Текст книги "Единственная"

– Ты сказал, что бывший командир просил тебя оглядеться. Интересно, какого рода бывшие командиры имеются у бывших шпионов?

– Очень решительные, – попытался отделаться Чарлз, но, видя, что она не собирается сдаваться, неохотно добавил: – Далзил занимает какую-то должность в Уайтхолле[1]1
  Имеется в виду английское правительство. На улице Уайтхолл располагаются правительственные здания.


[Закрыть], определенно так. Но я не знаю, какую именно. Он командовал всеми британскими агентами в зарубежных странах последние тринадцать лет.

– И что именно ему нужно?

Он снова замялся, явно взвешивая, стоит ли откровенничать и выдать ли последнюю часть информации без всякой гарантии, что она ответит такой же откровенностью.

Она продолжала ждать, не сводя с него глаз.

На щеке Чарлза дернулась жилка. Взгляд стал холодным.

– До него дошло, что в министерстве иностранных дел действовал шпион, выдававший французам государственные секреты во время войны. Выяснилось также, что он связан с одной из шаек контрабандистов, действующих где-то недалеко от Фауи.

Она считала, что способна владеть лицом, и сделала все, чтобы не выдать себя. Но не смогла. Руки дрогнули, и она заметила, как блеснули глаза Чарлза, прежде чем сумела подавить дрожь.

Взгляды их скрестились.

– Что ты об этом знаешь?

Его тон стал более резким. Более настойчивым. Пенни подумывала, не стоит ли принять невинный вид. Напрасно. Он знал, и она ничего не могла с этим поделать. И ничем не могла его отвлечь.

Но зато могла все отрицать. Или молчать, пока не найдет время все обдумать, проверить все собранные факты, как и собиралась сделать завтра.

Пенни взглянула на старые часы на полке над печью, стоически отмерявшие секунды и минуты. Начало второго.

– Я должна немного поспать.

– Пенни!

Она оттолкнула стул, но тут сделала ошибку, снова встретившись с ним глазами. Пламя свечи бросало отблески на его лицо, придавая ему какой-то дьявольский вид, который только подчеркивали упавшие на лоб черные локоны. Глаза, прикрытые тяжелыми веками, словно вычеканенный из камня подбородок, неброская красота губ, вылепленных каким-то демоном, чтобы склонять смертных женщин к греху…

Что же до тела с широкими квадратными плечами, стройным торсом и мускулистыми ногами… оно излучало нескрываемую силу, смягченную грацией, которой владели немногие мужчины. Узкие кисти с длинными пальцами… словом, идеал любой женщины.

И все же исходившая от него чувственность не представляла самой большой угрозы. Во всяком случае, не для нее. Чарлз знал Пенни, знал лучше всех в мире. И у него одного был козырь, который он мог перед ней выложить, – оружие, гарантировавшее ее покорность.

И сейчас, под его мрачным взглядом, Пенни без труда представила, какой была его жизнь последние тринадцать лет. Он мог не говорить, что все эти годы был один, что никого не подпускал близко, что убивал и способен убить снова, даже голыми руками. Для этого у него имеются не только силы, но и мужество и убежденность в своей правоте.

Чарлз никогда не назвал ее Пенелопой, разве что в официальных случаях. В неофициальных она была Пенни. Наедине он часто дразнил ее различными прозвищами, и одно из них было Петарда. Когда речь шла о делах материальных, он всегда оказывался победителем. Но сейчас речь шла не о делах материальных, а тут он далеко не всегда побеждал. Ничего, в прошлом она умела справиться с ним и сумеет сделать это снова.

Не отводя от него глаз, она встала.

– Я пока ничего не могу сказать тебе… мне нужно подумать.

Обойдя вокруг стола, она неспешно двинулась к двери. Для этого ей пришлось пройти мимо него.

Как раз в этот момент он пошевелился. Она почувствовала, как напряглись его мышцы. Но он не поднялся.

Пенни добралась до двери и тихо вздохнула.

– Mon ange…[2]2
  Ангел мой (фр.).


[Закрыть]

Она замерла. Так он назвал ее только однажды. В голове звучала невысказанная, но безошибочная угроза.

Пенни выждала мгновение… но, ничего больше не услышав, обернулась. Он не двигался. И смотрел на свечу. И даже не обернулся к ней.

Не мог посмотреть ей в лицо…

Узел, стянувший внутренности, распустился; волнение куда-то ушло.

Она улыбнулась. Мягко. Зная, что он все равно не увидит.

– Не старайся. Смысла не имеет. Я знаю тебя, помнишь? Ты не тот человек, который станет шантажировать женщину… – И поколебавшись еще секунду, тихо сказала: – Спокойной ночи.

Он не ответил. Не дрогнул.

Пенни открыла дверь и ступила в коридор.

Чарлз прислушался к удалявшимся шагам, гадая, какая злая судьба заставила его столкнуться с подобными обстоятельствами. Не тот человек? Много она знает! Он был именно таким человеком… вот уже больше десяти лет.

Она уже в холле!

Чарлз тяжело вздохнул. Ей известна какая-то часть загадки, причем не столь уж маленькая. Притом она достаточно умна, чтобы тревожиться из-за какой-то мелочи, на которую случайно наткнулась. Но…

– Дьявол!

Оттолкнувшись от стола, он встал и вернулся в библиотеку. Там позвал собак и пошел прогуляться на укрепления. Пусть морской ветер выдует из головы тяжелые мысли и воспоминания. Не нужно, чтобы они затуманили сознание и мешали мыслить связно, особенно сейчас.

Укрепления представляли собой земляные валы, окружавшие сады Эбби в южном направлении. С их широкой, поросшей травой вершины открывался вид на дельту Фауи. В ясный день можно было видеть море, переливавшееся, искрившееся под солнцем.

Он продолжал идти, думая о самых обычных вещах вроде волкодавов, резвившихся у его ног, отбегавших обнюхать следы, но всегда возвращавшихся к хозяину. Он получил первую пару собак всего в восемь лет. Псы умерли от старости, еще до того, как он вступил в гвардию. Когда два года назад, после ссылки Наполеона на остров Эльба, он вернулся домой, первым делом раздобыл себе Кассия и Брута. Но когда Наполеон сбежал, вновь вернулся к своему делу, оставив волкодавов на попечение Лидии.

Несмотря на всю заботу Лидии, к ее явной досаде, собаки при первом же появлении хозяина бросились к нему и больше не отходили.

– Подобное тянется к подобному, – пояснил он. Она презрительно шмыгнула носом и ушла, но все же по-прежнему украдкой совала им лакомства.

Что же делать с Пенни?

Вопрос внезапно всплыл в мозгу, вытеснив все остальные мысли.

Чарлз остановился, закинул голову и наполнил легкие холодным соленым воздухом. Закрыл глаза и вспомнил все, что знал о Пенни.

Когда он вернулся домой, мать первым делом сообщила новости о соседях и, в частности, упомянула о том, что Пенни по-прежнему не замужем. У нее состоялось четыре весьма успешных лондонских сезона, она родилась дочерью графа, имела прекрасное приданое, и если не считалась бриллиантом чистой воды, все же была более чем просто хорошенькой, поскольку природа наделила ее точеными чертами лица, идеальной кожей и глазами цвета грозовых туч. Ее единственным серьезным недостатком можно было назвать рост: Пенни была всего на полголовы ниже Чарлза, то есть чуть выше или вровень с большинством мужчин из общества. И она была… не столько тощей, сколько тонкой и гибкой, как тростинка, с длинными руками и ногами и изящными изгибами, словом, ничем не походила на пухленьких полногрудых красавиц, бывших тогда в моде.

Необходимо также упомянуть о таких совершенно неуместных в женщине качествах, как острый ум и не менее острый язык. Впрочем, ни то ни другое его не волновало, он предпочитал подобных собеседниц. К сожалению, не многие мужчины разделяли его мнение. Большинство вряд ли примирились бы с такими свойствами жены, сочли бы это угрозой своему семейному счастью, хотя сам он так не думал.

Пенни всегда словно бросала ему вызов, и он ценил и восхищался этими почти непрерывными поединками характеров и ума. Взять хотя бы тот, в который он сейчас ввязался: несмотря на серьезность ситуации, в душе что-то дрогнуло. Откуда-то нахлынули воспоминания о былых отношениях. И вместе с тем он ощущал нечто вроде счастья оттого, что она снова рядом.

Если верить матери, Пенни получала десятки предложений от самых завидных холостяков, но отказала всем. Когда родные стали допытываться о причине, она ответила, что ни один не вызывает в ней и искорки энтузиазма. Очевидно, она счастливо жила последние семь лет в своем корнуолльском доме, где вела хозяйство.

Она была единственным отпрыском усопшего графа Уоллингема от первого брака: мать умерла, когда девочке не исполнилось и двух лет. Отец снова женился, и от второй жены, Элайны, крестной Чарлза, на свет появились сын и три дочери. Элайна приняла Пенни под свое крылышко. Постепенно они становились не столько матерью и дочерью, сколько близкими подругами.

Пять лет назад граф умер, и титул достался Гренвиллу, сводному брату Пенни. Единственный мужчина в окружении любящей матери и четырех сестер, Гренвилл вырос донельзя избалованным и вечно попадал из одной переделки в другую, поскольку заботился лишь об удовлетворении собственных капризов, не думая при этом об окружающих.

В последний раз он встретил Гренвилла, когда вернулся домой в четырнадцатом году. Тот показался Чарлзу бесшабашным и необузданным. А потом было Ватерлоо. Подогретый всеобщей патриотической лихорадкой, Гренвилл остался глух к мольбам матери и сестер и вступил в армию. Бедняга навеки остался на залитой кровью равнине.

Титул и поместье перешли к дальнему родственнику, маркизу Эмберли, уже немолодому джентльмену, заверившему Элайну и ее дочерей, что те могут, как прежде, оставаться в Уоллингем-Холле. Эмберли дружил с отцом Пенни и был опекуном Гренвилла, до самого совершеннолетия последнего.

Ну а потом он обрел свободу только для того, чтобы подставить грудь пуле и покинуть мать и сестер если не нищими, то без опоры и защиты.

Наконец Чарлз осознал, что больше всего его тревожит. Пенни попала в сложную историю, и поблизости нет ни одного мужчины, чтобы позаботиться о ней. Если не считать его самого.

Но он не знал, что она к нему испытывает.

Где-то в глубине сознания тлело подозрение насчет того, почему она не спешит замуж и почему ни один джентльмен не сумел убедить ее пойти к алтарю, но тем не менее он так и не сумел определить, что о нем думает.

Да, она насторожена и колется, как терновник, но готова ли при этом взять его в союзники или, наоборот, не желает иметь с ним ничего общего? Таких, как она, разгадать нелегко.

Зато он точно знал, что испытывает к ней, и это оказалось не слишком приятным сюрпризом. Он воображал, что за тринадцать лет его увлечение прошло. Но нет. Ни в малейшей степени. Колдовство продолжало действовать.

Правда, за последние шесть месяцев они несколько раз виделись, но их встречи всегда проходили в окружении родных, как его, так и Пенни. Никаких бесед наедине. Только сегодня он неожиданно наткнулся на нее, и пламя желания вновь загорелось в нем. Поймало, скрутило, глубоко запустило когти.

И потрясло.

Теперь вряд ли что-то могло облегчить томительную боль. Она порвала с ним тринадцать лет назад… решительно отвергла, и он отлично сознавал всю бесплодность надежд на то, что она изменит свое решение. Пенни всегда отличалась невероятным упрямством.

Им придется оставить позади эту часть совместного прошлого, хотя игнорировать ее невозможно: слишком мучительны были воспоминания. Значит, придется как-то их обходить.

Они должны это обходить. Что бы ни происходило в округе, то дело, расследовать которое он послан, и все, что она уже успела обнаружить, слишком опасны, представляют слишком большую угрозу для многих людей. Как только он разузнает больше, немедленно постарается отстранить ее от расследования. При этом Чарлз и секунды не думал, что она может находиться по другую сторону баррикад. Только не она. Только не его Пенни.

Она на его стороне и все же еще не доверилась ему. Должно быть, кого-то оберегает. Но кого?

Он давно уже не знает ни ее, ни ее друзей. Поэтому вряд ли сможет предположить, сколько ждать до того, как она решит открыться ему.

Неизвестно.

Но и времени у них немного. Теперь, когда он здесь, события начнут разворачиваться с головокружительной быстротой. Он и послан сюда для того, чтобы разворошить осиное гнездо и разделаться с осами.

Если она ничего не скажет, придется узнать ее тайны окольными путями.

Он погулял еще немного, вернулся в спальню, лег и, как ни странно, заснул.

Глава 2

Разбудил его стук копыт. Не на подъездной дорожке, окружавшей дом кольцом, а чуть дальше. Очевидно, кто-то уезжал.

Он оставил стеклянные двери на балкон открытыми: совершенно неанглийский обычай, но в Тулузе он неизменно оставлял окна открытыми на ночь.

Хорошо, что и сегодня догадался это сделать!

Он спрыгнул с кровати, потянулся и, как был голым, встал в двери, провожая взглядом удалявшуюся Пенни в амазонке золотистого бархата. Не будь двери открыты, он бы ничего не услышал.

Она выехала от конюшни, расположенной довольно далеко. Восседая в дамском седле на чалой кобылке, она неспешно направлялась на юг.

В Фауи? Или домой? Или еще куда-то?

Уже через пять минут он ворвался в кухню.

– Милорд! – воскликнула шокированная миссис Слаттери. – Мы только начали готовить завтрак… если бы вы предупредили…

– Разумеется, это лишь моя вина, – очаровательно улыбнулся он. – Совсем забыл, что хотел покататься с утра пораньше. А кофе уже есть? Может, и пара пирожков найдется?

Бормоча мрачные предсказания относительно будущего джентльменов, не желающих начинать утро с плотного завтрака, как все приличные люди, и отмахиваясь от объяснений Чарлза, привыкшего жить на французский манер, миссис Слаттери наставительно заявила:

– Теперь вы настоящий английский граф и не должны следовать примеру всяких язычников, – после чего вручила ему кружку крепкого кофе и три пирожка.

Чарлз проглотил один, залпом выпил кофе, сунул в карман два оставшихся пирожка, чмокнул в пухлую щечку миссис Слаттери, чем вызвал негодующий визг и деланно-сердитые укоры:

– Идите уж, молодой мастер, то есть милорд, я хотела сказать… как только не…

Не дослушав, он выскочил черным ходом и оказался на конюшне через десять минут после Пенни. Еще пять минут, и он уже вывел со двора своего серого гунтера Домино, чтобы отправиться по ее следам.

Он не ездил на сером с самого марта, и застоявшийся Домино был рад размять ноги, так что не успел Чарлз взять в руки поводья, как мерин радостно заржал. Чарлз предоставил ему полную волю, и тот сначала пустился вскачь, а потом и полетел. Чарлз низко пригнулся к седлу, управляя не только поводьями, но и коленями, и непрерывно шарил вокруг глазами. Пенни, сидя боком в дамском седле и посчитав, что ее никто не будет искать, выберет более длинный и спокойный маршрут. Во всяком случае, будет держаться вытоптанных тропинок. Чарлз же мчит, не разбирая дороги, в полной уверенности, что нагонит ее. И в тот же миг он увидел Пенни, которая как раз пересекала мост над Фауи, неподалеку от деревни Лостуител, в миле от того места, где находилась дельта реки. Граф, улыбнувшись, сдержал мерина, но все равно проскакал по мосту всего пятью минутами позже. Правда, догнать Пенни не спешил. Наоборот, вернулся на земляной вал и предпочел следить за ней издали. Куда она спешит? В Фауи? Домой? Или еще куда-то?

Но тут она миновала тропу, ведущую на запад, в Уоллингем-Холл, и направилась на юг, вдоль западного берега реки, к городку Фауи в самой дельте.

Но до городка еще ехать и ехать: она могла свернуть в другое место.

Утро было солнечным и ясным – идеальная погода для прогулки верхом. Она не торопилась. Он следовал ее примеру, оставаясь на вершине вала и чуть позади.

И тут она придержала свою чалую и свернула на узкую тропу в восточном направлении. Чарлз спустился вниз и поехал за ней. Оказалось, что тропа ведет в Эссингтон-Мэнор. Пенни, не подозревая о преследователе, подъехала к самому крыльцу. Чарлз повернул коня и, объехав особняк, нашел подходящий наблюдательный пункт в ближайшей роще, из которой были видны передний двор и конюшни, куда конюх как раз вел чалую Пенни. Чарлз спешился, привязал Домино на полянке и вернулся на прежнее место.

Полчаса спустя конюх вывел из конюшни легкую коляску. За ним шел другой, с лошадью Пенни в поводу.

Чарлз встал так, чтобы видеть крыльцо. Тут же появилась Пенни в сопровождении двух других леди, по виду ее ровесниц. Чарлзу они показались смутно знакомыми. Жены братьев Эссингтон?

Они устроились в коляске. Пенни помогли сесть в седло. Чарлз пошел за Домино. И добрался до перекрестка дорог на Эссингтон и Фауи как раз вовремя, чтобы убедиться, что леди действительно направляются на юг. Скорее всего в Фауи за покупками.

Он остановил Домино и долго размышлял, что делать. Пока что Пенни была самым верным и наиболее вероятным связующим звеном с той ситуацией, расследовать которую он был послан.

Она достаточно обеспокоена, чтобы следить по ночам за неизвестными людьми и чтобы не поделиться с ним своим открытием, отговорившись, что сначала должна хорошенько подумать. И все же сейчас, несмотря на все тревоги, как ни в чем не бывало собралась в поход по магазинам.

Так он и поверил! Недаром у него было четыре сестры. Не такой уж он доверчивый простак!

Первые полтора часа Пенни покорно следовала за Милли и Джулией Эссингтон из лавки в лавку: две шляпницы, галантерейщик, старый перчаточник и два драпировщика. Когда они вышли от последнего драпировщика, Пенни решительно осталась на тротуаре.

– У меня еще здесь кое-какие дела. Почему бы вам не зайти пока к аптекарю? А потом встретимся в «Пеликане» и пообедаем вместе.

Она еще с утра предупредила их, что один из удалившихся на покой слуг графа Уоллингема тяжело заболел и она считает своей обязанностью его навестить.

– Договорились!

Розовощекая, неизменно жизнерадостная Джулия взяла Милли под руку.

Более спокойная и чувствительная Милли вопросительно уставилась на Пенни.

– Уверена, что справишься одна? Мы с радостью пойдем с тобой.

– О, уверяю, в этом нет необходимости, – улыбнулась Пенни. – Он пока еще не умирает.

Она умудрилась не упоминать имен: и Милли, и Джулия были дочерьми местных землевладельцев, здесь росли, здесь вышли замуж, здесь продолжали жить. Вполне возможно, что кто-то из слуг Пенни имел родных в Эссингтон-Мэнор.

– Я не задержусь, – пообещала она, отступив. – Встретимся в «Пеликане».

– Прекрасно.

– Мы закажем и на тебя, хорошо?

– Конечно. Если только я не приду первой, – кивнула Пенни и, перейдя выложенную брусчаткой мостовую, медленно пошла вверх. Услышав слабый звон, которого ожидала, она оглянулась. Милли и Джулия как раз входили в крошечную аптеку.

Пенни немедленно свернула на следующем перекрестке. Она прекрасно знала городок и поэтому прошла кратчайшим путем к гавани, а потом затерялась среди самых старых коттеджей, вытянувшихся над верфями. Вероятно, для защиты от неумолимых ветров маленькие домишки лепились друг к другу, словно именно так могли лучше цепляться за склон холма. Здесь жили самые бедные обитатели Фауи: рыбаки и их семьи, скорее всего принадлежавшие к местному братству контрабандистов.

Пенни стала взбираться на холм. Но на полпути остановилась, перекинула шлейф амазонки через руку и громко постучала в толстую деревянную дверь. Не дождавшись ответа, она снова постучала. Но в этот час и в этом месте людей было немного. Она оглядела гавань: рыбачий флот уплыл. Самое время навестить матушку Гиббс.

Дверь наконец со скрипом приоткрылась, в щели появился налитый кровью глаз. Потом послышалось фырканье, и дверь широко распахнулась.

– Ну, мисс Щеголиха, чем могу помочь?

Через полчаса Пенни вышла из жилища матушки Гиббс, став ненамного мудрее, но, похоже, на шаг приблизившись к правде. Дверь с мягким стуком захлопнулась за ее спиной. Она быстро прошла по круто спускавшемуся вниз переулку. Нужно спешить, чтобы успеть в гостиницу «Пеликан», на Хай-стрит, в более приличной части города.

Дойдя до конца переулка, она свернула за угол. И наткнулась на стену из мышц и костей.

Он поймал ее за руку, удержал от падения. Не захватил в плен, и все же… она не могла пошевелиться.

Не могла даже моргнуть, глядя в его глаза всего в паре дюймов от ее глаз. При дневном свете они были насыщенного темно-синего оттенка, но, зная, какой острый ум кроется за этим взглядом, она понимала: пощады не будет.

От растерянности она даже затаила дыхание. Легкие явно отказывались работать. Его близость лишала разума.

Видел ли он? А если да, то что?

Словно разгадав ее мысли, он кивнул:

– Видел. Видел, из какого дома ты вышла. И знаю, кто там живет. Мало того, помню, что там происходит.

Его взгляд казался таким острым, что Пенни еще удивлялась, почему не истекает кровью.

– Может, объяснишь, что делала в самом известном рыбацком борделе Фауи?

Черт!

Она вдруг осознала, что ее руки бессильно лежат на его груди, и тут же с прерывистым вздохом отпрянула. Он не попытался ее удержать.

Какое счастье, что их разделяет хотя бы воздух. Теперь она может дышать, да и голова прояснилась.

Снова подхватив шлейф, она протиснулась мимо Чарлза.

– Нет.

Он досадливо процедил воздух сквозь зубы, и снова клещами стиснул ее запястье.

– Пенни!

Она приостановилась и подчеркнуто уставилась на длинные загорелые пальцы, обхватившие ее тонкие косточки.

– Не стоит.

Он снова вздохнул и отпустил ее. Вспомнив о дамах Эссингтон, она зашагала быстрее. Он легко догнал ее.

– Но что тебе было нужно от матушки Гиббс?

– Сведения, – коротко бросила она.

Хороший ответ. Может, им он и удовлетворится.

Он удовлетворился. На целых шесть шагов.

– И что ты узнала?

– Пока ничего.

Еще несколько шагов.

– Но каким образом, черт возьми, ты, леди Пенелопа Селборн из Уоллингем-Холла, могла познакомиться с матушкой Гиббс?!

Ее так и подмывало осведомиться, откуда он, граф Лостуител, знает матушку Гиббс, но почему-то не очень хотелось услышать ответ.

– Через Гренвилла.

Он застыл на месте.

– Что?!

– Нет, я не хочу сказать, что он меня ей представил.

Она успела уйти вперед; он двумя шагами настиг ее.

– Я искренне надеюсь, что Гренвилл не был настолько безмозглым, чтобы посещать ее заведение?

Безмозглым? Вероятно, Чарлз не слишком хорошо знаком с матушкой Гиббс!

– Не совсем.

Молчание продолжалось следующие три шага.

– Может, просветишь меня, каким образом можно «не совсем» посещать бордель?

– Он ни разу туда не вошел, – терпеливо пояснила она. – Просто влюбился в одну из девушек и страдал по ней на расстоянии. Повсюду ходил за ней, покупал безделушки и все такое. Ну, а когда стал часами подпирать стену в переулке, торчал там с утра до вечера и только что серенады не пел, матушка Гиббс сказала, что с нее довольно. Вот и сообщила мне обо всем через наших рабочих и слуг. Мы встретились в поле, и она объяснила, что поведение Гренвилла очень дурно влияет на ее бизнес. Местные рыбаки стесняются идти в бордель под взглядами графского сынка, который якобы за ними следит.

Чарлз пробормотал себе под нос нечто уничтожающее, но вслух заметил:

– Мне понятны ее претензии. И что ты сделала?

– Поговорила с Гренвиллом, разумеется.

Чарлз насмешливо поднял брови.

– И он тебя послушал?

– Несмотря на множество недостатков, глуп он не был.

– То есть прекрасно понял, что случится, если ты расскажешь матери о его странных привычках?

Глядя перед собой, она сухо улыбнулась.

– Как я уже сказала, глупым его не назовешь. Он быстро сообразил, чем это грозит.

– Так, значит, матушка Гиббс у тебя в долгу, а ты не задумалась разжиться у нее информацией.

Похоже, он вполне верно угадал цель ее визита.

– Но отныне ты никогда, повторяю, никогда, не вернешься сюда одна.

Его голос изменился. Она хорошо знала этот тон. И даже не потрудилась возразить.

Но он слишком хорошо знал ее, чтобы вообразить, будто она согласилась.

Он что-то раздраженно прошипел, но не стал настаивать, отчего ее подозрения только усилились. Что он задумал?

Тем временем они добрались до Хай-стрит. Но Чарлз по-прежнему не отставал. Еще два шага – и они столкнулись лицом к лицу с Николасом, виконтом Арбри.

Пенни остановилась, Чарлз последовал ее примеру. Он успел заметить промелькнувшую на ее лице мгновенную нерешительность: очевидно, она спешно пыталась решить, что делать.

Виконт тоже застыл на месте. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы определить: это джентльмен одного с ними круга. Он не проявил никаких эмоций, но Чарлз почему-то понял, что встреча с Пенни не была запланирована и, будь у него выбор, он предпочел бы вообще ее не видеть.

– Доброе утро, кузен, – холодновато кивнула Пенни и тут же учтиво добавила: – Вряд ли вы встречались. Позвольте представить: это Николас Селборн, виконт Арбри. Чарлз Сент-Остелл, граф Лостуител.

Арбри поклонился. Чарлз кивнул и протянул руку.

– Николас наш дальний родственник, – пояснила Пенни. – Его отец – маркиз Эмберли, унаследовавший папин титул и поместья.

Что же, это объясняло ее сдержанность, но отнюдь не колебания Арбри. Интересно, в каком родстве они находятся? Более дальнем, чем пресловутое седьмое колено? Между ними явно что-то есть. Только вот что?

– Лостуител? – повторил Арбри, изучая его. – Значит, вы вернулись в… Эбби, не так ли? Полагаю, ненадолго.

Чарлз ухмыльнулся, надевая привычную маску добродушного весельчака-гуляки.

– Рестормел-Эбби, совершенно верно, но насчет краткости моего визита… полагаю, это еще не решено.

– Вот как? Дела?

– Можно сказать и так. Но что привело вас сюда, сейчас, в самом начале сезона?

Именно этот вопрос хотел задать ему Арбри. Чарлз перехватил инициативу и с невинным видом терпел его пристальные взгляды.

– Кстати, ваша жена с вами? – продолжал он.

– Николас не женат, – вставила Пенни.

Чарлз вопросительно уставился на Арбри. Наследник знатной семьи и титула, здоров на вид, крепок, почти ровесник Чарлза, и, если тому следовало сейчас быть в Лондоне и искать невесту, Арбри тоже не мешало бы об этом позаботиться.

– Видите ли, – неохотно обронил Арбри, – я действую по поручению отца. Кое-какие дела поместья требуют моего внимания.

– Ах, ну конечно, всегда найдутся какие-то упущения, – согласился Чарлз, украдкой глянув на Пенни. Она много лет управляла поместьем Уоллингем-Холл, и если что-то действительно требовало внимания, ей наверняка обо всем доложили. И все же она ничем не выказала, что знает, о чем идет речь.

Арбри нахмурился.

– Сейчас я смутно припоминаю… что встречал вашу матушку и сестер, когда в последний раз был здесь. Они дали понять, что вы скоро женитесь и что в этом сезоне обязательно сделаете предложение какой-нибудь леди.

Чарлз еще шире растянул губы в улыбке.

– Вполне возможно, но, к несчастью для всех заинтересованных в моей личной жизни, меня снова призывает долг.

– Долг?

Вопрос прозвучал чересчур резко. Арбри определенно хотел пронюхать, зачем он здесь. Чарлз снова глянул на Пенни, но она не сводила глаз с Арбри и ничем не хотела ему помочь. Защищает кого-то? Неужели именно Арбри?

– Совершенно верно.

Он встретился взглядом с Николасом и отбросил притворство.

– Меня просили расследовать утечку дипломатических секретов через каналы контрабандистов, действовавшие в округе во время последних войн.

Арбри глазом не моргнул. Бледное лицо оставалось бесстрастным.

Что выдало его лучше всяких улик: только человек безмерного самообладания останется столь безразличным при подобном заявлении.

– Я не знал, что правительство… может заинтересоваться прошлым.

– О, можете быть уверены, интерес есть, и огромный.

– И вас просили это расследовать? Мне казалось, что вы служили в гвардейском полку в чине майора.

– Совершенно верно.

Чарлз улыбнулся – подчеркнуто холодно, подчеркнуто безжалостно.

– Но у меня имеются и другие занятия.

Пенни огляделась, отчаянно желая прервать обмен любезностями. Николас, конечно, неплох, но Чарлз способен быть настоящим дьяволом. Она не хотела, чтобы он узнал, угадал или предположил правду. Еще слишком рано. Господь один знает, что ему придет в голову и как он отреагирует.

И тут она заметила Милли и Джулию, с сияющими лицами спешивших поскорее присоединиться к ней и к обществу двух блестящих джентльменов, которых она каким-то образом умудрилась заполучить. Впервые в жизни она обрадовалась их откровенному любопытству.

– Пенелопа! Мы как раз шли в «Пеликан», – объявила Джулия, приветливо улыбаясь. – Нас задержали в аптеке.

Она устремила взгляд на джентльменов. Милли последовала ее примеру.

– Виконт Арбри, не так ли?

Николас, который был знаком с обеими, поклонился.

– Миссис Эссингтон! Миссис Эссингтон.

Чарлз повернулся к дамам. Он был значительно выше Николаса, и им пришлось запрокинуть головы, чтобы взглянуть ему в лицо. Обе кокетливо захлопали ресницами и восторженно заулыбались.

– Чарлз! – почти взвизгнула Джулия. – Ты вернулся!

– Восхитительно! – проворковала Милли. – А ведь твоя дорогая матушка утверждала, что ты решил остаться в Лондоне на сезон!

Чарлз учтиво улыбнулся, поцеловал дамам руки и умело уклонился от расспросов. Пенни облегченно вздохнула. Ах, если бы только Николас воспользовался возможностью, чтобы улизнуть!

Она уже собиралась незаметно подтолкнуть его в бок, когда Джулия весело предложила:

– Вы просто должны пообедать с нами: уже начало второго! Если я хоть как-то разбираюсь в джентльменах, вы просто умираете от голода, а кухня в «Пеликане» – лучшая во всем Фауи!

Чарлз перевел взгляд с Пенни на Николаса.

– И действительно, почему бы нет?

Пенни охнула про себя. Такой хищной ухмылки ей давно уже не доводилось видеть!

– Что скажете, Арбри? Не вижу причин, почему бы нам не воспользоваться приглашением в столь приятное общество?

Милли и Джулия, просияв, умоляюще посмотрели на Николаса.

Сердце Пенни упало. Николасу ничего не остается делать, кроме как согласиться!

Все пятеро под неумолчный щебет Милли и Джулии и смешки Чарлза скоро добрались до гостиницы. Пока хозяин, в восторге от почетных гостей, приглашал их в лучшую комнату, Пенни окончательно пала духом. Неужели Николас не понимает, что идет прямо в логово льва, у которого очень острые клыки, а ум еще острее?!

К тому времени как обед кончился, у нее нестерпимо разболелась голова. Милли и Джулия, как и ожидалось, непрерывно тараторили, пересказывая все местные сплетни, очевидно, с намерением просветить Чарлза. Он молча кивал, предоставляя им вести беседу, что позволяло ему незаметно изучать Николаса. Правда, пока его усилия почти ничего не дали.

Николас явно держался настороже и постоянно следил за Чарлзом. По отношению к остальным он был сдержан и довольно холоден. Пенни следовала его примеру. Остальные, очевидно, считали это вполне объяснимым: в конце концов она вовсе не обязана любить человека, к которому перешли отцовские поместья.

Но откуда им знать?!

После ужина они дружно поднялись, и Пенни вдруг пришло в голову, что теперь, когда Чарлз здесь и займет все ее время, Николас немного оттает и станет менее осторожным. Она никогда не давала ему причин думать, что подозревает его в чем-то: он понятия не имел, что она знает о вопросах, заданных им конюхам и садовникам Уоллингема, или о его визитах к местным контрабандистам. И уж конечно – о ее слежке.