Текст книги "Сколько стоит любовь?"

Глава 8

Прис хотела отвлечь и его, и себя. Отбросить тревожные мысли, хотя бы несколько минут побыть собой. Успокоить мятущуюся душу, узнав на мгновение вкус буйных и разгульных похождений.

И она изведала этот вкус, окунулась в темное, пылающее желание, искушавшее и манившее, обещавшее опасные и запретные наслаждения, поражавшие воображение.

Он ответил на поцелуй, взял все, что она предлагала, но не предъявлял требований. Предоставил действовать ей, словно желал увидеть, как далеко она зайдет, насколько серьезна в своих намерениях убедить его.

Даже в самых буйных фантазиях она не думала, что сможет решиться на подобное. Она припала к нему, обвела его нижнюю губу кончиком языка, дерзко завладела его ртом, когда он раскрыл губы, и продолжала обольщать.

Он снова шевельнулся. Рука соскользнула со спинки дивана, медленно обхватила ее плечи и притянула к груди. Другая рука легла на затылок. Она не поняла, когда упустила инициативу… Он усадил ее едва ли не на колени, властно накрыл губы своими. Она уступила ему, но пассивность не относилась к чертам ее характера. Поэтому она мысленно провела границу, позволив ему целовать ее сколько захочется, показать ей все, на что он способен, но сохранив за собой право при желании изменить правила игры.

В эту минуту она хотела его. Хотела ощущать, как сплетаются их языки, снова ощутить жаркий прилив неудержимого желания, которое он так умело возбуждал в ней. Его губы – требовательные, жесткие, властные – шевельнулись. Он по-прежнему держал себя в руках.

Она встречала каждый выпад его языка, смело вступала в дуэль, ретировалась, позволяла ему любые ласки, а потом, крепко сжимая его голову, дерзко возвращала наслаждение.

И остро почувствовала, как заколебался Диллон, его самоконтроль внезапно дал слабину, и она увидела все, что он скрывал за фасадом утонченности и умудренности жизнью.

Первобытное желание, могучее, хищное, с клыками, когтями и горящими глазами, безумное, исступленное и страстное. Если оно вырвется на свободу, сбросит оковы, в его власти потрясти основы их миров.

Законченное искушение для буйных и неукротимых.

Самый страшный грех для тех, кто не сможет противиться соблазну.

Она желала. Жаждала. Умирала от голода. Слепо тянулась к приманке.

Диллон сопротивлялся, как мог. Он намеревался разоблачить ее, показать, что маска роковой женщины не что иное, как поза, позволить ей выложить карты: пусть поймет, что она не сможет выиграть…

Но забыл, как восприимчив к ее чарам.

Он пытался игнорировать эти ощущения, старался отделаться от них. Безуспешно. Жар накатывал на него приливной волной, от которой нельзя убежать. В отчаянии он стиснул ее талию и попытался отодвинуть, избавиться от близости, создать пространство между их разгоряченными телами, прервать поцелуй, прекратить скольжение с крутого обрыва в ревущий океан безумного желания.

Но она не собиралась этого допускать. И поэтому, встав на колени, сжала его плечи и нашла в себе силы толкнуть его в угол дивана, где он оказался в своеобразном плену. Она воспользовалась мгновенным замешательством, чтобы прижаться к нему всем телом и дать волю рукам.

Не успел он оглянуться, как его жилет и сорочка были расстегнуты, а сама она, лаская его язык своим, маня и завлекая, ухитрилась разбудить в нем хищника. Без всяких усилий.

Он пытался взять себя в руки, обрести утерянное самообладание, контроль над собственным разумом, если уж чувства окончательно разбушевались.

Метафорически препоясав чресла, он собрал волю, попытался сесть и отодвинуть ее…

Она ощутила, как напряглись его мышцы, и сделала свой ход.

Он едва успел освободить плечи, как она снова и очень решительно вжала его в угол. Каким-то образом он оказался спиной к подлокотнику; ноги беспомощно скользили по сиденью, тепло ее тела проникало сквозь ткань его брюк: она уже успела оседлать его бедра.

У него голова пошла кругом.

Ее губы по-прежнему прижимались к его губам. Теперь они отвердели, и она бесстыдно прижалась к нему всем телом, продолжая разжигать огонь.

Да так ли она невинна, как он считал?

Но прежде чем он собрался с мыслями, чтобы дать отпор, она окончательно лишила его рассудка.

Маленькие ручки вытащили полы рубашки из брюк, скользнули вниз.

Прикосновение теплых, женственных ладошек, жадно прижимавшихся к уже разгоряченной коже, жгло, как раскаленный металл.

И выжгло остатки самообладания, уничтожив хваленый самоконтроль. Ветер желания унес осколки.

Он сжал ее голову, не давая двигаться, и стал жадно целовать в ответ, словно изголодавшись по ласке. Ибо он больше не был собой, а превратился в странное создание: сплав опасного хищника и хладнокровного, умного, опытного джентльмена.

Примитивного, властного, требовательного и надменного собственника.

Он пропал. Но и она тоже. Каким-то самым дальним краем сознания он понимал это, но был бессилен что-то сделать, найти в себе достаточно воли или силы освободиться.

То был совершенно неуправляемый ураган страсти, захвативший в плен их обоих. Ее онемевшие пальцы сражались с галстуком. Он слепо шарил одной рукой в поисках завязок ее накидки. Нашел, дернул, и накидка с тихим шорохом сползла вниз. Ладонь легла на шелк ее платья, скользнула выше, сжала грудь и стала мять. Но это продолжалось недолго. Опьяненный собственными ощущениями, он быстро, ловко ослабил шнуровку и стянул вниз ее лиф, одновременно лаская горячую шелковистую кожу. Прис затрепетала. Каждое прикосновение только усиливало взаимную потребность, обостряло желание. Его пальцы стали играть с туго свернутым бутоном соска.

Девушка, охнув, отстранилась и запрокинула голову: очевидно, ей не хватало воздуха. Диллон, улыбнувшись про себя, воспользовался моментом, чтобы провести пальцем по ее позвоночнику, обнять за талию и припасть губами сначала к открытому беззащитному горлу, потом к чувствительному местечку за ухом и к бешено бьющемуся пульсу у основания шеи. Помедлил, чтобы насладиться вкусом, посмаковать сумасшедшее желание, державшее его в тисках. Провел губами по вздымающимся холмикам грудей к соску, который его пальцы успели превратить в камешек.

Его губы сомкнулись на этом камешке. Она дернулась. Он успокоил ее, лизнув сосок, и Прис задрожала.

Он мысленно отметил это, но зверь, сидевший внутри, алчный и ненасытный, не желал остановиться и поразмыслить.

А поэтому быстро низвел ее до состояния полной беспомощности. Всхлипывая и что-то бормоча, она прильнула к нему. Прерывистое дыхание, звеневшее чувственным отчаянием, стало музыкой для его ушей.

Собственное желание раздирало его на части, предвкушение острыми шпорами вонзалось в душу. Он с трудом отстранился, изумленный тем, что сам не мог отдышаться.

Платье сползло до талии вместе с сорочкой. Он пожирал взглядом нежные холмики, набухшую, разгоряченную женскую плоть, на которую уже предъявили права его руки и губы. Зрелище восхитило его, послало в чресла раскаленную волну наслаждения, настойчивую, неотвратимую. Он в жизни не испытывал ничего более мощного, сильного, всепоглощающего.

Один взгляд на лицо Прис подсказал ему, что она испытывала то же самое: неуправляемое, неодолимое желание, противиться которому было просто невозможно.

Он мог взять ее сейчас. Она оседлала его, встав коленями на подушки, по обе стороны его бедер. Стоило просто поднять юбки, выпустить на волю свою плоть и погрузиться в ее мягкость. Но сидевший в нем зверь желал большего.

Полной капитуляции. Полного чувственного подчинения.

Окружающий мир уже исчез. Остались только эти двое, окутанные пронизанной лунным светом темнотой, в тишине летнего домика. Тишине, прерываемой только тяжелым дыханием и шорохом шелка.

Прис уже отбросила его галстук и стала расстегивать рубашку, чтобы погладить грудь. Но и этого было недостаточно. Она хотела не только ощущать, но и видеть.

Она всмотрелась в его лицо… и поняла, что он по-прежнему владеет собой. Знает, что делает.

Только во взгляде больше не было холодности. Жар, горевший в нем, почти сжигал ее. Подняв руку, он почти лениво провел по ее груди. И без того натянутые нервы не выдержали. Голова закружилась, и она на секунду закрыла глаза. Подумать только, она оседлала его, обнаженная до пояса, и ей не стыдно. Она ни секунды не колеблется.

Пульс лихорадочно бился в кончиках пальцев, эхом отдаваясь во всех уголках тела. Она не знала, как можно жаждать того, чего еще не познала. Но она жаждала. И должна была получить.

Последняя пуговка выскочила из петли; открыв глаза, она широко развела полы его сорочки и стала осторожно обводить бугристые мышцы на груди… запуталась пальцами в жестких черных волосах. Поросль сужалась на животе, и тонкая дорожка исчезала за поясом брюк. Отыскав плоские соски, она стала ласкать их, подражая Диллону, и почувствовала, как они затвердели. Осмелев, она нагнулась, припала к ним губами, потянула, и он с тихим стоном задрожал.

Приподнявшись, она уперлась ладонями в его упругий живот, опустила глаза и судорожно сглотнула. Мощные стальные мускулы, ничем не сдерживаемая сила мужчины во цвете лет…

Она медленно улыбнулась и еще медленнее провела ладонью по его груди. Наклонилась и снова прижалась губами к его губам. И стала целовать. Бесстыдно, дерзко, проникая языком в рот и тут же отстраняясь.

Он снова погладил ее по спине, сжал ладонями голову, не давая шевельнуться. И надменно взял все, что она предлагала.

А потом все, что хотел.

Уверенная, дерзкая, осмелевшая, она отвечала на его страсть, безоговорочно убежденная, что получит от него то, чего жаждет.

Буйный и бесшабашный. Страстный мужчина, который скрывался под маской хладнокровия.

Она получит его. Любой ценой. Она с радостью отдаст все, чего он ни запросит. Она не откажет ему. Не откажет…

Она едва успела перевести дыхание, когда его рука скользнула под юбки. Сжала тонкую щиколотку, медленно поползла вверх. Ладонь легла на колено, обвела голое бедро над подвязками, откинула юбку и сорочку, чтобы получить лучший доступ к спрятанным под ними сокровищам.

Ее сердце едва не остановилось, когда он сжал ее попку и стал ласкать. Пальцы второй руки погладили оголенное плечо, коснулись набухшей груди с торчащим соском. По телу разлилось расплавленное наслаждение, растеклось по венам и собралось внизу живота.

Он продолжал целовать ее; она продолжала целовать его, даже когда вторая рука тоже оказалась под юбками. Теперь уже обе руки сжимали упругие ягодицы, гладили, мяли, и все же на этот раз она понимала, что он тянет время, что все еще держит пыл в тугой узде и так будет, пока она не заплатит запрошенную цену.

Она не понимала, откуда знала это. Просто знала. И даже не спрашивала себя, почему так уверена.

По-прежнему сжимая ее попку, он прервал поцелуй. Поймал ее взгляд и прошептал, горяча дыша ей в губы:

– Я хочу видеть тебя. Всю тебя. Сними платье.

Прис, не колеблясь, ощущая легкое головокружение, села, вцепилась в подол юбки, и платье упало на пол. Она взглянула на него. Но он не смотрел ей в лицо.

Взгляд был устремлен на развилку ее бедер. На темные завитки, которые прикрывала, но не прятала прозрачная сорочка, падавшая свободными складками вокруг бедер. Хочет ли он, чтобы она сняла и сорочку?

И, словно услышав ее мысли, он тихо прорычал:

– Оставь остальное.

И она вздрогнула от чувственного предвкушения.

Его руки скользнули вокруг бедер и сомкнулись на ногах, чуть повыше коленей. Он медленно ослабил хватку, снова погладил бедра, на этот раз внутреннюю сторону.

Она задохнулась.

Он откинулся назад и уперся спиной в подлокотник дивана.

Вновь отвлекшись видом его мощной груди, силой рук, так крепко державших ее бедра, она не сразу ощутила его изучающий взгляд.

Прис подняла голову, и их глаза встретились. Она не могла сказать точно, что он прочел в ее взгляде, но темная бровь медленно приподнялась.

– Не следует ли тебе поцеловать меня, Присцилла?

Она понятия не имела, но не собиралась в этом признаваться. Особенно когда он принимал такой тон в разговоре с ней… словно она пропустила свой ход в некой игре, которая их увлекла.

Ей хотелось отплатить ему столь же пренебрежительным взглядом; вместо этого она просто подалась вперед и сделала так, как он предлагал. Поцеловала его и вложила в поцелуй всю решимость предъявить на него права, дать наслаждение ему, не холодному, собранному джентльмену, а буйному и неукротимому мужчине…

И почувствовала, как тает его самообладание.

Поэтому ее поцелуй стал еще более пылким. Она подалась ближе, и ее груди скользнули по его торсу. Он вздрогнул: пальцы инстинктивно впились в ее бедра.

Вне себя от восторга, она потянулась к мужчине, которым желала завладеть. И он наконец поддался на ее приманку и тоже стал целовать, сминая губы. Теперь его прикосновения стали жестче, требовательнее. Он дерзко сжал горячую плоть между ее бедер, раскрыл скользкие набухшие складки, остановился у входа. И стал отвлекать ее губами и языком, заставил отвечать на ласки, удовлетворять все его требования. Его тело словно налилось сталью. Силой и мощью.

Хищник вырвался на волю. И она возвращала полученное наслаждение, такая же свободная, столь же неукротимая.

Разжигая страсть.

Его ласки, еще более интимные, более изысканные, доводили ее до исступления.

Пока ей не захотелось большего. Пока огонь алчной потребности не охватил ее.

Вцепившись одной рукой в ее бедро, он медленно и очень осторожно проник в нее пальцем. Глубоко… еще глубже.

Ее сердце замерло. Горло перехватило.

Она попыталась вдохнуть, оторвать от его губ свои. Он отпустил ее бедро и придержал голову, не давая прервать поцелуй. Вынул палец, потом снова ворвался в нее. Еще раз. Еще. И еще.

Ощущения разрывали ее; волны острого наслаждения накатывали с каждым новым вторжением, обдавая раскаленной лавой. Теперь ее тело принадлежало ему. Оказалось в полной его власти.

На этот раз она, окончательно отчаявшись, откинула голову и сумела уклониться от поцелуя. Он хотел снова привлечь ее к себе, но в этот момент ее ресницы взметнулись, и он встретился с ее взглядом. Их дыхание смешалось: ее, задыхающееся и неровное, его – прерывистое, но более спокойное.

– Продолжай целовать меня. Я хочу быть у тебя во рту, когда ты разлетишься на миллион осколков.

Она не понимала ничего, кроме того, что он желает ее. Еще раз глубоко вздохнула и содрогнулась, когда его палец проник еще глубже. С ее губ сорвался жалобный, молящий стон. Его губы завладели ее губами, его язык заполнил ее рот, и страстный поцелуй унес ее далеко…

Она неожиданно поняла, нашла себя. Свое тело. Свои чувства, балансирующие на краю чувственной пропасти, вознесенные туда неистовыми, бесстыдно интимными ласками. Ласками, наполнявшими ее несказанным наслаждением.

Реальность исчезла, вытесненная жаром и экстазом.

Гигантский вал радости и восторга захлестнул ее, поднял и подбросил вверх, а потом медленно-медленно улегся, оставив ее плавать в море теплого удовольствия.

Вернувшись на землю, она поняла, что он упивается вкусом ее губ, словно пьет изысканный нектар.

Она бессильно обмякла. Он чуть приподнялся.

Поняв, как она ослабела, как напрягся он, подстегиваемый желанием, которое она чувствовала даже в своей невинности, Прис задрожала. Задрожала, осознав, что настал момент истины. Но способность связно мыслить улетучилась. Она больше не помнила, где находится и что происходит.

Диллон приподнял ее, с трудом расстегнул пуговицы брюк и, стиснув зубы, высвободил ноющую плоть. И только тогда облегченно вздохнул.

Она была жаркая, влажная, готовая принять его, бесстыдно распластавшись на его теле. Запах ее возбуждения окутывал его, заставляя сидевшего в нем хищника сладострастно сжимать когти.

Все, что от него требовалось, – снова приподнять ее и вонзить пульсирующий стержень в обжигающую пещерку, которую он так тщательно подготовил. Да, он достаточно велик, но в нынешнем состоянии она примет его. Примет целиком.

Кровь толчками пульсировала в жилах. Он должен оказаться в ней, но… внутренний голос настойчиво пытался напомнить ему главное.

Она тихо вздохнула, и теплый ветерок овеял его щеку. Ее голова лежала на его плече. Он опустил глаза, и память вернулась.

Она – вот все, что он должен помнить. Он хотел ее. Не на день. Не на неделю. Не на месяц.

Навсегда.

Как только туман развеялся, он немного отрезвел. И заставил руки если и не расслабиться, то по крайней мере лежать неподвижно. Отказался позволить своему второму «я» взять верх, ровно настолько, чтобы не приподнять ее.

Господи Боже! Как они дошли до такого?!

Прис настаивала… но он прекрасно знал, что она вовсе не собиралась заходить так далеко. Во всяком случае, не теперь…

У него все болит… если он возьмет ее сейчас, выпустив на волю зверя, и сделает все, что пожелает… откликнется на ее призыв, жестоко и агрессивно предъявляя свои права, как первобытный дикарь, как она отреагирует позже?

Не возненавидит ли его?

Мысли тяжело ворочались в голове. Вряд ли он поймет, о чем она сейчас думает.

Но как он может отпустить ее? Как притвориться, что он ее не хочет? Она не так невинна, как ему представлялось, и сознает, чего он желает от нее… Что у нее на уме?

Он понятия не имел.

Она пошевелилась в его объятиях. Его тело мгновенно отреагировало. Горячо. Настойчиво. Жадно.

Скрипнув зубами, он собрал остатки воли. Отказался слушать настойчивый голос таившегося в нем хищника. Если он возьмет девушку сейчас, будет чем удержать ее позже…

Она попыталась поднять голову.

Он сжал ее руку. Притянул к себе. Глаза ее широко открылись, когда он сомкнул ее пальцы вокруг своей напряженной плоти. Остатки самообладания быстро улетучивались. Он почти не мог дышать.

Только ее глаза, сверкающие вновь пробудившимся желанием, давали ему силы держать зверя в узде.

Ровно настолько, чтобы втянуть в себя воздух и сказать:

– Твой выбор.

Прис недоуменно моргнула. Соблазн посмотреть вниз, изучить то, что она сжимала в руке, был велик, но она устояла, ободренная тем, что увидела в его темных глазах.

И снова она пожалела, что тьма мешает ей лучше читать отражавшиеся в его глазах эмоции. Приходилось полагаться на свои чувства, чтобы лучше определить, что владеет им в этот момент.

– Почему? – вырвалось у нее.

Его губы дрогнули. Он старался сохранять свою обычную маску, но буйный и неукротимый человек, хорошо понимавший ее жажду острых ощущений, по-прежнему рвался на поверхность.

– Я хочу тебя – это очевидно. Но несправедливо будет воспользоваться твоей…

Он осекся.

Зло прищурившись, она договорила за него:

– Слабостью? Женской глупостью?

– Я хотел сказать «неопытностью», – процедил он.

Она вдруг почувствовала, что ее оскорбили. Оскорбили каким-то странным и необычным образом.

– Если припомнишь, именно я все это и начала.

– Совершенно верно. Ты все это начала, тебе и решать, хочешь ли идти до конца.

Трудно сказать, был ли причиной тому ее нрав, ее обычная реакция на вызов или что-то еще, что поднялось и поглотило ее, результат был один – бездумное забвение, которое она так хорошо узнала.

Она действительно все это начала и помнила, почему именно.

Он довел ее ласками до безумия, возбудил чувственный аппетит. И теперь воображает, что она пойдет на попятную?

Пусть он считает, будто она соблазнила его по расчету. Ей лучше знать, что это не так.

В последние жаркие минуты она поняла, что действительно хочет его. Хочет познать. Хочет понять. Хочет насладиться физической близостью.

С ним.

Все это время она легонько поглаживала стальной стержень под своей ладонью, отчетливо сознавая, что в ответ на ее прикосновение он становится все тверже.

Не отрывая взгляда от Диллона, она сомкнула пальцы.

Ей даже не пришлось менять позицию: она действовала чисто инстинктивно и, слегка привстав, ввела бархатистую головку в набухший, поразительно скользкий вход. Чуть отстранилась, нажала раз, другой, позволяя ему проникнуть глубже.

Он не сводил с нее глаз, словно никогда раньше не видел обнаженной женщины.

У него захватило дух. Всего на несколько мгновений.

Жадно втянув в себя воздух, он потянулся к ее бедрам.

Она выругалась и перехватила его руки. Для этого ей пришлось сесть прямее, но она немедленно ощутила препятствие.

Прис закрыла глаза, вцепилась в его руки, приподнялась и быстро опустилась.

И едва не вскрикнула от резкой, но, к счастью, короткой боли. Испытала неописуемое ощущение заполненности, когда его жаждущая плоть целиком оказалась в ней.

Боль постепенно таяла. То, другое, ощущение росло и усиливалось.

Она приоткрыла веки и взглянула на него. Он по-прежнему не сводил с нее глаз и при этом выглядел ошеломленным, словно кто-то неожиданно ударил его по голове, свалив с ног.

– Если тебе дорога жизнь, молчи, – прошипела она.

Что-то вспыхнуло в темных озерах его глаз.

– Проклятая непостижимая чертовка! – процедил он так тихо, что она едва расслышала.

– Вместо того чтобы сомневаться в моем решении, не могли бы мы вернуться к делу? Я хотела этого: почему бы тебе не дать мне желаемое?

– Ты действительно хотела? – выпалил он, на этот раз почти зловеще.

– О да.

Она устроилась поудобнее, незаметно поморщилась от боли, схватила его за плечи и потянула.

– Это, – выдохнула она ему в губы, чуть поерзав, – именно то, чего я хочу.

И нагнулась поцеловать его. Но вместо этого он поцеловал ее.

Жадно.

Пламенно.

Сладострастно.

Разом освободив ее от всех оков и всех запретов. Жесткие руки нашли ее и завладели каждым изгибом, каждым кусочком кожи, каждым чувствительным интимным местечком.

Она пыталась закинуть руки на его плечи, но мешали фрак и рубашка.

Он хрипло выругался, отстранился, быстро сбросил и то и другое и привлек ее к себе, почти раздавив при этом. Горящая кожа обожгла ее ноющие набухшие груди.

Окруженная кольцом стальных объятий, силой, которой невозможно было противиться, дрожа от лихорадочного предвкушения, подстегиваемая сознанием того, что теперь они едины, Прис обхватила его руками и отдалась буйству и безрассудству, страсти и желанию, настойчивой потребности, которая поглотила обоих.

Диллон до сих пор не мог поверить тому, на что она отважилась. Не мог до конца осознать всю степень охватившего его желания, выпущенного на волю этой женщиной.

Ее тело превратилось в горячий, нежный шелк, потаенные мышцы обхватили его плоть тесной перчаткой.

Его губы на ее губах, языки сошлись в поединке… Он очертя голову брал и отдавал все, что мог отдать. Свирепое сладострастие владело им с первого взгляда на нее.

Не сознавая, что делает, он мял ее тело, укладывая его так, как ему хотелось. Потом сжал бедра, приподнял и вонзился, сильнее и глубже, вынуждая принимать каждый свой выпад.

Она застонала, вздрогнула, но ни разу не отступила. Ни разу не попыталась отстраниться.

Он снова приподнял ее и насадил на себя. Она немедленно поймала ритм и пустилась вскачь: вольная всадница, оседлавшая необузданного жеребца. Он продолжал стискивать ее бедра, не только направляя, но делая все, чтобы она поднималась и опускалась с достаточной силой.

Уже через несколько минут у нее закружилась голова, и она прервала поцелуй. Закрыла глаза, откинула голову и попыталась вдохнуть как можно глубже.

Он неотрывно наблюдал за ней из-под полуопущенных век, все то время, пока еще недавно девственное тело принимало его. Пока он вонзался в нее снова и снова, молча, мощно, и она принимала и принимала его.

В какой-то момент ее примитивный танец, стоны и тихие вздохи, слетавшие с ее губ песнью сирены, почти заставили его поверить, что она некое волшебное создание, посланное неведомыми силами, чтобы захватить его в плен.

И ей это удалось.

Ее желание обострялось, поражая его острыми стрелами. Ее ногти все сильнее впивались в его плечи, по мере того как страсть росла и уносила их.

Его взгляд упал на ее груди, колышущиеся от резких движений, вздымающиеся от недостатка воздуха, который она отчаянно пыталась втянуть в легкие. Он жарко припал губами к соблазнительным холмикам, нашел тугую вершинку, обвел языком, втянул в рот.

И стал сосать.

Она пронзительно вскрикнула.

Ее тело напряглось: близился последний пик. Все еще продолжая возбуждать ее, уносить все выше, он упивался вкусом ее грудей. И чувствовал, как древняя первобытная сила поднимается в них обоих, забирает с собой, сжимает в когтях, подгоняет и швыряет в водоворот страсти, раскаленное озеро удовлетворенного желания.

Волна подхватила их, подняла наверх, провела через космос ощущений, подкинула выше, еще выше, пока Прис не разлетелась на миллион осколков. Ее крики все еще звенели в ушах, когда она забилась в судорогах экстаза. В его глазах засверкали звезды… Ослепленный, пораженный несказанным блаженством, он присоединился к ней. Глубоко вошел в нее, безжалостно прижимая к себе и изливаясь в жаркие глубины ее лона.

Бессильно обмякшая Присцилла Даллинг, теплая, почти обнаженная, устало прикрыла глаза. Диллон тем временем пытался понять, что теперь будет и чем закончится эта ночь.

Понимает ли Прис, какие последствия будет иметь ее бездумный поступок?

Он был почти уверен, что сам не до конца понимает, к чему это приведет. Но сейчас у него просто не было сил разбираться, размышлять, оценивать глубину тех ощущений, которые она заставила его испытать.

Прис шевельнулась. Он устремил на нее взгляд, но она казалась совершенно измученной, впавшей в бесчувствие. Ее щека лежала у него на груди, роскошная грива волос разметалась по его плечам. Ее волосы были темнее, чем у него, не темно-каштановые, а иссиня-черные и казались настоящим тонким шелком.

Он поднял руку, взял густой локон, намотал на палец… Насколько он полагал, их будущее должно быть совместным. К сожалению, он серьезно сомневался, что она тоже так считает.

Прис ощущала, как он нежно, почти машинально играет с ее волосами, и не могла пошевелиться, не понимала причин теплого чувства, наполнявшего ее.

И это что-то казалось настоящим бальзамом, блаженным нектаром счастья. Неприятности и беды иссушили ее, и она пила, пила и не могла утолить жажду.

Но постепенно реальность вторглась в ее уютный кокон, здравый смысл проснулся и напомнил, что она лежит нагая в его объятиях, что он по-прежнему находится в ней.

Она думала, что смутится, но этого не произошло.

Сначала Прис даже немного растерялась, но вскоре смирилась: не стоит делать вид, будто она не наслаждалась каждым мгновением, каждой секундой, даже той резкой, пронзительной болью. Она все отдала бы, чтобы вновь почувствовать, как стальная плоть вонзается в нее. Он словно поставил на ней несмываемое клеймо, и она была невероятно этому рада.

Все нервы, все чувства до сих пор отзывались на их соитие.

Она хотела, жаждала острых ощущений, и он дал ей это все.

Осуществил все запретные мечты. Знает ли он об этом?

Ее губы чуть дернулись. Она уже хотела поднять голову, но он вцепился в ее волосы и не дал встать.

– Я покажу тебе реестр.

Она даже не сразу поняла, что он имеет в виду. Факт, ясно показывавший, до чего затуманены ее мозги, до чего она растеряна и сбита с толку.

Она постаралась взять себя в руки, попыталась заговорить, но обнаружила, что должна сначала откашляться.

– Я приеду в клуб завтра утром.

– Нет, – вздохнул он, отнимая руку. – Не пойдет. Я не могу показывать реестр любому постороннему человеку, а на этой неделе все тома находятся у клерков. Я возьму один, чтобы показать тебе, и даже если никто не узнает, что ты его видела, начнутся кривотолки.

– А этого нам не нужно, – кивнула она.

– Ты права. Завтра леди Хелмсли устраивает званый вечер: мы оба там будем. Можно незаметно ускользнуть, ты посмотришь реестр, и мы вернемся на вечер. Там будет столько народу, что никто ничего не заметит.

– А как насчет охранников, которые сторожат клуб? – нахмурилась Прис.

– Они не удивятся, увидев тебя. Я войду и впущу тебя через дверь черного хода. Никто тебя не увидит.

Она пристально изучала его лицо, остро ощущая мощь, силу, помня каждую секунду их слияния. И прочла во взгляде, что он думает о том же, хочет того же.

Она уже перешла все границы, пустилась во все тяжкие. Больше ей нечего терять.

А пригубив из чаши страсти, она теперь точно знала, что ее ждет.

Знала без вопросов, без уверений, что выбор снова зависит от нее.

Припав к нему, она притянула к себе его голову. Прижалась губами к губам.

И снова заставила буйного и безрассудного мужчину разделить с ней острые ощущения и волнение в крови.