Книга: Немецкая осень - Стиг Дагерман

«Немецкая осень» - сборник статей о послевоенной Германии. Мы привыкли, что горе во второй мировой войне несла Германия и привыкли знать и наблюдать картины именно этого горя. Это вполне обоснованно. Как бы то ни было, именно Германия начала эту войну и Германия в ней натворила больше всего зла. Но, что показывает Дагерман, все злодеяния немцев не отменяют их страдания. И это страдание не повод для удовлетворения и, тем более, для злорадства, хотя оно и заслужено.

Голодный, нищий человек в уничтоженном городе, потерявший дом, работу, надежду и родственников – это, прежде всего, несчастный человек. И уже потом в той или иной мере соучастник преступлений. Если есть вина, страдание – не повод ее отменять. Но вина бывает разной и разным бывает наказание. Как мы увидели, настоящие преступники очень часто избегают суда. А жертвы остаются жертвами, что при рейхе, что при его падении. Сложно ожидать от целой нации, что она моментально прозреет и так покроет себя позором и раскаянием, что разучится хотеть есть, и примет, как должное, холодную и никчемную жизнь в подвалах. В ковырянии в развалинах, в попытках найти пропитание, в мытарствах по всей стране. Где братья арийцы стали на удивление черствыми, когда речь зашла о солидарности. И помыкали своими менее удачливыми соседями. Гоняли таких же немцев как прокаженных по обетованным землям первых среди людей. А значит и братьями они были фальшивыми. Такие материи лучше познаются в горе, чем в победах.

Когда читаешь статьи Дагермана, становится жалко отдельных людей, проникаешься их историями. Фундаментально человек везде человек. Но, наверное, потому что я вырос в России, Германию, как страну в этом падении не жалко. Я давно доехал своим умом, что тыкать пальцем и говорить: «Так вам и надо» - позиция дурная. Тем более, часто многое зависит от большой истории, а не от маленького человека. Что, конечно, не отменяет его ответственность. Посмотрим, как оно будет в России.

А в послевоенном СССР – стране-победителе, в 1947 году точно было не лучше, чем в Германии, описанной Дагерманом. Думаю, в разбитом Сталинграде людям жилось хуже, чем в разбитом Гамбурге. Разве что оптимизм победителей помогал больше, чем пессимизм проигравших. Но голод у них был одинаковый. И одинаково притуплял и оптимизм, и пессимизм до уровня выживания. Здесь важно то, насколько даже на уровне быта жизнь победителей и побежденных была близка друг к другу. Гитлер гнал людей из СССР на работы, с которых не возвращались. Пленные немцы работали в СССР и удивлялись, что им дали вернуться. И те, и другие во многом жили на развалинах. Я не знаю, когда немцы переселились из руин, но советские люди жили в них еще долго. Эта трагедия, это страдание – не повесть о побежденных и победителях. Это летопись войны, от которой проигрывают все. В земле кровь смешалась без различия. Без различия люди потеряли близких, родных, смысл жизни и саму жизнь. Получилось так, что у немцев прививка оказалась более стойкой, чем у наследников СССР. Хотя зло пришло из Берлина. Как его запереть, так, чтобы оно больше не вырывалось, размахивая красной метлой?

Очерки Дагермана очень жизненные. Они великолепно передают атмосферу тех времен. Из малых штрихов интересно, что переполненный, холодный, грязный, провонявший нищетой и нечистотами поезд, в который невозможно влезть – это общий знаменатель упадка. Описания немецких поездов до боли похожи на описание поездов времен Гражданской войны.

Но самое большое впечатление от книги у меня осталось от последнего эссе. Прочитав его, в который раз задаешься вопросом, насколько ты готов оставаться собой. В тяжелые времена, в моменты упадка и крушения всего и вся.

«А если кто желает стать дурным человеком, живущим так, будто любой поступок можно оправдать, то пусть хотя бы сохранит в себе достаточно добра, чтобы заметить, когда это произойдет».

Это очень грустное, глубокое поэтичное произведение, которое я перечитал. Оно написано за год до самоубийства автора. И до боли тяжело, что он так и не нашел другого выхода. Что у него больше ничего не осталось, даже желания жить.

«…и еще недавно внушавшая мне ужас вечность вдруг станет свидетелем моего второго рождения, на этот раз – свободным человеком. Что же это за чудо? Простое и внезапное понимание, что никто – ни власти, ни люди – не имеют права предъявлять ко мне требования, от которых пропадет желание жить. Ведь если пропадет желание жить, что же останется?».

Дагерман хотел найти покой, найти целостность, опираясь на которые он мог бы стать по-настоящему свободным и, возможно даже, счастливым. Такие, которые не будут вынуждать предавать себя и переступать через людей. Он не смог этого сделать. И выбрал замолчать.

«Где человек может доказать миру, что способен жить свободной жизнью, вне жестких общественных рамок? Я вынужден ответить: нигде. Если я хочу жить свободной жизнью, то пока мне придется оставаться в этих стенах. Значит, мир сильнее меня. Мне нечего противопоставить его власти, кроме себя самого, - а с другой стороны, что еще у меня есть? Ибо до тех пор, пока я не позволяю им победить, кое-какой силой обладаю и я. И сила моя ужасает до тех пор, пока я способен противопоставить свои слова словам мира, ибо тот, кто строит тюрьмы, обычно более косноязычен, чем тот, кто строит свободу. Но власть моя станет безграничной только в тот день, когда у меня не останется ничего, кроме молчания, когда мне больше нечем будет защитить свое достоинство, ибо живое молчание неуязвимо для всех топоров мира.»

Сложно что-то добавить, буду ждать «Змею», благо не долго.

Тексты Дагермана, заостряющие внимание на смирении перед лицом страдания, подсвечивают то, что и страны-победители, и сами проигравшие-немцы предпочли бы скрыть. Денацификация превратилась в удобный инструмент мести соседу, в то время как военные преступники заняли места в новом правительстве. Активисты сопротивления чувствовали себя разочарованными и были не готовы примыкать ни к одну сложившемуся в новой Германии институту. Молодёжь, которая должна была стать основной нового демократического общества, из-за нехватки продовольствия уходила с учёбы на поиски пропитания, рискуя стать самой необразованной в Европе. Да, жизнь в 1941ом была лучше, чем стала пять лет спустя, но лишь потому, что тогда были закрыты базовые потребности, и ради сырой картофелины немцам по крайней мере не приходилось рисковать жизнью. Потом же голод и нужда стали оружием мести, которым начали махать перед лицом людей, обвиняемых в непослушании после того, как это самое послушание и слепое повиновение и привели их к той точке, где они оказались после мая 1945го. «Голод – плохой учитель» пишет Дагерман, и сложно обвинить его во лжи, каким бы ни было отношение к представителям поверженной страны.

С временной дистанции в почти восемьдесят лет можно увидеть, что писатель не всегда был прав в мелочах и своей оценке, однако его описание одновременно прекрасных и ужасных немецких руин, непригодных для жизни, – одно из самых ярких свидетельств послевоенного времени. Дагерман подчеркивает, что в этом физическом и моральном разрушении продолжала теплиться не только жизнь, но и человеческое достоинство. Герои его текстов помимо голода и холода боролись с чувством стыда, утраты и полной неопределённости. Им продиктовали условия, выдали общественный строй, но искать надежду, новый смысл и опору, на которую можно положиться со всем тяжким грузом вины, всё равно пришлось самостоятельно. Насколько успешно завершился этот поиск вполне могут судить современные читатели.

Серия написанных Дагерманом эссе показывает чудовищную нищету и голод немецких граждан.

Автор отрицает понятие коллективной вины и настаивает на том, что послевоенное немецкое общество не монолитно.

Вместе с тем судьбу целого народа Дагерман стремится изобразить через жизнь отдельных людей, однако не торопится давать оценку «потерянному поколению», как это делали его современники.

В «Издательстве Ивана Лимбаха» рассказали, что сейчас идёт работа над переводом третьей книги Стига Дагермана