет значить, что он не выполняет свою работу.

Когда он ее взвешивал – один раз в неделю, – Холли все время мысленно изобретала способы, как его изувечить, но держала их при себе. Ее любимые фантазии обычно заканчивались тем, что Логана скидывали с лестницы к входу в здание. С той самой лестницы, по которой она к нему взбиралась.

– Давай-ка обсудим, чем ты питаешься, – однажды, спустя примерно месяц с начала тренировок, совершенно неожиданно предложил он. Холли разминалась на эллиптическом тренажере.

– Лучше не надо, – тут же ответила она. Боже, сегодня даже не день взвешивания, – безмолвно жаловалась она. – Откуда у него такое желание без нужды сверзиться и получить разрыв внутренних органов? – Лучше я поделаю выпады.

Не было на свете ничего, что Холли ненавидела сильнее, чем выпады ногами. Таскать за собой собственную тушу было мучительно, особенно находясь в зале, заставленном симпатичными тренажерами. На каждой тренировке он заставлял ее делать их сотнями.

– Без вариантов, детка, а вот выпады – добро пожаловать, – как по писаному парировал он. Он знал, что она избегала этого разговора. Но время его пришло, независимо от ее желания.

– Я люблю есть. И точка. – Нахмурившись, она сошла с тренажера на кардионагрузку и размышляла, как бы им обоим оказаться поближе к лестнице. Или лучше ему башку гирей расколоть. Килограмма на четыре с половиной было бы самое то, если хорошенько размахнуться.

Он улыбнулся и скрестил руки на груди.

– Ты действительно считаешь, что набрала свой вес потому, что любишь есть? Мало кто есть не любит. Говорят, это необходимо для выживания. Ты щитовидку проверяла?

– Да, – надулась она. – Сразу после смерти Брюса пошла к врачу и сделала полный медосмотр. К сожалению, внутри у меня все хорошо. Ах да, врач сказал, что я слишком толстая.

– Нельзя отрицать, что телосложение человека во многом определяет генетика. Люди бывают предрасположены к «кубикам», как, скажем, к голубому цвету глаз. Но если у человека избыток жира, обычно это означает, что происходят какие-то более глубинные процессы. В широком смысле, среди людей с ожирением есть два типа нарушения пищевого поведения. – Он продолжал в своей возмутительной беспристрастной манере не обращать внимания на ее нежелание копаться именно в том, о чем она не хотела говорить. Пока он говорил, он ходил по залу и подбирал гантели для предстоящей тренировки. – Первый – неконтролируемое переедание. Простым языком – зависимость от еды. Когда за едой и поглощением пищи прячутся от чувств. Ею заполняют пустоты, с ее помощью переживают стресс и проблемы повседневной жизни. Страдающие неконтролируемым перееданием чаще всего вполне осознают, что их пищевые привычки ненормальны, но помощь им почти не оказывают, если не считать советов воспитать в себе силу воли или сесть на диету. И это так же пагубно влияет на их самооценку, как совет просто поесть страдающему анорексией.

– Надо же, кто бы мог подумать? – Холли расхохоталась. – Я чем-то похожа на человека с анорексией.

– Вроде того, – согласился Логан, – за исключением сложившегося о людях с лишним весом стереотипа о том, что они потеряли контроль. А это уже передергивание. Речь-то как раз о контроле. Многие из них целенаправленно используют свое тело как предполагаемую преграду против тех самых людей, которые, по их ощущениям, их осуждают. Они хотят всем нравиться, но используют пищу, чтобы справиться с чувством, что недостаточно хороши, а это лишь усугубляет проблему, и чаще всего становится еще хуже. Такой порочный круг, когда еду поглощают, чтобы забыть боль желания быть принятым.

– Мне все равно, нравлюсь я людям или нет, – заметила она.

– Да ладно тебе, – ответил Логан. Он твердо решил в этом разговоре не дать ей отшутиться, как бы отчаянно ей этого ни хотелось. – Не верю, что тебе все равно, нравишься ты людям или нет. Все хотят нравиться, ну хоть сколько-нибудь. И несмотря на все твои усилия показаться ворчливой, на самом деле ты к себе располагаешь. Вот почему еще важно не забывать, что большинство пищевых расстройств связаны с проявлением чувств.

– Ну хорошо, какова другая нить рассуждений о том, что у меня за хворь? – постаравшись свести к минимуму сарказм, спросила Холли, которой польстило, что он считает ее располагающей к себе.

Логан продолжал – ее желание слушать, а не заткнуть ему рот, придало ему уверенности.

– Другой источник бед – неумеренная потребность в еде. У людей с этой проблемой обычно присутствует сочетание симптомов, схожих с симптомами неконтролируемого переедания, только с добавлением булимии.

– Нет у меня никакой булимии. – Она фыркнула.

– Само собой, – согласился он.

– Были мыслишки этим заняться, – добавила она, снова фыркнув.

– Лучше не надо, – серьезно попросил он.

Она быстро извинилась:

– Прости. Понимаю, что ты из лучших побуждений.

– Молодец. – Он улыбнулся ей и продолжил: – Что отличает людей с неумеренной потребностью в еде от людей с неконтролируемым перееданием, так это то, что они поглощают большое количество пищи за короткий промежуток времени, обычно не больше двух часов. Они едят неудержимо, даже после появления неприятной тяжести в желудке. Иногда они едят даже то, что им не очень нравится, лишь бы есть. Но, в отличие от людей с булимией, после таких эпизодов они не извергают из желудка его содержимое. Им тоже чрезвычайно тяжело дается потеря веса и поддержание его на здоровом уровне.

– Похоже, ты зашел на мою территорию, – сказала она, но Логан затруднялся определить, в шутку или нет. Учитывая, что, потеряв мужа, она, видимо, с трудом выживала, он не мог не представлять ее сидящей в доме, напичканном дешевыми продуктами, прошедшими технологическую обработку, с высоким содержанием жира, сахара и калорий, но лишенными какой-либо питательной ценности.

– Вообще-то мой милый маленький кузнечик с непростым характером, я думаю, что ты, видимо, сочетаешь в себе оба типа.

– Все сходится, – язвительно сказала она.

– А я не обещал тебе легкой жизни, – честно признал Логан.

– Так каково же решение, Эйнштейн? – Она настаивала на ответе – ей не терпелось поскорее завершить разговор и приступить к поднятию тяжестей.

Логан не мог не заметить перемены в ее поведении. Он подступил слишком близко, и она приготовилась вернуть на место свою стену. Он решил, что лучше пока завершить урок, но сначала охватить самую важную часть темы.

– Послушай, пока рано говорить о том, какое у тебя окажется телосложение, когда мы закончим занятия. Если то, что ты сказала мне, когда мы познакомились, правда, скорее всего, ты не окажешься обладательницей фигуры как у Дженнифер Энистон, сколько бы времени ты ни провела в спортзале, работая над ней. И с этим надо смириться. Речь идет о том, чтобы вернуть себе здоровье. Но вот что я обязан тебе сказать – ты твердо это запомни: фитнес определяют пять специфических факторов; ты в полной мере обладаешь четырьмя из них.

– Правда? – Она перестала суетиться и опять обратила на него все свое внимание.

– Чистая правда, – с воодушевлением подтвердил он. – В критерии входит функциональное состояние сердечно-сосудистой системы, мышечная сила, мышечная выносливость, гибкость и конституция тела – это медицинский термин для обозначения процента жировой массы тела.

Она хмыкнула, перебив его:

– Вижу, ты оставил лакомый кусочек на закуску. Попытаюсь-ка я угадать, в каком критерии я недобираю.

– Минутку. – Логан поскорее прервал ее и строго погрозил пальцем: – Шуточек на эту тему я не стерплю. Разве ты не понимаешь, какой подарок отхватила? С первого дня, как ты здесь появилась, меня поражала не только твоя сердечно-сосудистая выносливость, но и сильная мускулатура и гибкость. Все это не достигается одним подходом к занятиям. Спортсмены месяцами вкалывают, добиваясь того, что тебе с самого начала дано природой.

– Кажется, сейчас будет лекция, – пробормотала она и начала грызть ноготь.

Он сменил гнев на милость:

– Если тебе нужна лекция, за мной, разумеется, дело не станет. Но хотелось бы обойтись без лекций. Просто ты должны знать, сколько у тебя преимуществ. На случай, если будет сложно. А оно будет, даже не сомневайся.

– Сложнее, чем жить с пищевым расстройством и подвергать себя твоим издевательствам? Ты не веришь, что я смогу через это пройти, да? – Она упала духом, впервые после того, как он заставил ее встать на весы.

– Холли, – чуть смягчившись, но по-прежнему твердо сказал он. – С первого дня ты здесь выкладываешься на все сто процентов, и твой организм реагирует. Но постепенно он подстроится к новым порядкам. Пища же будет бросать тебе вызов, видимо, всю жизнь. Я хочу убедиться, что ты критически оценила весь свой арсенал на тот случай, когда почувствуешь себя слабой и потеряешь контроль. Чтобы ты смогла пережить это состояние и внести изменения, которые укоренятся и выдержат испытание временем. Не случайно девяносто пять процентов сбросивших вес людей набирают его снова. Они впадают в уныние, а старые привычки – они такие удобные и знакомые. Не хотелось бы, чтобы это произошло и с тобой. Преодолеть пищевую зависимость – не то же самое, что завязать с курением, наркотиками или алкоголем. От тех зависимостей ты отказываешься полностью, и после того, как заканчивается «ломка», ты посредством воздержания побеждаешь в этой войне. Твоя же война намного коварнее. Человеку необходимо питаться. И придется добиться того, чтобы уметь сосуществовать с пищей и не использовать ее в качестве костыля для опоры.

– Наверное, сейчас не самое подходящее время, чтобы сообщить тебе, что я закурила? – Холли попыталась внести в ситуацию немного легкомыслия. Попытка не удалась, его глаза блеснули неподдельным гневом.

– Если бы я хоть чуть-чуть поверил, что ты серьезно, то решил бы тебя задушить.

– Боже. Остынь. Тут с одной зависимостью хлопот не оберешься – нет уж, спасибо. Просто стараюсь избежать дальнейшей встряски.

Он решил встряску не продолжать и не заставлять ее говорить о том, в чем она не была готова признаться. Он наблюдал, как она молча продолжала грызть ногти, переваривая информацию. Она его услышала, и пока этого было достаточно. Ей нужно было вернуть нужный настрой, а потом уже переходить непосредственно к тренировке.

– В одном я уверен: и в неконтролируемом переедании, и в неумеренной потребности в еде есть общий момент – процесс, при котором пища заменяет чувство. Депрессия в том списке стоит не на последнем месте, при этом за предыдущие пару лет именно депрессия вышла на передний край твоей жизни, как бы ты ни старалась ее замалчивать. Ты не думала обратиться к врачу? К психотерапевту, например?

– О да. – Холли даже не пыталась скрыть чувство пренебрежения. – Давайте я пойду трепать языком о своих проблемах и спрашивать совета у человека, который, по всей видимости, более сумасшедший, чем я. Нет уж, спасибо.

– Не стоит спешить с заключением, что есть люди более сумасшедшие, чем ты, – поддразнил он. – Но для определенности, как насчет просто позвонить своему врачу? Ведь стоящий врач не может не распознать депрессию у овдовевшего человека.

– Это еще зачем? – в сердцах спросила она. – Чтобы они принялись пичкать меня коктейлем из препаратов, мешая мне вообще что-либо чувствовать? Или даже прописали мне какое-нибудь классное новое средство, которое не удосужились до конца испытать, и я такая через шесть месяцев проснулась, а у меня хвост вырос?

– Окей. Я понял. – Он хотел поскорее снизить градус ее раздражения, отнеся его на счет того, что бежать к врачу при отсутствии внешних признаков боли она не могла себе позволить по деньгам. Особенно учитывая, что некоторую часть наличности она платила ему. К тому же она была права. – Под «понял» я подразумевал, что не только полностью понимаю, но и во многом с тобой согласен. Я всегда за то, чтобы, прежде чем бежать в аптеку, попробовать комплексные меры, особенно в таких случаях, как твой. И с применением других тактик тебе везет. Эндорфины, химические вещества, вырабатывающиеся в организме естественным путем, борются с депрессией. Вырабатываются они с выходом физической энергии, а у тебя, безусловно, этих процессов сейчас происходит предостаточно.

– Ты так считаешь? – спросила она с вернувшимся сполна сарказмом. Ей было не по себе от сознания того, что он, очевидно, провел достаточно времени, думая о ней, или как минимум о положении, в котором она оказалась. Положение подразумевало, что она была неконтролируемой, бесконечно жующей, ненасытной чудачкой.

– Холли, я хочу попросить тебя об одолжении. Я бы хотел, чтобы ты начала записывать, что ты ешь. Каждый кусочек чего бы то ни было, который ты кладешь в рот. Это не проверка, и я даже не прошу тебя показывать мне эти записи, если ты сама этого не хочешь. Я прошу тебя сделать это сугубо для себя. И если ты переживаешь или пала духом, я хочу, чтобы ты записала, что ты чувствуешь во время еды. Сможешь?

– И ты никогда не попросишь меня это показать? – беря с полки полотенце, скептически спросила она.

– Не-а. – Взяв у нее полотенце, он расстелил его на силовом тренажере и молча дал команду принять нужное положение для подхода. – Просто записывая, ты будешь чувствовать, что обрела больший контроль, и заметишь, когда у тебя пиковое время заедания стресса. Зная это, ты сможешь вносить изменения. Ты увидишь, когда ты потребляешь или не потребляешь достаточно фруктов и овощей, когда ешь слишком много барахла и когда не пьешь достаточно воды. У тебя начнет вырисовываться более четкая картина привычек, которые ты, возможно, захочешь поменять. И когда ты заметишь приближающиеся признаки депрессии, ты сможешь попытаться преодолеть их каким-то другим действием, пусть даже таким простым, как прогулка. Черт возьми, ты могла бы, когда захочешь, приходить сюда и заниматься кардионагрузкой, даже если у меня другой клиент. Просто позвони и предупреди меня. Помни простые правила. На каждую входящую калорию сверх минимума, который необходим организму, чтобы функционировать, ты должна сжечь калорию путем физических упражнений. Чем интенсивнее тренировка, тем больше калорий ты будешь продолжать сжигать уже после того, как закончишь заниматься. А что касается дневника питания, я всегда буду рад взглянуть на него, если ты захочешь что-то скорректировать, но обещаю никогда об этом не просить.

С той тренировки Холли ушла на взлете новой мотивации. Разговор во многом был не о том, что с ней не так, а о том, что с ней так. Логан ее не осуждал, лишь излагал объективные факты. При этом к разговору он подготовился. Предложил варианты действий в пределах ее власти. В его предложениях не было хитроумных трюков, лишь настойчивый упорный труд. По правде говоря, она не понимала, как может помочь привычка записывать все приемы пищи, но в ней не было ничего сложного. К тому же ее напористой натуре не нравилась перспектива сплоховать, если Логан не сдержал бы обещания и попросил разрешения взглянуть на дневник. И она решила попробовать.

Логан сказал, что ей необходим арсенал. Так как она привыкла питаться в основном едой навынос, начала она с фруктового ассорти. Оружие для арсенала она выбрала в виде груш и бананов. Вскоре к ним прибавились яблоки и виноград. Она стала присматриваться к салат-барам так внимательно, будто охотилась за хорошим антиквариатом. Цель, которую она перед собой поставила, была в многообразии. Раз в неделю она пробовала что-то новое, стараясь выбрать пищу, от которой раньше воротила нос, например лососину, тофу или хумус. Некоторые виды пищи ее приятно удивляли, от других по-прежнему мутило.

Очень скоро она поняла, что, если записать, что собираешься съесть, перед тем, как это сделать, выбор оказывается более продуманным. Несколько недель подряд план работал крайне успешно, пока на нее на напала хворь в виде шоколадного батончика «Милки Уэй».

Холли хотела его съесть. С этим не должно было быть никаких сложностей: она постоянно ела эти батончики. Но, купив его, она поняла, что дневник-то дома. Не желая отступать от стратегии «запиши, потом ешь», она кинула шоколадку в сумку, решив съесть ее, когда вернется домой. Всю дорогу ее не покидала мысль о восхитительном шоколадном батончике. Он буквально взывал к ней из глубин сумки. От одной мысли о сливочной карамели и нуге, покрытой вкуснейшим шоколадом, у нее текли слюнки. Войдя в дом, она сразу прошла на кухню. Вытащила батончик, открыла дневник питания, взяла ручку.

И тогда Холли взглянула на остальные записи. Все здоровое питание, зафиксированное на страницах истории ее зарождающегося успеха. Она просто не могла заставить себя записать то, что совершенно определенно станет началом ее падения. Строчки расплывались перед глазами. Она с силой захлопнула дневник и отскочила от стола. Сама того не осознавая, она принялась метаться взад-вперед по кухне.

– Дурацкий батончик! – орала Холли на «Милки Уэй».

Шоколадка лежала на столе между вазой с фруктами и дневником, калорическая катастрофа в виде невинного батончика. Она буквально чувствовала на себе недобрый взгляд бананов.

– А я не буду тебя записывать, – громко сообщила она. – Записывать необязательно. Делаю я это, только чтобы Логану показать – вдруг он спросит. И вообще, почему это я должна делать все, как он говорит? Ведь деньги плачу я. – Удовлетворенная собственной логикой, она развернула «Милки Уэй» и откусила внушительный кусок. И еще один.

Первый два укуса не обманули ее ожиданий. Вкуснейший шоколад и неземная сладость сливались у нее во рту в танце. К концу она почувствовала тошноту. Даже чуть не подавилась. Радости от первых двух кусочков как не бывало – ее сменило чувство вины за случившийся сбой.

В тот день она решила не ужинать – это было попыткой компенсировать съеденные в приступе кондитерского помешательства калории. Она рано пошла спать, голодная и деморализованная, и ворочалась с боку на бок. Шли часы, но сон ее не брал. В голове, словно испорченная пластинка, крутились слова Логана. Она знала, что делать. Встав с постели, она устало прошлепала вниз и включила на кухне свет. Она раскрыла дневник на последней записи и взяла ручку. Вдавливая ее с такой силой, что бумага чуть не порвалась, она написала:

«Милки Уэй» – Чувство? – Невменяемое.

Холли потащилась наверх. Оказавшись в своей комнате, она села на кровать и подперла голову руками. Ну почему все так непросто, – думала она. – Почему шоколадный батончик уполномочен испортить мне день? Она в ужасе ждала, что это закончится, как всегда, в течение всех этих лет потребления предыдущих шоколадных батончиков, бездумным пищевым угаром дня на три. Жаль, ей не с кем поговорить. Слишком уж поздно, чтобы позвонить Тине – правда, Холли не очень-то и хотелось. Она даже не знала, как описать свою проблему словами, кроме как сказав, что шоколадный батончик довел ее до состояния на грани нервного срыва. Тина ни за что не поймет, что сейчас происходит у нее в голове. И какую бы позицию Тина ни заняла, благосклонную или удрученную, для Холли она будет неправильной.

Пришло время «переходного объекта»[8]8
  Comfort blanket (comforter) – соска-пустышка, утешитель, предмет, создающий ощущение психологического комфорта.


[Закрыть].

Ну, объект – не объект. Любимая байковая рубашка Брюса зеленого цвета. На Холли она не налезала – многие годы она не могла влезть ни в одну из его рубашек. Но когда механизмы преодоления не срабатывали и еда была не в состоянии закрыть брешь в душе, Холли доставала из шкафа зеленую рубашку и, сложив, подкладывала себе под щеку. Когда он умер, она так и спала с ней, черпая в этом утешение. Рубашка была изношена до мягкости и хранила запах Брюса, надолго впитавшийся в волокна ткани. Это моментально заставляло Холли поверить в то, что Брюс рядом. Она встала и подошла к шкафу, где до сих пор лежали вещи мужа. Сняв рубашку с вешалки, она держала ее в руках. И тогда, сама не зная почему, она просунула руку в рукав. Потом проделала то же другой рукой. На ней не было ничего, кроме тонкой ночной сорочки, и рубашка приняла ее вторжение. Передние полы сошлись, Холли дрожащими от волнения пальцами принялась застегивать пуговицы. И бросилась к зеркалу.

Рубашка, конечно, сидела на ней плотно, но порваться не грозилась. Грудь неумолимо выдавалась вперед, и пуговица в центре сильно оттягивалась. Холли поскорее расстегнула ее. Однако остальные пуговицы все до одной сидели крепко, и хотя рубашка была в обтяжку, по швам она не трещала. Долгое время Холли смотрела на свое отражение, и к глазам ее подступали слезы. Она уже давно не смотрелась в зеркало, не считая тех минут, когда по утрам чистила зубы. Теперь же она вперилась взглядом в свое отражение в рубашке, которая, сколько она себя помнила, была ей мала. Эта рубашка обнимала ее. Она подняла глаза к небесам.

– Спасибо, Брюс, – прошептала Холли сквозь слезы и улыбку.

Она сняла рубашку, сложила ее и легла. С рубашкой под щекой она заснула.