Текст книги "Память льда. Том 2"

– Если всё это было только для того, чтобы уединиться со мной…

– Боги, ну и самомнение! – Свободной рукой она дала знак, и призрачная фигура обрела форму прямо перед Скворцом. Знакомое лицо расплылось в ухмылке.

– Какой очаровательный вид, – заявил призрак, глядя на них. – Худ свидетель, я не могу вспомнить, когда в последний раз был с женщиной.

– Следи за языком, Быстрый Бен, – прорычал Скворец, отпуская руку Корлат. – Давно не виделись, ужасно выглядишь.

– Ну, большое спасибо, командир. Я дам знать, если буду чувствовать себя ещё хуже. Но я снова могу ходить своими Путями и обрёл какую-никакую защиту от яда Павшего Бога. У меня новости из Капастана – хочешь послушать?

Скворец усмехнулся.

– Излагай.

– Белолицые контролируют город.

– Об этом мы догадались, ещё когда Вывих принёс вести о вашем с баргастами успехе и когда паннионская армия прибежала прямо нам в руки.

– Отлично. Ну, раз вы уже разобрались с армией, я добавлю вам немного хлопот. Баргасты идут с нами. На юг. Если тебе и Дуджеку было тяжело с Брудом, Каллором и компанией, уж прости, Корлат, теперь вам придётся иметь дело ещё и с Хумброллом Тором.

Скворец недовольно заворчал.

– Что он за тип?

– Хитроват, как по мне. Но по крайней мере он сумел объединить кланы и отдаёт себе отчёт, во что ввязывается.

– Рад, что хоть кто-то из нас отдаёт. Как поживают Паран и «Мостожоги»?

– Вроде бы хорошо, хотя сам я их уже давно не видел. Они в Пленнике – с Хумброллом Тором и уцелевшими защитниками города.

Скворец приподнял бровь.

– Есть выжившие?

– Ага, похоже, на то. Мирные жители по-прежнему прячутся в тоннелях. А ещё выжили некоторые «Серые мечи». Верится с трудом, правда? Сомневаюсь, что в них ещё остался боевой пыл. Судя по тому, что я слышал об улицах Капастана… – Быстрый Бен покачал головой. – Надо видеть, чтобы поверить. По правде говоря, именно этим я и собираюсь заняться. С твоего позволения, конечно.

– Осторожно, я надеюсь.

Чародей улыбнулся.

– Никто не увидит меня, если я не захочу, сэр. Когда вы планируете добраться до Капастана?

Скворец пожал плечами.

– Мы должны разделаться с тенескаури. Это может быть непросто.

Тёмные глаза Быстрого Бена сузились.

– Вы же не собираетесь вести с ними переговоры?

– Почему нет? Это лучше, чем бойня, чародей.

– Скворец, баргасты рассказывают о том… что случилось с Капастаном. О том, что тенескаури сделали с защитниками. У этих тенескаури есть вожак – Анастер, первое дитя Мёртвого Семени. По слухам, он лично освежевал принца Джеларкана и подал его к столу как главное блюдо пира – в его собственном тронном зале.

У Корлат вырвался шипящий вздох.

Скорчив гримасу отвращения, Скворец сказал:

– Если этого Анастера или любого из тенескаури можно будет наверняка обвинить в подобном преступлении, значит, восторжествует малазанский военный закон.

– Простая казнь будет милосердием, которого не дождались их жертвы.

– Значит, им повезёт, если их поймает именно Войско Однорукого.

Быстрый Бен по-прежнему выглядел обеспокоенным.

– А выжившие граждане Капастана, защитники и жрецы в Пленнике, разве их мнение не будет учтено, когда станут решать судьбы пленных? Сэр, нас могут ждать смутные времена.

– Спасибо, что предупредил, чародей.

Спустя миг Быстрый Бен пожал плечами и вздохнул.

– Увидимся в Капастане, Скворец.

– Ага.

И призрак исчез.

Корлат повернулась к командиру.

– Малазанский военный закон.

Он поднял брови.

– Мне кажется, Каладан Бруд не из мстительных. Ты предвидишь конфликт?

– Я знаю, что посоветует Каллор, – в её голосе звенели напряженные нотки.

– Я тоже, но не думаю, что Воевода соизволит прислушаться. Худ свидетель, до сих пор он ни разу не соизволил.

– Мы ещё не видели Капастан.

Стягивая перчатки, он испустил долгий вздох.

– Ответить зверством на зверство.

– Неписаный закон, – тихо сказала она. – Древний закон.

– Я не подчиняюсь ему, – прорычал Скворец. – Чем мы будем лучше? Даже простая казнь… – Он посмотрел ей в глаза. – Более двухсот тысяч голодных крестьян. Будут они ждать бойни смирно, как овцы? Не думаю. Как пленники? Мы не сможем прокормить их, как бы ни старались, и у нас не хватит солдат их сторожить.

Глаза Корлат медленно расширились.

– Ты предлагаешь оставить их в покое?

Она к чему-то ведёт. Я замечал эти проблески и раньше, предчувствие скрытого клина, который будет вбит между нами.

– Не всех. Мы захватим вожаков. Этого Анастера и его офицеров, если таковые есть. Если тенескаури и пошли по пути подобной жестокости, то повёл их этот Первый Сын. – Скворец покачал головой. – Но настоящий злодей ждёт нас внутри самого Домина – Провидец, который морил своих людей голодом, довел до каннибализма и сумасшествия. Который уничтожает собственный народ. Мы будем казнить жертв – его жертв.

Тисте анди нахмурилась.

– По такой логике, Скворец, мы должны также освободить паннионскую армию.

Взгляд серых глаз малазанца задержался на ней.

– Наш враг – Провидец. Мы с Дуджеком сошлись на том, что явились сюда не для того, чтобы уничтожить целый народ. Мы разберёмся с армией, стоящей на нашем пути к Провидцу. Эффективно. Месть и возмездие только отвлекут нас.

– А как же освобождение? Покорённые города…

– Случайность, Корлат. Я удивлён, что тебя это смущает. Ещё во время первых переговоров, когда обсуждалась тактика, мы с Брудом видели это именно так. Мы нанесём удар в сердце…

– Я думаю, ты не понял, Скворец. Уже более десяти лет Воевода ведёт освободительную войну – против всепожирающего голода вашей Малазанской империи. Каладан Бруд лишь сменил цель – новый враг, но старая война. Бруд здесь, чтобы освободить паннионцев…

– Худов дух! Нельзя освободить людей от них самих!

– Он хочет освободить их от правления Провидца.

– А кто возвысил Провидца до такой власти?

– Теперь ты говоришь об освобождении народа, даже солдат паннионской армии, Скворец. И это сбивает меня с толку.

Не совсем.

– Мы говорим о противоположных намерениях, Корлат. Ни я, ни Дуджек добровольно не возьмём на себя роль судьи и палача в случае победы. И уж тем более мы здесь не для того, чтобы восстанавливать земли паннионцев. Это их дело. Взяв на себя подобную ответственность, мы станем правителями, а чтобы успешно управлять, мы должны захватить.

Она издевательски засмеялась.

– Разве это не малазанский путь, Скворец?

– Это не малазанская война!

– Нет? Ты уверен?

Он осмотрел её прищуренными глазами.

– Что ты имеешь в виду? Мы вне закона, женщина. Войско Однорукого… – Он умолк, видя, каким жёстким стал взгляд Корлат, и понял – слишком поздно, он провалил испытание. И эта ошибка положила конец доверию, которое зародилось между ними. Чёрт, я попался. Наивный дурак.

Она улыбнулась, и это была улыбка, полная боли и сожаления.

– Дуджек идёт. Ты вполне можешь дождаться его здесь.

Тисте анди развернулась и вышла из палатки.

Скворец смотрел ей вслед, а когда Корлат скрылась, швырнул перчатки на стол и сел на койку Дуджека. Должен ли я был сказать тебе, Корлат, правду? То, что нам к горлу приставлен нож. И рука, которая держит его от имени императрицы Ласиин, находится прямо здесь, в этом лагере. И была здесь с самого начала.

Он услышал, как лошадиный топот стих снаружи. Спустя несколько мгновений в палатку зашёл Дуджек Однорукий в покрытой пылью броне.

– А я всё гадал, куда ты подевался…

– Бруд знает, – тихо и резко перебил его Скворец.

Дуджек на миг замешкался.

– Знает, стало быть? И что именно он узнал?

– Что мы не настолько вне закона, как хотели казаться.

– И что ещё?

– Разве этого не достаточно, Дуджек?

Первый Кулак направился к столу, где уже ждал кувшин эля. Он откупорил его и налил до краёв две кружки.

– Есть… смягчающие обстоятельства…

– Значимые только для нас. Ты и я…

– И наша армия…

– Которая верит в то, что их жизни в империи конец, Дуджек. Снова в роли жертв, на сей раз только ты и я, и никто другой.

Дуджек выпил свою кружку и молча наполнил заново. Потом проговорил:

– Ты предлагаешь нам выложить все карты на стол перед Брудом и Корлат? Надеясь, будто они что-то сделают с нашим… затруднительным положением?

– Я не знаю. Вряд ли нам стоит надеяться на отпущение грехов за то, что обманывали их всё время. Из таких побуждений я действовать не могу, даже если это лишь частичная ложь. Выходит…

– О да, это будет смотреться именно так. «Мы врали вам с самого начала, пытаясь спасти свои шеи, но теперь, когда вы всё знаете, мы вам расскажем…» Боги, такое оскорбило бы даже меня, а именно мне это пришлось бы говорить. Итак, наш союз в беде…

Стук за стеной палатки предшествовал появлению Артантоса.

– Прошу меня простить, господа, – сказал он, поочерёдно окинув равнодушным взглядом обоих солдат. – Бруд собирает совет.

Безупречный момент выбрал, знаменосец…

Скворец взял свою кружку и осушил её, затем повернулся к Дуджеку и кивнул.

Первый Кулак вздохнул.

– Веди, Артантос.

Лагерь казался необычайно тихим. Мхиби раньше не понимала, каким успокаивающим было присутствие армии в этом походе. Теперь в лагере остались только старики, дети и пара сотен малазанских солдат арьергарда. Она не знала, как прошла битва; так или иначе, смерть давала о себе знать. Среди рхиви и баргастов воцарился траур, их голоса во тьме отпевали утраты.

Победа – это иллюзия. Во всём.

Она бежала во сне каждую ночь. Бежала, но рано или поздно её настигали и… Мхиби просыпалась. Неожиданно, будто её вырвали с корнем, в сотрясающемся от дрожи изнемогающем теле, с ноющими от боли суставами. Это было своего рода спасением, но на самом деле она лишь меняла один кошмар на другой.

Иллюзия. Во всём.

Дно повозки стало для неё целым миром, своего рода потешным убежищем, которое появлялось всякий раз, когда прерывался сон. Грубые шерстяные одеяла, в которые Мхиби закуталась, были её личным пейзажем, блёклые складки – поразительно похожи на те, что она видела на лапах дракона, когда неупокоенное чудовище пролетало высоко над тундрой её снов. Всё это звучало слабым отзвуком свободы, которую она тогда испытала, болезненным и саркастическим эхом.

По обе стороны от неё пролегали деревянные рейки. В их прожилках и узлах крылось её сокровенное знание. Они напоминали Мхиби о традициях живущих на далёком севере натийцев, которые хоронили своих мёртвых в деревянных коробках. Их обычаи родились много поколений назад, восходя к более древней практике погребения в выдолбленных изнутри деревьях. Коробки с телами закапывали потому, что дерево было рождено из земли и в землю должно было возвратиться. Сосуд жизни стал сосудом смерти. Мхиби представляла, что если бы мёртвый натийец мог видеть момент перед тем, как опустится крышка и тьма всё поглотит, у них был бы одинаковый обзор.

Лежит в коробке, недвижная, и ждёт, пока опустится крышка. Бесполезное тело, ожидающее погружения в темноту.

Но конца не будет. Не для неё. Они оттягивают его. Поддерживают свою собственную иллюзию о жалости и сострадании. Даруджийцы, которые кормят её, рхивийка, которая моет её, расчёсывая жалкие остатки волос. Издевательские жесты. Снова и снова, будто сцены из пыточной камеры.

Рхивийская женщина и теперь сидела над ней: проводя роговым гребнем по волосам Мхиби, напевала детскую колыбельную. Женщина, которую Мхиби знала в другой жизни. Тогда она казалась старой, несчастной. Её лягнул в голову бхедерин, и с тех пор женщина жила в предельно простом мире.

Я думала, что он простой. Но это была лишь очередная иллюзия. Нет, она жила среди неизвестного, среди вещей, которые не могла понять. Мир, полный страха. Она поёт, чтобы отпугнуть страх, порождённый неведением. Занимает голову.

Перед тем, как стать моей сиделкой, эта женщина помогала обряжать трупы. Через таких, подобных детям взрослых работают духи. Через неё духи могут приблизиться к павшим, успокоить их и подготовить к переходу в мир предков.

Мхиби пришла к выводу, что эту женщину приставили к ней со злым умыслом. Она, наверное, даже не знает, что ухаживает за живым человеком. Эта женщина никому никогда не смотрела в глаза. Она утратила умение узнавать с ударом бхедериньего копыта.

Гребень ходил взад-вперёд, взад-вперёд. И всё это время она продолжала напевать одну и ту же мелодию.

О, нижние духи, лучше бы меня преследовало неведение. Лучше так, чем знать о предательстве родной дочери – о том, что она направила волков преследовать меня в снах. Волков, олицетворяющих её голод, поглотивший мою юность и жаждущий большего. Как будто что-то ещё осталось. Неужели я буду не чем иным, как пищей для развивающейся жизни своей дочери? Последнее блюдо, мать, низведённая до пропитания?

Ах, Серебряная Лиса, ты ли дочь? Я ли мать? Не какие-то ритуалы разделили наши жизни, но мы позабыли истинный смысл обычаев рхиви, настоящее значение наших обрядов. Я всегда отдаю. А ты всасываешь с бесконечной, жадной потребностью. И мы увязаем в ловушке всё глубже и глубже, ты и я.

Выносить ребёнка значит состарить свои кости. Истомить свою кровь. Растягивать свою кожу и плоть. Рождение разрывает мать надвое, разделяет в чистой агонии. Разделяет молодое и старое. Дитя нуждается, мать отдаёт.

Я никогда не отрывала тебя от груди, Серебряная Лиса. На самом деле ты никогда не покидала мою утробу. Ты, дочь, пьёшь намного больше, чем просто молоко.

Духи, пожалуйста, прекратите мои мучения. Я не вынесу эту жестокую пародию на материнство. Отделите меня от дочери. Ради её же блага. Моё молоко стало ядом. Я могу вскормить её лишь злобой, ничего больше во мне не осталось. И я остаюсь молодой женщиной в этом состарившемся теле…

Гребень зацепился за спутанные волосы и оттянул её голову назад. Мхиби зашипела от боли и бросила взгляд на сидевшую над ней женщину. Её сердце внезапно ёкнуло.

Их взгляды встретились.

Женщина, которая ни на кого не смотрит, смотрела на неё.

Я – молодая женщина в теле старухи, она – ребёнок в теле женщины…

Две идеально отражающие друг друга тюрьмы.

Смотрят друг на друга.

– Милая девочка, ты выглядишь уставшей. Присаживайся тут, рядом с великодушным Круппом, и он нальёт тебе горяченького травяного чаю.

– С удовольствием, спасибо.

Крупп улыбнулся, наблюдая за тем, как Серебряная Лиса медленно села на землю и опёрлась спиной на запасное седло. Между ними горел небольшой очаг. Под изношенной одеждой из оленьей кожи просматривались округлости и изгибы женского тела.

– А где твоя друзья? – спросила она.

– Играют в кости. С гордыми акционерами Тригалльской торговой гильдии. Крупп по какой-то чудно́й причине отстранён от сих игр. Безобразие! – Даруджиец протянул ей жестяной кубок. – В основном шалфей, увы. Однако ежели тебя терзает кашель…

– Нет, но спасибо в любом случае.

– У Круппа, разумеется, не бывает кашля.

– И почему?

– Ну как же – потому, что он пьёт чай с шалфеем.

Взгляд её карих глаз скользнул по толстяку и остановился на повозке в дюжине шагов от него.

– Как у неё дела?

Крупп приподнял брови.

– Девочка, ты могла бы и сама у неё спросить.

– Я не могу. Для матери я – чудовище во плоти, её украденная юность. Она презирает меня, и у неё есть на то причины, особенно теперь, когда Корлат рассказала ей про моих т’лан айев.

– Крупп желает знать, сомневаешься ли ты теперь в предпринятом путешествии?

Серебряная Лиса покачала головой и сделала глоток чая.

– Слишком поздно. Проблема никуда не исчезла, как тебе известно. Кроме того, наше странствие окончено. Осталось лишь её…

– Ты лукавишь, – прошептал Крупп, – твоему странствию ещё далеко до конца, Серебряная Лиса. Но давай временно отложим эту тему, хорошо? Не известны ли тебе новости об ужасающей битве?

– Она завершилась. Паннионские силы разбиты. Не считая пары тысяч едва вооружённых крестьян. Белолицые освободили Капастан, точнее, то, что от него осталось. «Мостожоги» уже в городе. Важнее то, что Бруд собирает совет – ты, наверное, захочешь присутствовать там.

– Да ну! Разве лишь для того, чтобы благословить сии сборы великолепной мудростью Круппа. А ты что, не собираешься посетить оное достойное собрание?

Серебряная Лиса улыбнулась.

– Как ты уже сказал, даруджиец, моё странствие ещё не окончено.

– О да. Крупп желает тебе удачи, девочка. И искренне надеется в скором времени снова тебя увидеть.

Серебряная Лиса ещё раз покосилась на повозку.

– И увидишь, друг мой, – ответила она, затем допила чай и с лёгким вздохом встала.

Крупп заметил, что она замялась.

– Что-то не так, девочка?

– Не знаю, не уверена. – На её лице отразилась тревога. – Часть меня желает составить тебе компанию на этом совете. Такое… внезапное стремление.

Маленькие глазки даруджийца сузились.

– Часть тебя, Серебряная Лиса?

– О да, возникает вопрос: какая часть? Чья душа съёжилась внутри меня в подозрении? Кто чувствует, что из нашего союза сейчас полетят искры? Боги, а ещё хуже то, что я чувствую, будто в точности знаю, почему… Но я не знаю.

– Рваная Снасть, не так ли? Если представить, что Ночная Стужа и Беллурдан потенциально обладают даром провидения, у них могут быть дурные мотивы. Ох, наверняка существует более простой способ это сказать…

– Это не важно, Крупп.

– Грубо говоря, тебя разрывает на части, Серебряная Лиса. Подумай: повлияет ли на поиск твоей судьбы небольшая задержка? Иными словами, есть ли у тебя время, чтобы идти с мудрым Круппом в штабной шатёр Воеводы?

Она внимательно посмотрела на него.

– У тебя тоже дурное предчувствие, да?

– Если разрыв неизбежен, девочка, то твоё присутствие станет необходимым, ведь ты – настоящее связующее звено между этими непримиримыми лагерями.

– Я… я не верю Ночной Стуже, Крупп.

– Большинство смертных временами не могут довериться какой-то части себя. Кроме Круппа, разумеется, ведь его выверенная самоуверенность не подлежит сомнению. В любом случае, конфликт инстинктов заложен в самой нашей природе – за исключением Круппа, разуме…

– Да, да. Хорошо. Пойдём.

Разрез чистой тьмы появился на полотняной стене. Слабое дыхание Куральд Галейна ворвалось в штабной шатёр, и свет фонарей померк. Аномандр Рейк вошёл через портал. Полуночная дыра тихо закрылась за ним, возвращая фонари к жизни.

Широкое плоское лицо Бруда перекосилось.

– Ты опоздал, – прорычал он. – Малазанцы уже идут сюда.

Сбросив с плеч чёрный кожаный плащ, Владыка Лунного Семени сказал:

– Что с того? Или мне снова придётся выступать третейским судьёй?

Корлат, прижатая спиной к стенке шатра, откашлялась.

– Кое-что… выяснилось, Владыка. Само существование этого союза стоит под вопросом.

Каллор, последний из присутствующих, сухо фыркнул.

– Под вопросом? Нам врали с самого начала. Быстрая атака на Войско Однорукого, прежде чем они оправятся после сегодняшней битвы, – вот что важно.

Корлат смотрела, как её повелитель молча разглядывает союзников.

После долгого молчания Рейк улыбнулся.

– Дорогой Каладан, если говоря о лжи, ты имеешь в виду руку Императрицы, которая приставила по кинжалу к спине Дуджека Однорукого и Скворца, то, кажется, даже если мы должны были что-то предпринять, – хотя, как на мой взгляд, это не тот случай, – то нам следовало вмешаться. Это было бы в интересах Скворца и Дуджека. Если, конечно, – он прищурился и посмотрел на Бруда, – ты не усомнился в их командирских качествах. – Рейк медленно снял перчатки. – Хотя доклад Карги о сегодняшнем сражении состоял исключительно из ворчливых комплиментов. Малазанцы действовали профессионально, отработанно и неумолимо. Именно так, как мы бы того хотели.

– Не в боевых навыках дело, – прохрипел Каллор. – Это должна была быть освободительная война…

– Не будь глупцом, – пробормотал Рейк. – Есть вино или эль? Кто составит мне компанию?

Бруд хмыкнул.

– Да, налей мне, Рейк. Но знай, даже если Каллор делал раньше глупые заявления, сейчас это не так. Освобождение. Паннионский Домин…

– Просто очередная могущественная империя, – протянул Владыка Лунного Семени. – И как таковая, является угрозой, которую мы намереваемся уничтожить. Освобождение народа может сопутствовать, но не может являться целью. Освободи гадюку, и она всё равно укусит тебя, если выпадет шанс.

– Значит, мы уничтожим Паннионского Провидца только для того, чтобы какой-то Первый Кулак из Малазанской империи занял его место?

Рейк протянул Воеводе кубок с вином. Тисте анди разглядывал Бруда полуприкрытыми, сонными глазами.

– Домин – империя, сеющая ужас и угнетение среди собственного народа, – сказал Рейк. – Никто из присутствующих не станет этого отрицать. Таким образом, даже по этическим причинам появился повод выступить против них.

– И об этом мы говорим с самого начала…

– Я услышал тебя и в первый раз, Каллор. Твоя склонность к повторениям утомительна. Я описал одно… оправдание. Одну причину. Но похоже, вы все позволили этой причине взять верх над остальными, хотя она, на мой взгляд, играет самую малую роль. – Он потянул вино из кубка и продолжил: – Тем не менее, давайте пока придерживаться её. Ужас и угнетение стали лицом Паннионского Домина. Представьте теперь все города и территории Генабакиса под контролем малазанцев. Ужас? Только в том, что смертным приходится сталкиваться с ежедневной рутиной. Угнетение? Каждому государству нужны законы, и из всех известных мне империй малазанские законы наименее угнетающие. Итак. Провидец свергнут, Первый Кулак и малазанское управление сменили его. Каков результат? Мир, репарации, закон и порядок. – Он осмотрел остальных и медленно поднял одну бровь. – Пятнадцать лет назад Генабарис был зловонной раной на северо-западном побережье, Натилог и того хуже. А теперь, под правлением малазанцев? Ровня самому Даруджистану. Если ты и вправду желаешь лучшей доли обычным жителям Панниона, почему бы не приветствовать Императрицу? Вместо этого Дуджек и Скворец вынуждены плести сложные интриги, чтобы заполучить нас в союзники. Они солдаты, если вы вдруг забыли. Солдатам отдают приказы. Если какой-либо приказ им не по душе – им же хуже. Если приказано соврать, мол, объявлены вне закона, не открывая секрет каждому рядовому в армии, что погубило бы всякий шанс сохранить этот секрет, значит, хороший солдат мирится с этим, стиснув зубы. Правда очень проста. По крайней мере, для меня. Бруд, мы с тобой сражались с малазанцами как настоящие освободители. Мы не просили в награду ни земель, ни денег. Наши мотивы даже для нас остаются неясны до конца – представь, какими они кажутся Императрице? Необъяснимыми. Мы представляемся ей связанными с высокими идеалами и почти возмутительным понятием самопожертвования. Мы её враги, и я не думаю, что она знает, почему.

– Хоть Бездну мне пропой, – усмехнулся Каллор, – в её империи не будет места ни для одного из нас.

– И это тебя удивляет? – спросил Рейк. – Нас нельзя контролировать. Правда в том, что мы сражаемся за собственную свободу. Чтобы не было границ для Лунного Семени. Чтобы не установился всеохватный мир, при котором воеводы, генералы и роты наёмников станут не нужны. Мы боремся против порядка и железной руки, которая должна за ним скрываться, лишь потому, что эта рука – не наша.

– А я бы не хотел никогда стать такой рукой, – прорычал Бруд.

– Именно. Так зачем выражать недовольство Императрицей, у которой есть подобное желание и даже соответствующие обязанности?

Корлат уставилась на своего Повелителя. В очередной раз потрясённая, захваченная им врасплох. Драконья кровь в его жилах. Он мыслит не так, как мы… Это кровь? Или нечто другое? У неё не было ответа. Она не понимала человека, за которым следовала уже столько веков. Неожиданный прилив гордости переполнил её. Он – Сын Тьмы. Владыка, достойный того, чтобы поклясться ему в верности. Для меня. Для всех тисте анди.

Каладан Бруд судорожно вздохнул.

– Налей мне ещё и будь ты проклят.

– Я сдержу своё отвращение, – сказал Каллор, поднимаясь со стула под звон кольчуги, – и подниму тему, лишь незначительно связанную со сказанным ранее. Капастан очищен. Перед нами река. Южнее – три города, которые нужно взять. Если будем действовать одной армией, сильно потеряем в скорости и темпе. В частности, Сетта не лежит на нашем пути к Кораллу. Таким образом, армию стоит разделить на две, а объединиться вновь южнее Леста и Сетты, возможно, под Мауриком, перед осадой Коралла. Вопрос в том, как мы разделимся?

– Достойная для обсуждения на этом совете тема, – пробормотал Рейк.

– И только эта, да, – пророкотал Каладан Бруд. – Вот ведь они удивятся, а?

Ещё как удивятся. Сожаление просочилось в мысли Корлат. И более того, я поступила со Скворцом несправедливо. Надеюсь, ещё не поздно это сгладить. Негоже тисте анди судить впопыхах. Моё зрение было затуманено. Затуманено? Нет, скорее попало в вихрь. Вихрь эмоций, рождённых из потребности и любви. Сможешь ли ты простить меня, Скворец?

Два малазанских командира вошли, откинув полог палатки, вслед за знаменосцем Артантосом. Лицо Дуджека было мрачным.

– Простите, нас задержали, – прорычал он. – Мне только что донесли: тенескаури двигаются прямо в нашу сторону.

Корлат пыталась поймать взгляд Скворца, но тот смотрел на Воеводу, сообщая:

– К рассвету ожидайте ещё одно, очень грязное сражение.

– Оставь это мне, – протянул Аномандр Рейк.

Услышав его голос, Скворец удивлённо обернулся.

– Владыка, простите. Я вас не заметил. Я был слегка… поглощён своими мыслями.

Дуджек спросил:

– Владыка, вы предлагаете отправить против тенескаури своих тисте анди?

– Едва ли, – ответил Рейк. – Я собираюсь просто их напугать. Лично.

Некоторое время все молчали, пока Каладан Бруд не начал рыться в сундуке, отыскивая дополнительные кубки.

– Нам нужно обсудить ещё кое-что, Первый Кулак, – сказал он.

– Я так и понял.

Старик выглядел слегка больным, в то время как Скворец покраснел.

Воевода разлил вино по кубкам и указал на них.

– Угощайтесь. Каллор обнаружил проблему в расположении наших войск.

Ух! Эти ублюдки просто потешаются! Довольно. Корлат заговорила:

– Первый Кулак, к югу нас ждут три города. Лест и Сетта должны быть по возможности взяты одновременно, затем мы вновь объединимся под Мауриком и продолжим марш на Коралл. Мы хотели бы обсудить, как именно разделить армии.

Скворец нашёл её глазами. Она ответила полуулыбкой. Скворец нахмурился в ответ.

– Понятно, – сказал Дуджек некоторое время спустя. Он взял кубок и сел на стул. – Хорошо. – И замолчал на некоторое время.

Скворец откашлялся и заговорил:

– Разделение, на первый взгляд, кажется довольно очевидным решением. Войско Однорукого направится на юго-восток от Сетты, чтобы восстановить связь с Чёрными морантами, которые находятся в горах Виде́ния. Воевода и его войска прямо на юг к Лесту. Как только мы возьмём Сетту, мы ударим по верховьям реки Маурик и пойдём по течению на юг, к самому городу Маурику. Возможно, вы прибудете немного раньше, но это не большая проблема.

– Согласен, – сказал Бруд.

– Увы, я сказал «на первый взгляд», – продолжил Скворец.

Остальные повернулись к нему.

Малазанец пожал плечами.

– К походу присоединятся Белолицые баргасты. Также стоит принять во внимание выживших защитников Капастана, не исключено, что они захотят присоединиться к нам. И наконец, перед нами стоит вопрос Серебряной Лисы и её т’лан имассов.

– Если допустим в войну эту сучку с её т’лан имассами, – прорычал Каллор, – мы потеряем всякую надежду управлять ею.

Скворец смотрел на древнего воина.

– Эта странная одержимость, Каллор, затуманила твой разум…

– А сентиментальность затуманила твой, солдат. Возможно, наступит день, когда мы проверим, кто из нас прав.

– Довольно, – вмешался Бруд. – Кажется, встречу стоит отложить. Мы вернёмся к ней, когда все необходимые командиры будут присутствовать. – Воевода повернулся к Рейку. – Как поживает Лунное Семя?

Тисте анди пожал плечами.

– Как и планировалось, мы встретимся у Коралла. Стоит отметить, что на Провидца идёт серьёзная атака с юга, на которую он отвечает колдовством Омтоз Феллака. Мои великие во́роны смогли разглядеть его врагов или, по крайней мере, их часть. Т’лан имасс, волчица и очень большая собака. Вновь кипит древняя битва: Омтоз Феллак всегда уступает Телланну. Возможно, есть и другие игроки – земли к югу от Обзора полностью окутаны туманом от умирающего льда. Всё это знаки того, что Провидец отступил в Обзор и теперь по Пути направляется в Коралл.

Какое-то время все молча осмысливали рассказ Рейка. Первым заговорил Скворец:

– Одинокий т’лан имасс? Значит, это заклинатель костей, могущественный настолько, что в одиночку расправился с колдовством яггутов.

– Услышал призыв Серебряной Лисы, – добавил Дуджек. – Похоже на то.

– Этот т’лан имасс – воин, – лаконично сообщил Рейк. – Он вооружён двуручным кремнёвым мечом. Заклинатели костей не носят оружия. Очевидно, он необычайно искусен. Волчица – это, я полагаю, ай, данный вид считался давно вымершим. Пёс может соперничать с Гончими Тени.

– И они толкают Провидца к нам в руки, – прорычал Бруд. – Кажется, Коралл будет не просто последним городом в нашем походе. Там мы сразимся с самим Провидцем.

– А значит, битва будет переполнена колдовством, – пробормотал Дуджек. – Просто потрясающе.

– У нас достаточно времени, чтобы выбрать тактику, – сказал миг спустя Бруд. – На этом совет окончен.

Тьма всё плотнее окутывала лагерь, когда Серебряная Лиса в тридцати шагах от штабного шатра замедлила свой шаг.

Крупп взглянул на неё.

– Ах, девочка, ты ощутила, что шторм сегодня обошёл нас стороной. И я тоже. Стоит ли нам в таком случае навещать сих грозных персон?

Женщина задумалась, затем покачала головой.

– Нет, зачем торопить конфликт? Я должна вернуться к своей… судьбе. Если тебе не сложно, Крупп, никому не говори о моём отъезде. По крайней мере, какое-то время.

– Грядёт Соединение.

– Грядёт, – согласилась она. – Я чувствую приближение т’лан имассов, Схождение, и предпочту, чтобы это произошло там, где не будет лишних глаз.

– Конечно, это личное дело. Однако же, Серебряная Лиса, будешь ли ты чураться компании? Крупп мудр, достаточно мудр, чтобы молчать, когда просят тишины, но достаточно мудр, чтобы говорить, когда необходим мудрый совет. Как-никак, Мудрость – кровная сестра Круппа.

Серебряная Лиса улыбнулась даруджийцу.

– Ты бы хотел стать свидетелем Второго Соединения?

– Девочка, нет лучшего свидетеля всем чудесам, чем Крупп из Даруджистана. Тебе стоит из любопытства послушать, как из этих масляных губ реками текут истории…

– Прости, но я воздержусь, – ответила она. – По крайней мере, в ближайшем будущем.

– Дабы ничто не отвлекало тебя, разумеется. Но разве не очевидно, что даже скромное присутствие Круппа щедро одаряет окружающих мудростью?

– Очевиднее некуда. Хорошо. Нужно найти тебе лошадь, я хотела уехать верхом.

– Лошадь? О ужас! Мерзкие твари. Нет, я стану держаться своего мула.