Текст книги "Дом Цепей"

– Карса Орлонг, ты спросил: «Кто из низинников отважится вторгнуться в наши пределы?» Мы оказались в пустой долине. Это теблорские земли, но теблоров здесь нет. Кто же выгнал их из селений? Быть может, народ теблоров вновь познал поражение?

Вопрос этот заставил всех троих надолго умолкнуть. Потом Делюм встал и подкинул в костер дров.

– Может статься, что среди сунидов просто нет героев, – тихо произнес он.

– Конечно, среди сунидов нет героев! – с готовностью подхватил Байрот. – Среди всех теблоров только три героя. Как по-твоему, этого достаточно?

– Три лучше, чем два, – резко ответил ему Карса. – Но, если что, хватит и двух.

– Карса Орлонг, я молю Семерых богов, чтобы твой разум всегда оставался свободным от сомнений.

Воитель вдруг почувствовал, что пальцы его впились в рукоятку меча.

– Я понял твой намек, Байрот. Хочешь сказать, что я унаследовал кое-какие отцовские качества, и прежде всего – слабость Синига? Ты в этом меня упрекаешь?

Байрот посмотрел на него и медленно покачал головой.

– Твой отец не из слабых, Карса Орлонг. Если уж говорить о сомнениях, они касаются Палика и его героического похода к Серебряному озеру.

Карса вскочил на ноги, готовый замахнуться мечом.

Байрот не шевельнулся.

– Ты не видишь того, что вижу я, – негромко произнес он. – В тебе, воитель, скрыты черты характера, присущие твоему отцу. Каюсь: я покривил душой, ибо вовсе не хочу, чтобы ты избавился от сомнений. На самом деле я молюсь, чтобы ты познал сомнения, ибо они закалят тебя мудростью. Герои наших сказаний… они были ужасны. Они были просто чудовищами. И знаешь почему? Потому что не испытывали неуверенности.

– Встань напротив меня, Байрот Гилд. Я не могу убить тебя до тех пор, пока ты безоружен.

– Я не приму вызов, Карса Орлонг. Моя спина изнежена соломенной подстилкой, и вдобавок я не считаю тебя своим врагом.

Делюм потушил костер, засыпав его горстями земли.

– Уже поздно, – сказал он. – Быть может, Байрот прав, и нам только кажется, что мы здесь одни. Осторожность не помешает. Воитель, каждый из нас способен много чего наговорить сгоряча, но это всего лишь слова. Впереди у нас достаточно врагов. И лучше мы прольем их кровь, чем свою собственную.

Карса молча смотрел на Байрота, и взгляд его был полон жгучей ненависти.

– Всего лишь слова? Ты нанес мне оскорбление, Байрот Гилд, и должен извиниться… пока не поздно.

– Хорошо. Я, Байрот Гилд, прошу прощения за то, что сказал… Может, теперь ты опустишь меч, Карса Орлонг?

– Ты получил предупреждение, – угрюмо ответил ему Карса. – В другой раз тебе это так легко не сойдет.

– Да, я предупрежден.

Травы и молодые деревья полностью захватили деревню сунидов, в которой не было ни людей, ни животных. Тропа, проходящая через селение, густо поросла ежевикой. Жители не бежали отсюда, бросив все. Они подверглись нападению и были истреблены. Круглые каменные фундаменты домов хранили копоть давних пожаров.

Делюм спешился и отправился к развалинам. Через несколько шагов ему на глаза попались первые кости.

– Скорее всего, набег, – предположил Байрот. – Напавшие были из числа тех, кто не щадят никого.

Делюм вертел в руках расщепленную стрелу.

– Здесь побывали низинники. Суниды редко держат собак, вот и оказались застигнутыми врасплох.

– Отныне наш поход становится войной, – торжественно объявил Карса. – Мы явимся на берега Серебряного озера не как уриды, а как теблоры. Мы принесем низинникам возмездие.

Он спешился и достал из седельной сумки четыре плотных кожаных мешка, которые предназначались для ног Бурана, дабы конь не поранился, проходя через заросли колючей ежевики. Байрот и Делюм последовали примеру товарища.

– Веди нас, воитель, – сказал Делюм, вновь взобравшись на лошадь.

Карса привязал к холке Бурана трехлапую подругу Грызла, потом забрался сам. После чего вопросительно взглянул на Байрота. Могучий воин отвел глаза, но повторил вслед за Делюмом:

– Веди нас, воитель.

– Поедем без задержек и как можно быстрее, – сказал Карса, устраивая искалеченную собаку у себя на коленях. – Миновав долину, свернем на север, потом на восток. Завтра, ближе к ночи, мы доберемся до перевала Костей. Оттуда начинается спуск прямо к Серебряному озеру.

– А если по пути нам встретятся низинники?

– Тогда, Байрот Гилд, мы начнем добавлять к имеющимся уже трофеям новые. Главное, чтобы никто не ушел живым. Наше нападение должно застать этих детей врасплох, а то они струсят и разбегутся.

Объехав уничтоженное селение, всадники снова выбрались на тропу, которая привела их в лес. Лесной полог был не слишком густым, позволяя лошадям скакать медленным галопом. Вскоре тропа начала подниматься вверх по склону. Уже ближе к вечеру молодые люди достигли вершины. От коней шел пар, они устали, но всадники упорно гнали их дальше.

Они оказались на самом краю нагорья. К северу и востоку тянулись зубчатые пики, которые все еще заливал солнечный свет, мягкий и золотистый. Вершины многих гор покрывал снег. Оттуда белые снежные полосы спускались вниз и пропадали во тьме. А в нескольких сотнях шагов от воинов простиралась поросшая лесом долина.

– Похоже, мы тут одни, – сказал Делюм, медленно обводя ее взглядом.

– Одни или нет – спускаться не будем, – заявил Карса. – Склоны крутые, каменистые, и нет даже намека на тропу.

– Воитель, лошади устали, – осторожно возразил ему Делюм. – И потом, здесь мы очень заметны.

– Хорошо, дальше пойдем пешком, – ответил Карса, спрыгивая на землю.

Трехлапую собаку он тоже снял, поручив ее заботам Грызла. Карса пошел первым, ведя за собой Бурана. Шагов через тридцать звериная тропа опустилась пониже. Скоро стемнеет, и тогда уже никто не увидит их силуэтов.

Звездное колесо успело пройти пятую часть своего пути по небу. Карса решил закончить сегодняшний переход. Невдалеке от тропы воины обнаружили удобное место для стоянки, почти со всех сторон заслоненное каменными стенами. Делюм занялся ужином, а Байрот – лошадьми.

Карса же, взяв с собой Грызло и его увечную подругу, отправился на разведку. Все следы, какие он видел, оставили горные козы и бараны. Дальше тропа выводила на склон и почти терялась среди каменных обломков. Судя по рассказам деда, довольно скоро эта или другая тропа должна вывести их к реке. К тому самому месту, где она ныряет в расщелину, становясь неистовым водопадом.

Думая о предстоящем спуске, Карса не сразу заметил перемену в поведении собак. Они жались к его ногам, как испуганные щенята. Желая успокоить Грызло, юноша погладил пса по спине и вдруг почувствовал, что тот весь дрожит. Воитель выхватил меч и стал принюхиваться. Вроде бы ничего подозрительного: ни запахов, ни звуков. Карса знал: можно спрятаться очень искусно, беззвучно замереть на месте. Но невозможно перестать дышать. Если бы в темноте кто-то скрывался, он обязательно услышал бы его дыхание.

Воитель сделал еще несколько шагов. На земле лежала тяжеленная каменная плита. Она была совсем плоской и с трех сторон почти упиралась в окрестные скалы. Над ее поверхностью, лишенной каких-либо узоров и надписей, разливалось слабое сероватое свечение. Карса подошел ближе, потом опустился на корточки рядом с неподвижной рукой, торчащей из-под плиты. Рука была высохшей, жилистой, но не изувеченной. Юношу поразил необычный серовато-голубой цвет кожи. Ногти на всех пальцах были изломаны, а сами пальцы покрывала белая пыль.

Все пространство в пределах досягаемости этой руки было испещрено глубокими пересекающимися бороздами.

«Это какой же силой надо обладать, чтобы пальцами процарапать камень!» – подумал Карса.

Рука была гораздо крупнее, чем у низинников, но меньше, чем у теблоров. Довольно странная, с непривычно длинными пальцами и лишними суставами.

Узник каменной глыбы почуял Карсу. Возможно, услышал его дыхание. Рука вздрогнула и неистово заскребла по камню. Потом она снова замерла: на растопыренных пальцах виднелись следы нападения диких зверей. Наверное, горные волки или медведи. Удивительно, как эти изодранные когтями, изгрызенные клыками пальцы еще не сломались.

Услышав за спиной шаги, Карса поспешно вскочил на ноги. К нему шли Делюм и Байрот, оба с мечами наготове.

– Что привело вас сюда? – изумленно спросил он у соратников.

– Твои собаки вернулись и так скулили, что мы сразу почуяли неладное, – ответил Байрот.

– Кто там, воитель? – шепотом спросил Делюм.

– Демон. Его обрекли на вечное заточение. Но он жив.

– Неужели… форкассал? – все так же тихо, словно боясь повысить голос, предположил Делюм.

– Скорее всего, он и есть. Выходит, наши древние сказания правдивы.

Байрот молча подошел поближе. Как и Карса, он присел на корточки и долго разглядывал торчащую из-под плиты руку, окруженную призрачным сиянием.

– Да, это форкассал, – подтвердил Байрот, вернувшись к товарищам. – Горный демон. Их породу еще называли «миротворцами».

– Форкассалы появились, когда наши боги были совсем молодыми, а духи постоянно воевали между собой, – пояснил Делюм. – Карса Орлонг, припоминаешь сказание о них? Оно совсем короткое. Мальчишкой я докучал старейшинам, спрашивая, есть ли продолжение. Они отвечали, что остальные части давно утрачены, причем случилось это еще до пробуждения Семерых богов.

– Да, мы знаем лишь обрывки, – согласился Карса. – Во время войн духов было два или три нашествия, но они почти не затронули теблоров. Чужие боги и демоны затеяли тогда чудовищные битвы. Горы содрогались от их сражений. А потом остался кто-то один, и…

– Вспомнил! – перебил его Делюм. – Там же упоминается Икарий! Может, т’лан имассы, о которых было написано на стене пещеры, тоже участвовали в тех войнах, одержали победу и навсегда исчезли? Может, как раз войны с духами и ослабили наш народ?

– Мы должны освободить этого демона, – вдруг сказал Байрот, не сводивший глаз с плиты.

Карса и Делюм ошеломленно уставились на соратника.

– Да ты в своем уме?

– Выслушайте меня, – потребовал Байрот. – Сказание повествует, что форкассалы явились положить конец войнам между духами. Об этом говорится в первом отрывке. Во втором и впрямь фигурирует Икарий. Он тоже стремился помирить враждующих, но прибыл слишком поздно. А победители знали, что им не справиться с Икарием, поэтому даже и пытаться не стали. И наконец, сегодня мы столкнулись еще с одним фрагментом: я имею в виду загадочные письмена на стене. Там ведь тоже упоминается имя Икария.

– Похоже, теблоры обязаны ему жизнью, – подхватил Делюм. – Он дал нам законы, без которых мы бы давно исчезли с лица земли.

– Наверное, если бы т’лан имассы смогли, они бы таким же образом пленили и самого Икария, – заключил Байрот и умолк.

Карса вернулся к плите. Он заметил, что серое свечение было неравномерным. Кое-где оно почти сходило на нет. Несомненно, демона держала взаперти не только тяжесть каменной плиты, но и древняя магия. Какой же силы она была, если сохранилась до сих пор? Старейшины теблоров владели чародейством, однако пользовались им редко. С пробуждением Ликов-на-Скале колдовство в основном появлялось лишь во сне. Наяву шаманы все реже впадали в магическое беспамятство. Древние сказания повествовали об удивительной силе оружия, закаленного магическим проклятием. Однако Карса не слишком доверял подобным легендам: чего не выдумаешь, чтобы заинтересовать слушателей.

– Я ничего не понимаю в этой магии, – нахмурившись, признался он соратникам.

Некоторое время все трое молча глядели на диковинную руку.

– Как вы думаете, демон нас слышит? – спросил Делюм.

– Может, и слышит, но вряд ли понимает, – усмехнулся Байрот. – У каждого народа свой язык. Наверное, и у демонов тоже.

– Но ведь он явился мирить враждующих, – упорствовал Делюм.

– Демон нас не слышит, – убежденно сказал Карса. – Самое большее, он ощущает чье-то присутствие.

Байрот опять присел на корточки и осторожно, с опаской опустил ладонь на плиту.

– Камень ни горячий, ни холодный. Его магия на нас не действует.

– Возможно, за века она ослабла, и теперь демона удерживает лишь тяжесть камня, – предположил Делюм.

– Тогда нам втроем под силу поднять эту плиту.

– Скажи, Байрот Гилд, с какой стати нам освобождать демона? – спросил Карса. – Почему мы вообще должны это делать?

Могучий воин наморщил лоб, силясь отыскать ответ.

– Наверное, потому, что он был миротворцем, – неуверенно произнес он.

– И что? – удивился Карса. – Уж мы-то в мире точно не нуждаемся.

– Неправда: нам нужно, чтобы между теблорскими кланами воцарился мир, иначе объединить их будет невозможно.

Карса запрокинул голову, как будто спрашивая совета у звезд.

– Этот демон вполне мог и обезуметь, – пробормотал Делюм. – Кто знает, сколько веков он провел в своей тюрьме.

– Нас здесь трое, – напомнил ему Байрот.

– Но захватили его в те времена, когда мы были разбиты врагами. Возможно, демона пленили т’лан имассы, поскольку не могли справиться с ним и убить. А мы ему – что прутики. Зачем понапрасну рисковать?

– По-моему, освободив демона, мы вправе ждать от него благодарности.

– Пойми, Байрот: у безумцев друзей не бывает.

Оба воина взглянули на Карсу, понимая, что последнее слово будет за ним.

– Нам не узнать, что у демона на уме, – сказал Карса. – Но мы собственными глазами видели: пленник до сих пор пытается себя защищать. Всего одной рукой он отбивался от зверей. Значит, не смирился с судьбой и верит в свое освобождение. Воины уважают упорство.

– Он проявил терпение, присущее бессмертным. Я согласен с тобой, Карса Орлонг, – поддержал его Байрот.

– А у тебя, Делюм Торд, все еще остаются сомнения? – спросил Карса.

– Да, воитель, однако я помогу тебе. По глазам вижу: ты уже принял решение. Ну что ж, да будет так!

Уриды молча встали у одного края плиты. Потом опустились на корточки и дружно взялись за кромку.

– На четвертом выдохе поднимаем, – распорядился Карса.

Вместе с каменной плитой в воздух взметнулось плотное облако белой пыли. Опрокинутая плита ударилась о скалу и раскололось.

Демон лежал на боку. По сути, его просто придавили каменной глыбой, лишив малейшей возможности шевелиться. Огромная тяжесть вывихнула ему кости и сплющила мышцы, однако пленение не сломило демона. За тысячи лет он сумел наполовину выкопать яму для своего длинного, узкого тела. Сначала он расширил пространство вокруг другой руки, после чего стал делать борозды для бедра и плеча. Узник рыл землю не только рукой, но и ступнями босых ног. Тело демона покрывал серый саван пыли и паутины. Когда плиту откинули, изнутри потянуло застоявшимся, затхлым воздухом, словно бы из пещеры, где полно насекомых.

Молодые люди как завороженные смотрели на демона.

Вскоре пыль рассеялась… Необычно длинные руки и ноги, бледная голубоватая кожа. Синевато-черные волосы, похожие на тонкие корни, полностью скрывали лицо пленника. Однако, приглядевшись к изгибам обнаженного тела, воины с удивлением обнаружили, что перед ними… демонесса.

По ее телу пробежала судорога. Байрот подошел поближе.

– Ты свободна, демонесса, – тихо и доброжелательно произнес он. – Мы – теблоры из племени уридов. Если хочешь, мы тебе поможем. Скажи, в чем ты нуждаешься.

Судороги прекратились, сменившись легкой дрожью. Наконец демонесса медленно подняла голову. Рука, которая целую вечность расширяла пространство темницы, провела по волосам. Оттуда посыпалась пыль. Затем рука прошлась в противоположном направлении. Воины видели, как демонесса напряглась всем телом и, пошатываясь, с усилием встала на четвереньки. Затем произошло нечто странное: недавняя узница начала избавляться от волос на голове. Она стряхивала их, словно пыль, пока ее голова не стала совсем лысой; теперь череп покрывала гладкая белая кожа.

Байрот хотел было протянуть даме руку и поддержать ее, но Карса остановил его:

– Нет, Байрот Гилд. Неизвестно, как она поведет себя после тысяч лет плена. Возможно, демонесса еще не скоро избавится от ненависти к любым двуногим существам, а то и вовсе сохранит ее навсегда.

– Карса Орлонг, я слышу в твоих словах мудрость. Не думай, будто я говорю это, чтобы посмеяться над тобой. Ты и впрямь удивляешь и восхищаешь меня.

Карса равнодушно пожал плечами. Сейчас его больше занимала демонесса, нежели восхищение Байрота.

– Теперь нам остается только ждать. Мы ведь не знаем, схожи ли потребности демонов с человеческими. Испытывает ли эта демонесса жажду или голод? Ее внутренности давно забыли, для чего они предназначены, а легкие впервые за долгое время снова дышат свободно. Хорошо, что сейчас ночь. Солнечный свет был бы для ее глаз сродни кинжалу.

Карса замолчал, ибо демонесса повернула голову, и воины впервые увидели ее лицо… Ее кожа оказалась безупречно белой и гладкой. Лоб был шире человеческого, а огромные черные глаза взирали на спасителей равнодушно, абсолютно ничего не выражая. Высокие, плоские скулы; большой рот с потрескавшимися губами, словно бы покрытый хрустальной коркой.

– В ее теле совсем не осталось воды, – прошептал Делюм. – Ни капли. Надо напоить бедняжку. – И с этими словами он поспешил в лагерь за водой.

Демонесса с усилием села на корточки, затем попыталась встать.

Даже смотреть на это со стороны было тяжело, но оба воина подавляли в себе всякие попытки помочь демонессе.

Похоже, она наконец-то заметила их присутствие. Верхняя губа ее чуть изогнулась. Одно это слабое движение преобразило лицо демонессы. Карса вдруг почувствовал, что его словно бы ударили молотом в грудь.

«Да она же насмехается над своим собственным жалким видом. Это первое чувство, испытанное ею после освобождения. Демонесса ошеломлена случившимся, но не утратила способности иронизировать. Слушай же меня, Уригал Своенравный! Я заставлю пленивших ее горько пожалеть о содеянном, а если они уже мертвы, то жестоко отомщу их потомкам. Отныне т’лан имассы являются моими врагами. Я, Карса Орлонг, клянусь воевать с ними везде и повсюду».

Вернулся Делюм, неся бурдюк с водой. Увидев, что та, кого они освободили, поднялась на ноги, юноша остановился.

Демонесса была необычайно тощей. Казалось, все тело ее состоит из плоскостей и углов. Груди высокие, широко расставленные и разделенные внушительной костью, выпиравшей посередине. Количеством ребер она явно превосходила теблоров, зато ростом была не выше ребенка.

Увидев бурдюк с водой, демонесса равнодушно скользнула по нему глазами и повернулась к месту своего заточения. Похоже, она забыла о присутствии воинов.

– Ты из племени форкассалов? – решился спросить Байрот.

Демонесса ответила ему слабой улыбкой.

– А мы – теблоры, – продолжал молодой человек.

Улыбка стала чуть шире. Карсе показалось, что на лице демонессы мелькнуло изумление.

– Она тебя понимает, – сказал воитель.

Делюм протянул было демонессе бурдюк. Однако, взглянув на него, она покачала головой, и Делюм послушно остановился.

Карса заметил, как оживились глаза демонессы. Да и губы были уже не такими иссохшими.

– Она постепенно приходит в себя.

– Похоже, ей требовалась только свобода, – промолвил Байрот.

– Демонесса напоминает лишайник, каменеющий на солнце и оживающий в ночной тьме, – продолжал Карса. – Такое ощущение, что она утоляет жажду воздухом.

Демонесса вдруг напряглась всем телом и внимательно посмотрела на Карсу.

– Если мои слова показались тебе оскорбительными… – Он не договорил.

Демонесса подскочила к нему и ударила пять раз подряд. Юноша рухнул на землю. Камни впились ему в спину и обожгли, словно красные муравьи. У него перехватило дыхание, все тело пронзила острая боль. Карса вдруг ощутил полнейшую беспомощность.

Он слышал боевой клич Делюма, который внезапно оборвался, сменившись глухим стуком.

– Остановись, демонесса! – закричал Байрот. – А ну-ка, отпусти его!

Сквозь слезы, застилавшие глаза, Карса увидел лицо склонившейся над ним демонессы. Ее глаза казались двумя темными озерами. Темно-красные, почти лиловые губы прошептали на языке теблоров:

– Ну что, они так и не оставили вас в покое? Когда-то они были моими врагами. Видно, я недостаточно разметала их кости. – Ее глаза стали чуть мягче. – Ваш народ заслуживает большего, – сказала демонесса, медленно отстраняясь от Карсы. – Мне нужно выждать. Подождать и посмотреть, на что ты годен, прежде чем решить, дарую ли я тебе, воин, свой вечный мир.

– Отпусти его, форкассалская демонесса! – снова крикнул Байрот.

Она с необычайной гибкостью и проворством выпрямилась и обернулась к юноше.

– Как же далеко зашло ваше падение, если вы забыли истинное название моего народа, не говоря уже о своем собственном. Знай, юный воин: я принадлежу к форкрул ассейлам, которых вы по невежеству своему именуете форкассалами. Еще смешнее мне было слышать, как вы посчитали меня демонессой. Какая чушь! Меня зовут Успокоительница. Иногда меня называют Приносящая Мир. Учти: во мне очень сильно желание умиротворить вас всех, поэтому перестань держаться за меч.

– Но мы же освободили тебя! И чем ты отплатила нам за это? Тем, что напала на Карсу и Делюма?

Женщина засмеялась.

– Икарию и проклятым т’лан имассам очень не понравится ваше вмешательство. Правда, у Икария отшибло память, а т’лан имассы нынче далеко. Но больше им меня пленить не удастся. Однако мне ведомо чувство благодарности, и потому, воин, я кое-что тебе расскажу. Тот, кого ты называешь Карсой, – избранник высших сил. Этого достаточно. Если я произнесу еще хоть несколько слов о главном предназначении его жизни, ты будешь искать случая убить своего товарища. Только учти: тебе это ничего не даст. Высшие силы найдут другого избранника. Поэтому лучше внимательно наблюдай за Карсой и защищай его. Настанет время, когда он вознамерится изменить все вокруг. И вот тогда-то я появлюсь снова и принесу мир. После этого Карса уже не будет нуждаться в твоей защите, и ты отойдешь в сторону, как сейчас.

Карса втянул в себя воздух, удивившись тому, каким странным всхлипывающим звуком это сопровождалось. И тут же к горлу его подступила тошнота. Юноша едва успел повернуть голову. Его вырвало. Исторгая из себя комья слизи, Карса слышал удаляющиеся шаги Успокоительницы.

– Воитель, Делюм серьезно ранен, – раздался над ним встревоженный голос Байрота. – Из трещины в его голове истекает желтоватая жидкость. Ох, Карса Орлонг, напрасно мы… ее освободили. Не зря, выходит, Делюм сомневался. А теперь… – Байрот не договорил, но было ясно, что он во всем винит себя.

Карса приподнялся и сразу закашлялся. По телу побежали обжигающие волны боли. Потом он с трудом встал.

– Ты не мог знать наперед, что случится, Байрот Гилд, – произнес Карса, вытирая слезящиеся глаза.

– Воитель, Делюм проявил мужество. Он бросился на твою защиту, а я… я даже не поднял меча.

– Это и спасло нас обоих, – сердито бросил ему Карса.

Покачиваясь, он подошел к распростершемуся на траве Делюму. Удар Успокоительницы отшвырнул его на несколько шагов назад. Лоб Делюма перечеркивали четыре глубокие борозды. Вначале Карса решил, что их товарищ ударился о камень. Однако трещины в голове были… процарапаны. Ну да, процарапаны ее ногтями. Желтоватая жидкость продолжала вытекать наружу. Глаза Делюма оставались широко раскрытыми, но взгляд был абсолютно пустым, не отражающим ни единой мысли.

– Взгляни на эту жидкость, что сочится из его ран, воитель, – сказал подошедший к ним Байрот. – Она совсем чистая. Это особая жидкость, ее называют мыслекровью. Делюм вряд ли полностью оправится.

– Знаю, – прошептал Карса. – Потерявший мыслекровь уже никогда не будет прежним.

– Это я виноват.

– Нет. Делюм допустил ошибку. Мы же с тобой остались живы. Демонесса пощадила меня. Делюм должен был бы последовать твоему примеру и не хвататься за меч.

– Карса Орлонг, она что-то шептала, склонившись над тобой. Что она тебе сказала?

– Я почти ничего не понял. Похоже, мир, который она несет, – это смерть.

– В наших сказаниях говорилось совсем иное. Наверное, со временем сказители извратили истинный смысл.

– В легендах подобное случается сплошь и рядом, Байрот Гилд… Нужно поскорее перевязать голову Делюма. Мыслекровь начнет скапливаться на повязке, и раны затянутся. Будем надеяться, что он потерял ее не слишком много и еще сумеет выкарабкаться.

В лагере воины нашли дрожащих, сбившихся в кучу собак. На каменистой земле виднелись следы босых ног Успокоительницы. Она отправилась на юг.

Над горным хребтом дул пронизывающий ветер. Карса Орлонг сидел, привалившись спиной к скале. Он глядел на Делюма Торда. Раненый воин стоял на четвереньках, окруженный собаками. Делюм гладил морды псов, чесал их за ушами и издавал какие-то нечленораздельные воркующие звуки. Половина его лица превратилась в застывшую маску, тогда как с другой половины не сходила довольная улыбка.

Суровые псы-охотники не привыкли к подобным нежностям. Они с трудом выдерживали эти поглаживания, глухо рычали и предостерегающе щелкали зубами. Но Делюм как будто не замечал их недовольства. Грызло, лежащий у ног Карсы, лениво наблюдал за происходящим и не вмешивался.

Шли уже вторые сутки с того момента, когда Утешительница нанесла Делюму роковой удар. К концу первого дня Карса и Байрот поняли, что прежним их товарищу уже не бывать. Оба ждали, что будет дальше, скрывая свое отчаяние. Сегодня утром в глазах раненого появилось осмысленное выражение. Однако своих соратников Делюм как будто не замечал. Он видел только собак.

Байрот Гилд отправился на охоту. Карса догадывался, что была и другая причина, заставлявшая его искать уединения. Терзающее чувство вины. Это ведь именно Байрот настаивал на освобождении демонессы. Не поддайся Карса с Делюмом на его уговоры, сейчас все трое спускались бы по перевалу Костей. Но, как говорится, сделанного не воротишь. Так какой смысл терзать себя понапрасну? К тому же Делюм и сам был виноват. Мог бы сообразить, с кем решил сражаться: ясно ведь, что перед ним не суниды или низинники. Ноющие ребра убедительно доказывали Карсе, сколь искусна в воинском ремесле эта демонесса (несмотря на объяснения женщины, он предпочитал мысленно по-прежнему называть ее именно так). Только мудрость Уригала остановила его самого, не позволив выхватить меч. Да демонесса запросто расправилась бы со всеми троими, как с малыми детьми. Вот и еще один горький плод затянувшегося благодушия уридов. Они потеряли умение мгновенно оценивать противника.

«Делюм Торд проявил глупость и теперь расплачивается за свою ошибку». Мысль эта понравилась Карсе, и он повторил ее несколько раз. Лики-на-Скале не питали жалости к глупым воинам, так почему он, Карса Орлонг, должен сочувствовать Делюму? Байрот Гилд потакает собственной слабости, жалея себя и одновременно предаваясь самобичеванию, превращая смесь этих чувств в сладкое вино. Только рано или поздно он все равно будет вынужден протрезветь.

Карса начинал терять терпение. Что бы ни случилось, поход должен продолжаться. От деда он слышал: иногда воинов, оказавшихся в положении Карсы, исцеляла битва. Ярость сражения пробуждала душу, и человек оживал.

Невдалеке послышались шаги. Грызло приподнял голову и тут же вновь опустил ее на лапы.

Байрот нес на себе тушу горной козы. Он ненадолго задержался возле Делюма, затем шумно сбросил добычу, достал мясницкий нож и взялся за разделку.

– Мы опять потеряли целый день, – сказал Карса.

– В здешних местах мало дичи, – отозвался Байрот, вспарывая брюхо козы.

Собаки уселись полукругом и выжидающе замерли. Делюм тоже сел среди них. Байрот извлек окровавленные внутренности и бросил их животным. Никто не шевельнулся.

Карса подтолкнул Грызло. Пес встал и лениво двинулся к подношениям Байрота. Трехлапая сука хромала следом. Грызло обнюхал все потроха, выбрав себе козью печень. Его подруга позарилась на сердце. Взяв угощение, оба разошлись в разные концы поляны. Только тогда остальные собаки с рычанием и урчанием кинулись к потрохам. У одной из них Делюм вырвал из пасти легкое, угрожающе оскалив зубы. Как ни странно, собака не делала попыток отбить добычу.

Вдруг Грызло, прервав пир, подбежал к Делюму. Тот совсем по-щенячьи заскулил и выпустил изо рта окровавленный кусок мяса. Наклонив голову, Делюм замер, а Грызло слизал с легкого всю кровь, после чего вернулся туда, где оставил недоеденную печень.

– В стае Грызло – прибавление, – усмехнулся Карса.

Ответа не последовало. Повернувшись к товарищу, Карса увидел, что тот с ужасом взирает на Делюма.

– Ты напрасно переживаешь, Байрот Гилд. Видишь его улыбку? Делюм Торд обрел счастье. Он уже не вернется в прежнее состояние. Да и зачем? Ему и так хорошо.

Байрот уткнулся глазами в свои пальцы, перепачканные козьей кровью. Мясницкий нож блестел в лучах заходящего солнца.

– Разве ты не испытываешь горя, воитель? – спросил Байрот.

– Нет. Делюм жив.

– Лучше бы он был мертв.

– Так убей его.

Взгляд Байрота был исполнен нескрываемой ненависти.

– Карса Орлонг, что она все-таки тебе сказала?

Вопрос застиг Карсу врасплох, но он быстро совладал с собой.

– Обвинила в невежестве. Но ее слова не задели меня, поскольку мне глубоко безразлично все, о чем она говорила.

– Хочешь обратить все случившееся в шутку? Вот что, воитель: отныне ты больше не ведешь меня, а я не следую за тобой. Я не стану тебя защищать в этой проклятой войне. Еще не начав ее, мы уже слишком многое потеряли.

– В тебе говорит слабость, Байрот Гилд. Я давно это знаю, не один год. Ты чем-то похож на нынешнего Делюма, и эта правда не дает тебе покоя. Неужели ты и впрямь думал, что мы вернемся из похода без единого шрама? Или ты считал нас невосприимчивыми к вражеским ударам?

– Я?! Да это ты так считал.

– Какой же ты глупец, Байрот Гилд! – громко захохотал Карса. – Победа – не милость Семерых богов. Ее надо завоевать силой меча и под моим предводительством. Но ты видел в моих решениях лишь показную смелость. Ты рассуждал, как мальчишка, не побывавший ни в одном настоящем сражении. Ты разочаровался во мне и сейчас питаешься падалью разочарования. Смотри не отравись. Нет, Байрот Гилд, ты не превосходишь меня ни в чем.

У Байрота тряслись руки.

– И запомни, – продолжал хлестать его словами Карса. – Если хочешь уцелеть… и в этом походе, и вообще… тебе придется заново усвоить, что такое быть ведомым и уметь подчиняться. Твоя жизнь – в моих руках. Либо ты, Байрот Гилд, следуешь за мной к победе, либо твой труп останется валяться на обочине. В любом случае я расскажу о тебе всю правду. Так что ты выберешь?

Карса видел, как побледнело лицо его спутника. Он догадывался, что сейчас творится в душе у Байрота. Но соратник, открыто заявляющий о своем неподчинении, хуже врага.

– В этой стае вожак я, и больше никто, – глядя Байроту в глаза, объявил Карса. – Хочешь оспорить мое право?

Не выпуская из рук мясницкого ножа, Байрот опустился на корточки. Теперь его глаза были вровень с глазами сидящего Карсы.