Текст книги "Обнаженное прошлое"

Только вот чем больше мы приближались к больнице, тем тревожнее было на душе. Будто интуиция сошла с ума и безостановочно посылала сигналы, от которых хотелось выть, словно волчица, потерявшая волчонка.

– Добрый вечер, – сказала я, увидев Игоря Сергеевича. – Как…

И прочла ответ в его глазах. В ушах тут же зашумела кровь, а воздух отказался проникать в легкие.

Пусть он еще ничего не сказал, но приговор был и так ясен.

– Ваши клетки не подходят, Анна Николаевна, – наконец-то вымолвил он. – Нам нужен другой донор.

В первые секунды я не поняла, о чем речь. Сказанное будто ударилось о стеклянную стену, которая последнее время окружала меня со всех сторон. И со слухом все в порядке, но эмоции тормозят и просто не успевают.

Слишком много всего.

Я мотнула головой.

– Как не подходят? – спросила хриплым, словно не своим голосом.

Казалось бы, простое уточнение. Попытка понять, как такое может быть. Даша – моя дочь. Моя! Плоть от плоти, кровь от крови! Как может что-то не подойти?

Горло перехватило, дышать почему-то стало трудно.

– Анна Николаевна, так бывает, – тихо сказал врач. – Понимаете, случается, что…

Он пустился в объяснения, но сейчас мне было сложно воспринимать какую-то информацию. Слишком сложно и непонятно.

В серых глазах Игоря Сергеевича сочувствие. Где-то на краю сознания у меня мелькнула странная мысль: «Он действительно проникся моей бедой…» И в то же время я прекрасно понимаю: он – медик. Его работа лечить людей. Видеть смерть. И чувствовать боль, которая бешеной волной сшибает с ног, проникает в легкие и не дает спокойно дышать. Боль тех, кто никак не может помочь своим близким, но готов отдать за них жизнь.

Я сморгнула застлавшие глаза слезы. Вмиг стало как-то душно.

– Анна Николаевна, – снова прозвучал его голос, но я только и смогла, что вытереть слезы.

Игорь Сергеевич встал и через некоторое время поставил передо мной стакан с водой.

– Пейте, – сказал он не терпящим возражений тоном.

Я автоматически взяла стакан и осушила чуть ли не залпом. Рот вдруг обожгло, я закашлялась. Игорь Сергеевич подошел и осторожно постучал меня по спине.

– Что там было? – спросила я, снова утирая слезы.

– Несколько капель успокоительного, ничего дурного, – хмуро сказал он. – Простите, не успел предупредить, что не надо быстро все опрокидывать в себя.

Я шумно выдохнула через нос, глянула на свои руки и спросила, просто потому, что иначе не могла:

– И что теперь делать?

Я понимала, что ответа не будет. Что теперь с проблемой нужно бороться самостоятельно, но слабость взяла свое. Нелегко всегда быть стальной леди, когда идет речь о твоем собственном ребенке.

Но Игорь Сергеевич вдруг взял стул и сел напротив меня.

– Анна Николаевна, посмотрите на меня, пожалуйста.

От тона, которым он это сказал, я почему-то вздрогнула, собрала волю в кулак и взглянула на врача.

– Да?

– Не стоит опускать руки, – произнес Игорь Сергеевич. – Конечно, плохо, что ваши клетки не подошли, это осложняет ситуацию, но тем не менее не губит ее. У Даши есть родственники? Братья, сестры? В конце концов, отец?

Последнее слово заставило меня нахмуриться. Вот уж о ком не хотелось бы вспоминать, так о нем. Никогда.

Я закусила нижнюю губу. Да так, что боль привела в чувство.

– У нее нет братьев и сестер, – глухо сказала я.

В голове робко забрезжила мысль, что, может, есть контакты троюродного брата по материнской линии. Правда, мы давно не общались… очень давно.

Но сейчас и правда не время расклеиваться.

– Мы будем смотреть и у себя. Но, Анна Николаевна, с родственниками вариант намного вероятнее. Я не могу что-то гарантировать, хотя, сами понимаете, хочу. Очень хочу.

Из кабинета врача я выходила со звенящей головой и пустым взглядом. Зашла проведать Дашу. Пробыла у дочки недолго и все время сдерживала подступающие слезы. Лариска пошла со мной. Она то и дело бросала на меня взгляды с опаской, но ничего не говорила.

– Тетя Лара, смотрите, что я нарисовала, – теме временем заливалась хрустальным колокольчиком Даша. – Вот тут коты, целое семейство. А тут – сказочный город. Это нам Ирина Витальевна дала задание нарисовать, Олька и Танька обзавидуются. Они так замок никогда не нарисуют!

Я слушала, улыбалась и кивала. Лариска болтала с дочкой, а у меня внутри все будто заледенело. Только если раньше ледяное стекло было вокруг меня, то теперь появилось и внутри. Заменило сердце и заморозило все внутренности. И только и оставалось, что улыбаться.

Даша не должна нервничать.

– Ну, мы пойдем, – сказала Лариска, избавив меня от надобности принимать решение самой.

Я обняла дочь, поцеловала ее, мимолетом вдохнув сладкий цветочный запах, исходивший от волос. Горло снова сдавило.

Когда мы шли по коридорам, я старалась смотреть прямо, уговаривая себя еще чуть-чуть пройти, еще совсем немного продержаться.

И только когда мы оказались на улице, все же не выдержала и разрыдалась. Лариса сразу ошалела, замерла на месте. А потом кинулась ко мне и сгребла в охапку.

– Ань, ты чего? Аня!

Вразумительно ответить не получилось, некоторое время слезы просто лились потоком.

– Что он тебе сказал, а? – не успокаивалась подруга, утаскивая меня на ближайшую лавочку, находящуюся за высокими пихтами, которыми засадили дворик возле больницы. – Все плохо?

– Плохо, – всхлипнула я. – Очень плохо…

И принялась рассказывать, сама сбиваясь и путаясь в фактах.

Лариса слушала молча, чем вызвала мою искреннюю благодарность. Потом открыла сумочка и протянула мне бумажные платки.

– Так, выговориться тебе надо было, – твердо сказала она. – Но вот расклеиваться не вздумай. Ты сейчас нужна Дашке как никогда. Никого другого у тебя нет. Потому будем сами кумекать. Анька, давай-ка будем разыскивать этого твоего родственника. Главное – не сдаваться.

Домой я пришла вся разбитая и с больной головой. Лариса здорово поддержала меня, но нельзя было сваливать все проблемы на нее. Нужно самой.

Я быстро разделась и пошла в душ. Холодная вода немного помогла прийти в себя. Не зря закаляюсь уже полгода.

Удручало, что ни к кому из родственников дозвониться не получилось: в ухо летели длинные унылые гудки. Немного радовало – не сообщали, что абонент не обслуживается. Значит, у меня есть шанс.

Немного воспрянув духом, я замоталась в полотенце и направилась на кухню. Желудок возвещал, что его пора кормить. Сделав на скорую руку яичницу с сыром, я поужинала. Намного легче не стало, но хоть что-то.

Снова взяла телефон и набрала номер далекого брата.

Гудки… Снова гудки…

Вздохнув, молча уставилась на экран. Нет, у меня все получится. Обязательно.

Палец бездумно ткнул в иконку браузера, и тут же открылось окошко интернета. Мне сообщали о каком-то празднике цветастым дудлом. Внизу выстроился список новостей: «Бузова ошарашила поклонников», «Галкин женился на молодой», «Данишевский попал в грандиозный скандал».

Я уже было пролистнула всю эту ерунду, как вдруг дошло: Данишевский. Это… Антон?

Закусив губу, отыскала нужную заметку. Так, где же она? Ага, вот!

«Известный режиссер Антон Данишевский поставил новую искрометную комедию “Люблю до смерти!”, которая начинается самым обычным скандалом в офисе. Главной героине приходится вытерпеть домогательства похотливого начальника и сбежать через окно. Назад она вернуться не может, и тут знакомится с харизматичным мужчиной…»

Я быстро прокрутила рассказ про сюжет, который мне был не нужен. И замерла, рассматривая фотографию.

Сердце пропустило удар. Тишина в квартире почему-то стала оглушающей. Даже звуки с улицы не доносились, хотя каждый вечер во двор высыпала детвора, которая шумела и галдела со всех сторон.

Антон Данишевский… Мой Антон, который десять лет назад сам отрекся от меня, бросив в одиночестве. Даже не попытался что-то объяснить. Просто исчез, оставив своим вещателем любимую мамочку.

Где-то внутри всколыхнулась обида, старая и горькая. Как ты мог… Я же тебя любила. Ты был первым моим мужчиной, первой любовью.

Я не хотела признаваться себе самой, но, вероятно, уже никого и никогда не буду любить так, как этого мерзавца. А он даже не изменился: не отрастил пивное брюшко, не осунулся, не полысел. Все так же полыхают синим пламенем глаза и улыбка вызывает дрожь. А еще возле него стоит какая-то роскошная баба с декольте. И улыбается так, мол, смотрите, сучки, это мой мужчина. Даже не смейте приближаться к нему!

Внутри вдруг все вспыхнуло от гнева. Ненавижу тебя, Данишевский… ненавижу!

Я с силой отшвырнула телефон, уронила голову на руки и заплакала.

…Плакать мне на следующий день пришлось не один раз. Каждая попытка дозвониться к родственникам становилась все нереальнее. Нервы натянулись, словно струны, вся работа пошла под откос. Даже начальница, увидев меня, только покачала головой и сказала идти домой.

Я сразу попыталась возразить, но потом поняла, что сегодня ни на что не способна. Поймав озабоченный взгляд Ларисы, только покачала головой, подхватила сумочку и, попрощавшись с девочками, выскочила из офиса.

Врач пока ничем не мог порадовать. И пусть он вроде бы говорил как обычно, но показалось, что даже в его дыхании слышен приговор. Даже не знаю, сколько раз со вчерашнего вечера я вбивала в поисковик «Антон Данишевский». И уже знала, сколько фильмов он снял, с кем встречался и с кем ссорился.

Я понимала, что это не выход. Но, кажется, иного пути просто не было. Потому села за руль своей машины и отправилась в центр города. Туда, где ходила сотни раз. Туда, где знала, как падает солнце на окна и что видно, если смотреть с детской площадки. Туда, куда поклялась не приходить никогда.

Он мог давно оттуда уехать. И скорее всего, так и было. Но я не могла сидеть сложа руки. Если есть даже крохотный шанс спасти Дашу – я это сделаю.

Дышать становилось с каждым разом все труднее. Вроде не так душно, и окно открыто, а голова идет кругом. Давление, что ли, подскочило?

Я остановилась и глянула на окно Антона. Горит свет – кто-то есть дома. Закусила губу и сделала рваный выдох. Соберись, Анна, тебе предстоит серьезный разговор.

Сжав виски пальцами, я попыталась успокоить бешено колотящееся сердце. Все получится. Иначе и быть не может. Все, пошла!

Я вышла из машины, автоматически поставила на сигнализацию. Шмыгнула в подъезд вместе с каким-то подростком.

Нервы давали о себе знать. Меня шатало, будто пьяную, хотя я уже забыла, когда пила алкоголь. Пришлось даже опереться рукой о стену в какой-то момент, потому что голова шла кругом, а грудь будто сдавливали тисками.

Поднявшись на нужный этаж, я шагнула к знакомой до боли двери. Постояла, немного собираясь с духом, и нажала на звонок.

В последний момент пришло странное осознание, что тут живут другие люди. И сейчас откроет или полная дама, держащая за руку ребенка, или старушка, или прыщавый юнец. Кто угодно…

Меня бросило в жар, я расстегнула пуговичку на воротнике.

Дверь открылась. На пороге стоял Антон. Антон в джинсах и в расстегнутой на груди рубашке. Мгновение – и в синих глазах мелькнуло узнавание параллельно с шоком.

Я открыла рот, чтобы хоть что-то сказать, но в следующий момент перед глазами потемнело и упала к его ногам.

В себя пришла почти сразу же, потому что больно ударилась локтем о стену. Сильные руки подхватили меня, не дав оказаться на полу. Прошло несколько секунд, и я оказалась в коридоре, прижатой к стене. Спину приятно холодило сквозь ткань блузки, но от взгляда синих глаз сердце колотилось как сумасшедшее.

В горле резко пересохло, не получалось произнести ни слова. Мысли отчаянно путались. Кажется, земля подло ушла из-под ног, оставляя тающую льдину, которая в любой момент могла расколоться. И спасение было только у Антона, который в любой момент мог протянуть руку и волшебным образом вернуть меня к жизни.

Смотреть на него было больно и одновременно как-то… радостно?

«Нет, – с горечью подумала я. – Это не радость. Это всего лишь отголоски прошлого. Трепет в груди от воспоминаний десятилетней давности. И ясное осознание, что он хорош не только на фотографиях».

А Антон хорош… Годы пошли ему на пользу. Теперь это хищный волк, зверь, уверенный в своем правоте. Это видно в чертах его лица, в глазах, где пляшет неистовое сапфировое пламя.

Я помнила, как он вдохновенно рассказывал о своих идеях, когда мы, уставшие и счастливые после крышесносного секса, лежали на моем стареньком диване. Его рука обвивала мою талию, а голову кружил запах возбуждения и удовольствия.

– Ань, это будет так здорово! Просто поставить что-то новое, интересное, без всей этой глупой пошлости. Почему никто не понимает, что высокое искусство само по себе мертво, если не показывать через него проблемы обычных людей? Комедия – такой же сложный жанр, как и драма.

Он был абсолютно уверен, что не так сложно быть гением, творя в жанрах, которые для этого уже привычны, приняты публикой. Пусть, посмотрев ленту, ничего не понимают, но при этом, сделав умный вид, говорят: «Да-а-а, это искусство. Оно не для каждого. И уж тем более не для средних умов. Тут надо быть особенным». А то, что частенько просто сам творец не способен донести до публики свою идею легко и понятно, выбирая сложный путь, никому не интересно. Люди любят верить в гениев.

– У меня получится. Мы с ребятами уже продумали все, Вадька пишет сценарий. Поедем снимать в следующие выходные.

Он все говорил, а я смотрела на его профиль, улыбалась как ненормальная, любуясь мужественным лицом и линией шеи. Мне казалось, что нет на свете мужчины прекраснее, чем Антон Данишевский. Мой Антон. И от этого внутри немножко будто щекотало, разливалось тепло по всему телу, наполняя счастьем и любовью.

В какой-то момент он замолкал, словно понимая, что я слишком долго молчу. Поворачивался ко мне и смотрел долго и внимательно. В синих глазах на мгновение мелькало смущение.

– Ань, ты чего? – спрашивал хрипло и в то же время таким завораживающим голосом, что у меня бежали мурашки по позвоночнику.

Я хотела слушать этот голос вечно. Потому и улыбалась завороженно, скользила кончиками пальцев по мужскому бицепсу, спускаясь к локтю. Глаза Антона темнели, становились будто море во время шторма. Смотреть – опасно. Немного задержишься – и все, окажешься в пучине.

– Я люблю тебя, – тихо отвечала я.

Антон на мгновение замирал, смотрел на меня так, будто не видел в жизни никого красивее. А потом притягивал к себе и шептал:

– Иди ко мне.

И прижимался к губам так, что снова забывалось обо всем на свете. Потому что нет поцелуев слаще, чем у любимого человека…

Все эти мысли пролетели в мгновение ока.

Антон все так же стоял рядом, поддерживая меня. Но в то же время не давая отстраниться.

– Аня? – В его голосе звенели удивление и растерянность.

Узнал.

Стало горько. Нет, не стоило ждать радости от встречи, это было и так понятно. Но глупое сердце рассчитывало на то, чего не могло быть. Спустя столько лет. После его трусливого побега и молчания.

– Аня, – глухо сказала я, выпрямляясь и высвобождаясь из его рук. – Да, я знаю, что спонтанно, но нет времени на разговоры.

– Зачем ты здесь? – перебил он, чуть нахмурившись.

Удивление и растерянность исчезли, глаза чуть прищурились. Понял, что я не ошиблась адресом.

– Твоя дочь умирает, Антон, – сказала я ледяным тоном, чувствуя, как внутри медленно, но верно скручивается смерч гнева и боли. – Я понимаю, что тебе все равно, потому что ни мне, ни Даше нет места в твоей красивой жизни.

– Аня, о чем ты говоришь?!

Он явно не понимал, о чем речь. Новость оказалась совсем не той, которую желают услышать.

Я чувствовала, что злюсь. Не так, чтобы кидаться с кулаками, но отвращение медленно выпускало свои щупальца, затуманивая способность мыслить здраво.

– Я говорю о ребенке, Антон. О том самом, с которым ты бросил меня десять лет назад и ни разу не потрудился узнать хоть что-то. Я не стала навязываться, искать и унижаться, – говорила, с трудом сдерживая клокочущий гнев. С каждым словом голос становился все более сиплым, будто силы куда-то исчезали. – Но сейчас мне больше не к кому обратиться. Даша умирает. Ей нужен донор.

На глаза навернулись слезы.

Антон

Это должен был быть чудесный вечер.

Я приготовил своим девочкам настоящий праздник. Оля ушла с Настей по магазинам, усадив малую в коляску. А я в это время заказал разные сладости, пиццу и роллы. Все то, что так обожает жена. При этом не только есть, но и готовить. Господь наградил меня не только красивой и понимающей, но и богатой потрясающими кулинарными талантами женщиной.

Понятия не имею, какой вырастет Настя. Пойдет ли в маму-повара и журналиста или же полностью уродилась в меня, творца и человека, который не может без кино и театра даже дня прожить. Сейчас ей всего полгодика, Настюшку куда больше интересует молоко, постель и чтобы родители были рядом.

Пока не понять только, на кого она похожа. Мама говорит, что на Олю, а я считаю, что на меня. Потому что иначе просто не может быть!

В связи с этим, когда в дверь позвонили, не закралось даже мысли, что может прийти кто-то кроме моих девочек. И незнакомка на пороге сразу ввела в ступор. Грешным делом подумал на фанатку из Подмосковья, которая упорно писала мне в «Фейсбук» и «Инстаграм». Так навязчиво предлагала себя, что я уже не знал, куда деваться.

Наличие жены и ребенка девушку не смущало.

– Ты только согласись на встречу. Не пожалеешь. Такой, как я, второй не будет.

И, честно говоря, я был этому до ужаса рад. Потому что и одной больше чем достаточно.

Одним словом, я не узнал ее в первую секунду. Но потом сердце екнуло. И тут же нахлынули непонимание и неверие. Аня…

Подхватив ее на руки, невольно вдохнул запах золотистых волос и ванили. Она так и не изменила своих вкусов. Голова немного пошла кругом, по телу пробежала волна жара. Дышать сразу стало сложнее.

Женщина, которая была моей первой любовью. И которая так цинично предала меня, а потом сменила адрес и даже не попыталась прийти, когда я ей писал записки с просьбой встретиться и поговорить.

И вот теперь она здесь. Красивая. Потерянная. Несущая какую-то чушь. Но от слез, дрожащих на ее ресницах, сердце болезненно сжалось, а язык не повернулся сказать резкие слова.

К тому же Аня никогда не была плаксой. Нужна была серьезная причина, чтобы увидеть ее в слезах.

Дочь… Моя дочь сейчас выбирает с матерью «Агушу» в магазине!

– Так, успокойся, – твердо сказал я, подхватив ее за руку и утянув в гостиную.

Аня еле стояла на ногах, того и гляди свалится опять в обморок.

– Какая дочь? Что происходит? Как ты меня нашла?

Она только всхлипнула, вытерла тыльной стороной руки слезы и посмотрела на меня с вызовом.

– Данишевский, я родила от тебя дочь. Десять лет назад. Только ты об этом так и не узнал. Да и вряд ли когда-нибудь узнал бы. Мы с Дашей прекрасно жили в своем маленьком мирке, моей любви хватало на двоих. И я никогда бы не пришла сюда унижаться и просить помощи, но… но…

Аня сделала рваный выдох, из глаз снова хлынули слезы.

Первым порывом было желанием вскочить и обнять ее. Но тут же запротестовал разум и давняя обида, змеей свернувшаяся в сердце. Поэтому я встал и молча вышел на кухню, стараясь не слушать плач женщины, которая когда-то была для меня самым главным существом на земле.

Я налил воды и вернулся в гостиную. Вручил стакан Ане.

– Пей, – сказал коротко и властно.

Пусть успокоится, тогда можно будет нормально поговорить.

Она пробормотала что-то в благодарность и, взяв его, осушила до половины. Сделала глубокий вдох и снова принялась пить, жадно, будто человек, пришедший из пустыни к спасительному оазису.

Слишком уж невероятно звучит: мой ребенок от Ани.

Раньше бы я сошел с ума от счастья, а сейчас настороженно смотрел на нее, хмурясь и покусывая нижнюю губу. Так ли это? Можно ли верить? Ведь если она мне изменяла, то откуда уверенность, что ребенок именно мой? Может, просто узнала, что я добился успеха в жизни и хочет получить деньги?

От этой мысли вмиг стало противно. Я просто органически не переношу женщин, которым нужны только тугие кошельки и оплата счетов с несколькими нулями. Хотите, чтобы ценили в вас душу? Отлично. Но тогда цените ее и сами, а не только способность мужчины зарабатывать деньги и оплачивать ваши развлечения.

Я заметил, что стакан пуст. А еще Аня вцепилась в него так, что побелели костяшки пальцев, словно в единственную опору на свете.

Сердце неприятно кольнуло. Что бы ни было раньше, ей сейчас очень плохо. Человек не будет так разыгрывать горе. Слишком это не театрально, до боли по настоящему. Оттого на душе сейчас мерзко и страшно.

– Что с ребенком? – тихо спросил я.

– Лейкемия, – еле слышно ответила она. – Мои клетки не подходят. Я не могу спасти своего ребенка. Пытаюсь… Найду деньги… Но они не панацея. Мне действительно не к кому обратиться. Если бы были другие варианты, не было бы тут моей ноги. Антон… Ты – единственный шанс на спасение Даши. Пожалуйста. Потом мы навсегда исчезнем из твоей жизни. Умоляю, помоги…

Она снова зарыдала, уронив голову на руки. Горько, безудержно, страшно.

Я сидел словно на иголках, потом не выдержал, встал, подошел к ней и обнял за плечи.

– Аня…

– Что здесь происходит? – раздался голос Ольги.

Мы оба невольно вздрогнули и повернулись к двери. Там стояла моя жена и держала на руках Настю, которая с любопытством смотрела то на меня, то на незнакомую тетю, оказавшуюся в нашем доме.

Анна

Она вошла так неожиданно. Я только и смогла, что на мгновение вдохнуть запах можжевельника и его чистой рубашки. А потом рвано выдохнула, ругая себя за неуместные слезы. Антон не проникнется ими, если не захочет ничего делать. Рыдать глупо и… Нет! Нельзя даже думать о таком! Он согласится! Он же отец! И… и я просто не смогу уйти ни с чем. Сделаю что угодно: буду просить, умолять, отдам все, что попросит. Если понадобится – стану на колени. Не перед ним, так перед этой женщиной, которая невольно повернулась так, словно пыталась защитить ребенка, которого держала на руках.

Симпатичная, статная шатенка с большими выразительными глазами и потрясающей фигурой. С очаровательной маленькой родинкой над губой. Ей явно не нужно увеличивать грудь пуш-апом, а талию затягивать корсетом. Редкий образец природной красоты. Что ж, у Антона всегда был хороший вкус. Я ведь тоже была не дурна собой, но она казалась намного красивее меня.

И при этом смотрела без превосходства и мягкого презрения, которым писаные красавицы обычно награждают девочек попроще. Да, она не была в восторге от картины, которую только что тут увидела. И явно оставалась насторожена, но при этом не кричала, не устраивала сцен ревности. Не была отталкивающей.

– Оля… это… – начал Антон, мягко выпуская меня из того, что толком и не назвать объятиями, и подходя к ней.

– Меня зовут Анна, – перехватила я инициативу, понимая, что непозволительно все отдать в руки Антона. К тому же он до сих пор еще не пришел в себя от новости. – Десять лет назад я родила от него дочь.

Ольга явно потеряла дар речи в попытке понять, когда ее нынешний муж успел завести дочь от незнакомой женщины. Да и я показалась хороша! Испугавшись собственных слов и реакции на них, сразу постаралась исправиться.

– Мы встречались очень давно, а потом… расстались. Выслушайте, прошу.

Мне удалось уложить всю историю в предельно короткое время, не зря я работала с текстами, где одна из обязанностей – улавливать самое главное и преподносить в максимально короткой форме для понимания читателя.

Антон благодарно кивнул в конце. Пожав руку супруге, он осторожно забрал ребенка. Малышка сама потянулась к нему, улыбаясь беззубым ртом. Я смотрела на них какие-то доли секунд, но сердце будто пронзили раскаленной иглой и несколько раз провернули, чтобы заживало дольше.

Дашуля никогда не знала отцовской нежности, никогда не засыпала на руках мужчины, который дал ей жизнь. Не получала таких наполненных любовью и обожанием взглядов.

Я сделала резкий вдох и тут же приказала себе не думать об этом. Мы будем с ней счастливы. Как и прежде. Обязательно. И больше нам никто не нужен.

– …мне больше не к кому обратиться. Поэтому разыскала Антона. Он единственный, кто может спасти Дашу, – закончила я свой рассказ. – Мне ничего не нужно. Никаких материальных благ, понимаете? Только спасти дочь от смерти. Очень прошу… Ведь это ребенок. Она не виновата, что так все…

Горло перехватило, но я подавила очередной приступ жалости к себе и дочери. И так их сегодня было слишком много.

Кажется, я слишком пристально смотрела на Антона. Но от меня не ускользнуло, что Ольга словно смягчилась. Ее моя история не оставила равнодушной. Она коснулась пальцами головки своей малышки, нежно погладив пушистые волосики.

– Я понимаю, – сказала тихо. – Я сама мать, и то, что вы говорите – просто ужасно.

Ольга перевела взгляд на Антона:

– Ты должен ей помочь. Потому что иначе нельзя.

По лицу Антона было невозможно понять, о чем он думает. В какой-то момент мне почудилось, что в синих глазах мелькнуло сожаление. О чем? Что не знал о Дашке? Но тут же все исчезло.

Он очень нежно коснулся губами виска дочки, и мне снова стало больно, что этот мужчина принадлежит другой.

– Хорошо, Аня, – чуть более хрипло, чем раньше, сказал он. – Завтра в пять. У меня будет возможность только в это время. Скажи мне, куда нужно подъехать.

После этих слов я готова была кинуться ему на шею и расцеловать. Но вместо этого только стиснула кулак, чтобы совладать с нахлынувшими чувствами, и бросила полный благодарности взгляд на Ольгу. Потому что именно она подтолкнула Антона к столь быстрому согласию.

Уходила я с радостной новостью, которую так и хотелось держать в руках, словно маленькую птичку, даже позабыв про прошлое. Потому что сейчас важно мое настоящее. И это настоящее – Даша.

* * *

…Начало шестого. Я нервничала. Антон задерживался, а Игорь Сергеевич предупредил, что опаздывать нельзя.

Только бы приехал. Господи, пожалуйста. Он не может согласиться, а потом подло обмануть. Я не могла найти себе места, еще чуть-чуть – и начала бы ходить по больничному коридору туда-сюда.

Неожиданно мне на плечо легла тяжелая рука.

– Аня, я здесь, – произнес голос, от которого все внутри сжалось.

Я резко обернулась и шумно выдохнула.

– Напугал. Зачем так подкрадываться?

– Прости, не хотел, – пожал он плечами, – задержали на съемках.

Я закусила губу, и сама не знаю почему спросила:

– Все нормально?

– Нормально, – кивнул он и ободряюще улыбнулся. – Идем?

Короткий кивок. Да, идем. Потому что именно для этого мы тут и собрались. Ибо в конце коридора – ослепительно-белая дверь, за которой решится судьба Даши. А рядом со мной шел тот, кто мог стать этим решением. Но получится ли у нас задуманное?

Антон

Находясь на съемочной площадке, мысленно я был в другом месте. В больнице у девочки Даши. Моей дочери. Представлял раз за разом сцену знакомства, то, как она выглядит, как отреагирует на меня. Потом мотал головой, напоминая, что ничего еще не ясно, Даша может быть и не моя…

Съемки продолжались, требуя моего внимания. Это – впервые за все время работы – раздражало. Удовольствие сошло на нет, актеры, казалось, издеваются и нарочно тянут время…

Пару раз я прикрикнул на Сашку, которому все не удавалась романтическая сцена. Да, я понимал, это не его обычная партнерша, а девочка, едва закончившая театральное училище, но все мы когда-то учились, ничего страшного. Неужели нельзя показать профессионализм, наконец?!

– Злой ты сегодня, – тихо шепнула моя помощница Соня, подкравшись сбоку. Она сунула мне в руки стаканчик с эспрессо и потребовала: – Выдохни, Антон, ребята сегодня молодцы. Хорошо же отработали.

– Могли бы и лучше, – не согласился я, делая глоток и тут же обжигаясь.

Черт-черт-черт!

Зло посмотрев на Соню, отдал ей стакан, едва не пролив кофе и на нее. И сразу пришел в себя.

– Прости, – попросил, запуская пальцы в волосы, – день такой…

– Работай, – тихо сказала она, но в глазах я заметил непонимание и осуждение.

Со вчерашнего дня никак не мог прийти в себя. После визита Ани стал просто невменяемым: мало того, что весь вечер пошел наперекосяк, еще и рабочий день испорчен. Но повлиять на свои эмоции я не мог. Сама новость-то какая!

У Ани от меня дочь.

С ума сойти.

Нет, я не поверил ей безоговорочно. Но теперь не мог отделаться от мысли, что, если это правда, то… я упустил десять лет ее жизни. И это тоже безумно злило. В душе до сих пор жила обида на то, что Аня променяла меня на какого-то хлыща без имени и дела. Она садилась к нему в машину, улыбалась и поправляла сползшее с плеча платье. Я снова и снова видел эту сцену в воображении. Она не давала покоя тогда и беспокоила теперь, как застарелая рана.

Конечно, сразу, когда мама положила передо мной стопку фотографий на стол, я был взбешен. Нанимать фотографа, чтобы следить за моей девушкой – это же надо было додуматься!

С матерью мы потом тоже разругались вдрызг. Анька ей не понравилась сразу.

– Охотница за богатенькими, – говорила мама, поджав губы. – Я на таких насмотрелась, Антош. Выскочит замуж, выпьет всю душу, а потом бросит. Тебе нужна девушка, которая будет любить и хранить семейный очаг. Нашего круга. Понимаешь?

Я каждый раз, слыша это, жутко раздражался. Аня была моим смыслом, моим будущим. А потом… потом случились эти фотографии и невозможность дозвониться. Я писал ей письма, но не получил ни единого ответа. Понимание того, что больше ей не нужен, отрезвило и больно ударило по гордости.

Аню я решил забыть. Навсегда. Вычеркнуть из памяти.

И теперь, спустя десять лет, она вновь появилась в моем доме, сотрясаясь от рыданий и рассказывая, что нужно спасти нашу дочь.

Нашу. Дочь.

Ольга вчера учинила мне целый допрос. И хоть сразу встала на сторону Ани, проникнувшись бедой, но потом мне пришлось много часов кряду рассказывать историю своей первой любви, уточняя разные мелочи и заверяя, что чувства давно прошли.

Никогда бы не мог подумать, что Оля может так ревновать, но, клянусь, вчера в ее глазах бушевало пламя. Одно неверное слово с моей стороны – и она спалила бы меня дотла в огне сомнений и подозрительности.

Когда наконец съемочный день подошел к концу, все вздохнули с облегчением, косясь на меня, как на Ирода. Соня пожелала хорошо выспаться и завтра вернуться прежним. Я лишь кивнул, толком не задумываясь над ее словами.

Быстро переодевшись, прыгнул в машину и рванул в больницу. Сжимая руль, вжимал педаль газа и пытался отогнать горечь былых обид. А еще… даже себе не мог признаться, что не хочу, чтобы Аня страдала.

У больницы я слегка струсил. Замер на минуту, вцепившись в поручни, стиснув зубы. И пришло понимание: что бы ни было, надо идти до конца. В этой истории давно пора было расставить точки над «и». Отец я или нет, откладывать встречу нельзя.