Текст книги "Геракл. Повесть"

Глава IV

Долго скитался Геракл по землям Греции, желая найти себе прибежище, пока не достиг Аркадии, где правил царь Алей. Влюбился герой в Авгу, дочь Алея, после того, как встретил ее случайно у вод источника, в водах коего собиралась она искупаться. С того блаженного часа возгорелся в сердцах Геракла и Авги любовный пламень. Скрывала Авга от отца свои чувства к чужеземцу, ибо знала, что воспретит ей Алей встречаться с возлюбленным: некий прорицатель некогда предрек царю Аркадии, что по вине своего внука лишится он власти. Устрашенный предсказанием, властолюбивый Алей сделал Авгу жрицей Афины и обязал ее принять обет безбрачия. Страшная участь ждала б несчастную, если бы раскрыла она отцу свою преступную любовь к Гераклу. Когда же родился у Авги сын Телеф, спрятала она его в храме Афины, ибо боялась гнева отца, готового предать ее смерти за неверность данному Афине обету.

Между тем прослышал Геракл, что царь Калидона Ойней выдаст свою дочь Деяниру замуж за того, кто выйдет победителем в назначенных царем состязаниях. Помнил Геракл, как бесчестно поступил с ним Эврит, но остался верен своему намеренью добиться руки Деяниры. «Быть может, судьба, отобравшая у меня несравненную Иолу, взамен предоставила мне прекрасную Деяниру?» – размышлял Геракл по пути в Калидон. Надежда на семейное счастье не оставляла души юного героя, всем существом своим порывавшейся к подвигам и радостям жизни.

Когда могучий сын Алкмены с победным триумфом был провозглашен победителем, с радостью вручил Ойней в его руки Деяниру.

– Давно искал я достойного жениха для Деяниры, – сказал Ойней Гераклу. – Увидев же тебя, с честью вышедшего неуязвимым через все испытания, я понял, что сами небеса послали мне тебя. Теперь же божественный Гименей благословит твой брак с моей дочерью и увенчает ваш священный союз счастьем и любовью!

На следующий день Ойней, следуя своему обещанию, выдал за героя Деяниру. Но не все женихи смирились с победой Геракла в состязаниях, и один из них по имени Менетий задумал хитростью погубить сына Алкмены. Однажды, когда Геракла не было во дворце, пришел Менетий в покои Деяниры.

– О дочь Ойнея, я пришел, дабы выразить вам с Гераклом безмерную радость: поверь, о Деянира, что я искренне рад ниспосланному тебе небом счастью. Однако ни одними лишь словами пришел я выразить тебе свое участие.

После этого вынул Менетий из своей одежды некий сосуд и, протянув его в руки застывшей от удивления Деянире, сказал:

– Если ты увидешь, что Геракл неверен тебе и любовь остыла в нем, возьми сей сосуд и пропитай содержащейся в нем жидкостью одежду Геракла. В день, когда Геракл наденет сии одежды, он воспылает к тебе прежней любовью. Храни же мой дар, о Деянира, ибо великие чудеса может сотворить он с сердцем твоего мужа.

Сказав так, Менетий принялся выражать свою радость за Деяниру и Геракла и источать благие пожелания супругам. Затем же Менетий, боясь внезапного возвращения Геракла, коего страшился и ненавидел, спешно оставил Деяниру. Доверившись предательским словам Менетия и поверив в чудесную силу содержимого сосуда, Деянира спрятала полученный дар и принялась дожидаться возвращения супруга, от коего решила сокрыть в тайне все, что произошло.

Не прошло и года, как Геракл, по-прежнему хранивший обиду на коварно обманувшего его надежды Эврита, собрал войско и отправился в Орхомен, намереваясь ему отомстить. Но страшное несчастье постигло Геракла в войне с царем Эвбеи: нечаянно убил он Ифита, сына Эврита, к коему питал дружескую любовь, приняв его за врага. Припав к земле, склонился над телом погибшего Ифита Геракл, охваченный горькими муками совести.

– О друг мой, ныне судьба жестоко разлучила нас, соделав меня твоим убийцей! О, чувствую я, как камень зла теперь тяготит душу мою, как скверна пролитой крови твоей, словно яд, терзает меня изнутри. О боги, простите мне сие страшное преступление и очистите меня от невольной скверны!

Поднявшись с колен, Геракл велел своим воинам немедля прекратить войну. Сам же герой, чтобы искупить свою вину, отправился отбывать рабскую службу у царицы Омфалы, надеясь через унижение оправдать себя перед богами.

Несносные унижения перенес Геракл во дворце Омфалы: безумная царица заставляла его одеваться в женские одежды, и Геракл, подобно презренному и несчастному рабу, был вынужден во всем повиноваться своим жестоким господам, исполняя любые желания вероломной Омфалы, которой издевательства над могучим героем доставляли низменное удовольствие. Три томительных года пробыл Геракл во дворце, будучи не в силах изменить данному богам обету служить Омфале за нечаянно содеянное им убийство Ифита. Иссякли былое мужество и терпение героя, измучилась прежде несломимая воля его, но мысль о скором освобождении от унизительного пребывания в рабстве всякий раз утешала окунувшуюся в безотрадное отчаянье душу Геракла, когда взывал он к небесам о ниспослании ему желанного покоя. Воспоминания о прелестях геройской жизни, о прекрасной Деянире, отвоеванной им у Ойнея, о безмятежных радостях семейной жизни не оставляли Геракла, и чем больше проходило времени, тем яростней осаждали они его ослабевшую от бездействия душу. «Скоро ли, скоро ли придет ко мне прекрасный день, когда цепи унижения, в которые я самовольно заковал себя из любви к погибшему Ифиту, спадут? – шептал Геракл, оставаясь наедине с самим собой. – Но к чему сии бессмысленные думы? Разве не знаю я, что по истечении злополучных трех лет я обрету свободу? Верна ли мне супруга моя Деянира, страдает ли она от тоски в разлуке со мной? Но не узнаю я правды, пока не истечет срок моего очищения от скверны. О боги, если вы слышите мой зов со своей недосягаемой вышины неба, то вдохните в мою грудь мужество и изгоните воцарившееся в ней уныние. Восстаньте с громовым звуком и, коснувшись моей души своим благословенным жезлом исцеления, воскресите сломленный смятением дух мой к новой жизни!»

Наконец Геракл, освободившись от несносного служения гордой царице и возблагодарив богов за благополучное исполнение своей клятвы, оставил Лидию и возвратился в родной Калидон к ожидавшей его возвращения Деянире. Прибыв во дворец Ойнея, сын Алкмены явился к своей супруге, после чего, заключив себя в ее объятья, сказал:

– О возлюбленная супруга моя, рад я, что высший рок, вершащий свою волю над человеческими судьбами, наконец возвратил единение нашим любящим сердцам. Но скоро прейдет наша радость, ибо настанет мне неотвратимый час расстаться с тобой, о Иола, дабы воздать Эвриту, царю Эвбеи, должной местью за причиненную мне некогда обиду.

Вмиг исчезла радость, сиявшая в очах Деяниры, и на смену ей явилось изумление. Невольно отпрянув от Геракла, обратила Деянира на него свой испытывающий взор, желая найти в очах мужа успокоение от внезапно настигшего ее душу порыва смятения. Но грозный лик Геракла, подобный каменному изваянию, внушал лишь трепет и ощущение некой тревоги безмолвно взиравшей на него Деянире. Дочь Ойнея желала понять значение странных слов, произнесенных мужем, и узнать, какие очередные хитрости и превратности судьбы должны лишить ее великой радости пребывания с возлюбленным мужем, с коим разделяла ее пылающее любовью сердце трехлетняя разлука, явившаяся мучительной для обоих влюбленных. Но Геракл не намеревался раскрывать Деянире причину своего грядущего расставания с ней, ибо страшился ревности супруги, которая, узнав о Иоле, прежде поразившей сердце Геракла, не смогла б спокойно смириться с очередным походом мужа. Однако Геракл, желая спасти Деяниру от смятения, виновником коего являлся, обратился к ней со следующими словами:

– Не печалься, Деянира, что долг вынуждает меня вновь оставить Калидон и до конца излить свою месть на голову Эврита. Когда же падет враг мой, я, не смея более медлить, возвращусь к тебе в триумфе одержанной победы. Если же тоска проникнет в душу твою, призови сына нашего Гилла, и он освободит тебя от мрачных мыслей, ибо кто, как не сын, есть утешение для жены, тоскующей по супругу своему?

Невольная слеза, словно из самой души извлеченная, источилась из очей Деяниры, не способной смириться с горечью предстоящей разлуки. Движимая внутренним порывом и томимая неким тягостным предчувствием скорого бедствия, безмолвно обняла она Геракла. Слабый луч потухающего солнца, на время освободившегося от пелены беспросветных облаков, осенил несчастных любовников, утешив сердце Деяниры сладостной надеждой. «Прощай, о Геракл, но скорей возвращайся» – хотела сказать Деянира, но уста не повиновались ее воли. «Сойди к нам, о Геракл!» – послышался грубый зов воинов, донесшийся откуда-то из окна. Послушный призыву, Геракл, незаметно освободившись от приятных объятий Деяниры, в огне коих желал бы пребывать вечность, против своей воли направился к двери, однако Деянира, наивно испугавшись, что больше не увидет его, бросилась вослед Гераклу, дабы своим нежным прикосновением остановить пыл в душе мужа. Когда же последние взоры супругов пересеклись, когда два священных пламени, на мгновение сойдясь, разбежались в разные стороны, не смея переносить исходившего друг от друга жара, настало супругам время расторгнуть свои объятья. И вот Деянира, оставшись одна, опустилась на мягкое ложе, ибо ощутила, как неведомая тяжесть охватила все ее существо, предав страданиям не только члены тела, но и самую душу.

«О всесильное Время, почему ты спишь, медля привести в исполнение неизбежный рок мойр и, облачив мужа моего в одежды славы, вернуть его живым в мои пламенные объятья? – мысленно говорила Деянира, в полумольбе обращая свой взор к небу, сокрытому покрыволом мрака и облаков. – Скоро ли настанет утро, в которое надлежит Гераклу отправиться в поход, скоро ли пройдет следующее за тем днем время разлуки и скоро ли, наконец, вернется герой мой с войны, которую грозит учинить врагам своим? Но что же говорят уста мои? Ведь я призываю Время приблизить час моего расставания с мужем, между тем как должна просить богов растянуть часы грядущей ночи, грозящей похитить его у меня».

В таких думах пребывала охваченная муками Деянира, с нетерпением ожидая, когда придет ночь и Геракл, следуя обещанию, возвратится к ней, дабы провести свою последнюю ночь во дворце. Бог сна, будучи не в силах покорить Деяниру, уже давно оставил ее, и она, не смея сомкнуть очей, в коих светилась тоска и тревога, по-прежнему лежала на своем ложе, устремив тусклый взор на уныло сияшую в ночном небе луну. Но вот Геракл, виновник ее мучительных внутренних страданий, наконец явился к Деянире: издав таинственный звук, дверь в покои отворилась, и в ночной тьме очам Деяниры предстал Геракл. В одно мгновение Деянира, убедившись, что пришедший – не дух, явившийся похитить ее душу, но желанный супруг, зажгла свечу, в свете коей узрела очи Геракла, горевшие неестесственным пламенем гнева. Но ярость, наполнявшая душу Геракла, была направлена против Эврита, ради мести коему он и собрался пуститься в поход. Вдохновенный героями, пожелавшими принять участие в сем походе, Геракл ощутил в душе своей былое мужество – вновь проснулась в нем нечистая жажда мести. Однако вид супруги, терпеливо дожидавшейся его возвращения, на время укротил вспыхнувший в душе героя боевой дух и вновь вселил в него светлые чувства.

Ощущая склонность ко сну, Геракл не стал вести с Деянирой долгой беседы, и скоро божество, недавно отвергнутое Деянирой, посетило Геракла, ввергнув его в сладкие грезы. Сцены грядущих битв узрел во сне Геракл: вот, настигнув нечестивого Эврита, сражает его великий герой и, захватив в плен Иолу, с победным триумфом возвращается в Калидон вместе с Ифитом, чудесным образом ожившим по воле богов. И снится Гераклу, как возносит он богам хвалу за ниспосланную ему победу. И вдруг некий воин с дерзкой усмешкой восклицает Гераклу во сне: «Что принесла тебе, о сын Алкмены, твоя победа, кроме крови невинных жертв, павших под стенами города Эврита? Прибегни же к разуму, о Геракл, и пробудись от духовного сна, навеянного тебе жаждой мести!» Разгневанный на сии правдивые слова Геракл хочет отомстить воину за его дерзость, но не может найти таинственно исчезнувший с пояса меч, между тем как оскорбитель, нисколько не страшась наказания, продолжает с насмешкой повторять: «Пробудись же, Геракл, пробудись!» Внезапно воин исчезает, но вместе с ним пропадает в небытие все, что видел Геракл, и лишь неустанный голос продолжает досаждать его слух.

Открыв очи, Геракл увидел Деяниру и воинов, один из которых голосом, слышанным героем во сне, продолжал призывать его проснуться.

– О Геракл, – сказал тот, заметив пробуждение героя, – давно зову я тебя, ибо настало время отправляться в поход. Взгляни же в окно: войско во всем вооружении покорно ждет тебя.

«Неужели все, что видел я, было сном? – с сокрушением подумал Геракл. – И победа, и дерзкий воин, и вернувшийся к жизни Ифит – все оказалось плодом моего воображения. Но, быть может, мой сон пророческий?» С такими мыслями приблизился Геракл к окну и в утреннем свете узрел героев, готовых в сей же миг отправиться на верную смерть. «О боги, как же мог не понять я поданного вами знака? – вдруг воскликнул в мыслях Геракл. – Ведь воин, виденный мной во сне, призывал меня раскаяться за невинную кровь павших в войне героев. Быть может, верны слова сего воина, и мне надлежить сдержать свой гнев и не учинять войны? Но как пренебрегну я своим боевым долгом и вознесенной к небу клятвой отомстить Эвриту, как могу обмануть я великих героев, согласившихся своей жизнью пожертвовать ради меня?» Окруженный роем подобных мыслей, Геракл не замечал обращенных на него удивленных взоров воинов, не понимавших причины его промедления. Наконец, верный долгу Геракл, ненадолго заключив Деяниру в объятья, последовал за героями. Совсем скоро оставил герой Калидон, но мрачное смятение и тягостное предчувствие, поселившиеся в нем с утра, уже не покидали Геракла, и чем ближе была Эвбея, где правил Эврит, тем сильней возгорался страх в его мужественной душе.

Глава V

Бедствие и великое несчастье обрушил великий герой на бедный город Эврита, ничего не подозревавшего о страшном и внезапном нападении врага. Недолго осаждал Геракл крепость города: в один день разрушились крепкие врата его под мощными ударами войска Геракла, и герои Калидона, оказавшись внутри города, не тратя времени даром, принялись уничтожать царство Эврита, учиняя кругом разрушение и гибель. Вознегодовал Эврит, когда ужасная весть о вторжении Геракла, коему три года назад вероломно отказал он в женитьбе на Иоле, достигла его слуха. Охваченный тревогой и страхом за свою жизнь, возопил Эврит к богам, прося небожителей отвратить от него тяжкое бедствие. «О глупец я, глупец! – воскликнул он, устав от бесплодных взываний к не внимавшему зову его небу. – Зачем прошу я богов помочь мне, когда сам нарушил их высшую волю и преступил небесный закон, обманув ожидания героя и позорно изгнав его без обещанной мной награды за пределы своего города? Знаю, знаю я, что тяжко карают олимпийцы тех, кто попирает правду и нарушает справедливость, а потому нет надежды у меня на мое спасение». Шум и крики, заполнявшие окрестности города, огонь, разрушавший его, являли собой страшное зрелище, внушавшее непомерный страх в душу царя, возраставшийся с каждым мгновением. Он стоял на вершине одной из башен своего дворца, вперив неспокойный взор в охваченную пламенем даль, с ужасом наблюдая за гибелью своих невинных подданных и разрушением, постигшим уже половину города. Всечасно взор его обращался ввысь, к заполненному клубами черного дыма небу; ему казалось, будто внезапно сойдет с неба огонь и покарает его за учиненный герою обман или же, напротив, слетит к нему один из светлых богов Олимпа, который спасет его от гибели и по воздуху перенесет в некую чудесную обитель. Осознав же, наконец, что пора избавиться от досаждающих грез, Эврит подумал: «Нет, не погибну я! Даже если боги не желают моего спасения, я сохраню себе жизнь: вперед же, вперед, ибо настало мне безотрадное время покинуть свой город, прежнее величие коего ныне исчезло, растворившись в глыбах руин!» Движимый стремлением спастись, Эврит покинул башню и, сменив свое облачение с царского на нищенское, незаметно покинул родной дворец, чтобы, скрывшись за вратами города, спасти себе жизнь, расставание с коей обещала ему страшная встреча с врагом. Один из воинов Геракла, увидев бегущего в лохмотьях царя, хотел было умертвить врага, как внезапно нахлынувшее к нему милосердие охладило в его душе нечестивый боевой пыл. «О несчастный, – подумал он, – ты бежишь, мучимый жаждой жизни, от властвующей повсюду смерти. Несчастливая участь постигла супругу и детей твоих, и ты, по воле Ареса потерявший всех, кто был дорог сердцу твоему, теперь спасаешься бегством от нас. Разве я разрушитель человеческих судеб, бесчеловечное существо, чтобы своею рукой умертвить сего несчастного? Да и в чем повинна душа его? Разве в том, что царь города, в коем судьбой суждено было сему мужу родиться, обманул Геракла и не отдал ему Иолу, свою дочь? Пусть же сам Эврит как виновник начавшейся войны единственный и погибнет; всех же остальных подданных его пусть не коснется смерть, ибо ничем они не заслужили своего наказания». Движимый такими светлыми помыслами, воин положил на место вынутую из колчана стрелу и, приблизившись к незнакомцу, промолвил:

– Да спасут боги твою жизнь, о нищий! Тяжко осознавать мне, что по вине вероломного царя сего города страдает невинная душа твоя!

С этими словами воин вынул несколько дорогих монет и, подав их незнакомцу, сказал:

– Возьми, о несчастный, мое подаяние. Пусть же сии монеты спасут тебе жизнь, если судьба снова вознамерится похитить ее у тебя.

Эврит же, не желая вызывать подозрения, завел разговор со своим благодетелем, который, если бы только узнал, кто он есть на самом деле, не замедлил бы лишить его жизни.

– Скажи мне, милосердный герой, – сказал он, – почему началась война? Хотел бы знать я, по чьей вине ныне страдает душа моя и кто есть виновник настигшего город разрушения?

– Знай, о незнакомец, что некогда царь города сего Эврит, устроив состязания, обещал победителю их в жены дочь свою Иолу. Многие великие герои Греции в тот злосчастный день собрались на месте состязаний и приняли в них участие. Но всех одолел Геракл из Фив, сын Алкмены и Амфитриона. Одержав справедливую победу, явился он к царю, дабы отдал ему Эврит обещанную руку своей дочери, но воспротивился царь исполнять свое обещание и позорно изгнал героя из своего города. И вот ныне Геракл, облаченный в божественную силу, явился снова, чтобы воздать коварному Эвриту по заслугам. И учинил он великое разрушение, мстя за прекрасную Иолу, дочь Эврита. Когда же отвоюет ее могучий герой, он с победным триумфом возвратится на родину, увенчав бессмертием свое победоносное имя. В ничтожные руины обратится весь город ваш, и тысячи несчастных, подобных тебе, или примут поражение в войне с Гераклом или бегут из города в поисках лучшей жизни.

Спокойно выслушал Эврит слова воина, несмотря на дрожь, охватившую все его тело из-за безмерного страха разоблачения. Когда же завершил герой свою речь, Эврит рабски поклонился ему и в сей же час скрылся, благодаря в душе судьбу за ниспосланное ему свыше спасение. Достигнув врат города и узрев их открытыми, Эврит преисполнился радости из-за представившейся ему возможности скрыться за стенами охваченного смертью и обращенного в руины города. Воспользовавшись царившей кругом суетой, он незаметно пробрался к самим вратам и, не видимый никем в толпе, благополучно исчез за вратами. Он бежал, словно безумный, не смея остановиться в своем бешеном движении, пока усталость и изнемождение не настигли его и не повергли бессильным наземь. Мгновенно заснув, он проспал несколько часов на дороге, пока некий путник, случайно проезжавший мимо, не заметил его. Сойдя с повозки, он привел Эврита в чувство и предложил ему свою помощь, которую бывший царь охотно принял. Спустя же час незнакомец привез Эврита к своей хижине, в которой и приютил несчастного, выслушав рассказанную царем вымышленную историю и приняв его за жертву злосчастной судьбы, едва спасшуюся от рук жестоких врагов. Так завершил жизнь свою коварный Эврит, начавший дни свои в роскоше и царском почете, а завершивший их в лишениях и трудах.