Текст книги "Абиссаль"

9

Миди оставила меня у «Дикого цветка». Перед этим мы больше часа провели в салоне, визажист старательно скрыл все мои синяки под тонной косметики, а парикмахеры превратили мои дряхлые волосенки в сверкающие локоны. Я наконец-то выглядела не как привокзальный бомж, и это немного радовало.

– Быстрее, быстрее! – кричал сутулый паренек. Оформленная черная бородка придавала ему малость статности. Видимо, это и есть тот самый Ноэль. Девушки мигом выполнили его приказ и по очереди залезли в салон его автомобиля.

– Здравствуйте, – сказала я.

– Ты и есть та самая Арес? – спросил Ноэль, осмотрев меня с ног до головы.

– Да.

– Ну Дрим… Больше я не поведусь на твои уловки. Ладно, садись.

Если я ему не понравилась с пятью тысячами слоями макияжа, то представляю, что он сказал, если бы увидел меня в обычной жизни. Это, конечно, задело мое и без того шаткое самолюбие, но все же он не прогнал меня, а значит, малая часть плана уже выполнена. Мне пришлось втиснуться на заднее сидение, где уже расположились три девушки. В салоне жутко воняло одеколоном Ноэля. Запах резкий, и вдобавок смешался с пестрыми ароматами духов девушек. Голова кружилась, и меня слегка подташнивало.

Итак, Дрим рассказала мне немного о моих спутницах. У противоположной дверцы сидела Лора, курносая шатенка; рядом с ней – Дарлин, волосы ее подстрижены под мальчика, но это не лишило ее женственности, она славилась своей гладкой бронзовой кожей и большими карими глазами. Возле меня сидела Эйвер, у нее огромная грудь и шикарные рыжие волосы; на пассажирском кресле у Ноэля – черноволосая Этти, она была похожа на пантеру в своем изящном черном платье. Этти самая старшая из них и самая опытная. Дрим сказала, что клиенты ее обожают. В целом девушки просто картинки, каждая из них не похожа на другую, в каждой есть своя особенность. Представляю, как на их фоне выглядела я. Мне многие говорили, что я красивая, но, наверное, им стоило бы обратиться к офтальмологу. Человек с хорошим зрением не назовет меня красивой.

– Ой, девочки, как бы не уснуть на этой выставке, – сказала Эйвер.

– Однажды я была на подобном вечере, – рассказывала Дарлин, – просто эпицентр скукотищи. А из напитков – только жалкое шампанское да газированная вода. Кстати, на вкус они были одинаковы.

Девушки засмеялись, все, кроме Лоры. Та сидела, угрюмо смотрела в окно, словно ей ни до кого дела не было до остальных.

– Ты чего это? – спросила Дарлин.

– Ничего.

– Все никак не можешь оклематься?

– Посмотрела бы я, как ты быстро оклемалась, после того как тебя нашли лежащей на обочине с проломанной головой.

Улыбка с лиц девушек мгновенно исчезла.

– Лора, дорогая, мы это уже обсуждали с тобой, – вмешался Ноэль. – Не все такие сволочи, как… Ну ты сама знаешь. Забудь это как страшный сон.

– Да, забудь, – утешала Дарлин. – На вот, лучше выпей это.

Дарлин достала из своего клатча баночку с таблетками и передала ее в руки Лоры.

– Что это за волшебные пилюли?

– В последнее время у меня проблемы со сном, а они мне немного помогают.

– Ты что, хочешь, чтобы я вырубилась?

– Выпей четверть, и с тобой ничего не будет. Только успокоишься.

Спустя полчаса мы оказались у дверей дорогущего ресторана. Для меня все сверкающие заведения, с чистыми дверьми и без криков пьяных посетителей за ними, кажутся дорогущими.

Вылезая из машины, я поняла, что, несмотря на мои ежеминутные успокоительные мантры, моя лживая уверенность покинула меня. Глория Макфин заделалась шпионкой. Семнадцатилетняя девчонка, которая даже школу не закончила, идет к главарю одной из самых могучих группировок, чтобы выяснить их хитроумные планы. Подумать только! Меня кто-то схватил за руку, и я вздрогнула, морозный воздух со свистом влетел в мое горло, и стало так холодно, что казалось, кишки покрылись инеем.

– Привет, я Этти. Дрим мне рассказала про ваш план.

Я учтиво кивнула.

– Ты первый раз этим занимаешься?

– Да.

Ее вопрос почему-то заставил меня покраснеть, будто я призналась в чем-то постыдном.

– Воспринимай все это как игру, – сказала она, элегантно отбросив черную блестящую прядь и устремив свой кошачий взгляд вверх, на темное, молчаливое небо. – Будь легкой, улыбайся чаще. Играй. Они думают, что мы их игрушки, но на самом деле все иначе.

Но я все равно себя чувствовала дешевой игрушкой, арендованной на вечер. И слова Этти меня не успокоили. Мы зашли в ресторан, в воздухе витал запах шоколада и ванили. Ноэль привел нас в холл, где в ряд стояли уютные кожаные диванчики, на одном из них сидел мужчина в сером костюме. Черная копна волос припорошена сединой, нависшие веки делали его взгляд мрачным, уголки рта тянулись вниз, создавая впечатление, что этот человек не способен на улыбку. Он медленно встал и подошел к нам. Я и остальные девушки выстроились в одну шеренгу.

– Вот, это самые лучшие, – с гордостью произнес Ноэль.

Теперь я еще больше чувствовала себя бездушным товаром.

Мужчина в сером оценивающе глядел на нас.

– Ты пойдешь к Бернарду, он сидит за шестым столиком, – сказал он Этти.

Далее мужчина подошел к Лоре.

– Герольд, пятый.

Затем его внимания удосужилась Дарлин.

– Марк, седьмой.

Чем ближе он ко мне, тем быстрее колотилось мое сердце.

– Мистер Леммон, первый столик, – сказал он Эйвер.

Черт!

– Трент, третий, – адресовано мне.

О том, что нас будут еще и распределять, я даже не догадывалась. Весь план мгновенно провалился за несколько секунд. Я понятия не имела, кто такой Трент, но, может быть, мне и его общество было бы полезным. Хотя… Черт, казалось, что я вновь нахожусь в кафельной комнате и Лестер наблюдает за мной. Мне дано испытание и перечислена четкая расстановка действий, я должна следовать ей. Я должна попасть к Леммону! Но как? Этти… Раз она знает о нашем плане, значит, сможет мне помочь. Человек из «Сальвадора» ушел в зал, девушки практически одновременно раскрыли свои блестящие клатчи и достали зеркальца, чтобы поправить макияж.

– Дорогие мои, ведите себя хорошо, – сказал Ноэль, а затем покинул здание, оставляя нас одних.

– Этти, – сказала я, – мне нужно попасть к Алистеру Леммону.

Она долго смотрелась в зеркальце, не замечая мое присутствие, а затем, улыбнувшись, сказала:

– А я бы хотела попасть к Бреду Питту, но выбор здесь, увы, делаем не мы. Эйвер ни за что не отдаст Леммона, он довольно хорошо платит за ночь.

Да… Шлюхи не идут на уступки – это факт. Но они любят деньги – это тоже факт. Этим я и воспользуюсь. К счастью, у меня еще осталось приличное количество денег от той суммы, что дал нам Лестер на мое преображение.

Я подошла к Эйвер. Та подкрашивала свои пухлые губки.

– Эйвер, не хочешь поменяться клиентами?

Из-за моего предложения ее рука дрогнула, и помада едва не оставила след на ее щеке.

– Ты в своем уме?

Я достала купюры, и, взглянув на них, Эйвер чуть не лишилась речи.

– А так?

– А зачем тебе этот старикашка?

– Ну… Я тащусь от старикашек. Такой мой фетиш.

Эйвер с недоумением посмотрела на меня, но руки ее быстро выхватили мои деньги и с той же скоростью, чтобы никто не увидал, запихнули их в свой клатч.

– Значит, мне идти к Тренту?

– Да, третий столик.

Ну что ж, еще одна ступень была пройдена. Азарт овладел моим рассудком. В это мгновение я оставила свои принципы и страх, во мне вновь ожили уверенность, твердость, что я приобрела за кошмарные месяцы моей прошлой жизни. Мы зашли в зал, каждая направилась к своему «принцу». Здесь скопилось порядка двадцати мужчин, у подавляющего большинства уже имелись женщины, наверное, у каждого свои предпочтения и свои поставщики девушек. До первого столика топать долго не пришлось. Мужчина сидел ко мне спиной, в руке он держал сигару. Все его толстые, короткие пальцы были заключены в массивные перстни, они игриво поблескивали, когда он совершал движения своей пухлой волосатой кистью. Я обошла стол, чтобы увидеть лицо моего спутника. Миди нелестно отзывалась о его внешности, она назвала его мерзкой, жирной, старой, похотливой гориллой, но, увидев его вживую, я поняла, что Миди еще по-доброму его описала. Для его солидного возраста он обладал пышной черной шевелюрой, видимо, он, в отличие от своих сородичей, не видел красоты в седине и всячески ее закрашивал. Черные, густые брови в застывшем нахмуренном состоянии; из его широких ноздрей выглядывали волосы, они дотягивались до тонких ниточек усиков; на коже морщины едва заметны из-за одутловатости его лица.

– Добрый вечер. Меня зовут Дрим.

Миди настояла, чтобы я представилась именем ее подруги. Алистер посмотрел на меня с абсолютным безразличием.

– Я же сказал, послать мне какую угодно, только не такую тощую, – высказал свое недовольство он хриплым голосом. – Ну так как ты говоришь тебя зовут? Дрим?

– Да.

– Значит, вот так выглядит моя мечта.

«Играй», – слышала я голос Этти. Наслаждайся этим моментом, Глория, как бы противно тебе ни было. Он думает, что пользуется тобой, но на самом деле это ты его используешь.

– Я не разочарую вас, мистер Леммон, – с изящной учтивостью сказала я.

Алистер встал из-за стола, и теперь я могла окончательно насладиться его «великолепием»: он ниже меня на десять сантиметров, короткие, неуклюжие ноги с трудом удерживали равновесие из-за огромного живота. Мистер Леммон был похож на жабу, которую надули, как шарик.

– Господа, пора трогаться в путь, – сказал он.

Все встали и направились к выходу со своими дамами.

Леммон протянул мне свою руку, я протянула в ответ, на лице моем красовалась улыбка, но внутри себя я переживала жуткое отвращение, словно только что я положила свою кисть не в его ладонь, а в кучу навоза.

Его ноги шагали медленно, шел он вразвалку, и я миниатюрными шагами шла рядом с ним.

Ну что ж, игра начинается.

* * *

Выставка проходила в огромном павильоне, наполненным белыми тонкими стенами; соединяясь между собой, они представляли целый лабиринт. На стенах висели картины, каждый отсек лабиринта предоставлен одному художнику. Встречались широкие отсеки, где ждали гостей длинные столы со скромными порциями еды и подносами с шампанским. Немного перекусив, можно было отправиться дальше исследовать лабиринт. Людей, жаждущих повидать искусство, там было полно. Все одеты сдержанно, но дорого. На руках мужчин блестели часы, которые, наверное, обладали стоимостью двухсот моих почек, выглаженные костюмы шуршали так же, как и внушительная пачка денег, на которые они были куплены. Дамы – в не менее роскошных платьях, их бриллианты на ушах, на шее, на руках впитывали свет от потолочных ламп. Все блестело, да так ярко, словно сюда спустились звезды с неба. Люди в сером завоевали тот вечер, однозначно. Лишь изредка попадались люди не из «Сальвадора».

Алистер только вначале ходил со мной, затем он отстранился от меня и проводил максимальное количество времени со своими знакомыми. Я старалась навострить уши, находиться как можно ближе к его компании, но ничего не вышло. С большим трудом удавалось различить чьи-либо голоса. Всюду смех, звон бокалов, а в одном из отсеков еще и музыканты играли на скрипках, их мелодия была слышна повсюду, все это слилось в единую волну шума. Я ходила, как идиотка, вокруг Алистера, следовала за ним по пятам, наблюдала за каждым его шагом, но никаких результатов мои старания не принесли. Меня это жутко злило. Вечер уже подходит к концу, и что потом я расскажу Лестеру? О чем интересном я здесь узнала? О том, что волосы в ушах Алистера настолько длинные, что щекотали мои плечи, пока мы шли, или же я поведую о том, как, наблюдая за ним, я чуть не подавилась оливкой, которую нашла на столе для гостей? Это полный провал. Хотя Лестер знал, кого он посылает. Я не гожусь в разведчики. Я сделала все, что могла, добилась того, чтобы сопровождать Леммона, но на большее я не способна.

Рослый мужчина во фраке и с очень умным лицом представился Джоном Миртеллом и любезно огласил, что готов рассказать собравшимся гостям об особо удивительных картинах. Алистер и горстка его людей последовали за ним, ну и я вместе с ними. Около каждой картины мы стояли по пять минут, Джон монотонно рассказывал о художнике, о истории его произведения. Это было настолько «увлекательно», что хотелось сорвать одну из картин со стены и острым ее краем перерезать себе вены. Мы подошли к очередной картине. На холсте изображены очертания домов, тротуар, на котором распласталось нечто вроде человеческого трупа, рядом с тротуаром – канал. Все это выведено толстой кистью, смоченной в черной краске, а фон закрашен белым. Создавалось впечатление, что эта картина не дописана. Холст лишен красок: только белое и черное. Эти цвета навевали тоску. Кажется, таким видит мир человек, когда он опустошен: черно-белый мир без единого проблеска яркой надежды.

– А вот еще одно уникальное произведение. Но я убежден, что немногие знают его автора.

– Кристо ДеАфолинни, – сказала я.

Толпа перенесла взор с картины на меня. Осунувшееся лицо Джона Миртелла исказилось в улыбке.

– Приятно знать, что такие молодые особы увлечены искусством. Возможно вам известно название этого творения?

– «Плачущая Венеция».

Я обратила внимание на Алистера. Он был удивлен, как и все присутствующие, и во мне его удивление породило долгожданное удовлетворение.

Играй.

– Вообще это наиболее известная работа ДеАфолинни, – продолжила я. Толпа расступилась предо мной, я подошла ближе к картине. – Он изобразил тысяча семьсот девяносто восьмой год, закат Венецианской республики. Примечательно, что мы видим здесь такое большое количество белого цвета. Люди постоянно ассоциируют смерть с черным, но Кристо ДеАфолинни показывает нам истинный цвет смерти – белый. Как кожа мертвеца.

– А еще есть мнение, что белым цветом он обозначил пустоту, безмерность, – сказал Джон, все так же криво улыбаясь.

– А разве это не есть смерть? Пустота. Освобождение от всего.

Нет, я не тронулась умом (хотя это спорный вопрос), и я не являюсь дикой поклонницей живописи, просто накануне Миди сказала мне, что данная профессия предусматривает умение вести светские беседы. Меня это огорчило. Я являюсь человеком, который позволил себе с легкостью спать в лесу на голой земле, жрать дешевые сосиски и даже валяться обрыганной на асфальте, находясь в наркоманском бреду. Само собой, я и светские беседы – это два несопоставимых понятия. Но! Я умею читать и запоминать, поэтому я не поленилась позаимствовать ноутбук у Миди и воспользоваться интернетом. Я подумала, что Алистер или его знакомые обязательно захотят поговорить об искусстве, об увиденных картинах, поэтому я нашла информацию о предстоящей выставке, прочла о художниках, чьи работы там будут представлены, далее ушла куча времени на ознакомление с их художествами, и, конечно, многое вылетело из моей дырявой головешки, но картина «Плачущая Венеция» глубоко вошла в мою память. Уж сильно она понравилась мне.

Алистер потрясен, а я ликовала, словно сделала что-то необычайно сложное. С этой минуты Леммон не отходил от меня, мне даже выпала честь находиться среди его людей, участвовать в их дискуссиях, ходить вместе с ними и дивиться работам художников с труднопроизносимыми фамилиями. Иногда мне было сложно поддержать разговор, но тогда, как советовала мне Этти, я улыбалась, а затем аккуратно переводила тему, а если мне удавалось еще что-нибудь вспомнить из тех статей в интернете, что я прочла, так это вообще успех. Старики, которые окружали Алистера, довольно начитанные, даже излишне, поэтому они любили общаться с подобными им. Их дамы только и умели, что кокетливо смеяться да глазеть по сторонам, но я от них отличалась. Во-первых, отсутствием дорогих украшений, а во-вторых, умными речами. Поэтому Алистер и возгордился, ему было приятно, что он в сопровождении образованной девушки. Образованной… Да уж, мои учителя, что закидывали меня низкими оценками, словно камнями, тоже бы поразились моим знаниям. А потом громко посмеялись.

Это, конечно, все прекрасно, но… Мои собеседники только и говорили об одном искусстве, лишь единожды они отвлеклись на другую тему. Старик, кажется по имени Грейн, начал рассказывать о своем безупречном лете, как он играл в гольф, но потом он поделился рассказом о том, как случайно забрел на выставку современного искусства, и все вновь вернулись к прошлой теме. Я слушала их, потом вставляла свое словечко, затем снова слушала, говорила… И ничего путного не узнала.

Ну а если подумать, они же ведь не идиоты, чтобы на выставке живописи обсуждать то, как совершили нападение на Ферджесса и украли оружие. И все же я действительно сделала все, что могла. Я старалась вдоволь насладиться вечером, и весь этот светский шум стал для меня приятным. Когда еще мне удастся побывать в такой обстановке, где красиво вокруг и вкусно пахнет?

Мероприятие подошло к концу, гости сделали последние глотки шампанского, завершили свои беседы и, бросая слова благодарности организаторам, направились к выходу.

Алистер все еще терся возле меня. Неужели я последние минуты вижу этого мерзкого человека? Мало того что мне пришлось весь вечер быть ласковой кошечкой для него, так этот коротконогий уродец даже и не заикнулся о своем совершенном поступке.

– Кажется, нам пора прощаться? – сказала я.

– Не думаю.

Мои глаза врезались в него, чувство тревоги накрыло меня мощной волной, не знаю, как при этом мне еще удалось сохранить натянутую улыбку на своем лице.

– Я хочу, чтобы ты провела со мной эту ночь, моя Мечта.

10

Он открыл дверь номера и любезно пропустил меня вперед. Всю дорогу до отеля я старалась вести себя спокойно, не выдавать никаких эмоций, но, переступив порог номера, мне стало еще труднее сдерживать себя, особенно когда, проходя мимо Алистера, я почувствовала его дыхание на своей коже.

– Нравится тебе здесь?

Алистер заказал номер под стать себе: дорогой и огромный. Возможно, мне бы понравилось его убранство и я бы захотела остаться тут навечно, если бы не была здесь в качестве шлюхи… Теперь же эти стены, эта антикварная мебель, весь этот лоск казались мне уродливыми, отталкивающими. Но все же я должна была продолжать играть, невзирая на то, что игра эта зашла слишком далеко.

– Да, отличный номер, – сказала я.

Прошла дальше и остановилась, беспокойно пробегаясь глазами по помещению. Примерно в десяти шагах от меня находилась кровать – высокая, широкая, по другую сторону от меня располагался низкий столик из темного дерева, возле него – два смотрящие друг на друга кресла, чуть дальше стояла белая статуя девушки, в полумраке трудно было разглядеть ее лицо, но я не сомневалась в том, что оно печальное, как и мое.

Внезапно раздался стук в дверь.

– Надо же, как быстро, – сказал Алистер, а затем живо потопал своими жирненькими ножками к двери.

А я продолжала стоять, как та статуя, бледная и безжизненная. Алистер вернулся довольный с бутылкой вина в руках.

– Я заказал нам великолепное вино. Такое ты еще не пробовала.

Жаль, что он держит только одну бутылку, я бы сейчас не отказалась от целого ящика даже самого дешевого пойла, лишь бы поскорее отрубиться и покончить с этим днем. Выпить, уснуть и ни о чем не думать.

А ведь мысль неплохая…

Мы уселись в кресла. Алистер, пыхтя, открыл бутылку, и в следующее мгновение тишина в номере прервалась плеском вина в бокале. Его мохнатая рука, держа бокал, тянулась ко мне, я взяла его, подождала несколько секунд, пока Алистер наполнит свой, и затем мы одновременно сделали глоток. Да, вино в самом деле великолепное. Жар медленно потек по моему горлу, тепло постепенно заполнило мой желудок, а кисло-сладкое послевкусие до сих пор напоминало о недавно совершенном глотке. На несколько секунд мне стало приятно, я даже немного расслабилась, но затем я подняла взгляд на Алистера. Тот сидел, уставившись на меня, его и без того широкие ноздри становились еще шире при каждом вдохе. Чувство отвращения вновь вернулось ко мне.

– Расскажи мне о себе, Дрим.

– Моя жизнь ничем не примечательна, – я позволила себе коротко улыбнуться.

– Ты давно занята в этой сфере?

– Нет. Наверное, вы уже это заметили.

Алистер громко проглотил очередную порцию вина.

– Ты очень робкая. Но это не отталкивает.

В доказательство своим словам, он пододвинул свое кресло к моему настолько близко, что мои колени теперь уперлись в его ноги. Напряжение во мне росло с небывалой силой.

– А может, лучше вы расскажете о себе?

– Неужели ты ничего не знаешь обо мне?

– Ничего, кроме того, что вы властный и уважаемый человек в этом городе.

– Меня больше боятся, чем уважают.

– Боятся? Но почему? Что же вы такое делаете?

– Я делаю очень много плохих вещей, о которых тебе лучше не знать, моя Мечта.

– Все люди иногда делают плохие вещи… Даже я.

Эту фразу словно кто-то другой произнес за меня, так бесстрашно, игриво, и Алистеру это понравилось, он улыбнулся, и его лицо стало еще страшнее.

Нечего ждать, Глория, действуй!

– Кажется, кто-то постучал в дверь, – обеспокоенно сказала я.

– Я ничего не слышал.

– Может, вы проверите? А то мне что-то не спокойно.

Алистер неохотно выполнил мою просьбу. Он медленно поднялся, его живот, наполненный вином, стал еще больше. Пока Леммон ковылял к двери, я заполнила свой опустевший бокал вином и подлила немного в бокал Алистера. Тот уже оказался возле двери, открыл ее и обнаружил, что за порогом никого нет.

Ему потребовалась еще пара минут, чтобы пройти расстояние от двери до столика.

– Я же сказал, что там никого нет.

– Прошу прощения, мистер Леммон. Вечно мне что-то слышится, мерещится. Давайте лучше выпьем.

– С удовольствием.

И вновь в горле вспыхнуло пламя, такое приятное и вкусное.

– Я бы проговорил с тобой целую ночь, Дрим, но я уже слишком стар и боюсь, если потрачу много сил на разговоры, то у меня их не останется для главного.

Алистер подошел ко мне, положил свои мохнатые руки мне на плечи, от их прикосновения я оцепенела, в горле застрял вдох.

– Тогда я быстро приму душ и вернусь, хорошо?

Не дожидаясь ответа, я вскочила, понеслась в ванную, заперла дверь и начала себя успокаивать тем, что хоть на несколько мгновений я здесь в безопасности. Включила душ, а сама села на пол, обвив колени руками. Мне так хотелось заплакать, но слезы почему-то не шли. Никогда я еще не чувствовала себя настолько мерзкой, настолько грязной. Как я могла согласиться на это? Как?! Что я творю?.. Я не хотела покидать ванную, была бы воля, я бы забаррикадировалась здесь на всю жизнь, лишь бы больше не видеть этого волосатого чудища за пределами комнаты. Что же ты сделала, Глория? Если бы ты не заварила эту мерзкую кашу, все было бы иначе. Ты жила бы в своем ненавистном Бревэрде, ходила бы в школу, жила бы как нормальный подросток. Почему ты так много делала, но так мало думала?.. Я сидела в ванной, наверное, минут десять, звук воды несколько успокаивал, а чтобы окончательно отвлечься от гнетущих мыслей, я стала подсчитывать количество кафельных плиток на противоположной стене, тем же я занималась в подземелье Лестера.

– Дрим, поторопись, – услышала я голос Алистера.

Я поднялась, сняла туфли, затем платье, надела белый халат и покинула ванную.

Алистер тоже освободился от одежды. Он сидел в трусах на кровати и указал мне взглядом сесть рядом с ним. Я чувствовала, как желчь жжет мне глотку, а в животе что-то шевелится, словно клубок змей. Пошла вперед, присела на край кровати. Он двинулся ко мне и начал целовать ухо, затем захватил своими фарфоровыми зубами мочку. Прислонился волосатой грудью к моему плечу, я ощутила запах его пота вперемешку с одеколоном.

– Может, еще выпьем вина? – сказала я дрожащим голосом.

– Я не хочу больше вина. Теперь я хочу напиться тобой, – шептал он мне прямо в ухо, отчего оно стало мокрым.

Далее он стал целовать мою шею, ключицы, с каждым новым поцелуем я чувствовала, как рвота медленно подкатывает к глотке, во рту стало кисло. Я отвернулась и зажмурила глаза. Я поняла, что тем самым навлеку на себя бурю негодования со стороны Алистера, но уже ничего не могла поделать. И все же его мое настроение мало волновало. Он возбужден, животная похоть им полностью овладела, одной рукой он схватил меня за горло, другой сорвал с меня пояс, и махровая ткань, некогда защищавшая мое голое, одеревеневшее тело, пала с меня. Я покраснела, пыталась прикрыть рукой свою обнаженную грудь, но Алистер, недовольно пыхтя, как свинья, вцепился в руку, отводя ее в сторону, а затем опустил голову к моей груди, желая дотронуться своими сухими губами до нее. Я с силой отпихнула его, но ему это похоже понравилось, и он, наслаждаясь моим страхом, настырно сопротивлялся мне, вновь схватил меня за шею, да так сильно, что я начала задыхаться.

– Ты будешь послушной девочкой, поняла? Сиди смирно.

И как только он собрался вновь прильнуть ко мне, глаза Алистера закрылись, кисть его руки, что мертвой хваткой держала мою шею, расслабилась, и он пал на спину.

– Алистер?

Я бы хотела, чтобы он умер, но Леммон только заснул, это можно было судить по его медленно поднимающемуся и опускающемуся брюху и громкому храпу.

Подействовало, черт возьми!

Когда Дарлин утешала Лору в машине и дала ей таблетку, чтобы та успокоилась, я попросила ее поделиться со мной, так как и мне немного расслабиться в тот момент не мешало. Дарлин дала мне баночку, я отсыпала себе несколько таблеток, а та сказала, чтобы я не вздумала принять все таблетки разом, иначе я сразу отрублюсь. Я приняла лишь четверть, но остальные пилюли возвращать не стала, так как полагала, что они мне еще понадобятся. Хороший сон для меня тоже явление редкое.

Когда Алистер пошел к двери, я, воспользовавшись моментом, наполнила его бокал вином и бросила туда две таблетки. Странно, что он не ощутил разницу во вкусе, но это мне было только на руку.

Я накинула халат на себя, встала. Ноги Алистера, две лохматые сардельки, свисали с кровати, я подняла их. Теперь самое неприятное. Нужно было снять с него трусы, ведь когда он пробудится, Леммон должен думать, что у нас с ним все было. Отвернув голову, сняла трусы, швырнула их в сторону, а на храпящее, голое тело набросила одеяло. Далее молниеносно побежала в душ. Вот теперь он мне крайне был необходим. Включила воду и мощным ее потоком пыталась смыть все поцелуи Алистера, его слюни, пот, запах, что впитала моя кожа. Я растерла ее до красноты, еще и еще, хотелось даже вырезать ножом те участки моего тела, которых коснулись губы Леммона. Я вспомнила о Стиве. Мне казалось, все, что происходило в этом номере несколько минут назад, Стив видел, чувствовал. Мне стало так стыдно, и долгожданные слезы хлынули из глаз. Почему я сразу не остановила его, почему я не набралась смелости и не сбежала от него, почему я не отказала ему?.. Я знала ответ, но он еще больше заставлял меня чувствовать себя виноватой. Я боялась. Я тупо его боялась. Я вновь поддалась своей проклятой слабости. Даже сейчас мне было страшно. Вдруг он проснется?

Вдруг он проснется и закончит начатое?..

* * *

Серый свет проникал сквозь зашторенные окна, предупреждая о скором рассвете. Всю ночь я провела сидя в кресле, мне удалось немного поспать, но все же я старалась как можно больше времени воздерживаться от сна. Я следила за Алистером, прислушивалась к каждому его вдоху. Как только стало светать, я поднялась, затекшее тело недовольно скрипело в суставах, голова кружилась и болела. Тихими шагами пошла в ванную. Макияж я оставила нетронутым, лишь слезы его слегка испортили, тени на нижних веках смазались, их я решила смыть. В целом, несмотря на практически бессонную ночь, выглядела я неплохо, разве что немного уставшей. Я надела свое платье, погрузила ступни в туфли. Превратив кисть правой руки в гребень, расчесала волосы.

Ох, осталось совсем чуть-чуть потерпеть, и все закончится.

Алистер проснулся спустя три часа. Его лицо еще больше опухло, на губах видны белые остатки слюны, что текла из его открытого рта всю ночь.

– Доброе утро, мистер Леммон, – ласково произнесла я.

Он несколько мгновений кряхтел, затем еле-еле поднялся и схватился обеими руками за голову.

– Скорее хреновое утро. Как же меня мутит!.. Я что, вчера отключился?

– Да, но не сразу. Перед этим мы провели с вами несколько потрясающих минут, – даже лгать мне об этом отвратительно.

– Я ничего не помню.

– Зато я все помню. И могу рассказать в ярких подробностях, если желаете.

И если меня не вырвет при этом.

– Не желаю. Голова зверски трещит.

Ну и прекрасно. Алистер встал и, шатаясь, абсолютно не стесняясь своей наготы, пошел в ванную.

– Я вижу ты уже собралась. Сейчас я приму душ, и мы поедем завтракать.

Только не это! Я больше не выдержу нахождения с ним. Неужели этот кошмар никогда не закончится?

– Это не обязательно, я не голодна.

– Это не обсуждается.

* * *

За столиком сидели два человека в серых костюмах. Один из них лысый с лопатообразной седой бородой, а второй – кучерявый, с бородавчатым лицом и вторым подбородком. Вчера мы были с ними на выставке.

– Доброе утро, Алистер, – сказал лысый.

– Мне пришлось выпить четыре таблетки аспирина, чтобы это утро стало добрым.

– Видимо у вас была веселая ночь с красавицей Дрим, – улыбаясь во все тридцать два вставленных зуба, сказал кучерявый.

– Верно подмечено.

К нам подбежал тощий официант.

– Заказывай что хочешь, – сказал Алистер, – а я буду только кофе.

Я заказала малиновый чай и шоколадный пудинг. Мужчины стали болтать о минувшем вечере, каждый делился своими впечатлениями, а я в это время рассматривала лиловые стены ресторана и обнаружила, насколько красиво они сочетаются с белыми окнами и с нежно-розовыми розами, поставленными в вазы на каждый столик. Наконец, мне принесли мой заказ, за время его ожидания мой аппетит проснулся и отозвался болезненным ворчанием в животе.

– Дрим, а вы знаете, что на следующей неделе, в четверг, в том же павильоне на Миддл-стрит будет выставка Морта Гюйарда? Вам известен этот художник? – спросил лысый.

– Если честно, нет. Я не настолько хорошо разбираюсь в искусстве, – теперь мне не нужно было притворяться всезнайкой, чтобы понравиться этим стариканам.

– О-о, тогда вы тем более должны ее посетить. Морт Гюйард – настоящий талант. Уверен, вы будете впечатлены его работами.

К нашему столику приблизился еще один мужчина в сером. Я посмотрела на его лицо, и меня мгновенно бросило в жар. Это был тот самый человек, который помог мне завести машину. Во рту пересохло, хотя несколько секунд назад я сделала глоток чая.

– Аарон, наконец-то, – сказал Алистер.

– Здравствуйте, господа…

Аарон смотрел на меня, а я на него. Нет бы отвернуться или пуститься в бегство прямо сейчас, но я сидела, шею парализовало страхом, глаза застыли на его лице.