Книга: На обратном пути - Эрих Мария Ремарк

И вот спустя четыре года они возвращаются. Не все. Из роты в 200 человек домой вернулись только 32. И оказалось, что в мирной жизни, о которой они так мечтали, и которая, казалось, не наступит никогда, им просто нет места, слишком долго они были солдатами. Все здесь кажется им странным. Тишина лесов и полей вызывает недоверие, а мозг начинает лихорадочно соображать, где лучше построить блиндаж, провести линию окопов или установить миномет.

"Мы больше не видим природы, для нас существует только местность, местность, пригодная для атаки или обороны, старая мельница на холме — не мельница, а опорный пункт, лес — не лес, а артиллерийское прикрытие. Всюду, всюду это наваждение…"

Не менее непонятными кажутся люди. Они умудряются умирать не от осколков или пуль, а от каких-то странных болезней, например, от воспаления легких. И почему всех так восхищает, что дочь тети Греты вышла замуж за ротмистра, ведь если шрапнель попадет в голову ротмистра, он испустит дух, как и всякий другой смертный. И почему мама Вилли так кричит, когда он высмотрел петуха за сараем, поймал его и зарезал, на фронте они всегда так поступали, это называется раздобыть, реквизировать. При чем тут кража племенного петуха соседа-молочника. Кровать с ослепительно белым постельным бельем вызывает странной чувство, откуда-то из глубины сознания выползает воспоминание, что надо раздеться, ведь на фронте они никогда не раздевались перед сном.

Но еще более удручающее на бывших солдат действует ситуация в стране. Они не понимают, за что они умирали столько лет. Теперь они чувствуют всю фальшь и ничтожество этого спесивого и самодовольного мира. На фронте они были до крайности напряжены, ведь дело всегда шло о жизни и смерти. Здесь же, постоянная мелочная грызня вокруг карьер, кормежки и каких-то надуманных идеалов вызывает чувство тошноты.

"Я бродил и бродил кругом, я стучался во все двери моей юности, я вновь хотел проникнуть туда, я думал: почему бы ей, моей юности, не впустить меня, — ведь я еще молод, и мне так хотелось бы забыть эти страшные годы. Но она, моя юность, ускользала от меня, как фата-моргана, она беззвучно разбивалась, распадалась, как тлен, стоило мне прикоснуться к ней; я никак не мог этого постичь, мне все думалось, что хоть здесь, по крайней мере, что-нибудь да осталось, и я вновь и вновь стучался во все двери, но был жалок и смешон в своих попытках, и тоска овладевала мной; теперь я знаю, что и в мире воспоминаний свирепствовала война, неслышная, безмолвная, и что бессмысленно продолжать поиски. Время зияющей пропастью легло между мной и моей юностью, мне нет пути назад, мне остается одно: вперед, куда-нибудь, куда — не знаю, цели у меня пока еще нет."