Текст книги "Память льда. Том 2"

Стивен Эриксон
Память льда. Том 2

Steven Erikson

Memories of Ice

Copyright © Steven Erikson 2001.

This edition is published by arrangement with Transworld Publishers, a division of The Random House Group Ltd.

© Лихтенштейн Е., перевод на русский язык, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Действующие лица

Караван-сарай

Остряк, охранник каравана

Скалла Менакис, охранница каравана

Драсти, охранник каравана

Бук, охранник каравана

Бошелен, путешественник

Корбал Брош, его молчаливый напарник

Эмансипор Риз, слуга

Керули, торговец

Мрамор, чародей

Капастан

Брухалиан, Смертный Меч Фэнерова Устава («Серые мечи»)

Итковиан, Кованый Щит Фэнерова Устава («Серые мечи»)

Карнадас, Дестриант Фэнерова Устава («Серые мечи»)

Вельбара, новобранец («Серые мечи»)

Мастер-сержант Норул («Серые мечи»)

Фаракалиан («Серые мечи»)

Накалиан («Серые мечи»)

Торун («Серые мечи»)

Сидлис («Серые мечи»)

Нильбанас («Серые мечи»)

Джеларкан, князь и правитель Капастана

Арард, князь и правитель Коралла в изгнании

Рат’Фэнер (жрец из Совета Масок)

Рат’Престол Тени (жрец из Совета Масок)

Рат’Королева Грёз (жрица из Совета Масок)

Рат’Худ (жрец из Совета Масок)

Рат’Д’рек (жрец из Совета Масок)

Рат’Трейк (жрец из Совета Масок)

Рат’Огнь (жрица из Совета Масок)

Рат’Тогг (жрец из Совета Масок)

Рат’Фандерея (жрица из Совета Масок)

Рат’Дэссембрей (жрица из Совета Масок)

Рат’Опонн (жрец из Совета Масок)

Рат’Беру (жрец из Совета Масок)

Войско Однорукого

Дуджек Однорукий, командир малазанской армии отступников

Скворец, заместитель командира малазанской армии отступников

Вывих, командир Чёрных морантов

Артантос, знаменосец малазанской армии отступников

Барак, офицер связи

Хареб, капитан-аристократ

Ганос Паран, капитан «Мостожогов»

Мураш, сержант, Седьмой взвод, «Мостожоги»

Хватка, капрал, Седьмой взвод, «Мостожоги»

Дэторан, солдат, Седьмой взвод, «Мостожоги»

Штырь, маг и сапёр, Седьмой взвод, «Мостожоги»

Дымка, солдат, Седьмой взвод, «Мостожоги»

Молоток, целитель, Седьмой взвод, «Мостожоги»

Вал, сапёр, Седьмой взвод, «Мостожоги»

Тротц, солдат, Седьмой взвод, «Мостожоги»

Быстрый Бен, маг, Седьмой взвод, «Мостожоги»

Бестолочь, капрал, «Мостожоги»

Бакланд, сержант, «Мостожоги»

Рантер, сапёр, «Мостожоги»

Грунт, целитель, «Мостожоги»

Перл, маг, «Мостожоги»

Чубук, маг, «Мостожоги»

Пальчик, маг, «Мостожоги»

Войско Бруда

Каладан Бруд, предводитель освободительной армии Генабакиса

Аномандр Рейк, Владыка Лунного Семени

Каллор, Верховный Король, правая рука Бруда

Мхиби, женщина из племён рхиви

Серебряная Лиса, Перерождённая рхиви

Корлат, одиночница, тисте анди

Орфантал, брат Корлат

Хурлокель, всадник в освободительной армии

Карга, старейшая из великих воронов и спутница Аномандра Рейка

Баргасты

Хумбролл Тор, военный вождь клана Белолицых

Хетан, дочь вождя

Кафал, старший сын вождя

Неток, второй сын вождя

Послы из Даруджистана

Колл, посол

Эстрайсиан Д’Арле, советник

Барук, алхимик

Крупп, горожанин

Мурильо, горожанин

Т’лан имассы

Крон, предводитель Кроновых т’лан имассов

Каннинг Тол, вождь клана

Бек Охан, заклинатель костей

Пран Чоль, заклинатель костей

Окрал Лом, заклинатель костей

Бендал Хоум, заклинатель костей

Ай Эстос, заклинатель костей

Олар Этил, первая заклинательница костей и первая одиночница

Тлен, Отверженный, прежде Первый Меч

Килава, отступница, заклинательница костей

Ланас Тог, из Керлумовых т’лан имассов

Паннионский Домин

Провидец, царь-жрец Домина

Ультентха, септарх Коралла

Кульпат, септарх осаждающей армии

Инал, септарх Леста

Анастер, тенескаури, Дитя Мёртвого Семени

Провидомин Кальт

Другие

К’рул, Старший бог

Драконус, Старший бог

Сестра Холодных Ночей, Старшая богиня

Госпожа Зависть, обитательница Морна

Гетол, Глашатай

Трич, Первый герой (Тигр Лета)

Ток Младший, Арал Фэйл, малазанский разведчик

Гарат, огромный пёс

Баальджагг, ещё более огромная волчица

Мок, сегулех

Турул, сегулех

Сену, сегулех

Скованный, неизвестный Взошедший (также именуемый Увечным богом)

Ведьма Теннеса

Мунуг, даруджиец-ремесленник

Таламандас, баргастское чучелко

Ормулогун, художник в Войске Однорукого

Гамбл, его критик

Харадас, глава каравана Тригалльской торговой гильдии

Азра Джаэль, морпех из Войска Однорукого

Корешок, из Моттских ополченцев

Хлев, из Моттских ополченцев

Пень, из Моттских ополченцев

Иов Валун, из Моттских ополченцев

Память льда
Том 2

Книга третья
Капастан

Последним Смертным Мечом Устава Фэнера был Фанальд из Кон-Вора, погибший при Сковывании. Вепрев плащ Дестрианта последним надевал Ипшанк из Корелри, который пропал без вести во время Последнего Побега Манаска на Ледовых полях Стратема. Другой человек был готов принять этот титул, но его изгнали из клира, а имя его вычеркнули из всех записей. Известно, однако, что он был родом из Унты; в юности промышлял воровством на зловонных улочках столицы, а также – что отлучение сопровождалось невиданной карой со стороны Устава Фэнера…

Биррин Тунд. Храмовые биографии

Глава четырнадцатая

Если только можете, дорогие мои друзья, старайтесь не оказываться в осаждённом городе.

Убиласт (Безногий)

В таверне, занимавшей весь юго-восточный угол старой Даруджийской улицы, было не больше полудюжины посетителей, почти все – чужеземцы, которые, как и Остряк, оказались теперь в ловушке. Паннионская армия под стенами Капастана уже больше пяти дней ничего не предпринимала. Поговаривали, что за гребнем на севере видели тучи пыли, которые означали… что-то. Но это было уже несколько дней назад, и с тех пор ничего не случилось.

Чего ждал септарх Кульпат, не знал никто, зато догадок было хоть отбавляй. Баржи перевозили всё больше и больше тенескаури через реку, так что уже казалось, будто половина населения империи вступила в крестьянскую армию.

– Их такая прорва, – сказал кто-то колокол назад, – что каждому достанется разве что по кусочку капастанца.

Посмеялся над шуткой один лишь Остряк.

Капитан сидел за столом у входа, опершись спиной на грубо оштукатуренный, укреплённый балками дверной проём, слева от самой двери, лицом к низкому главному залу таверны. По земляному полу под столами кралась мышь, перебегала из тени в тень, скользила среди сапог и ботинок посетителей.

Остряк следил за её странствием из-под полуопущенных век. На кухне ещё можно было раздобыть порядочно еды – так ему, во всяком случае, подсказывал нос. Однако Остряк отлично понимал, что если осада затянется, этому изобилию быстро настанет конец.

Его взгляд метнулся к закопчённым стропилам, где спала, свесив лапы с перекладины, местная кошка. Охотилась она, похоже, только во сне. По крайней мере, сейчас.

Мышь добралась до подножки у стойки и двинулась вдоль неё ко входу в кухню.

Остряк вновь пригубил разведённого вина – воды в кубке было уже явно больше; паннионцы сжали хватку на горле города почти неделю назад. Остальные шесть посетителей сидели поодиночке за столами или опирались на стойку. Временами они обменивались словом-другим, как правило, бессмысленными комментариями, на которые редко отвечали чем-то большим, чем хмыканьем.

Остряк приметил, что днём и по ночам в таверне собирались два разных типа людей. Сейчас он смотрел на первых – эти чуть ли не жили в общем зале, медленно потягивали вино и эль. Они были чужими в Капастане, не имели приятелей, зато передружились между собой, пусть и объединяло их лишь совместное ничегонеделание. К ночи начнут подходить другие. Крикливые, драчливые, они затаскивали внутрь уличных шлюх и швыряли свои монеты на столы так, будто думать не думали о завтрашнем дне. В них кипела энергия отчаяния, лихой привет, брошенный в лицо Худу. «Мы – твои, костяной ублюдок, – будто говорили они. – Но не раньше рассвета!»

Они кипели, текли, словно пенное море среди неподвижных, безразличных камней – молчаливых, одиноких посетителей дневного времени.

Море и камни. Море пускается в пляс перед лицом Худа, лишь только он оказывается поблизости. Камни уже так давно смотрят в глаза этому ублюдку, что им лень даже пошевелиться, не то что плясать. Море громогласно хохочет над собственными шутками. Камни со скрежетом бросят одну фразу, которой хватит, чтобы весь зал замолчал. «Разве что по кусочку капастанца…»

В следующий раз лучше буду держать язык за зубами.

Кошка встрепенулась на балке, потянулась так, что чёрные полоски волнами побежали по бурому меху. Свесила голову вниз, приподняв уши.

Мышь замерла на пороге кухни.

Остряк тихонько присвистнул.

Кошка посмотрела на него.

Мышь метнулась в кухню и скрылась из виду.

С громким скрипом дверь таверны распахнулась внутрь. Вошёл Бук, встретился взглядом с Остряком, затем устало опустился на стул рядом.

– Ты очень предсказуем, – пробормотал пожилой мужчина и жестом заказал ещё два кубка, как только поймал взгляд кабатчика.

– Ага, – отозвался Остряк. – Я – камень.

– Камень, значит? Скорей уж толстая игуана на камне. А когда придёт большая волна…

– Худ с ним. Ладно, ты меня нашёл, Бук. Что дальше?

– Просто хотел поблагодарить тебя за помощь, Остряк.

– Это что, была ирония, старик? Ещё немного потренируешься и…

– На самом деле я почти серьёзно. Мутная вода, которую ты мне дал выпить, – зелье Керули – оно просто чудеса творит. – На узком лице Бука возникла хитрая улыбка. – Чудеса…

– Рад слышать, что тебе лучше. Есть ещё новости, потрясающие основы мироустройства? Если нет…

Бук откинулся на спинку, чтобы дать кабатчику поставить на стол два кубка, а когда тот заковылял прочь, сказал:

– Я встречался со старейшинами Лагерей. Поначалу они хотели идти прямо к князю…

– Но потом опомнились.

– Пришлось их слегка подтолкнуть.

– Значит, теперь у тебя есть всё, чтобы не дать этому чокнутому евнуху играть в привратника у Худовых врат. Хорошо. Нельзя допустить панику на улицах, когда четверть миллиона паннионцев осаждают город.

Бук прищурился и посмотрел на Остряка.

– Так и думал, что покой тебе больше по душе.

– Ну вот, уже лучше.

– Но мне всё равно нужна твоя помощь.

– Не пойму, в чём, Бук. Если только ты не хочешь, чтобы я дверь высадил и снёс Корбалу Брошу голову с плеч. Но тогда тебе нужно будет отвлечь Бошелена. Поджечь его, например. Мне много времени не нужно. Главное – подобрать момент. Скажем, когда стены пробьют и на улицы хлынут тенескаури. Тогда мы возьмёмся за руки и пойдём к Худу вместе, распевая весёлые песенки.

Бук ухмыльнулся, салютуя кубком.

– Идёт, – сказал он и выпил.

Остряк осушил свою чашу, потянулся за другой.

– Ты знаешь, где меня найти, – буркнул он некоторое время спустя.

– Пока не нахлынет волна.

Кошка спрыгнула с балки, метнулась вперёд и зажала лапой таракана. Начала с ним играть.

– Ладно, – прорычал после паузы капитан, – чего ещё сказать хочешь?

Бук небрежно пожал плечами.

– Говорят, Скалла подалась в добровольцы. Ходят слухи, что паннионцы наконец готовы начать первый штурм. В любой момент.

– Первый? Да второй им скорее всего и не понадобится. А «готовы» – они уже несколько дней, как готовы, Бук. Если Скалла решила жизнь свою положить, защищая то, что защитить невозможно, это её личное дело.

– А какая альтернатива? Паннионцы пленных брать не будут, Остряк. Всем нам придётся драться – рано или поздно.

Это ты так думаешь.

– Если только, – продолжил Бук после паузы, вновь поднимая кубок, – ты не собираешься переметнуться. Обрести вдруг веру, по необходимости…

– А какой ещё выход?

Взгляд Бука стал суровым.

– Набьёшь брюхо человечиной, Остряк? Чтобы выжить? И на такое пойдёшь, да?

– Мясо есть мясо, – ответил Остряк, не сводя глаз с кошки. Тихий хруст дал ему знать, что игра окончена.

– Однако, – сказал Бук, поднимаясь, – не ожидал, что ты ещё способен меня огорошить. Думал, я тебя знаю…

– Думал.

– Значит, за это отдал жизнь Драсти.

Остряк медленно поднял голову. Бук увидел в его глазах нечто такое, что вдруг отступил на шаг.

– Ты с каким Лагерем сейчас работаешь? – спокойно поинтересовался капитан.

– С Ульданом, – прошептал пожилой мужчина.

– Я к тебе туда загляну. А пока что, Бук, пшёл прочь с глаз моих.

Тени отступили к стенам гарнизона, так что Хетан и её брат, Кафал, остались на солнцепёке. Склонив головы, баргасты сидели на корточках на старой, потёртой подстилке. По телам обоих тёк пот – почерневший от сажи. Между ними стояла широкая, неглубокая жаровня с горящими углями.

По обе стороны от баргастов пробегали солдаты и княжеские посыльные.

Кованый Щит Итковиан разглядывал их со своего места у входа в цитадель. Он не слыхал, чтобы баргасты увлекались медитацией, но Хетан и Кафал почти ничего другого не делали с самого возвращения из Пленника. Они постились, ни с кем не говорили, самым неудобным образом расположились посреди цитадельного двора, в общем, превратились в неприступный остров.

Это не обычный покой смертных. Они странствуют среди духов. Брухалиан требует, чтобы я отыскал к ним подход – любой ценой. Остался ли у Хетан ещё хотя бы один секрет? Дорога к спасению для себя и для брата, а также для костей Духов-Основателей? Неведомая слабость в нашей обороне? Недостаток в расположении паннионцев?

Итковиан вздохнул. Он уже пробовал – безуспешно. Придётся попытаться снова. Он уже приготовился шагнуть вперёд, но вдруг почувствовал чьё-то присутствие рядом и, обернувшись, увидел князя Джеларкана.

Лицо молодого человека осунулось от усталости. Руки с длинными пальцами дрожали, хоть и были сплетены у пояса. Не сводя глаз с мельтешения во дворе, князь сказал:

– Кованый Щит, я должен знать, что намеревается делать Брухалиан. У него есть нечто – то, что вы, солдаты, зовёте бритой костяшкой в дыре – это мне ясно. И вот я вновь пришёл, чтобы добиться аудиенции у человека, который состоит у меня на службе. – Джеларкан даже не пытался скрыть горький сарказм этих слов. – Безуспешно. У Смертного Меча нет на меня времени. Нет времени на князя Капастана.

– Сударь, – ответил Итковиан, – вы можете задать свои вопросы мне, и я сделаю всё возможное, чтобы ответить.

Молодой капанец резко обернулся к Кованому Щиту.

– Брухалиан позволил тебе говорить?

– Да.

– Хорошо. Кроновы т’лан имассы и немёртвые волки с ними. Они истребили септарховых демонов – к’чейнов.

– Да.

– Но в Паннионском Домине есть и другие. Ещё сотни охотников.

– Да.

– Так почему т’лан имассы не идут в саму империю? Удар по территории Провидца может заставить его отозвать Кульпата и снять осаду. Провидцу ничего не останется, кроме как оттянуть их обратно за реку.

– Если бы т’лан имассы были смертной армией, такой выбор воистину был бы очевиден и, как следствие, благоприятен для наших собственных нужд, – ответил Итковиан. – Увы, Крон и его неупокоенные сородичи скованы неземными потребностями, о которых мы почти ничего не знаем. Они поведали нам о каком-то собрании, о беззвучном призыве с неведомой целью. Сейчас он для них важнее всего. Крон и т’лан айи уничтожили к’чейн че’маллей септарха, поскольку сочли их угрозой для своего Соединения.

– Почему? Такого объяснения недостаточно, Кованый Щит.

– С этой оценкой я не могу поспорить, сударь. Похоже, есть и другая причина тому, что Крон не желает уходить на юг. Тайна самого Провидца. Слово «Паннион», похоже, яггутское. Яггуты были смертными врагами т’лан имассов, как вы знаете. По моему личному мнению, Крон ожидает прибытия… союзников. Другие т’лан имассы собираются на будущее Соединение.

– То есть, по-вашему выходит, что Крон опасается Паннионского Провидца…

– Да, поскольку считает, что Провидец – яггут.

Князь долго молчал, затем покачал головой.

– Даже если т’лан имассы решатся выступить против Паннионского Домина, для нас будет слишком поздно.

– Видимо, да.

– Ладно. Теперь – другой вопрос. Почему это их Соединение происходит здесь?

Итковиан замялся, затем медленно кивнул в ответ собственным мыслям.

– Князь Джеларкан, та, что созывает т’лан имассов, приближается к Капастану… вместе с армией.

– Какой армией?

– Войском, которое собирается вести войну против Паннионского Домина. Более того, среди прочего они собираются также снять осаду с Капастана.

– Что?!

– Сударь, они в пяти неделях пути отсюда.

– Мы не продержимся…

– Это также известно, князь.

– И что же, призывательница командует этой армией?

– Нет. Войско ведут два военачальника – Каладан Бруд и Дуджек Однорукий.

– Дуджек… Первый Кулак?! Малазанец? Нижние божества! Как давно вы об этом узнали?

Кованый Щит откашлялся.

– Впервые мы установили с ними связь уже некоторое время назад, князь. Чародейскими средствами. Которые с тех пор стали… недоступны.

– Да-да, это я хорошо знаю. Дальше!

– То, что с армией идёт и призывательница, нам сообщили лишь недавно: так сказал заклинатель костей из Кроновых т’лан имассов…

– А войско, Итковиан? Я хочу больше знать об этой армии!

– Дуджека и его легионы объявила вне закона императрица Ласиин. Теперь он действует по собственному почину и ведёт около десяти тысяч солдат. Под рукой Каладана Бруда несколько небольших отрядов наёмников, три клана баргастов, народ рхиви и тисте анди – всего тридцать тысяч бойцов.

Глаза князя Джеларкана широко распахнулись. Итковиан видел, как эти сведения пробили внутренние стены капанца, видел, как в его душе одна за другой расцветали и тут же увядали надежды.

– На первый взгляд, – тихо проговорил Кованый Щит, – всё, что я вам сообщил, чрезвычайно важно. Однако вы, как я вижу, уже понимаете, что по сути эти вести лишены всякого смысла. Пять недель, князь. Уповайте на то, что они отомстят, ибо лишь это им останется. И даже тогда, учитывая небольшое число воинов…

– Это твои выводы или Брухалиана?

– Увы, в этом мы согласны.

– Глупцы! – прохрипел молодой князь. – Худом проклятые дураки.

– Ваше Высочество, мы не сможем пять недель сдерживать паннионцев.

– Да знаю я, Худова плешь! Вопрос в другом: зачем вообще пытаться?

Итковиан нахмурился.

– Сударь, таковы условия нашего контракта. Защита города…

– Кретин! Какое мне дело да вашего треклятого контракта? Вы уже сами сказали, что в любом случае проиграете! Моя забота – жизнь подданных. Армия идёт с запада? Наверняка. По берегу реки…

– Мы не сможем вырваться, князь. Нас просто уничтожат.

– Сосредоточим все силы на западной стороне. Внезапная вылазка, которая обернётся исходом. Кованый Щит…

– Нас перебьют, – веско заявил Итковиан. – Ваше Высочество, мы об этом думали. Ничего не выйдет. Септарх пошлёт кавалерию, всадники окружат нас, заставят остановиться. Затем подоспеют беклиты и тенескаури. Мы лишь сменим удобную для защиты позицию на неудобную. Всё будет кончено в течение одного колокола.

Князь Джеларкан смотрел на Кованого Щита с нескрываемым вызовом, даже больше – с ненавистью.

– Сообщи Брухалиану следующее, – прохрипел он. – В будущем «Серым мечам» не следует думать за князя. Не их дело решать, что ему следует знать, а что – нет. Князю следует докладывать обо всех делах, невзирая на то, важными они вам кажутся или незначительными. Это понятно, Кованый Щит?

– Я передам эти слова в точности, Ваше Высочество.

– Я так понимаю, – продолжил князь, – Совет Масок знает даже меньше, чем я знал колокол тому?

– Вероятнее всего, так и есть. Ваше Высочество, интересы Совета…

– Избавь меня от своих высокоучёных рассуждений, Итковиан. Доброго дня.

Кованый Щит смотрел, как князь шагает прочь к выходу из цитадели походкой слишком жёсткой, чтобы показаться царственной. Однако по-своему благородной. Примите мои соболезнования, любезный князь, хоть я, конечно, и не осмелюсь высказать их вслух. Я – лишь инструмент воли Смертного Меча. Мои личные желания не имеют значения. Итковиан подавил волну горького гнева, который вызвали эти мысли, и вновь перевёл взгляд на баргастов, по-прежнему сидевших на подстилках на солнцепёке.

Они вышли из транса. Хетан и Кафал теперь склонились ближе к жаровне, из которой валил в пронизанный солнцем воздух белый дым.

Удивлённый Итковиан помедлил, прежде чем шагнуть вперёд.

Приблизившись, он разглядел, что баргасты положили на угли какой-то предмет. Розоватая по краям, плоская, молочно-белая в центре – свежая лопаточная кость, слишком лёгкая для бхедериней, но тоньше и длиннее, чем у человека. Лопатка оленя, наверное, или антилопы. Баргасты начали ритуал прорицания, используя предмет, который позволял понять, почему их клановые шаманы называются заклинателями костей и поплечниками.

Значит, они не просто воины. Этого и следовало ожидать. Вспомни, как Кафал пел в Пленнике. Он – поплечник, а Хетан – его сестра-заклинательница.

Кованый Щит остановился у самого края подстилки, чуть левее Кафала. На лопатке уже начали появляться трещины. Жир пузырился на толстых краях кости, шипел и вспыхивал, словно огненная мантия.

Простейший способ гадания – чтение трещин как карты, которая позволит охотникам племени найти стада диких бхедеринов. Но Итковиан прекрасно понимал, что в данном случае в дело пошли куда более сложные чары, и трещины представляли собой отнюдь не просто карту земного мира. Кованый Щит молчал, прислушиваясь к тихому бормотанию Хетан и её брата.

Они говорили по-баргастски, этим языком Итковиан владел лишь в малой мере. Тем более странным ему показалось то, что в разговоре, кажется, принимали участие трое – Хетан и Кафал склоняли головы набок или кивали в ответ на слова, которых никто, кроме них, не слышал.

Лопатка уже покрылась сложным лабиринтом трещин, на кости показались синеватые, бежевые и выжженные белые пятна. Скоро она начнёт разваливаться: когда дух животного рухнет под напором огромной силы, текущей через его угасающую жизнь.

Странный разговор закончился. Кафал вновь погрузился в транс, Хетан отодвинулась от жаровни, подняла голову и посмотрела в глаза Итковиану.

– А, волк! Рада тебя видеть. В мире произошли изменения. Удивительные изменения.

– И ты рада этим изменениям, Хетан?

Она улыбнулась.

– А тебе было бы приятно, если так?

Шагну ли я в эту бездну?

– Такая вероятность существует.

Женщина рассмеялась, медленно поднялась на ноги. Поморщилась и потянулась.

– Духи держите меня, как же кости ноют. И мускулы требуют заботливых рук.

– Есть особые упражнения…

– Будто я не знаю, волк. Ты ко мне присоединишься, чтобы их исполнить?

– Какие у тебя вести, Хетан?

Она ухмыльнулась, упёрла руки в бока.

– Клянусь Бездной, – протянула она, – какой же ты неуклюжий. Ложись под меня и выведай все мои тайны, – это тебе поручили? В такую игру тебе лучше не играть. Особенно со мной.

– Вероятно, вы правы, – процедил Итковиан. Он выпрямился и отвернулся.

– Да постой же! – расхохоталась Хетан. – Бежишь, словно кролик? А я тебя волком называла? Пожалуй, следует сменить имя.

– Это ваш выбор, – бросил через плечо Кованый Щит и зашагал прочь.

У него за спиной вновь зазвенел смех Хетан.

– Ха-ха, вот в эту игру и вправду стоит поиграть! Беги, беги, милый мой кролик! Неуловимая моя добыча, ха!

Итковиан вернулся в цитадель, прошёл по коридору, который тянулся вдоль внешней стены города, и оказался перед входом в башню. Под позвякивание доспехов Кованый Щит взобрался по крутым каменным ступеням. Он попытался выбросить из головы образ Хетан, смеющееся лицо, лукавые глаза, ручейки пота, промывающие на лбу дорожки в слое пепла, выразительно, недвусмысленно выдвинутую вперёд грудь. Итковиан презирал себя за это новое рождение давно похороненных желаний. Обеты рассыпались в прах, всякую молитву Фэнеру встречало лишь молчание, будто богу было плевать на жертвы, которые во имя его приносил Кованый Щит.

И быть может, это и есть последняя, самая сокрушительная истина. Богам нет дела до аскетизма, до ограничений, которые налагают на себя люди. Им нет никакого дела до правил поведения, до изощрённой этики храмов и монастырей. Наверное, они и вправду смеются над цепями, в которые мы сами себя заковываем, над нашей бесконечной, ненасытной нуждой находить недостатки в жизненных потребностях. Или даже не смеются, но злятся на нас. Быть может, отказ от радостей жизни и есть самое страшное оскорбление для тех, кому мы поклоняемся и служим.

По винтовой лестнице Итковиан поднялся в оружейную, рассеянно кивнул двум солдатам на посту, а затем взобрался выше – на верхнюю площадку.

Дестриант уже был там. Карнадас внимательно посмотрел на Кованого Щита.

– Вы, сударь, выглядите встревоженным.

– Да, не стану отрицать. Я беседовал с князем Джеларканом, и он остался весьма недоволен. Затем я разговаривал с Хетан. Дестриант, моя вера пошатнулась.

– Вы сомневаетесь в своих обетах.

– Именно так, сударь. Признаюсь, я сомневаюсь в их истинности.

– Кованый Щит, вы верили, что ваши правила поведения существуют, чтобы почитать Фэнера?

Итковиан нахмурился, опершись на мерлон, и уставился на окутанный дымами вражеский лагерь под стенами.

– Ну, да…

– В таком случае, сударь, вы жили в заблуждении.

– Прошу вас объясниться.

– Конечно. Вы испытали потребность сковать себя обетами, нужду испытать собственную душу их строгостью. Иными словами, Итковиан, ваши обеты родились из внутреннего диалога с самим собой – но не с Фэнером. Эти цепи – лишь ваши, как и ключи, которыми вы можете их отомкнуть, когда потребности в них более не будет.

– Не будет?

– Да. Когда всё, что подразумевает жизнь, перестанет угрожать вашей вере.

– То есть вы подразумеваете, что мои терзания и сомнения касаются не моей веры, но лишь обетов. Что я перестал их различать.

– Верно, Кованый Щит.

– Дестриант, – проговорил Итковиан, не сводя глаз с лагеря паннионцев, – ваши слова ведут к буйству плоти.

Высший жрец расхохотался.

– И с ним, смею надеяться, к улучшению вашего – обычно столь мрачного – настроения!

Губы Итковиана дрогнули.

– Ну, уж тут, сударь, вы уповаете на чудо.

– Я был бы рад…

– Стойте! – Кованый Щит поднял закованную в латную перчатку руку. – Движение в лагере беклитов.

Карнадас подошёл к нему, весёлость испарилась.

– И вон там, – указал Итковиан, – среди урдомов. Скаланди на флангах. Провидомины принимают на себя командование.

– Сначала они возьмут форты, – предсказал Дестриант. – Уничтожат прославленных джидратов Совета Масок. Быть может, те сумеют подарить нам ещё немного времени…

– Найдите моих вестовых, сударь. Предупредите офицеров. И сообщите князю.

– Да, Кованый Щит. Вы останетесь здесь?

Итковиан кивнул.

– Отсюда хороший обзор. Идите, сударь, прошу вас.

Беклиты уже выстроились кольцом вокруг занятых джидратами укреплений. На солнце поблёскивали наконечники копий.

Оставшись в одиночестве, Итковиан прищурился, глядя на приготовления врага.

– Ну, что ж, вот и началось.

На безлюдных переулках Капастана царила тишина, под чистым, безоблачным небом Остряк шёл по улице Калманарка. Он приблизился к изогнутой стене Лагеря Ульден, отпихнул ногой груду мусора, загораживавшую лестницу вниз, а затем изо всех сил впечатал кулак в крепкую дверь, врезанную в основание стены.

Вскоре она со скрипом подалась и отворилась.

Остряк шагнул в узкий коридор, который под острым углом поднимался обратно на уровень улицы, и через двадцать шагов оказался на залитом солнечным светом центральном подворье.

Бук закрыл за товарищем массивную дверь, не без труда вернул на место тяжеленный засов. Затем худой и седой воин обернулся к Остряку.

– Быстро. Что там?

– А ты как думаешь? – проворчал капитан. – Движение пошло. Паннионцы готовятся к бою. Вестовые носятся туда-сюда…

– На какой стене ты был?

– На северной, сразу за Лектаровым домом, только это не важно. А ты как? Я раньше забыл спросить. Выходил этот ублюдок на охоту прошлой ночью?

– Нет. Я же говорил тебе, Лагеря мне помогают. Думаю, он всё ещё пытается понять, почему вернулся несолоно хлебавши позавчера. Это его так взвинтило, что даже Бошелен заметил.

– Скверно. Он начнёт искать причину, Бук.

– Ну да. Я же говорил, что будут риски, верно?

Ага, попытайся сделать так, чтобы безумный убийца не нашёл себе жертв – и сам не понял, почему – в осаждённом городе… Чтоб ты в Бездну провалился, Бук, во что ты меня втянул? Остряк посмотрел вверх по коридору.

– Помогают, говоришь. Как твои новые друзья к этому отнеслись?

Старик пожал плечами.

– Корбал Брош предпочитает забирать для своих экспериментов здоровые органы. Опасность грозит их детям.

– И была бы меньше, если бы они этого не знали.

– Это им известно.

– Дети, говоришь?

– Да, за домом всегда следят как минимум четверо – вроде как уличные беспризорники. Там и настоящих много, так что дозорные могут затеряться. И за небом они тоже следят… – Бук внезапно замолк, в его глазах блеснула странная хитрость.

Остряк понял, что у Бука есть какой-то секрет.

– За небом? Это ещё зачем?

– Хм, ну, на случай, если Корбал Брош попробует пройти по крышам.

Да в этом городе все крыши широкие и купольные!

– Короче, я хотел сказать, – продолжил Бук, – что за домом следят. К счастью, Бошелен по-прежнему не вылезает из подвала, устроил там что-то вроде лаборатории. Вообще не выходит. А Корбал днём спит. Остряк, то, что я раньше сказал…

Остряк резко поднял руку, чтобы заставить его молчать.

– Слушай!

Оба замерли неподвижно.

Ступнями они ощутили далёкий гром, за городскими стенами нарастал многоголосый рёв.

Бук вдруг побледнел, выругался и спросил:

– Где Скалла? И даже не пытайся врать, что не знаешь.

– На воротах у Портовой дороги. Пять взводов «Серых мечей», рота джидратов, дюжина с лишком лестийских гвардейцев…

– Там громче всего…

Хмурясь, он проворчал:

– Правильно угадала, что оттуда всё и начнётся. Глупая женщина.

Бук шагнул ближе и схватил Остряка за руку.

– Так какого Худа, – прошипел он, – ты тут стоишь? Начался штурм, а Скалла прямо у него на пути!

Остряк высвободился.

– Бездне сказку расскажи, старик! Скалла – взрослая женщина, если ты не заметил. Я ей говорил – и тебе говорил! Это не моя война!

– Тенескаури на это плевать, всё одно тебя бросят в котёл!

С кривой ухмылкой Остряк оттолкнул Бука в сторону и оказался у двери. Одним движением правой руки он поднял тяжёлый засов в воздух, а затем выпустил, так что звон металла эхом раскатился по коридору. Капитан распахнул дверь, пригнулся, чтобы выйти к лестнице.

Когда Хозмач поднялся наверх и замер посреди улицы, рёв штурма обрушился на него грохочущей волной. Приглушённый звон оружия, крики, стоны, вой и узнаваемый перестук, слышный, когда тысячи облачённых в доспехи тел приходят в движение, – за стенами, на парапете, по обе стороны ворот, которые, капитан знал наверняка, вскоре содрогнутся от ударов тарана.

Наконец осада оскалила свои железные клыки. Мучительное ожидание закончилось.

И стены они не удержат. Да и ворота тоже. До заката всё будет кончено. Остряк подумал, что можно напиться, привычный ход мысли его успокоил.

Какое-то движение наверху привлекло его внимание. Остряк задрал голову и увидел, как с запада по дуге летят, рассекая небо, полсотни огненных шаров. Прямо тут и там взвилось пламя – снаряды врезались в строения и мостовые с оглушительным грохотом.