Текст книги "Новый Адам"
Автор книги: Стенли Вейнбаум
Жанр: Научная фантастика, Фантастика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
Глава вторая
ТОРГОВЛЯ
Наверное, прошло не менее двух недель, прежде чем в руках Эдмонда оказалось ответное письмо концерна вакуумных трубок.
«Нами получен и испытан образец присланной Вами лампы… Технические характеристики устройства в какой-то мере соответствуют Вашему описанию, и вполне возможно, что мы проявим интерес к их производству… Если Вы желаете обсудить детали, будем рады принять Вас по известному адресу в…»
Ироническая усмешка скривила губы Эдмонда, после чего небрежно сложенное письмо перекочевало в карман брюк.
«Одна из аксиом поведения покупателя – ни под каким видом не демонстрировать свой истинный интерес, – размышлял наш герой. – Ну что же, потешим их самолюбие. Я принимаю приглашение».
В назначенный день, не отказав себе в удовольствии опоздать часа на три, Эдмонд появился в конторе «Стоддарта и К°» и протянул секретарите свою визитную карточку. Путаясь в юбке, заметно встревоженная девица скрылась за дверями кабинета и не появлялась несколько минут. Эдмонд догадывался, что скрывающиеся за темной дверью верховные силы срочно собирают подкрепление. Наконец, и он переступил порог кабинета.
При его появлении четверо сидящих за столом мужчин поспешно встали, секунда-другая ожидания, и вот уже знакомое выражение неприязни возникает на обращенных к нему лицах – так Эдмонда встречали везде. Неловкое молчание затягивалось, напряжение росло, и уже холодком потянуло в жарко натопленной комнате. Неторопливо рассматривая присутствующих, Эдмонд ждал, и вот вспыхнуло румянцем лицо пожилого господина, и он виновато кашлянул.
– Мистер Холл? – как бы проверяя себя, спросил пожилой господин и, не дожидаясь ответа, зачастил скороговоркой. – Я Стоддарт, а это наш ученый секретарь – мистер Твейтс. Эти два джентльмена, – рука мистера Стоддарта, описав короткую дугу, указала на сорокалетнюю голубоглазую личность с квадратным подбородком и на личность в очках и помоложе, – Бох и Хоффман – наши инженеры.
Эдмонд слегка поклонился; остальные кивнули. Никто не протянул Эдмонду руки, никто не предложил сесть. Он сел сам, без приглашений. Второй раунд напряженной тишины снова прервал кашель президента.
– Мы ожидали вас несколько раньше, – произнес он.
– Назначенное время меня не устраивало, – коротко возразил гость и замолчал, выжидая.
– Да, да, конечно. Пожалуй, нам лучше сразу перейти к делу. Эта ваша вакуумная лампа, она э-э… скажем, нечто революционное. При первом рассмотрении работает вполне удовлетворительно, но ее производство означает смену технологии и оборудования.
Эдмонд согласно кивнул.
– Вы должны понимать, что за всем этим кроются значительные расходы, и поэтому у меня возникают некоторые сомнения в истинной ценности вашего изобретения.
– И что же? – спросил Эдмонд.
– О каких условиях с вашей стороны пойдет речь, если мы решим приобрести права на вашу лампу?
– Контракт, по которому я получаю пять процентов с продажной цены лампы, а вы – право на производство, – последовал ответ. – Далее, я остаюсь владельцем патента и оставляю за собой право расторгнуть контракт, если объем выпуска окажется менее двух тысяч единиц в день. Далее, выплата авансовой суммы наличными в размере, скажем десяти тысяч долларов… Да, десять тысяч долларов будет вполне приемлемой суммой, и, если господа пожелают, впоследствии ее можно будет зачесть в счет процентных выплат. И последнее – контракт подписываю я сам.
– Такие условия просто немыслимы! – вскричал президент.
– Очень хорошо, – кротко согласился Эдмонд.
– Вы адвокат? – вступил мистер Твейтс.
– Нет, – ответил Эдмонд, – тем не менее контракт будет обладать законной юридической силой. – Взгляд его равнодушно скользнул по лицам присутствующих, а замечательные пальцы плотнее обхватили набалдашник выставленной вперед трости. Раздражение хозяев кабинета росло с каждой секундой затянувшегося молчания. Все эти люди испытывали непреодолимое отвращение к наглому незнакомцу, и Эдмонд прекрасно это знал. Знал и, тем не менее, не отказал себе в удовольствии улыбнуться своей замечательно-мрачной улыбкой.
С выражением тоскливой безысходности поднял голову и заговорил господин президент:
– Не желаете ли выслушать наши предложения?
– Считаю, что мои условия отвечают интересам обеих сторон, – с равнодушием победителя отвечал Эдмонд. – Но могу ли я указать на обстоятельство, о котором вы, без сомнения, догадываетесь? У вас нет выбора, господа. Откажетесь вы, и следующий концерн, у которого хватит здравого смысла приобрести права, автоматически становится монополистом, а производимая вами продукция мгновенно устаревает. Вы просто обречены принять мое предложение.
Джентльмены «Стоддарт и К°» безмолвно смотрели на вторгнувшуюся в их мир черную силу. Первым от столбняка очнулся мистер Бох. Прикусил своей квадратной челюстью мундштук трубки, раскурил ее и, выпустив несколько клубов дыма, рявкнул:
– Могу я задать несколько вопросов?
– Конечно.
– Что является источником потока электронов?
– Продукты распада.
– Какой металл вы применили для нити накаливания?
– Радиоактивный свинец.
– В природе не существует радиоактивного свинца.
– Существует, и создал его я, – ответил Эдмонд.
– Как?
– На этот вопрос я не буду отвечать.
– Почему же? – голос Боха срывался от раздражения и неприязни.
– Объяснение физики процесса окажется выше вашего понимания.
В ответ на оскорбление инженер презрительно фыркнул и, буравя Эдмонда холодным уничтожающим взглядом, замолчал. А Эдмонд, заметив, как часто-часто затрепетали за стеклами очков ресницы второго инженера, слегка повернулся в его сторону.
– Могу ли я поинтересоваться, чему равна продолжительность жизни нити? – мягко спросил мистер Хоффман.
– Период полураспада составляет порядка восьми тысяч лет.
– Значит, ваше устройство вечно?
Эдмонд одарил его своей патентованной улыбкой, в которой разве что слепец не углядел бы выражение полного превосходства и нескрываемого презрения.
– Вы спросили меня о продолжительности жизни нити. Полезный период функционирования лампы гораздо короче. А так как электронная эмиссия есть процесс постоянный и имеет место не только во время работы лампы, возникают незначительные побочные эффекты. Под действием альфа – и гамма-излучений анод и сетка приобретают активные свойства и создают встречный электронный поток, который при длительной эксплуатации уменьшает плотность основного потока. Явление вторичной эмиссии станет заметным лет через семь.
– Но и этого слишком много! – воскликнул президент. – За этим последует катастрофическое снижение спроса!
– Для концерна с ограниченными возможностями, как у вас, – это не повод для беспокойства. Пройдет много десятилетий, прежде чем вы насытите мировой рынок.
Во второй раз за все время заговорил мистер Твейтс:
– Мы не получим мирового рынка, мы получим неприятности с законом. Корпорации никогда не позволят независимым производителям захватить рынок без борьбы.
– Если случится то, о чем вы говорите, я доверяю вам решать все спорные вопросы в судебных инстанциях. Вы выиграете, ибо принципы и технология вашего производства будут отличаться от прочих абсолютной новизной, – изучая реакцию, Эдмонд сделал короткую паузу. – Если обстоятельства потребуют, вы можете обратиться ко мне. – Последние слова были полны презрения, и прежняя уничижительная улыбка раздвинула тонкие губы нашего героя. Его откровенно забавляло, что ни один из этой четверки не подверг сомнению правомочность их странного посетителя противопоставить себя могущественной корпорации – обладателю практически всех патентов в области электротехники. Господа явно нервничали, и Эдмонд с усмешкой наблюдал, как сжались готовые перекусить мундштук трубки зубы господина Боха.
– Ваша уверенность в успехе нашего предприятия заслуживает самой высокой похвалы, джентльмены, – невозмутимо произнес Эдмонд. – Будут ли еще вопросы?
– Да! – рявкнул Бox. – И я скажу, что это предложение есть настоящее жульничество! – Голубоглазый инженер с квадратной челюстью не в силах скрыть обуревающие его чувства с шумом отодвинул кресло. – Этот человек купил, а может быть украл, радий из лаборатории или больницы, переплавил его со свинцом и, пожалуйста, – нить готова! Он продает вам радий стоимостью полторы тысячи за десять тысяч наличными. Заплатите ему, и он исчезнет с нашими деньгами навечно!
Вот уже вся четверка вскочила с кресел и возмущенно уставилась на продолжающего невозмутимо сидеть Эдмонда.
– Бох прав, – сказал Хоффман. – Радиоактивный свинец… такого свинца не существует! Это обман!
Твейтс было открыл рот, но, пожевав губами, так и закрыл его, не проронив ни звука. Четверка рассерженных мужчин мстительно разглядывала наглое существо, которое продолжало улыбаться, одаряя их холодным презрением. Тучи сгущались; наступил такой момент, когда уже не раздражение – ненависть витала в воздухе.
– Мои поздравления, мистер Бox. – Ни один мускул не дрогнул на лице Эдмонда. – Ваш метод дедукции доставил мне истинное наслаждение, за исключением одного маленького изъяна – вы не правы, мистер Бox.
С этими словами Эдмонд извлек из кармана завернутый в тускло поблескивающую фольгу круглый, размером с серебряный доллар предмет; на глазах у изумленной четверки слегка подбросил его над столом, куда загадочный предмет, повинуясь законам земного тяготения, и упал с мягким шлепком.
– Перед вами две унции активного свинца. Если он содержит радий, то стоимость его будет значительно выше ваших десяти тысяч долларов. Я оставляю его вам, как залог наших будущих доверительных отношений, джентльмены. Мне он обошелся ровно в три доллара.
Эдмонд усмехнулся, видя, с какой яростью в голубых глазах инженер Бох срывает фольгу со странного предмета.
– Вы можете провести любые испытания этого материала, мистер Бох. Но обращайтесь с ним почтительно – он кусается, как настоящий радий.
Эдмонд встал.
– Я не тороплю вас с испытаниями, но, надеюсь, вы их закончите в течение недели, после чего я пришлю вам на подпись контракт. А в промежутке мистер Бох и мистер Хоффман смогут навестить меня дома, – Эдмонд плавным движением руки указал на визитную карточку, все это время одиноко пролежавшую на столе, – для получения наставлений по методам и некоторым принципам, лежащим в основе производства активного свинца. Они воочию убедятся, что затраты будут до смешного ничтожны.
– Почему только некоторым принципам? – наливаясь бурой краской, спросил Бох.
– Тем принципам, которые будут доступны вашему пониманию, – направляясь к дверям, отвечал Эдмонд. – Всего наилучшего, джентльмены.
Вот так они и расстались, на прощание доставив странному посетителю несколько забавных мгновений, когда тишина за полузакрытыми дверями вдруг взорвалась хором возбужденных и злых голосов, в котором на целую октаву выделялся фальцет президента:
– Да кто он такой? А вы видели его пальцы?
Глава третья
РЫНОК
Эдмонд вышел на улицу, где предзакатное солнце ослепило его десятью тысячами вспышек, отраженных на ветровых стеклах десяти тысяч мчащихся на запад легковых машин. Он на мгновение зажмурил глаза, а потом пересек Адамс-стрит и продолжил свой путь на юг, поневоле захваченный потоком живых существ, в легком водовороте вливающихся в каньоны улиц меж каменных громад небоскребов.
«Эта текущая по своему собственному руслу река управляется законами, столь же предсказуемыми и точными, как законы, регулирующие естественные потоки воды, – размышлял Эдмонд. – Представляя все человечество как некую общность, ее, вероятно, следует отнести к разряду элементарнейших, легко управляемых природных явлений – все равно как тихая речка, – и только говоря о личности, в которой, несмотря ни на что, еще тлеет огонь независимости, можно говорить об индивидуальности и непредсказуемости».
Размышляя подобным образом, он вскоре оказался в холле огромного белого небоскреба. Не обращая внимания на звонкое пощелкивание лифтовых кнопок, пружинистой походкой поднялся на второй этаж и вошел в брокерский зал для клиентов. Торги давно закончились, и Эдмонд оказался здесь наедине с пустыми креслами, горсткой подсчитывающих финальные котировки клерков да старика мусорщика, сметающего бумажные обрывки и окурки сигарет в одну большую кучу посередине зала. Уже погашенное, зияло в стене мрачным провалом световое табло, и лишь тиккер еще отщелкивал долгую повесть «спроса-предложения», но никто уже не смотрел в его сторону, и бумажная лента нескончаемой желтой извивающейся змеей с тихим шорохом опускалась в мусорную корзинку.
Эдмонд прошел в дальний угол зала и остановился перед информационной доской небиржевых котировок. Одного небрежного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять – «Стоддарт и К°» закрылась ниже двадцати пунктов, с незначительными потерями в сравнении с днем вчерашним. В уме подсчитывая свои доступные ресурсы (он никогда не утруждал себя ведением расчетных книг и записей), Эдмонд еще немного задержался у доски, а затем решительными шагами направился к клерку, который время от времени занимался его случайными сделками. Поклонившись, клерк приветствовал нашего героя по имени, за что был удостоен легкого кивка головы.
– Купите для меня пять тысяч «Стоддарта» по двадцать, – произнес Эдмонд.
– Пять тысяч, мистер Холл? Считаете благоразумным играть с таким количеством? Вы же знаете, Стоддарт всего лишь независимый.
– Я не для игры, – ответил Эдмонд.
– Но эта компания ни разу не выплачивала дивиденды.
– Я приобретаю акции для определенных целей. Более не задавая вопросов, клерк оформил поручение, и Эдмонд расписался, точно выводя каждую букву.
– Надеюсь, вы понимаете, что при небиржевой сделке и с таким низким банковским обеспечением мы не сможем выплатить маржу по этим акциям.
– Разумеется, – согласился Эдмонд. – Я приму меры предосторожности. – На том они и расстались.
Глава четвертая
СМУЩЕНИЕ УМОВ
Бох и Хоффман не заставили себя ждать и после письменного уведомления в скором времени объявились в доме Эдмонда. Открыла им Магда и провела прямо в лабораторию – дальнюю комнату на втором этаже. Сам хозяин лениво благодушествовал в кресле, забавляясь с маленькой Homo, раздраженно заворчавшей при виде незнакомцев. Не вставая и сдержанно ответив на приветствия, Эдмонд жестом указал на два деревянных стула подле длинного стола.
Хоффман занял предложенное место и с выражением примерного ученика смотрел на хозяина, в то время как Бох беспокойно озирался. Заметив затемненные окна, он перевел взгляд вверх, чтобы определить источник света, так мощно и ровно освещавшего всю комнату. Под потолком висели две большие люминесцентные лампы, в чьем бело-голубом ровном сиянии лица мужчин за столом приобрели безжизненное, мертвенно-серое выражение. И Бох подумал, какое страшное лицо у хозяина этого дома, и удивился, не понимая, как может казаться страшным лицо с такими правильными чертами. Наверное, природа неприязни, которую с первого взгляда вызывал этот человек, заключалась не в наружности, а в чем-то неуловимом, что, безусловно, заключалось во внутренней сути.
Отбросив неожиданные мысли, Бох украдкой занялся исследованием лабораторного оборудования. В дальнем углу небольших размеров генератор постоянного тока, поодаль трансформатор, рядом с ним поблескивал станиолевыми пластинами конденсатор и еще полая катушка с намотанной на нее проволокой – без сомнения, дроссель высокой частоты. На вращающемся столике рядом с его локтем колба с ртутью. Бох слегка дотронулся до тонкой стеклянной стенки, и металлическая жидкость безмолвно качнулась, расплескалась по стенкам, образовав идеальную вогнутую сферу. Внезапно пришедшее на ум сравнение заставило Боха снова взглянуть на потолок, и он увидел то, что и ожидал увидеть, – засов чердачного люка. Отодвинешь его и увидишь черный прямоугольник ночного неба. И заканчивая осмотр, увидел Бох всякие незначительные мелочи: наполненные жидкостью кувшины, в некоторых плавали морские водоросли, один или два чахлых растения в горшках на полке у темного окна, в углу клетка с двумя меланхолически пережевывающими траву кроликами. В общем, ничего примечательного.
Тем временем Эдмонд сбросил на пол обезьянку, и она, не спуская ярких смышленых глаз с незнакомцев, пятясь выбралась из комнаты в коридор.
– Вас это не впечатлило, мистер Бох.
– Особенно нечему удивляться, – чувствуя, как снова поднимается раздражение при виде мерзкой усмешки, сопровождавшей слова хозяина дома, ответил инженер.
– Инструменты обладают меньшей значимостью, чем руки, владеющие ими.
– Давайте лучше сразу к делу, – ответил Бох.
– Вот и отлично, – не стал возражать хозяин. – Вас не затруднит поставить на стол вот тот отражатель?
И Эдмонд махнул рукой в сторону нескольких одинаковых деревянных чаш, дюймов восемнадцать в диаметре, чья внутренняя поверхность казалась или обожженной на огне, или смазанной графитом. Бох нагнулся за указанным предметом, который оказался на удивление тяжелым и потребовал усилия обеих его рук.
– Спасибо. Ну а теперь посмотрим, что со всем этим можно сделать…
С этими словами Эдмонд открыл ящик стола и извлек оттуда катушку с проволокой и выкрашенную чем-то белым квадратную картонку.
– Это свинцовая проволока, а на эту картонку нанесен слой фтористого кальция.
Эдмонд протянул предметы Боху, принявшему их с выражением терпеливого скептицизма наблюдающего за детскими фокусами взрослого.
– Я хочу, чтобы вы убедились – проволока не активна. Стоит нам погасить свет, – и только Эдмонд произнес эти слова, как лаборатория погрузилась в загадочную и таинственную темноту, – вы увидите, что картонка не флюоресцирует.
Бох потер проволоку о картонку, но желаемого результата, тем не менее, не получил. Неожиданно снова вспыхнули лампы, и уже при свете инженерам не оставалось ничего иного, как убедиться: ни проволока, ни картонка, если не считать нескольких глубоких царапин, не изменили своих физических свойств.
– Ваша демонстрация более чем убедительна, – с плохо скрываемой иронией отметил Бох. – С чувством глубокого удовлетворения мы отмечаем, что проволока невинна как младенец.
– Передайте ее мне, посмотрим, смогут ли у младенца прорезаться зубки.
Не отламывая от катушки, Эдмонд отмотал и распрямил дюймов шесть проволоки, после чего она стала напоминать уменьшенных размеров палочку уличного регулировщика. Далее натянул закрепленные по краям чаши три толстые нити, сложил их концы и, отметив вершину полученной в пространстве пирамиды зажимом на стоящем рядом с чашей круглом штативе, позволил себе разжать пальцы, сбрасывая нити вниз.
– Простейший способ определения фокальной точки, – объявил он. – Так как черная поверхность моего прибора не отражает свет, приходится находить иные методы. Как вы, надеюсь, уже отметили, фокусное расстояние равно приблизительно двенадцати дюймам. Поверхность отражателя не параболическая, а сферическая. В данном случае не требуется точной фокусировки, ибо я хочу активировать всю поверхность проволоки, а не одну ее точку.
Два визитера, никак не комментируя происходящее, хранили глубокомысленное молчание. А тем временем их радушный хозяин манипулировал с кусочком проволоки, водя ей через помеченную зажимом штатива точку. Проделав сию несложную операцию с дюжину раз, он протянул катушку Боху.
– Держитесь вот здесь, мистер Бох. Теперь проволока может укусить.
С легким выражением брезгливости инженер разглядывал совершеннейшим образом не претерпевший никаких видимых изменений кусочек металла.
– Ну и что? – резко спросил он. – Надо посмотреть, как поведет себя наш флюоресцирующий экран. Я удалю свет, – и вместе с этими словами, мигнув, погасли лампы. И стоило в наступившей темноте поднести Боху проволоку к картонному квадратику, как тот в одну секунду озарился бледно-голубым сиянием. Оставленные на его поверхности нетерпеливой рукой Боха царапины пульсировали холодным белым огнем, а сам квадратик походил на маленькое незашторенное окно во мраке беззвездной ночи. Холодный протуберанец огня вспыхнул на ее поверхности, стоило Боху слегка двинуть проволокой.
А в темноте глухо прозвучали слова Эдмонда:
– Попробуйте свой бриллиант, мистер Хоффман.
Хоффман послушно снял с пальца кольцо и поднес его к светящемуся квадрату. И стоило лишь приблизиться, как камень вспыхнул голубым, холодным пламенем – более ярким, чем картонный квадратик. Хоффман отдернул руку, но кольцо продолжало светиться с той же неистовой, неугасающей силой. Вспыхнул свет, застав врасплох двух недоуменно хлопающих глазами инженеров.
– Пройдет некоторое время, прежде чем камень погаснет, – раздался голос Эдмонда. – По крайней мере, вы можете быть спокойны за ваш бриллиант – подделки не реагируют на излучение.
Эдмонд немного помолчал и спросил:
– Какие еще нужны доказательства?
– Это убедительная демонстрация, – коротко ответил Бох. – Теперь бы нам хотелось услышать объяснения вашего метода.
– Частично, лишь частично, господа. – Эдмонд открыл коробку с сигаретами и подвинул ее гостям. Хоффман не отказался, а Бох, отрицательно качнув головой, потянулся за своей трубкой.
– Очевидно, – выпустив густой клубок сигаретного дыма, продолжил Эдмонд, – простейший способ расщепления ядра таится в создании поля резонансной частоты. Принцип скрипки и хрустального бокала.
– Идея старая, – сказал Хоффман, – но не давшая никаких практических результатов.
– Да, и лишь потому, что никто не смог создать вибратор столь высокой частоты. Элементарные частицы большинства веществ имеют период вращения, измеряемый миллионными долями секунды. Но в природе известны лучи, обладающие соизмеримой частотой. Я имею в виду космические лучи.
– Ба! – язвительно воскликнул Бох. – Так, значит, вы изготовили космические лучи!
– Отнюдь, – Эдмонд с ледяным спокойствием взглянул на веселящегося инженера, – и если позволите, я продолжу.
Итак, как подтверждено многочисленными наблюдениями, свинец, долгое время находящийся под открытым небом, становится в незначительной степени радиоактивным. И все глупцы, просиживающие штаны в научных лабораториях, считают, что данными свойствами свинец обязан воздействию солнечной радиации. И они глубоко заблуждаются, ибо причиной служат космические лучи.
Вот почему я создал этот отражатель, – Эдмонд небрежно тронул рукой деревянную чашу, – который фокусирует проникающие в эту комнату космические лучи, тысячекратно их усиливая. Вот что является причиной распада свинца. Однажды начатый, процесс продолжается уже самопроизвольно. – Эдмонд помолчал, затянулся сигаретой и коротко спросил: – Будут еще вопросы?
– Да! – одновременно воскликнули оба, но, уже не с таким агрессивным напором, продолжил один Бох:
– Я всегда считал, что космические лучи, обладая ни с чем не сравнимой всепроникающей силой, без труда могут достигнуть основания самых глубоких подземных шахт, и даже золото не может служить им достойной преградой. Существует общеизвестное представление, что ничто не в состоянии отразить их.
– Почти ничто, мистер Бох. Мой рефлектор способен на это.
– Тогда какой материал вы применяете?
– Вы что-нибудь слышали о нейтрониуме, мистер Бох?
– Нейтрониум! – снова в один голос воскликнули инженеры.
– Это, – после короткого замешательства заговорил Хоффман, – это вещество, лишенное электронов. Нейтрониум образуют твердые протоны, и один кубический дюйм этого вещества весит порядка тонны.
– Но это гипотетическое вещество, в природе его просто не существует, – добавил Бох.
– Не совсем гипотетическое, мистер Box. Оно встречается в карликовых звездах и в некоторых других местах.
– В каких, например?
– В этой комнате, мистер Box. На отражающую сторону моего рефлектора нанесен бесконечно тонкий слой вещества – пожалуй, два-три протона, не больше. Этого вполне достаточно, чтобы работать эффективно. Кстати, вы не обратили внимания на его вес?
– Да, – не отрывая глаз от черной вогнутой поверхности, протянул Box. – Какими средствами вам удалось получить этот материал?
– Средствами, природу которых я не стану раскрывать перед вами – это опасно.
– Опасно! Мы не давали вам повода проявлять заботу о нашей безопасности!
– Не о вашей – о своей безопасности. Процесс представляет экономическую опасность.
– Ба! Знакомые слова. Начиная с эпохи паровых двигателей, человечество не перестает их повторять при каждом новом шаге по пути прогресса.
– Да, – согласился Эдмонд, – и тем не менее я не знаю ни одного открытия, которое не было в конечном итоге обращено во вред человечеству. – В первый раз за все время беседы он улыбнулся, и оба его гостя тут же вспыхнули горячим негодованием. – А вы доверите обезьяне в зоопарке ручные гранаты, мистер Box? Вот и я не доверю. – И с этими словами Эдмонд яростно раздавил в пепельнице сигарету, жестом этим давая понять, что более не намерен возвращаться к обсуждению подобных тем. – Вы, кажется, хотели спросить меня о чем-то, мистер Хоффман?
Хоффман подался вперед, сквозь стекла очков уставив на Эдмонда немигающий взгляд.
– Сможет ли данный процесс привести к распаду других веществ, а не только свинца, мистер Холл?
– Да, но их немного и процесс будет протекать заметно медленнее.
– Почему так происходит?
– На это существует несколько причин. Основная из них кроется в нестабильной по своему характеру природе строения свинца. Во-вторых – столь тонкий слой нейтрониума способен отражать не все космические лучи, а лишь их определенный спектр частот, который более всего влияет на структуру свинца. А кроме всего прочего, следует отметить, что продукты распада свинца составляют основную часть космических лучей, и, не утруждая вас пространными объяснениями, скажу лишь одно: космические лучи имеют свинцовый оттенок. Вот вам и объяснение, почему свинцовые крыши и водосточные желоба через некоторое время становятся активными, чего не происходит ни с цинком, ни с железом, ни с медью.
– Я понимаю, – медленно произнес Box. – Скажите, мистер Холл, как долго вы работали над своим открытием?
– Около шести недель, – холодно ответил Эдмонд, не замечая изумления, написанного на лицах его слушателей. – Я считаю, мы обсудили все возможные проблемы. Вы можете прислать за этими четырьмя рефлекторами в любое время. Чтобы на первых порах обеспечить необходимую производительность, этого количества будет более чем достаточно. Если выпуск продукции потребует дополнительных приборов, я вышлю их незамедлительно. Вы можете устанавливать их в любой точке вашего предприятия; при столкновении со стенами зданий космические лучи рассеиваются крайне незначительно. Технологию изготовления и установки нити накаливания я оставляю на ваше рассмотрение, но обязательно проследите, чтобы ваши рабочие трудились в защитных перчатках, иначе вы не избежите радиоактивных ожогов.
Он поднялся, и за ним поднялись остальные.
– Если вы не возражаете, один из них я возьму сейчас, – сказал Box, с видимым усилием отрывая деревянную чашу от поверхности стола.
Все трое проследовали в коридор, и там неожиданно раздался резкий окрик Эдмонда: – Homo! – позвал он, и в ту же секунду из темноты коридора выпрыгнула обезьянка, с удивительным проворством вскарабкалась на хозяйское плечо, устроилась поудобней и там затихла.
Спускаясь по лестнице, Хоффман заметил, как их радушный хозяин вдруг обернулся, посмотрел назад и в одно мгновение ярко освещенный прямоугольник дверного проема лаборатории погрузился во тьму. Инженер не проронил не звука, лишь облегченно вздохнул, стоило входной двери захлопнуться за их спинами. Догнав Боха, ноги которого подгибались под тяжестью рефлектора, он помог ему затолкать загадочное приобретение в машину.
– Что ты думаешь обо всем этом, Карл? – спросил он, стоило авто тронуться с места.
– Не знаю.
– Ты веришь всем этим сказкам о космических лучах и нейтрониуме?
– Ничего, дайте мне только добраться до лаборатории. Там у меня лежит настоящий кусок свинца, а не какая-нибудь фальшивка.
На протяжении нескольких кварталов инженеры не проронили ни звука.
– Скажи, Карл, ты видел, как он управлялся со светом?
– Фокусы. У него выключатель на полу.
– Но он выключал свет из коридора…
– Выключатель в коридоре.
Но впечатлительного Хоффмана не удовлетворили объяснения далекого от мистики трезвомыслящего друга. Странный Эдмонд Холл поразил его до глубины души, и более того, за время второй встречи характер этого человека уже не стал казаться ему столь отвратительным, как раньше. Он открыл в нем какое-то странное очарование.
– Как думаешь, он действительно знает то, о чем говорит?
– Если знает – значит – он дьявол.
– И я, Карл, тоже об этом подумал. Машина затормозила у заводского корпуса Стоддар-та, и двое инженеров не мешкая выбрались наружу.
– Помоги мне, Мак, и очень скоро я узнаю, что это за штука!
Опрометчивое обещание, ибо Бох не открыл загадки отражателя. Он долбил черную поверхность стамеской, затупил бессчетное количество ножей, но так и не набрал достаточное количество материала для анализа.
Слой был слишком тонок, а материал настолько тяжел, что никакой силой не удалось отделить его от дерева.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.