Текст книги "Тайная любовь"

– Дело не только в гордости.

Алатея устроилась поудобнее и теперь смотрела на полог над кроватью.

– Я не встретилась с ним лицом к лицу потому, что тогда он скорее всего не стал бы мне помогать. Он направил бы меня к Монтегю, как с отменной вежливостью он умеет это делать, и все тем и закончилось бы, но нам нужна именно его помощь. Мне нужен рыцарь на боевом коне, а не его оруженосец.

– Не думаю, что он отказался бы вам помочь, – упорствовала Нелли. – Ведь вы знаете его с младенчества. Вы играли детьми вместе все годы, пока вам не исполнилось пятнадцать и вы не стали взрослой леди.

Нелли закончила прибирать, взяла в руки свечу и подошла к постели госпожи:

– Я уверена, что если вы и сейчас обратитесь к нему, то еще будет не поздно и он вам поможет. Я уверена, что так оно и будет, если вы все ему толком объясните.

– Нет, Нелли, из этого ничего бы не вышло. Одно дело помогать заинтриговавшей его незнакомке, и другое – мне.

Повернувшись на бок, Алатея закрыла глаза, не обращая больше внимания на недовольное сопение Нелли.

Через мгновение дверь хлопнула, закрываясь за уходящей горничной.

Алатея вздохнула и попыталась расслабиться. Мышцы ее все еще были напряжены с того самого момента, как он поцеловал ее. Она не ожидала такого, но едва ли за этим крылось что-то серьезное, потому что подобную «галантность» он практиковал повсюду, не пропуская ни одной леди. Если бы она начинала свою игру заново, она бы дважды подумала, прежде чем представиться вдовой, только что снявшей траур, но дело было сделано – маскарад начался.

Руперт Кинстер, участник их детских игр, был как раз тем самым рыцарем на коне, которому предстояло сражаться, защищая ее честь. Она знала его неукротимый боевой дух и то, что он был способен совершить, когда полностью отдавался порученному делу.

В то же время без его участия и помощи положение представлялось Алатее совершенно безнадежным.

Зная его давно и очень хорошо, Алатея понимала, что Для того, чтобы он выполнил свое обязательство, ей придется полностью завладеть его переменчивым вниманием. Он Должен сосредоточить свои силы на решении ее задачи и вдобавок вложить в это дело все свои незаурядные способности. Она не зря придумала загадочную графиню и расставила сети.

Первую битву она выиграла: Руперт был готов встать под ее знамена. Впервые с того момента, как Фиггс принесла ей злополучное долговое обязательство, Алатея позволила себе поверить в возможность победы, полной и окончательной.

Эти мелодраматические мысли вызвали на ее губах улыбку. Она точно знала, почему Руперт не стал бы ей помогать, если бы она не надела маску неизвестной таинственной графини, – ведь они даже не могли находиться в одной комнате, а уж если это случалось, то не приближались друг к другу ближе чем на расстояние в десять футов. Что вызвало такое неприятие друг друга, оставалось глубокой тайной. Когда они были еще совсем юными, то старались скрывать свою неприязнь, притворяться, что ничего подобного не существует, но облегчение, которое оба испытали, когда ее переход в более зрелую категорию молодых женщин освободил их от необходимости ежедневно общаться, было настоящим благом. Разумеется, они никогда не говорили об этом, но каждый из них не мог этого не замечать.

Вот почему, несмотря на то что они выросли вместе, были соседями и дружили семьями, ни он, ни она никогда не выказывали желания потанцевать, например, вальс. Танцевали же они в случае необходимости только деревенские танцы, не требовавшие тесного контакта.

Оба они казались людьми скрытными и не любили демонстрировать свои чувства, и все же единственным человеком, способным вывести Алатею из себя, был Руперт.

Все это вместе объясняло как нельзя убедительнее, почему ей пришлось предпочесть маскарад у церкви Святого Георгия, – она не была уверена, что Габриэль согласится ей помочь. Зато Алатея имела полное представление о его благородных инстинктах, которые всегда толкали его на выручку нуждающемуся в помощи. И все же его реакция на ее просьбу могла оказаться совсем иной. Иметь дело не с графиней, а с Алатеей означало бы для него постоянные встречи с ней, часто один на один, что только усугубило бы их взаимную неприязнь. Всего несколько месяцев назад, случайно оказавшись вместе, оба они ощутили неловкость острее, чем когда бы то ни было прежде. За три минуты общения они привели друг друга в состояние неописуемой ярости. Алатея не могла себе представить, чтобы он ответил согласием на ее просьбу о помощи и провел в ее обществе несколько часов, забыв о том, что этого не было долгие годы. А уж если бы такое случилось, это, возможно, довело бы их до безумия.

Но гораздо важнее было то, что Алатея просто боялась открыть свое инкогнито; Если бы она сама рассказала Габриэлю о своих неприятностях, он просто предложил бы ей обратиться к Монтегю. У нее не было выбора.

Она уже почти погрузилась в сон и только тут вдруг осознала, что их более десяти лет продолжавшаяся вражда нынешней ночью никак себя не проявила.

Глава 2

– Алатея! Эй! Не могла бы ты передать мне масло?

Алатея задумчиво посмотрела туда, куда указывала Элис, и попыталась вернуться к реальности.

– Ты сегодня что-то не в настроении, – заметила сидевшая рядом с ней в конце стола Сирина.

Алатея пожала плечами. Она была слишком измотана стараниями достойно сыграть роль графини.

– Я плохо спала прошлой ночью.

– Может быть, тебе лучше переселиться в другую комнату?

Бросив взгляд на милое лицо мачехи, Алатея сжала ее руку.

– Не беспокойся, я вполне довольна своей комнатой. Она выходит в сад, чего же еще желать?

Лицо Сирины просветлело:

– Ну, если ты уверена… Раз ты пришла в себя и полностью проснулась, я хотела бы узнать у тебя, сколько мы можем потратить на туалеты девочек.

Когда речь заходила о туалетах для ее дочерей, Сирина менялась до неузнаваемости: она становилась требовательной к самым мелким деталям.

С чувством облегчения Алатея принялась излагать все подробности их предстоящей светской жизни. Затем, предоставив Сирине, Мэри и Элис обсуждать цвета их туалетов, Алатея обратилась к самому младшему члену семьи – смиренно сидевшей рядом с ней с огромной куклой на коленях сестренке.

– Ну как вы поладили сегодня с Роз, крошка?

Леди Огаста Морвеллан подняла на Алатею огромные карие глаза и доверчиво улыбнулась:

– Я прекрасно провела время в саду, но Роз, – она повернула куклу лицом к Алатее, чтобы та могла получше рассмотреть ее, – была капризной и непослушной. Мы с мисс Хелм думаем повести ее днем на прогулку.

– На прогулку? Отличная мысль. Это как раз то, что нужно. – Уладив вопросы, связанные с шитьем, Мэри, казалось, вся состоящая из развевающихся темно-каштановых кудрей и сверкающих глаз, была уже готова к новым развлечениям и открытиям. – Я начинаю чувствовать себя, как в клетке, среди всех этих улиц и площадей.

Светловолосая Элис снисходительно улыбнулась:

– Огаста ведь не захочет слушать нашу скучную болтовню, тем более что это огорчит Роз.

Малышка ответила нежной улыбкой:

– Нет, Роз нуждается в покое и тишине.

Слишком юная, чтобы разделять возбуждение остальных членов женской половины семьи, Огаста довольствовалась прогулками до ближайшей площади, чинно держась за руку мисс Хелм и разглядывая все то новое и удивительное, что можно было увидеть в городе.

– Есть ли тут место, куда мы могли бы пойти, кроме, разумеется, парка? Тенистое место с деревьями и газонами?

Сияющие глаза Мэри остановились на лице Алатеи.

– По правде говоря… – вслух размышляла Алатея, – здесь есть один парк, особенный, где вы будете чувствовать себя как в деревне – там тихо, спокойно, не слышно город-ского шума.

– Звучит заманчиво, – воскликнула Элис, – едем туда!

– А мы отправимся на Бонд-стрит! – сказал Джереми, отодвигая свой стул.

Чарли и граф решили последовать его примеру. Граф улыбнулся своим многочисленным дамам:

– Я забираю этих молодцов на весь день.

– Хочу поучиться боксировать! – Джереми возбужденно приплясывал вокруг стола, то и дело выбрасывая в воздух кулаки, будто сражался с воображаемым противником.

Мэри и Элис тоже поднялись со своих мест, собираясь последовать за ними.

Алатея, взглянув на отца, заметила тень боли в его глазах. Она ободряюще улыбнулась ему и крепко сжала его руку:

– Все будет хорошо.

Отец казался раздавленным, когда узнал о долговом обязательстве.

Он полагал, что сумма, которую следовало выплатить, значительно меньше. Все, чего он хотел, это заполучить несколько гиней, чтобы иметь возможность потратить их на девочек, главным образом на их приданое.

Ему стоило большого труда вести себя так, будто ничего не случилось, и не дать детям заподозрить неладное. Только они трое, Алатея, Сирина и он, знали о нависшей над ними угрозе и отчаянном положении их финансов и сразу же договорились скрыть от остальных детей, каким шатким теперь представлялось их будущее.

Алатея большую часть своей взрослой жизни провела за улаживанием материальных затруднений, вызванных легкомыслием ее отца, но она никогда ни в чем его не винила.

Он был самым милым и самым любящим существом, и все его преступление состояло в том, что он никогда не умел обращаться с деньгами. Теперь он улыбался ей печальной и какой-то потерянной улыбкой:

– Я могу чем-нибудь помочь?

Она сжала его руку:

– Делай то, что делаешь всегда, папа, развлекай Джереми и следи, чтобы он поменьше проказничал.

– Верно, – согласилась Сирина. – Если Алатея говорит, что беспокоиться не о чем, значит, так оно и есть. Она будет держать нас в курсе дел, как всегда.

Граф, казалось, хотел что-то сказать, но ему помешали приглушенные крики и глухие звуки ударов, доносившиеся из холла. Он прикоснулся губами к виску Алатеи, наклонился, чтобы поцеловать в щеку Сирину, и, расправив плечи, направился к двери.

Сирина и Алатея не спеша последовали за ним. От двери столовой они могли наблюдать за тем, как потасовка завершилась благодаря вмешательству графа.

– Он замечательный отец, – сказала Сирина, когда граф выпроводил сыновей через парадную дверь и сам последовал за ними.

– Знаю, – улыбнулась Алатея. – Чарли тому подтверждение – в нем удивительно сочетается все лучшее, что есть в вас обоих.

Сирина, польщенная такой оценкой ее сына, соглашаясь, наклонила голову:

– Но в нем, следует заметить, есть и большая доля твоего здравого смысла. Благодаря тебе, моя дорогая, следующий граф Морвеллан будет знать, как обращаться с деньгами.

Они рассмеялись, понимая, что это правда. Чарли – красивый, добродушный, спокойный – никогда не будет высокомерен с теми, кто стоит ниже его на социальной лестнице, но он не станет и игрушкой а руках более сильных людей. Уже сейчас не менее часа в неделю он проводил в обществе Алатеи в конторе, и так продолжалось несколько лет. В свои девятнадцать Чарли отлично понимал, как следует с успехом вести дела и управлять имением.

– Из него получится замечательный граф, – повторила Алатея.

Чарли, Джереми, Мэри, Элис и Огаста – все они вместе были причиной того, что она затеяла всю эту историю с графиней.

Взяв из рук Мэри шляпку, Алатея повернулась к зеркалу.

– Собираетесь прогуляться? – Сирина оглядела дочерей критическим взглядом.

– Да, в парке у Линкольнс-Инн-Филдс. Деревья там высокие, трава зеленая и хорошо ухоженная, и никогда не бывает людно.

– Ты права. Но что за странное место ты выбрала для прогулки?

Алатея только улыбнулась и последовала за Мэри и Элис вниз по ступенькам.

Габриэль обнаружил бронзовую пластинку с надписью «Терлоу и Браун» на южном фасаде судебной палаты Линкольнс-Инн. В окруженном прямоугольным двором, вымощенным булыжником, здании помещались исключительно юридические конторы и консультации. Массивные стены с регулярными интервалам перемежались просторными проходами под высокими арками, и через каждый можно было проникнуть на широкую лестницу, ведшую внутрь.

Справившись по книге, в которой были зарегистрированы все юристы канцлерского суда, Монтегю направил Габриэля в Линкольнс-Инн, описав это здание как небольшое по размеру, старое и ничем не примечательное. Поднимаясь по лестнице, Габриэль размышлял о том, что, случись ему быть мошенником и вымогателем, он, дабы усыпить подозрительность инвесторов, непременно бы прибег к посредничеству такой фирмы, как «Терлоу и Браун», славящейся непоколебимой честностью, юристы которой даже на смертном ложе не открывают доверенных им тайн.

Контора «Терлоу и Браун» помещалась на втором этаже, в торцевой части здания. Добравшись до массивной дубовой двери, Габриэль повернул ручку и, не спеша войдя в небольшую приемную, огляделся.

Отгороженный невысокими перилами от остальной части комнаты, старый клерк работал за стоявшим на возвышении письменным столом и в то же время зорко следил за входом в узкий коридор, ведущий в глубь конторы.

– Чем могу служить? – спросил он и тут же принялся хмуро листать тетрадь, в которой, очевидно, были перечислены лица, имевшие право на свидание с его патронами. – Вы записаны на сегодня?

С выражением благожелательной скуки на лице Габриэль закрыл за собой дверь, отметив про себя, что на ней не было никаких задвижек, только один большой тяжелый замок.

– Терлоу, – пробормотал он, поворачиваясь к клерку. – В Итоне, где я учился, был один Терлоу. Интересно знать, не он ли это.

– Едва ли. Он научился писать, – ответствовал клерк, махнув запачканной чернилами рукой в сторону приоткрытой двери, ведущей в боковое помещение, – вероятно, в одно время с вашим батюшкой.

– Ах вот как? – разочарованно протянул Габриэль. – Безусловно, вы правы. Но я, собственно говоря, пришел повидать мистера Брауна.

Клерк озабоченно нахмурился и снова уткнулся в свою тетрадь.

– Но вы ведь не записаны на прием сегодня…

– Не записан? Странно. А мне сказали, что меня записали на два часа дня…

Клерк покачал головой:

– Мистера Брауна нет, и я не ожидаю его скорого возвращения.

Изобразив на лице недовольство, Габриэль постучал тростью по перильцам, отделявшим его от клерка:

– Это так похоже на Тео Брауна! Он никогда не мог сдержать своих обещаний!

– Тео Браун?

Габриэль кивнул:

– Да. Мистер Браун.

– Но в таком случае речь идет не о нашем мистере Брауне.

– Не о вашем? Черт возьми! – Габриэль покачал головой. – Я был уверен, что попал в контору Терлоу и Брауна.

Клерк хмыкнул.

– Не знаю ни одной фирмы, которая бы называлась так. А впрочем, есть компания Брауна и Тилсона в другом конце двора. Возможно, вам нужны они?

– Браун. Браун и Тилсон.

Габриэль дважды повторил эти имена, как бы пробуя их на вкус.

– Кто знает! Возможно.

Он повернулся к двери:

– Другой конец двора, говорите?

– Да, сэр. Вам надо пройти через весь двор, но не по дорожке, а там, где ездят экипажи.

Махнув на прощание тростью, Габриэль вышел, прикрыв за собой дверь. Потом он ухмыльнулся и начал спускаться вниз по ступенькам.

Оказавшись на улице, он бодро зашагал по булыжной мостовой. Ему удалось увидеть достаточно, чтобы проверить сведения, раздобытые Монтегю о конторе Терлоу и Брауна и их положении среди других им подобных. Он также знал теперь, кому принадлежит какая комната, и видел через полуоткрытую дверь запертые ящики с бумагами клиентов, выстроившиеся вдоль стен. Они не держали эти ящики в сейфах, не хранили их в отдельных помещениях – все было доступно. Только мощный замок на главной двери отделял то, что его интересовало, от лестничной площадки.

Не было похоже, что в офисе есть еще служащие, – там стоял всего один письменный стол, а свободного пространства было слишком мало, чтобы предположить, что кто-либо остается в этом месте на ночь.

Вполне удовлетворенный своими наблюдениями, Габриэль направился сквозь вторые ворота в сторону примыкавшего к Линкольнс-Инн парку. Вскоре он оказался перед небольшой рощицей старых деревьев.

Они стояли, как древние часовые, простирая свои широкие разлапистые ветви над гравийными пешеходными дорожками и газонами, будто суля им защиту; солнечный свет с трудом пробивался сквозь их густую листву. Легкий ветерок шевелил листву, и она отбрасывала изменчивые тени на зеленые ковры травы, где прогуливались леди и джентльмены, ожидая своих друзей и близких, пока те консультировались с юристами.

Габриэль помедлил на вымощенном булыжником переднем дворе за воротами, рассеянно глядя на деревья.

Окажется ли графиня настолько нетерпеливой, чтобы попытаться связаться с ним сегодня же вечером? Возможно, ее нетерпение не столь уж велико, как он бы хотел. Женщина, скрытая за темной непроницаемой вуалью, оставалась для него загадкой, и ему казалось чрезвычайно важным узнать о ней побольше. К тому же теперь у него было что сказать ей.

Стряхнув овладевшее им оцепенение, Габриэль по южной стороне парка направился в сторону Олдуич, где надеялся взять наемный экипаж. Пройдя полдороги, он услышал, как его окликнули.

– Эй!

– Сюда!

Голоса, несомненно, принадлежали молодым женщинам. Остановившись, Габриэль стал оглядывать газоны, утопавшие в тени. Два прелестных юных создания, держа над головой зонтики от солнца, подпрыгивали и изо всех сил махали ему руками. Приглядевшись, он узнал в них Мэри и Элис Морвеллан.

Переждав, пока неспешно проедет черный экипаж какой-то почтенной дамы в трауре, Габриэль направился им навстречу.

Увидев его, Алатея с трудом подавила желание прикрикнуть на сестер. Что они наделали? Заметив, как он вышел за ворота Линкольнс-Инн, она внимательно следила за ним, будучи уверенной, что он-то ее не видит. Однако как быстро он начал действовать в пользу графини!

Если бы только она могла предположить, что Габриэль окажется здесь, никогда бы не приехала сюда. Ведь это могло расстроить все ее планы.

Габриэль шел, небрежно помахивая тростью, расправив плечи, и солнце играло в его каштановых волосах. Мысли Алатеи замедлили свое течение, и она совсем забыла о присутствии сестер. Хотя именно они окликнули его. У нее не было выхода, когда Габриэль перешел газон и приблизился к ним, набрала полную грудь воздуха, вздернула подбородок и обеими руками вцепилась в ручку зонтика, пытаясь унять свое волнение.

Мог ли он узнать губы, которые целовал, но которых не видел?

Любезно улыбаясь, Габриэль шагнул в тень деревьев.

Мэри и Элис одарили его приветливыми улыбками, однако его взгляд был направлен на леди, стоявшую в тени деревьев позади них.

Алатея.

Он замедлил шаги.

Она стояла, прямая и высокая, молчаливо сдержанная, и держала свой зонтик под углом, чтобы защитить нежную кожу от солнца.

Стараясь скрыть, насколько выбила его из колеи эта неожиданная встреча, молодой человек сделал еще несколько шагов, отметив при этом, что взгляд ее оставался привычно холодным и вызывающим.

Он заставил себя улыбнуться. Мэри и Элис рассмеялись, когда он церемонно поздоровался с ними и склонился, чтобы поцеловать их руки.

– Мы были очень удивлены, когда увидели вас здесь! – хихикнула Мэри.

– Мы дважды посещали этот парк, – добавила Элис, – но тогда вас здесь не было.

Еще бы! Конечно, не было. В последний раз он видел их в январе, на вечере в доме своей матери, в Куиверстоун-Мэнор в Сомерсете.

Морвеллан-Парк и Куиверстоун-Мэнор соседствовали настолько близко, что их разделяла только изгородь. Общие для них земельные угодья и расположенные поблизости Квонтокские холмы были любимыми местами его детских игр и прогулок, в которых обычно принимали участие его брат Аласдейр, прозванный Люцифером, и Алатея.

С привычным изяществом и необидной фамильярностью Габриэль принялся осыпать комплиментами обеих девушек, охотно отвечая на их вопросы, но все то время, что он развлекал их милой болтовней, его внимание было приковано к молчаливой фигуре, державшейся в тени в нескольких футах от них. Почему это было так, для него самого оставалось неразрешимой загадкой.

Мэри и Элис полны прелести и очарования, Алатея же, напротив, холодна, молчалива. Ее можно было сравнить с глубоким и тихим омутом, в котором царили мир и спокойствие и что-то еще, чего он никогда не мог понять. Однако он остро чувствовал ее присутствие, даже несмотря на то что они не обменялись обычными приветствиями.

Так бывало всегда.

Собрав всю свою волю, Габриэль перевел взгляд на Алатею. Сегодня она была в головном уборе, и он не мог бы сказать, на что это больше похоже – на нелепый модный капор или на кружевной чепчик, который она иногда водружала поверх своей прически.

Их взгляды встретились.

– Я не знал, что вы в Лондоне, – принужденно произнес Габриэль. При этом тон его изменился. С ее сестрами он говорил совсем по-другому.

Ее ресницы затрепетали, она еще сильнее сжала ручку зонтика.

– Добрый день, Руперт. Прекрасная погода. Мы приехали в город неделю назад,

Он весь напрягся, и Алатея тут же почувствовала это. Ее охватила паника, но, посмотрев на сестер, она овладела собой и беспечно улыбнулась:

– Скоро девочкам предстоит показаться лондонскому обществу.

Он поколебался мгновение.

– Вот как?

Потом снова переключил свое внимание на Мэри и Элис и принялся задавать им вопросы об их планах.

Алатея старалась дышать ровно, пыталась овладеть собой – в голове у нее вдруг стало легко и пусто. Она не смотрела в его сторону, так как знала это лицо не хуже своего собственного – большие глаза под тяжелыми веками, подвижный рот, готовый в любой момент улыбнуться плутоватой мальчишеской улыбкой, классическая форма лба и носа, квадратный решительный подбородок. Он был достаточно волевым и сильным, чтобы покорить ее, если бы пожелал, и достаточно безжалостным, чтобы сделать это: воспоминание о прикосновении его губ по-прежнему вызывало стеснение у нее в груди, мешало дышать, она чувствовала, что губы ее горят.

– Наш бал будет через три недели, – сообщила Мэри. – Вы, разумеется, приглашены.

– Вы приедете? – подхватила Элис.

– Ни за что на свете не пропущу такого случая.

Его взгляд еще раз коснулся лица Адатеи, потом он снова обернулся к девушкам.

Габриэль прекрасно сознавал, что ощущает кошка, которую гладят против шерсти. Точно так он чувствовал себя в присутствии Алатеи. Как ей это удается, он не мог понять и даже не был уверен, что она делает это специально; просто такова была его всегдашняя и неизбежная реакция на ее общество. Она отвечала ему тем же. Началось это давно, когда они еще были детьми, и с годами напряжение все росло.

Габриэль с трудом подавил вздох.

– Итак, что вы делаете здесь?

Ему хотелось узнать подлинную причину того, почему она выбрала для прогулок именно это место, а также почему столь дерзко и надменно выражала ему свое неодобрение.

Алатея была чрезвычайно упряма, и Габриэль знал, что у нее ему ничего не удастся выведать. В последний раз у них возникла словесная перепалка в январе, и тогда они не на шутку сцепились из-за дурацкого чепчика, который она надела на вечер его матери, и оба были в ярости.

Алатея смотрела на него и ждала, отлично понимая, о чем он думает. Она была наготове и с охотой ввязалась бы в одну из их обычных словесных дуэлей.

Как подлинный джентльмен, Габриэль не мог разочаровать леди.

– Полагаю, вы сопровождаете сестер?

Алатея величественно вскинула голову:

– Разумеется.

– В таком случае, – он обворожительно улыбнулся, – надо подумать, какие развлечения я должен изобрести, чтобы доставить вам удовольствие.

– Вам нет никакой необходимости брать на себя подобное бремя, если, конечно, эти развлечения не отличаются от избранных мной. К тому же нам вовсе не требуется, чтобы нас без конца развлекали.

– Я полагаю, вам еще предстоит узнать, что без постоянно предпринимаемых усилий развлекаться в высшем свете становится невыносимо, чертовски скучно. Что, кроме скуки, могло привести вас сюда?

– Желание избежать встреч с дерзкими джентльменами.

– Какая удача в таком случае, что мне посчастливилось встретить вас. Ваша цель – избежать встреч с дерзкими джентльменами, но в свете вы не сможете быть спокойны на этот счет. Никогда нельзя сказать точно, где и когда леди может встретиться с самыми возмутительными посягательствами. И все же, как ни странно, большинство дам считают попытки ухаживать за ними как раз весьма забавными и привлекательными.

Алатея фыркнула:

– Я не принадлежу к большинству дам и вовсе не нахожу забавными развлечения, на которые вы намекаете.

– Всего лишь потому, что еще не испытали их на себе. Кроме того, – добавил Габриэль небрежно, – вы ведь привыкли каждый день выезжать верхом, и вам понадобятся физические упражнения, чтобы оставаться в форме.

Он поднял на нее глаза, полные невинной благожелательности, ожидая встретить ее недоверчивый взгляд, и был изумлен тем, что она смотрела на него глазами, выражение которых вначале он затруднился истолковать. Потом ему показалось, что они были настороженными. Да, именно так, он заставил ее насторожиться.

И тут Габриэль испытал нечто похожее на раскаяние. Подавив вздох, он отвел глаза, стараясь привести в порядок нервы. Интересно, почему она всегда вызывала у него столь агрессивное чувство?

Габриэль попытался говорить и действовать разумно. Пожав плечами, он произнес:

– В таком случае я отправляюсь по своим делам.

– Не смею вас задерживать.

К его облегчению, все ограничилось ничтожной колкостью. Решив не терять больше времени, Габриэль раскланялся с сестрами Алатеи, потом обернулся и посмотрел ей в глаза.

Это было все равно что смотреться в зеркало – у них обоих были светло-карие глаза. Он всегда читал в ее глазах собственные мысли и чувства, отразившиеся бесчисленное количество раз.

Но только не сегодня. На этот раз он видел в них настороженность: это выражение словно защищало ее.

Еще раз кивнув на прощание, Габриэль повернулся и зашагал прочь.

Замедляя шаги по мере приближения к краю газона, он думал, что сделал бы, протяни она ему руку. Этот вопрос, на который ответа не было, навел его на мысль о том, когда же он в последний раз к ней прикасался. Этого Габриэль не мог припомнить. Во всяком случае, в последние десять лет ничего подобного не случалось.

Он перешел улицу, стараясь изгнать ощущение напряжения, которое его утомляло. Это была его всегдашняя реакция на нее, которую он не мог бы определить словами, но которую она всегда пробуждала в нем с непонятным ему постоянством. Сейчас неприятное чувство постепенно проходило, но он знал, что это ненадолго, всего лишь до следующей встречи с ней.

Алатея не отрываясь смотрела вслед Габриэлю. Только когда его шаги застучали по булыжной мостовой, она вздохнула с облегчением. Рядом с ней Мэри и Элис беззаботно Щебетали, такие же веселые, как и всегда. Почему-то самые близкие и дорогие ей люди никогда не замечали ничего странного в этих тягостных встречах.

Постепенно пульс ее стал ровнее, и вдруг Алатея испытала нечто вроде ликования. Он не узнал ее! В их сегодняшней встрече не было ничего похожего на то, как они вели себя во время вчерашнего маскарада, значит, Габриэль не связал ее образ со вчерашней графиней.

Алатея даже не пыталась понять, почему почувствовала себя такой счастливой.

Глубоко вздохнув, она улыбнулась сестрам:

– Пойдемте, девочки, прогуляемся по парку…

Наступил вечер, а с ним пришло странное беспокойство. Габриэль бродил по гостиной своего дома на Брук-стрит. Он пообедал и оделся для выхода, чтобы почтить своим Присутствием бал одной из светских дам, приславшей ему приглашение. Пока же он размышлял, где проводят вечер графиня и Алатея.

Дверь отворилась. Слуга Чанс, сверкая безупречно причесанными светлыми волосами, в безукоризненном черном сюртуке вошел с подносом, на котором стояли графин, наполненный бренди, и чистые стаканы.

– Налей мне, – распорядился Габриэль, в то время как Чанс, низкорослый и легкий в движениях, направился к буфету. Габриэль испытывал какое-то несвойственное ему тревожное чувство и надеялся, что неразбавленный бренди восстановит ясность ума.

Габриэль покидал Линкольнс-Инн, окрыленный своим скромным успехом, связанным с делом графини, и волнующей чувственной игрой, которая начала развертываться между ними. А вот десять минут в обществе Алатеи оставили в нем такое чувство, будто что-то изменилось в этом мире.

Она являлась частью его жизни с незапамятных времен, с самого младенчества, никогда прежде не бывала с ним скрытной.

Во время их последней встречи в январе она оставалась верна себе и сохраняла предельную откровенность и язвительность. Но сегодня Алатея не пожелала говорить с ним; наоборот: она попыталась отделаться от него.

Что же изменилось? Неужели с ней случилось нечто, о чем он не знал? Это его беспокоило и выводило из себя. Он хотел думать о графине, но все время возвращался мыслями к Алатее.

Когда слуга приблизился, Габриэль протянул руку и взял наполненный до краев стакан.

Едва Чанс вышел, как дверь снова открылась и Габриэль увидел Аласдейра. Прикрыв глаза, он отхлебнул большой глоток бренди.

Люцифер хмыкнул.

– Я говорил тебе, что одной сменой одежды для Чанса дело не ограничится.

– Мне все равно.

Прищурив глаза, Габриэль посмотрел на свой бокал с бренди, потом со вздохом опустился в мягкое кресло у камина.

– Он непременно станет образцовым слугой, даже если это его убьет.

– Если судить по тем успехам, которых Чанс добился к сегодняшнему дню, полагаю, скорее это убьет его, чем сделает образцовым слугой.

– Вполне возможно.

Габриэль сделал еще один основательный глоток.

– Все-таки я готов рискнуть.

Стоя перед камином и перебирая приглашения, адресованные ему и лежащие стопкой, Люцифер искоса взглянул на брата.

Чанс был выходцем из лондонских трущоб, и его возвышение до должности личного лакея Габриэля и переселение в дом на Брук-стрит свершились благодаря неоспоримым личным достоинствам.

Попав в заварушку при попытке помочь другу, Габриэль не смог бы выпутаться без помощи Чанса. При этом Чансу не было обещано никакого вознаграждения – его усилия рассматривались просто как помощь доброго самаритянина в то время, когда чаша весов несправедливо склонилась в сторону неправого. Чанс спас Габриэля, а Габриэль в свою очередь спас Чанса.

– И что же ты выбрал? – Люцифер перевел взгляд на четыре приглашения, отобранных братом из целой стопки.

– Ничего. Они все кажутся мне одинаковыми и смертельно скучными.

– Скучными? – Люцифер удивленно вскинул брови. – Ты слишком часто и без толку употребляешь это слово. Посмотри, до чего это довело Ричарда, а также Дьявола и Вейна. Подумай о последствиях.

– А вот Демону никогда не бывает скучно.

– Просто он спасся бегством, но и это не помогло. Я уверен, что теперь он тоже томится скукой и даже не думает, что все остальные соберутся в Лондон к началу сезона.

Неделю назад Демон – Гарри Кинстер, их кузен и один из шести популярных в обществе Кинстеров, – произнес заветные слова обета и обзавелся молодой женой, разделявшей его любовь к скачкам. Демон и Фелисити теперь совершали долгое турне, посещая главные места, где обычно проводятся скачки.