Текст книги "Мег"

Она со вздохом закрыла лэптоп, мысленно снова вернувшись к той лекции.

Терри Танака впервые встретилась с Джонасом Тейлором десять лет назад на симпозиуме в Сан-Франциско, спонсируемом Океанографическим институтом Танаки. Масао пригласил пилота глубоководных аппаратов ВМС рассказать о погружении в Пуэрториканский желоб. В то время Терри как раз окончила среднюю школу. Она помогала отцу в организации симпозиума: занималась заездом и размещением более семидесяти ученых со всего мира. Она заказала Джонасу билет и лично встретила его в аэропорту. Тогда она испытала первую юношескую влюбленность, с ходу влюбившись в атлетически сложенного бравого моряка.

Терри еще раз посмотрела на его фотографию в досье. Сегодня вечером Тейлору явно не хватало той уверенности, которой он покорил ее во время первого знакомства. Джонас Тейлор, ростом примерно шесть футов три дюйма, был по-прежнему в прекрасной физической форме и хорош собой. Правда, в уголках глаз появились новые морщинки, а темно-каштановые волосы поседели на висках. И что-то явно сломалось у него внутри.

Так что же все-таки произошло с этим человеком? И почему отец настаивал на встрече с ним? Будь на то воля Терри, она ни за что не стала бы привлекать Тейлора к проекту ЮНИС.

Джонас Тейлор, накрытый вместо одеяла пиджаком от костюма, проснулся на диване в кабинете. Где-то неподалеку лаяла собака. Джонас посмотрел на часы. 6:08.

Голова раскалывалась. Джонас медленно сел, случайно задев ногой полупустой кофейник. Коричневая жидкость залила бежевый ковер. Вокруг были разбросаны компьютерные распечатки из приемного лотка принтера. Джонас протер налитые кровью глаза и бросил взгляд на компьютер. На экране крутился скринсейвер. Пощелкав мышкой, Джонас открыл схему станции ЮНИС, и все сразу встало на свои места.

Собака больше не лаяла. Дом показался непривычно тихим. Джонас встал и прошел в супружескую спальню.

Мэгги там не было. Кровать осталась несмятой.

Лагуна

Терри Танака сразу засекла Джонаса, шедшего с парковки к взлетной полосе. И кинулась ему навстречу.

– Доброе утро, профессор, – сказала она, возможно, громче, чем следовало бы. – Как ваша голова?

– И не спрашивай. – Он перевесил дорожную сумку на другое плечо. – Пожалуйста, говори чуть-чуть тише и не называй меня профессором. Я для тебя Джонас или Ти Джей. Когда мне говорят «профессор», я сразу начинаю чувствовать себя древним стариком. – Он прищурился на ожидавший их самолет. – Вроде совсем маленький, а?

– Но не для «Бичкрафта».

Самолет был двухмоторным, с логотипом в виде кита и буквами «ОИТ» на фюзеляже. Джонас забрался внутрь, закинул сумку за кресло и огляделся:

– Ладно, а где пилот? – (Терри шутливо отдала ему честь.) – Ты? Не пойдет…

– Эй, только давайте без вашего шовинистического дерьма. Я лицензированный и квалифицированный пилот. И, к вашему сведению, летаю уже шесть лет. Если вам, конечно, от этого станет легче.

Джонас неловко кивнул. Ему явно не стало легче.

– Вы в порядке? – поинтересовалась Терри, увидев, что он не решается пристегнуть ремень безопасности. – Что-то у вас бледный вид.

– Гипогликемия.

– В маленьком холодильнике позади, возможно, есть пара яблок. А если вы пересядете назад – там больше места, – то сможете вытянуть ноги. Бумажные пакеты для страдающих воздушной болезнью в боковом кармане. – Терри невинно улыбнулась.

– Смейся, смейся.

– Честно сказать, никак не ожидала, что опытный глубоководный пилот вроде вас окажется таким неженкой.

– Твое дело управлять чертовым самолетом, вот и управляй. – Джонас не мог отвести глаз от индикаторов на панели управления.

В кабине самолета было тесновато, кресло второго пилота фактически прижато к ветровому стеклу. Джонас пошарил в поисках ручки, чтобы отодвинуть кресло назад.

– Простите, но кресло дальше не отодвигается.

У Джонаса внезапно пересохло в горле.

– Мне бы стакан воды.

Терри заметила его трясущиеся руки.

– За вашей спиной.

Джонас поднялся и протиснулся в задний отсек.

– В холодильнике есть пиво! – крикнула ему вслед Терри.

Джонас расстегнул сумку и, достав несессер, вынул оттуда аптечную склянку с маленькими желтыми таблетками.

Клаустрофобия. Именно такой диагноз поставил ему врач после того несчастного случая. Психосоматическая реакция на перенесенный стресс. От пилота глубоководного аппарата с клаустрофобией проку не больше, чем от прыгуна с вышки с головокружением. Две вещи, совершенно несовместные.

Джонас запил таблетки водой из бутылки. Посмотрел на дрожащие пальцы, закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Когда он открыл глаза, руки уже больше не тряслись.

– Вы в порядке?

Он поднял глаза на Терри:

– Я же сказал. У меня все прекрасно.

До Монтерея было два часа лета. Таблетки наконец подействовали, и Джонас расслабился. Самолет, держа курс вдоль побережья на север, пролетал над Биг-Сур, одним из красивейших мест на планете. На протяжении семидесяти двух миль неистовые воды Тихого океана бились о подножие горы Санта-Лючия, окаймленной живописной калифорнийской трассой номер один – горной дорогой с крутыми подъемами, параллельными мостами и крутыми поворотами.

Терри высмотрела стаю китов, мигрирующих вдоль побережья на юг.

– Серые, – заметила она.

– Круиз в Баху, – вспомнив о Мэгги, пробормотал Джонас.

– Джонас, послушайте… Я насчет лекции. Ну, я вовсе не собиралась на вас наезжать. Просто отец попросил меня вас найти, и, откровенно говоря, мне попросту не хотелось зазря тратить ваше время. Одним словом, речь вовсе не идет о другом пилоте глубоководного аппарата.

– Отлично, поскольку такое предложение меня вряд ли заинтересовало бы.

– Отлично, потому что мы в ваших услугах не нуждаемся! – Терри почувствовала, как у нее снова вскипает кровь. – Быть может, вам все же удастся уговорить отца позволить мне сопровождать Ди Джея на втором глайдере?

– Я пас, – повернувшись к иллюминатору, отозвался Джонас.

– А почему нет?

– Во-первых, я не видел, как вы управляете глубоководным…

– Но я же управляю самолетом.

– Это совсем другое. На глубине приходится иметь дело с коварными течениями, вечной тьмой и изматывающим давлением воды.

– Давление? Значит, вы хотите давления? Ну тогда держитесь! – Терри рванула на себя штурвал.

Джонас ухватился за приборную доску, когда «Бичкрафт» сделал серию «бочек», а затем ушел в глубокое пике.

На высоте 1500 футов Терри выровняла самолет.

Джонас схватил бумажный мешок, его вытошнило.

Сан-Диего

Дэвид Адашек, поправив бифокальные очки в металлической оправе, постучался в дверь двухкомнатного номера 810. Нет ответа. Адашек постучал еще раз, уже громче.

Дверь распахнулась. На пороге стояла сонная Мэгги Тейлор в небрежно запахнутом белом халате, из которого вываливалась загорелая голая грудь.

– Дэвид? Боже, который час?

– Девять утра. Бурная ночь, а?

– Не такая бурная, как у моего без пяти минут бывшего муженька. Входи давай, пока тебя никто не увидел.

Адашек вошел в гостиную. Мэгги показала на два белых дивана перед телевизором с большим экраном:

– Присаживайся.

– А где Бад?

Мэгги свернулась калачиком на диване напротив Адашека:

– Ушел час назад играть в гольф. Отличная работа. Ты здорово прижал Джонаса на лекции.

– Мэгги, неужели все это так уж необходимо? Похоже, он нормальный мужик.

– Вот и женись на нем! А мне десяти лет брака хватило за глаза и за уши.

– Тогда почему не развестись и не поставить на этом жирную точку?

– Все не так просто. Теперь, когда у меня появился шанс стать местной знаменитостью, мои агенты советуют быть крайне осторожной и не забывать об общественном мнении. У Джонаса до сих пор полно друзей в этом городе. Нет, надо выставить его сумасшедшим. Люди должны поверить, что причина развода в его неадекватном поведении. Вчера вечером было положено хорошее начало.

– Упоминание о психушке – удар ниже пояса.

– На войне все средства хороши. Где сейчас Джонас?

Адашек достал свои записи:

– Уехал домой с этой девицей Танака.

– Джонас? С другой женщиной? – Мэгги истерически расхохоталась.

– Нет, все было вполне невинно. Она просто подвезла его домой из отеля, где вручали награды. А рано утром я проследовал за ним до аэропорта местных авиалиний. Они отправились в Монтерей. По моим соображениям, в новую китовую лагуну, которую Институт Танаки возводит у побережья.

– Держи меня в курсе. Я хочу, чтобы в конце недели ты публично озвучил ту военно-морскую историю, особо подчеркнув тот факт, что тогда погибли двое невинных штатских. Когда история получит соответствующий резонанс, ты возьмешь у меня заключительное интервью, а я буду требовать развода, говорить о публичном унижении и все такое.

– Ты босс. Послушай, если я собираюсь следовать за Джонасом, то мне понадобится дополнительная наличность.

Мэгги вытащила из кармана халата пухлый конверт:

– Бад просил сохранить чеки.

Ага, подумал Адашек, зуб даю, он захочет списать эту сумму со счета.

Монтерей

– Это здесь. – Терри показала на береговую линию, когда самолет стал снижаться над заливом Монтерей.

Джонас потягивал кока-колу, его по-прежнему немного подташнивало после устроенного Терри авиа-шоу. Голова буквально раскалывалась, и Джонас твердо решил, что уедет сразу после встречи с Танакой. А что касается Терри Танака, Джонас ни за какие коврижки не порекомендовал бы ее в качестве пилота для погружения в Бездну Челленджера.

Посмотрев вниз, Джонас увидел гигантскую пустую белую раковину, вытянутую, словно огромная ванна, на участке пять квадратных миль к югу от местечка Мосс-Ландинг. С воздуха все это выглядело как пустой овальный бассейн. Резервуар этот, расположенный параллельно океану, был примерно три четверти мили в длину и четверть мили в ширину. Из статей, посвященных его строительству, Джонас успел узнать, что глубина резервуара составляет сто двадцать футов, с правой стороны имеется подводная смотровая зона с иллюминаторами высотой в три этажа. Забетонированный канал, пересекавший западную часть лагуны, уходил прямо в глубь Тихого океана.

В лагуне пока не было воды. Если когда-нибудь ее строительство все же завершится, массивные стальные двери, установленные на входе в канал, будут открываться, с тем чтобы лагуна могла заполниться морской водой, став самым большим рукотворным аквариумом в мире.

– Впечатляет. Если бы не увидел все это собственными глазами, то точно бы не поверил, – заметил Джонас, когда самолет пошел на посадку.

Терри кивнула:

– Мечта моего отца. Он разрабатывал все это как природную лабораторию. Естественную, но безопасную среду для ее будущих обитателей. Каждую зиму десятки тысяч китов мигрируют вдоль калифорнийского побережья в Баху. Масао уверен, что мы сумеем приманить нескольких беременных самок кита, чтобы они могли родить прямо здесь.

– Морская наука на службе семейных развлечений, – кивнул Джонас.

Спустя сорок минут Джонас оказался на пустой парковке Института Танаки, а владелец лагуны и исполнительный директор уже выходил из стеклянных дверей, спеша навстречу дорогому гостю.

– Тейлор-сан! – Масао Танака быстрым шагом пересек заасфальтированную площадку, чтобы пожать Джонасу руку.

Высокий японец, чуть за шестьдесят, седые волосы спрятаны под бейсболку с эмблемой «Гигантов Сан-Франциско», на загорелом лице белая как лунь эспаньолка, миндалевидные глаза полны жизни.

– Дай-ка на тебя посмотреть. Ах, что-то ты паршиво выглядишь. Да и пахнешь не лучше. Что случилось? Тебе не понравилось летать с моей дочерью?

– Нет. Откровенно говоря, не понравилось. – Джонас бросил на девушку убийственный взгляд.

Масао покосился на дочь:

– Терри?

– Масао, я тут ни при чем. Если он не способен выдержать перепад давления, это его проблемы! Я буду в проекционной. – И девушка, оставив мужчин вдвоем, направилась к зданию.

– Примите мои извинения, Тейлор-сан. Терри ужасно строптивая девушка, ужасно независимая. Очень трудно воспитывать дочь без женщины в доме.

– Ладно, забудь. Я действительно приехал повидать тебя и твою китовую лагуну. Вид сверху потрясающий.

– Я организую тебе экскурсию, но только чуть позже. Пошли, надо срочно раздобыть тебе чистую рубашку. А затем я хочу познакомить тебя с нашим главным инженером Альфонсом Демарко. Он изучает видео, которое Ди Джей сделал во впадине. Джонас, мне действительно нужна твоя помощь.

Джонас закинул сумку на плечо и проследовал за Масао внутрь.

Вестибюль был еще не закончен, пол – голый бетон. Возле гипсокартонной стены заброшенные подмости, ведра со штукатуркой и краской небрежно накрыты защитной пленкой.

Масао провел Джонаса мимо пустых цилиндрических резервуаров для соленой воды высотой двадцать футов к сувенирному магазину. Вскрыв складным ножом коробку с этикеткой «XXL», он протянул Джонасу новую футболку:

– Твой гонорар за сегодняшний день.

– Спасибо.

Джонас снял заблеванную рубашку и надел хлопчатобумажную футболку с рисунком серых китов в лагуне Танаки.

Они спустились по лестнице вниз. В длинном технологическом коридоре прятались массивные системы фильтрации, ждущие своего часа, чтобы заработать.

В конце коридора располагался пресс-центр. За операторским пультом сидел невысокий человек с развитой мускулатурой и темными курчавыми волосами, практически всю переднюю стену занимал большой проекционный экран. Терри устроилась на угловом кожаном диване лицом к экрану.

– Джонас Тейлор, позволь представить тебе моего главного инженера Альфонса Демарко. Ал, это тот самый пилот глубоководных аппаратов, знакомством с которым я хвастался.

Джонас пожал мозолистую руку Альфонса, казалось способную гнуть железо.

– Присаживайтесь, коммандер Тейлор. Мы как раз смотрим отснятый Ди Джеем материал с кадрами поврежденной станции ЮНИС.

Джонас, стараясь держаться подальше от Терри, сел в складное кресло, Демарко потушил свет.

Видео было сделано с помощью объектива ночного видения, отчего цвета на пленке приобрели оливково-зеленый оттенок. ЮНИС лежал на боку, его задняя часть была смята, словно пивная банка.

Масао занял свободный стул справа от Джонаса:

– Ди Джей нашел станцию в пятидесяти футах к югу от ее изначального местоположения. Эти системы весят почти полтонны. И опускаются в нужную точку с надводного судна с помощью крановой лебедки на А-раме. Чтобы течение отнесло такую махину на расстояние в половину футбольного поля… Нет, такое попросту невозможно.

Джонас, встав с места, подошел к экрану:

– А что, по-вашему, тут случилось?

Демарко дал крупным планом изображение искореженной титановой оболочки:

– Самое простое объяснение, как правило, и самое хорошее. Станцию могли повредить сейсмические процессы. А в зоне субдукции они особенно сильные.

Джонас внимательно осмотрел блок гидролокатора, извлеченный Ди Джеем во время последнего погружения; его сегмент лежал на дубовом рабочем столе. На титановой поверхности имелись отчетливые вмятины:

– Толщина титановой оболочки три дюйма. Я видел данные теста на прочность…

– После нарушения целостности оболочки титан под действием давления воды становится мягким, как алюминий.

– Но опять же, что могло нарушить ее целостность?

Демарко уменьшил изображение:

– Вот вы нам и скажите. Для этого мы вас и пригласили.

Джонас вгляделся в изображение на экране, мысленно вернувшись к своему последнему погружению в Бездну Челленджера. Он, собственно, так и не увидел дна желоба, ведь его задача ограничивалась слоем над гидротермальным источником. Посмотрев на Демарко, Джонас спросил:

– А как насчет трех других поврежденных станций? Они оказались расплющены подобным образом?

– Мы смогли добраться только до одной. Так что трудно сказать.

Джонас повернулся к монитору:

– Вы потеряли четыре станции. А вам не кажется, что утверждение, будто все они получили повреждения за счет сейсмической активности, явно выходит за все вероятностные пределы?

Демарко снял очки для чтения и устало потер глаза. Он уже не раз слышал этот аргумент от Масао.

– Задача системы ЮНИС – обнаружение сейсмической активности. А для обнаружения сейсмической активности станции ЮНИС должны быть установлены вдоль линии разлома тектонических плит. Три из четырех станций были дислоцированы в районе Бездны Челленджера. Я бы сказал, что эти факторы также способны привнести элемент случайности.

Масао встал с места:

– Джонас, будущее этого учреждения зависит от нашей способности установить, что именно произошло с роботами, и оперативно исправить ситуацию. Мы определили местонахождение последней станции ЮНИС, единственной из четырех, не установленной вдоль линии разлома. Так вот, мы должны поднять эту станцию. Для этого нам требуется два работающих в паре глубоководных аппарата: один – для того, чтобы высвободить из грязи кольцо откидного болта, необходимое для подъема станции наверх, а другой – для того, чтобы прикрепить буксирный трос.

– Масао, я готова, – заявила Терри. – Я прошла специальную подготовку и вполне способна это сделать.

Масао открыл было рот, но его прервал Джонас.

– Остановите пленку! – заорал он, ткнув пальцем в экран. – Ал, вернитесь на двадцать секунд назад. – (Демарко прокрутил запись назад.) – Отлично! А теперь начните с этого места.

Все уставились на экран, но ничего нового не увидели.

– Вот тут… Вы можете остановить этот кадр? – Демарко послушно выполнил указание, и Джонас показал на крошечный белый обломок, лежавший под телескопическими опорами. – А теперь можно вот это увеличить?

Инженер нажал на какие-то кнопки, и на экране появился квадратный контур. С помощью джойстика Демарко поместил интересующий Джонаса предмет в квадрат, растянув его на весь экран.

Предмет – белый треугольник – по-прежнему был не в фокусе, а потому не поддавался идентификации.

Джонас вгляделся в экран:

– Это зуб.

Демарко подошел поближе, чтобы лучше разглядеть картинку:

– Зуб? Да вы спятили!

– Ал! – одернул его Масао. – Проявляй уважение к гостю.

– Прости, Мас, но то, что говорит наш профессор, – полнейший абсурд. Вы это видите? – Демарко показал на шуруп, торчащий из титановой стойки. – Длина нашего болта три дюйма. А значит, этот зуб, или что бы там ни было, вдвое длиннее… Выходит, его длина почти семь дюймов. – Демарко поднял глаза на Масао. – На Земле не существует существ с такими большими зубами.

Масао

Под западными трибунами сверкала россыпью бриллиантов поверхность Тихого океана; холодный ветер завывал в пустом канале.

Искусственная лагуна простиралась перед ними, словно ванна Создателя. Вдоль стен были протянуты толстые трубы, как часть громоздкой системы фильтрации. Солнечные лучи отражались от акриловых иллюминаторов, расположенных вдоль южной стены на двадцать футов ниже главной террасы: вход в галерею располагался со стороны арены. Сама же арена была оборудована скамьями, способными разместить 10 000 зрителей.

Джонаса впечатлил размер лагуны.

– Как здорово увидеть на этом водном просторе стаю серых китов, а еще лучше парочку горбачей… За ними можно наблюдать днями напролет, и занятие это никогда не наскучит.

Масао Танака, кивнув, подставил лицо полуденному солнцу.

– Эта лагуна – мечта всей моей жизни, которую я лелею буквально с шестилетнего возраста. Сорок миллионов долларов, почти семь лет планирования, четыре года строительства. Джонас, я сделал все, что мог, отдал этому делу все, что имел. – Масао посмотрел в лицо Джонасу. – Но боюсь, мой друг, мы ее никогда не откроем. – Бросив взгляд на Терри, сидевшую на перилах спиной к мужчинам, пятью рядами ниже, Масао понизил голос: – Тейлор-сан, при всем моем уважении к тебе, я решительно не способен представить, что предмет на видео может быть зубом.

– Это нижний зуб. Он отличается от верхних. Верхние гораздо шире, приспособлены ломать китовую кость. Нижние зубы – довольно узкие, предназначены протыкать и хватать добычу.

– Джонас, предмет был белым. Белых зубов мегалодона не бывает.

– Мас, белизна указывает на то, что зуб не окаменел, а его хозяин, возможно, до сих пор жив. Вот потому-то нам и следует достать зуб. Это послужит доказательством моим теориям.

– Вашим теориям? – Терри, соскользнув с перил, подошла поближе. – А это, случайно, не те самые теории, из-за которых вы три месяца пролежали в психушке? Из-за которых вас с позором уволили со службы? Профессор, пора посмотреть правде в глаза. В Марианской впадине, впрочем как и в какой-либо другой впадине, нет гигантских доисторических белых акул. Но даже если и были бы, то где это видано, чтобы акулы ели титановых роботов!

– Они и не едят, – огрызнулся Джонас, – пока роботы не начинают передавать электрические сигналы, как ваш ЮНИС. – Он повернулся к Масао. – Много лет тому назад компания «AT&T» попросила меня установить причину проблем в системе оптоволоконного кабеля. Они только что проложили кабель по дну океана на глубине шесть тысяч футов, и, несмотря на то что кабель был в оплетке из нержавеющей стали, его постоянно повреждали акулы, что в результате выливалось в многомиллионные расходы на ремонтные работы. Сенсорный аппарат акул – а точнее, ампулы Лоренцини – реагировал на сигналы электронного усилителя, возникающие в оптоволоконных сетях.

– Чьи-чьи ампулы? – презрительно усмехнулась Терри.

– Лоренцини, – ответил Джонас. – Электромагнитные сенсоры в виде пор, расположенные в основном в передней и нижней части рыла акулы. Масао, пожалуйста, мне очень нужно, чтобы Ди Джей достал зуб. Это крайне важно для меня.

– А что, если я дам тебе возможность самому забрать этот зуб?

Миндалевидные глаза Терри яростно вспыхнули.

– Нет, нет и нет! Если кто и совершит погружение одновременно с Ди Джеем, то это я!

– Прекрати! – одернул дочь Масао. – Я обсужу это со своим гостем, а что касается тебя, то разговор окончен.

Терри наградила Джонаса гневным взглядом и пулей вылетела из комнаты.

Масао, закрыв глаза, несколько раз медленно вдохнул через нос и выдохнул через рот:

– Ты мой гость и сегодняшний вечер проведешь с нами. Моя дочь прекрасно готовит.

Джонас скептически хмыкнул:

– Не сомневаюсь, что так. Хотя, возможно, мне понадобится специальный тестер – проверить, не подсыпала ли она мне в еду мышьяку.

Масао улыбнулся и в очередной раз сделал глубокий вдох:

– Джонас, чувствуешь, как пахнет океанский воздух? Начинаешь еще сильнее ценить природу, а?

– Да.

– Мой отец… Он был рыбаком. Там, в Японии, он каждое утро перед школой вывозил меня в море на своей лодке. В четыре года я потерял мать, Кику Танака. И, кроме отца, обо мне некому было позаботиться. Когда мне исполнилось шесть, мы переехали в Америку. К родственникам в Сан-Франциско. Четыре месяца спустя японцы атаковали Перл-Харбор. Всех японцев вывезли в лагеря для интернированных лиц. Мой отец… был очень гордым человеком. Он не смог смириться с тем фактом, что находится в заключении и не имеет права рыбачить, не имеет права жить своей жизнью. И однажды утром отец решил умереть. Я остался один-одинешенек – в тюрьме, в чужой стране, где говорят на английском языке, которого я не знал.

– Тебе наверняка было ужасно страшно.

– Очень страшно. А потом я увидел своего первого кита. Из ворот лагеря было видно, как они выскакивают из воды. Горбатые киты. Они пели для меня, составляли мне компанию по ночам, занимали все мои мысли. Мои единственные друзья. – Погруженный в воспоминания, Масао закрыл глаза. – Через месяц после смерти отца нас вывезли в Айдахо. В концентрационный лагерь Минидока. Именно там я и выучил английский. Знаешь, Тейлор-сан, американцы – очень странные люди. Вчера они тебя ненавидели, а сегодня – чуть ли не обожают. Спустя восемнадцать месяцев я вышел на свободу. Меня усыновила американская супружеская пара – Джеффри и Гэй Гордон. Мне здорово повезло. Гордоны любили меня, всячески поддерживали, дали образование. Но каждый раз, как я впадал в депрессию, именно киты помогали мне двигаться дальше.

– Теперь понятно, почему этот проект так важен для тебя.

– И не говори! Изучение китов – очень важная штука. Во многих аспектах в своем развитии они стоят выше человека. Но содержать их в маленьких бассейнах и заставлять исполнять дурацкие трюки за кормежку – невероятно жестоко. Эта лагуна позволит мне изучать китов в естественных условиях. Лагуна будет открыта, чтобы киты могли приплывать и уплывать, когда захотят. И больше никаких маленьких бассейнов. В свое время я на собственной шкуре испытал, что такое неволя. И не способен поступить с ними так же. Это исключено.

– Ты непременно достроишь лагуну. Рано или поздно JAMSTEC раскошелится.

Масао покачал головой:

– Если мы не сумеем наладить работу аппаратов ЮНИС, они закроют проект.

– А что, если поискать другие источники финансирования?

– Я пытался, но мои активы уже и так заложены, и ни один банк не поддержит это начинание. Только JAMSTEC. Но им глубоко наплевать на создание лагун, им нужно, чтобы система ЮНИС осуществляла мониторинг землетрясений. Японское правительство не пойдет на уступки, ведь на кону карьера отдельных политиков. Нам остается или починить аппараты, или объявить себя банкротами.

– Масао, ты закончишь лагуну. Мы выясним, что произошло.

– Джонас, мы с тобой друзья. Я поведал тебе свою историю, а теперь твоя очередь сказать своему старому другу Танаке правду. Что случилось в Марианской впадине?

– С чего ты взял…

Масао понимающе улыбнулся:

– Мы знаем друг друга уже… сколько лет? Десять? Не стоит недооценивать меня, дружок. У меня есть связи на флоте и в Пентагоне. Я читал рапорт твоего командира Ричарда Даниельсона. А теперь хочу выслушать твою версию.

Джонас потер глаза:

– Ладно, Масао. Похоже, эта история так или иначе скоро выплывет наружу. Во-первых, Даниельсон не был моим командиром, он был назначен в Гуам, когда наша миссия только началась, и в результате ему пришлось руководить погружениями, поскольку они проводились в зоне его ответственности. Меня вместе с тремя другими пилотами готовили к этому заданию несколько лет; впоследствии двое из них отсеялись. Подводный аппарат назывался «Си клиф». Военно-морские силы модернизировали его для погружения в Бездну Челленджера. За ходом выполнения задания следили три команды ученых. Во время инструктажа мне явно навешали лапши на уши. Что-то там насчет необходимости измерений скорости глубоководных течений во впадине для определения возможности безопасного захоронения плутониевых стержней от атомных электростанций в зоне субдукции. И что самое забавное, когда мы совершили первое погружение, «яйцеголовые» вдруг забыли о течениях, откровенно заинтересовавшись камнями.

– Камнями?

– Марганцевыми конкрециями. Не спрашивай меня, с чего вдруг они им понадобились, я без понятия. В мои обязанности входило пилотировать аппарат к гидротермальному источнику и ждать, пока геологи будут работать с телеуправляемым роботом, снабженным вакуумным устройством. – Джонас закрыл глаза. – Первое погружение прошло благополучно; второе состоялось через три дня, и к тому моменту, как мы снова поднялись на поверхность, у меня уже двоилось в глазах.

– А как насчет второго пилота?

– Он был не готов. Четыре дня спустя я выполнил третье погружение, а затем на нас стал надвигаться штормовой фронт. «Яйцеголовые» почему-то вбили себе в голову, что оставшийся участок с конкрециями – их Святой Грааль, и потребовали провести еще одно погружение. После моего последнего погружения прошло не более сорока восьми часов, и я был не в состоянии управлять пультом от телевизора, не говоря уже о подводном аппарате. Однако судовой врач Фрэнк Хеллер под нажимом Дика Даниельсона признал меня годным.

– Продолжай, – сокрушенно покачал головой Масао.

– Мне удалось доставить аппарат к гидротермальному источнику. И вот когда ученые производили свои замеры, гидролокатор засек стаю кальмаров. Огромную, как река. Они прошли под нами, словно товарный поезд. Затем гидролокатор зафиксировал наличие еще одного биологического вида, на сей раз хищника. Он покружил вокруг нас и исчез. Как бы там ни было, через два часа я посмотрел в иллюминатор, выходящий на гидротермальный источник, и мне почудилось нечто огромное, кружившее ниже гидротермального слоя.

– Но что можно было разглядеть в такой темноте?

– Не знаю, но огни подводного аппарата высветили нечто гигантское и абсолютно белое. Поначалу я принял это животное за кита, что было совершенно исключено. А затем видение исчезло. И я решил, что у меня начались галлюцинации.

– А что случилось потом?

– Масао, положа руку на сердце… не знаю. Я чувствовал себя ужасно усталым, у меня слипались глаза… Неожиданно из гидротермального слоя появилась гигантская треугольная голова. Чудовищная, размером с грузовик. Жуткие челюсти с огромными зубами. Но что было дальше, помню плохо. Говорят, я запаниковал, сбросил весь балласт и рванул наверх. Похоже, аппарат всплыл слишком быстро, что-то пошло не так с системой компрессии. Оба ученых погибли. Меня затолкали в барокамеру, проснулся я уже в госпитале, три дня спустя… Я так толком и не узнал, что случилось.

– А психиатрическая больница?

– Прощальный подарок от Даниельсона. На самом деле отдых пошел мне на пользу. Но после того последнего погружения у меня появились симптомы повышенной тревожности.

– Но с чего ты взял, что тот биологический вид был мегалодоном?

– Мас, до этого несчастного случая я бы не отличил мегалодона от мастодонта. И, только побеседовав с психиатром, я начал понимать, что к чему.

– Но эта тварь… Она не преследовала аппарат во время всплытия?

– Очевидно, нет. Как я уже говорил, я отключился, но монстр мог в любую минуту нас атаковать. Насколько я понимаю, ему не хотелось надолго задерживаться в холодном слое, где температура воды близка к нулю.

– Погибли двое из твоего экипажа. Зная тебя, осмелюсь предположить, что тебе было нелегко жить с такой кармой.

– До сих пор тяжело. Не проходит и дня, чтобы я не думал об этом. – Джонас отрешенно посмотрел вдаль. – Но, по правде говоря, с тех пор столько воды утекло, что я уже начинаю сомневаться, а не изменяет ли мне, грешным делом, память.

Масао снова сел на место:

– Джонас, я тебе верю. Ты наверняка что-то такое видел. Но вряд ли это был мегалодон. Знаешь, Ди Джей рассказывал мне о том, что дно сплошь покрыто белыми рифтиями. По словам Ди Джея, эти черви отражают свет, создавая эффект свечения. Ты ведь никогда не спускался на дно впадины?

– Нет.

– А Ди Джей спускался. Мой мальчик обожает глубоководные исследования. Говорит, это нечто особенное. Словно побывать в космосе. Джонас, по-моему, ты видел всего лишь колонию червей. По-моему, течение то приносило их так, что они попадали в поле твоего зрения, то снова относило прочь, а прожекторы подводного аппарата улавливали их свечение. Вот почему тебе показалось, что видение исчезло. Вспомни, ты был невероятно измотан и постоянно смотрел в темноту. Военно-морские силы выжали тебя как лимон. Три погружения за восемь дней – это небезопасно, а четыре – уже, можно сказать, преступно. Ты периодически засыпал?