Текст книги "Жарким кровавым летом"

Глава 07

Вирджиния пребывала в дурном настроении – вполне обычное дело, но этим утром ее гнев далеко перешел обычные границы.

– И когда же они намерены добраться сюда? – требовательно спросила она.

– Я их вызвал. Они приедут, как только смогут, – ответил Бен, уставившись на самую любимую вещь на свете, на свое собственное вызывающе красивое лицо в зеркале.

Он никак не мог правильно пристроить галстук-бабочку. Бабочка была ярко-красной с мелкими синими значками, обозначавшими что-то мудреное. Он купил галстук в «Салке», когда в прошлый раз был в Лондоне вместе с графиней.

– Ну так пусть получше потрясут своими задницами, – сказала Вирджиния.

«Они» означало целый отряд посыльных, необходимых для того, чтобы осуществить торжественное перемещение Вирджинии и Бена из «Аполлона» – так назывался этот номер-люкс «Арлингтон-отеля» – в лимузин, на котором им предстояло переехать на станцию Миссурийско-Тихоокеанской железной дороги, к поезду 4.15 до Сент-Луиса, чтобы потом пересесть на экспресс «Супер чиф», идущий непосредственно в Лос-Анджелес. Такая армия требовалась потому, что Вирджиния, где бы ей ни приходилось бывать, обязательно соблюдала все тонкости высшего стиля, включая, самое меньшее, десяток больших чемоданов из кожи аллигатора. Бен тоже любил путешествовать стильно и тоже не был согласен ни на что, кроме кожи аллигатора, но он все же ограничивал себя багажом из каких-нибудь восьми чемоданов.

Так что восемнадцать чемоданов лежали в гостиной «Аполлона» и ждали, когда их унесут вниз. Однако Вирджиния терпеть не могла ждать. Ожидание было не для Фламинго. Оно годилось для оставшихся 99,999999 процента обитателей мира. Она решила, что ей нужно выкурить сигарету. Но когда она вышла на террасу, ее ослепило яркое солнце Арканзаса. Ее солнечные очки были уже упакованы. По какой-то причине лучи солнца, ударившие ей в лицо, окончательно разъярили ее.

Она вернулась в комнату; сигарета нисколько не успокоила ее нервы. Вирджиния не любила курить в закрытом помещении, потому что ее одежда пропитывалась запахом дыма. Ей хотелось скандалить.

– Этот городишко – просто какая-то проклятая свалка, – заявила она. – За каким чертом мы сюда приехали? Ты говорил, что я здесь встречусь с людьми из кино.

– Но, дорогая, ты же действительно встречалась с людьми из кино. Ты видела Алана Лэдда, Дика Пауэлла и Джун Оллисон.

– Ты что, идиот? – ядовито осведомилась Вирджиния. – Они не люди из кино. Они – люди из Хот-Спрингса! До тебя не доходит разница?

– Алан Лэдд считается знаменитым киношником! – возразил Бен.

– Да, но его жена вертит им как хочет и следит за ним, словно ястреб. И она ни в какую не позволит ему поболтать с симпатичной девчонкой вроде меня! Я чувствовала, как эта стерва всю дорогу на меня пялилась! Да она выцарапала бы мне глаза, вот только, если бы попробовала, я бы ей так рожу подправила, что она долбаный год ничего, кроме звезд, перед глазами не видела бы. А этот твой Дик Пауэлл, он же просто какой-то мистер Боб из заводской лавки. Словно старпер-политикан, который только и живет, чтобы грести взятки за каждый плевок! Я знаю таких типов: на словах все до небес, а как дойдет до дела, так шиш. Знай себе улыбается, мол, как поживаете, а на самом деле нисколько мной не интересуется! Я хочу познакомиться с Кэри Грантом или Джоном Уэйном. Не со всей этой швалью, а с мистером Купером или мистером Богартом! А это все шушера. Тому, кто водится с шушерой, в Лос-Анджелесе делать нечего.

Бен вздохнул. Когда на Вирджинию находили такие припадки, ее нельзя было остановить никоим образом, разве что апперкотом в челюсть. Такое он проделывал уже несколько раз, и ему это поднадоело. Сколько можно дубасить девку! Он порой жалел, что у него не хватает мужества развязаться с нею, но, когда у нее бывало соответствующее настроение, она оказывалась в постели самой настоящей тигрицей и с ней не могла сравниться никакая другая женщина из всех, кого он знал.

– Пойми же, я приехал сюда по делу, – сказал он. – Мне есть чему поучиться у Оуни. У него имеются прекрасные идеи.

– У этого зануды? Да он такой же англичанин, как мой дядя Клайтелл.

– Конфетка, через несколько дней мы вернемся в Лос-Анджелес. Я куплю тебе новую норку. Мы устроим большой прием. Придут настоящие звезды. А сейчас послушай меня. Это было очень выгодно для меня. И там тоже все пойдет на лад. Вот увидишь, чего мы достигнем за десять лет. Мы станем такими…

– Ты повторяешь это целых полгода, и все равно ты так и остаешься чокнутым парнем, которого прислали в Лос-Анджелес, чтобы ты вышибал для них бабки, а я так до сих пор не могу и слова сказать! Ты звонил своему адвокату?

– Видишь ли, дорогая…

– Значит, не сделал! И ты все еще женат на этой паскуде Эстель?! Ты все еще мистер Кракоу! Мистер Кракоу, не хотите ли яичницы с беконом, и давай наймем фургон до Блумингдейла, дорогой, там сегодня распродажа! Ты не только не развелся, но даже и пальцем не пошевелил для этого. Ты, чокнутый жиденыш, я знала, что ты все врешь! Лжец, лжец! Долбаный лжец!

Она отступила на шаг, схватила с приставного столика красного дерева лампу, стоившую не менее двухсот долларов, подняла ее над головой и шагнула к Багси. Ее ноздри раздувались, в глазах пылало форменное безумие.

Но к этому времени он тоже успел утратить контроль над собой.

– Не смей называть меня чокнутым! – взревел Бенни. Ничто не выводило его из себя в такой степени, как это слово. В мозгу вспыхнула ослепительно белая молния, начисто спалившая все сдерживающие начала. Он расправил плечи, сжал кулаки и сделал шаг навстречу своей противнице, которая наступала на него с яростным видом.

Но тут стук в дверь известил о прибытии носильщиков. Вирджиния фыркнула, поставила лампу, открыла дверь и гордо направилась к лифту.

Вирджиния с каменным выражением лица взирала на Хот-Спрингс, проплывавший за окном «кадиллака». При ярком дневном свете это был всего лишь очередной дрянной городишко, наподобие Толедо или Падьюки.

– Вирджиния, – обратился к ней Оуни, – вы не пользовались нашими знаменитыми ваннами? Очень успокаивает нервы.

– Вот еще, чтобы я позволила всяким черномазым драть меня железными щетками! А прическу прикажете загубить?

И пальцы на ногах сморщатся, как старый изюм, – возмущенно ответила Вирджиния.

– А-а, понятно. Конечно, кому что нравится, – ответил Оуни.

Бен вскинул на него быстрый взгляд, предупреждая о том, что его подруга пребывает не в настроении.

Оуни кивнул, откашлялся и ответил Бену понимающим взглядом.

– Оживленное место, – заметил Бен. – У вас здесь дела и впрямь идут, что надо.

– Да, не могу не согласиться. Это и можно назвать будущим.

Бен кивнул. Он понимал, что Оуни воспринимает себя не просто как профессионала, а скорее как старого мудреца, одаренного редкими, но меткими озарениями. Именно поэтому многие из нью-йоркских деятелей относились к нему как к трепачу, не желали прислушиваться к его предсказаниям и передразнивали (довольно осторожно) его английские манеры. Но Бен был любопытен и имел свои собственные идеи.

– Будущим?

– Да. Полагаю, что вы можете сами увидеть это, Бен. Вы способны это почувствовать. Это почти так же, как с Браком, висящим в моей квартире. Вы должны это чувствовать. Если вы это чувствуете, то можете понять его значение во всей глубине.

Неизменно спокойное выражение лица Бена призывало Оуни продолжать, а также заставляло предположить, будто Бен глуп и нуждается в наставлениях, что совершенно не соответствовало истине.

– Будущее. Бен, проводная связь мертва. Война убила ее. Благодаря войне, старина, технологии связи стали развиваться по экспоненте. Нам было необходимо контролировать телеграф и телефон, потому что мы управляли коммуникациями. Мы были организованны. Мы могли получить информацию о любых скачках и спортивных соревнованиях по всей стране в считанные секунды, и никакая другая организация, включая американское правительство, не была способна конкурировать с нами. Информация – это власть. Информация – это богатство. Но началась война, и в конце концов правительство сообразило, насколько информация важна для управления предприятием всемирного масштаба. Сообразило и начало финансировать исследования в этой области. После того как джинн выйдет из бутылки, загнать его обратно нельзя никакими силами. Следующие несколько лет заставят вас, Бен, изумиться. Как насчет телевидения? Это великое дело! А прямая телефонная связь? Мгновенная, без операторов или промежуточных станций. Счетные машины высшего качества, позволяющие сделать самого простого, среднего человека способным проводить сложнейшие вычисления. Так что наше великое преимущество утеряно, а с ним источник нашего богатства и власти. Мы должны измениться! Измениться или умереть! Они, в Нью-Йорке, не могут этого понять, но поверьте мне, грядут большие перемены. Нужно подчинить их себе, не бояться их, а суметь использовать в своих интересах, разве вы этого не видите?

Бен кивал с понимающим видом. Однажды, в 1940 году, они с графиней были у Муссолини на летней даче и слушали, как этот лысый выпендрежник разглагольствовал на такие же темы. Будущее! Завтра! Фундаментальные перемены!

Ну и чем ему это помогло, когда его расстреляли, а потом повесили вверх тормашками на крюке, привязанном к рояльной струне, и старые крестьянки сплошь заплевали его коротенький жирный труп?

– Да-да, я понимаю, – с невинным видом откликнулся он.

– Бен, наше будущее заключается в казино. Именно туда пойдут самые большие деньги. Город казино, город, которым мы будем владеть и управлять. Именно это я пытаюсь создать здесь, медленно и верно, имея в виду долгосрочную цель сделать игорный бизнес легальным в Арканзасе. Это все равно что получить лицензию на чеканку денег. Сюда будут приезжать миллионы людей. Днем они будут шляться по городу, объедаться – пища будет недорогой, даже дешевой, – смотреть шоу, для начала с Перри Комо и Бингом Кросби, а по ночам погружаться в волшебный мир, испытывать острые ощущения и волнение, которые прежде были доступны только самым крупным шишкам и выродкам из аристократических фамилий. Они будут платить! Они будут платить с величайшей охотой! В конечном счете мы превратимся в американскую корпорацию наподобие «Синклер ойл», или «Моторола», или «Ар-си-эй». В конечном счете мы сами станем Америкой!

– Разговоры, разговоры, одни разговоры! – отрезала Вирджиния. – Вы, чурбаны. Чикагские «механики»[18]18
  Шулеры.


[Закрыть] обдерут вас до нитки, и вы даже не заметите, как это произойдет. Ничего не изменилось и не изменится, Оуни. Эти старые ублюдки не станут ни с кем делиться тем, на чем сидят своими задницами. Они пришьют вас и глазом не моргнут, стоит вам только заикнуться о перемене этих гребаных правил.

Они так увлеклись разговором, что ни один из них не заметил черный «форд» 1938 года с двумя мрачными детективами, тащившийся за ними на расстоянии нескольких автомобильных корпусов.

Поезд вытянулся у перрона, словно жирная желтая змея, поражающая своей толщиной и длиной. Дизельный локомотив, казалось, тосковал по горизонту, по равнинам, которые нужно было пересечь, по рекам, которые необходимо было преодолеть, по горам, на которые предстояло подняться. Локомотив своей обтекаемой формой напоминал ракетный корабль, маленькая кабинка находилась в двадцати футах над землей. Машина издавала глухой шум и таинственное ворчание; ее опекал сонм почтительных хранителей. Проводники и прочие люди из железнодорожной обслуги рыскали по платформе, проверяли билеты, направляли людские потоки внутрь и наружу. Толпа на перроне бурлила.

Среди всей этой суеты, безразличные к ней, стояли два великолепно одетых лорда. Они курили гигантские сигары и величественно ждали отправления. Для того чтобы занести багаж в купе, требовалось время, и поэтому Оуни и Бен вспоминали былое.

– Это где-то здесь взяли тот поезд, верно? – поинтересовался Бен.

– Именно так, старина.

– Девятнадцать сорок один?

– Девятнадцать сорок.

– И что там хапнули?

– Насколько я помню, более четырехсот тысяч наличными. «Алкоа» везла зарплату на свои бокситовые рудники в Хэтти-Флетчер. В Боксит.

– Боксит?

– Да, старина. Они назвали город в честь единственного добываемого там продукта – боксита. Боксит из Боксита управляет миром, после того как его при помощи какого-то алхимического процесса, в котором я ничего не понимаю, превращают в алюминий, а из него потом строят легкие суда, самолеты и оружие. Мы выиграли войну благодаря алюминию. Чудесный металл. Металл будущего.

– Проклятье, мне кажется, что здесь, в Хот-Спрингсе, будущее на каждом шагу! Это случилось прямо здесь, на станции?

– Строго говоря, не совсем на станции. Это был почтовый вагон, и поезд стоял на грузовом дворе товарной станции. Его отсюда не видно, но это на самом деле двор. Там несколько путей, башня, с которой управляют движением, и склады с другой стороны. Вы увидите это место, когда поедете.

– А что команда? Ее ведь так и не зацапали?

– Совершенно верно. Это, по-видимому, были приезжие. Ни один местный вор не способен на такую виртуозную работу.

– Я слышал, что это были детройтские парни, которые обычно работают на «Пёрплз». Кое-кто из них во времена беспредела ходил под Джонни Дэ. Знают, с какой стороны браться за пушку. Я слышал это от самого Джонни Испанца.

– Я думал, его уже нет на свете.

– Никто и никогда не сможет убить Джонни Испанца. Он лучший стрелок во всей Америке.

– Что ж, раз вы так говорите… Я-то считал, что лучшим стрелком в Америке был я. Я мог бы порассказать вам о некоторых невероятных приключениях, которые были у меня Нью-Йорке перед Большой войной!

Оба рассмеялись. Бен глубоко затянулся своей сигарой, лучшим из лучших продуктов Гаваны, и окинул взглядом перрон, залитый лучами вечернего солнца. И тут он внезапно подумал: а где Вирджиния?

– Где Вирджиния? – спросил он; тревога разом вытеснила владевшую им приятную вялость.

– Но ведь она стояла здесь секунду назад, – ответил Оуни.

– Она была в кошмарном настроении сегодня утром. Она иногда бывает совершенно несносной, – сказал Бен, осматриваясь вокруг и отгоняя подступившую к сердцу панику.

Наконец он увидел ее. Она гуляла по платформе и курила, пока носильщики грузили их багаж. Но с кем она разговаривала? Сквозь толпу он плохо видел; ему было ясно только то, что этого человека он не знает. Но в следующий момент народ, как по волшебству, расступился, и он увидел ее непрошеного спутника. Высокий, крутой с виду джентльмен в синем костюме, надвинутой на глаза мягкой фетровой шляпе и с обликом опытного человека, привыкшего командовать. Бен сразу учуял копа, а еще через секунду им овладел гнев, полностью лишивший его способности рассуждать.

– Будь она проклята! – рявкнул он.

Его лицо побелело от ярости, в висках запульсировала кровь, и он решительно зашагал туда, где застряла его женщина.

Утро они потратили на изучение игорных заведений, которых в городе были сотни, начиная с мелких, самых низкопробных букмекерских контор в негритянских районах Малверна и нескольких заурядных залов игорных автоматов на западной стороне Уошито-авеню и кончая достаточно аристократичным «Тадж-Махалом» на Сентрал-авеню. Любой из этих притонов мог быть центральной конторой, но каким образом это узнать? Ни один из семи или восьми, которые они осмотрели, в которые вошли и где проиграли по нескольку четвертаков, не показался им хоть чем-то примечательным. В конце концов они остановились возле греческой кофейни и взяли гамбургеры и кофе.

– Так вот чем занимаются полицейские? – спросил Эрл. – Шляются по городу и изучают обстановку?

– В основном, – согласился Ди-Эй, откусывая хороший кусок гамбургера. – Но когда случается настоящее дерьмо, то случается оно быстро. Точно так же, как на войне.

– Ладно, мистер Паркер. Я верю вам.

– Эрл, прежде чем все это кончится, вы еще оглянетесь на эти первые дни даже с некоторой ностальгией. Начало всегда привлекательней, чем то, что бывает потом.

Эрл кивнул и вновь принялся за свой бургер.

Через некоторое время Ди-Эй отошел, кинул никель в телефон-автомат и набрал номер. Вернулся он с широкой улыбкой на морщинистом загорелом лице.

– Мой агент в «Арлингтоне», один из посыльных, говорит, что Багси и его красотка сегодня выезжают и они чуть не всей гостиницей отправляются наверх выносить и грузить в машину их багаж. Давайте отправимся туда и посмотрим, не сможем ли мы прицепиться к ним.

Эрл поставил свою кружку с кофе и оставил на прилавке несколько монет. Двое мужчин вышли и уселись в свой «форд».

Когда они добрались до «Арлингтона» и припарковались на Сентрал-авеню, не выпуская из виду главный вход, выяснилось, что задача им предстоит совсем несложная. Лимузин длиной больше тридцати футов отъехал от главного входа отеля. За ним следовал пикап, полный багажа и чернокожих мужчин. В третьем автомобиле, «додже», сидели шестеро боевиков из числа бандитов Оуни (все они были откуда-то из горных районов и принадлежали к одному семейству Грамли) и тупо пялились вокруг, имитируя обеспечение безопасности. Эрл и Ди-Эй следовали за кортежем на небольшом расстоянии; им было хорошо видно, что пассажиры лимузина все время разговаривают. Эрл обратил внимание на то, что в основном разговор шел между Багси и Оуни. Женщина по большей части смотрела в окно; черты ее лица застыли неподвижной маской. Кавалькада влилась в напряженный поток уличного движения на Сентрал, и полицейский регулировщик поспешно переключил светофор, открывая важным персонам путь. Ди-Эй и Эрлу пришлось остановиться на красный. К тому времени, когда они добрались до станции, чернокожие мужчины в ливреях уже извлекли багаж из грузовика, погрузили на несколько ручных тележек и покатили к большому желтому поезду.

– Это поезд «Атчисон – Топика – Санта-Фе»? – поинтересовался Эрл у Ди-Эй, который выехал на Маркет-стрит и теперь искал место, куда бы приткнуть машину.

– Нет, Эрл, не тот. Это «Миссури – Тихий океан» в четыре пятнадцать на Сент-Луис, первый этап в поездке до Лос-Анджелеса. Давайте выйдем, послоняемся там и попытаемся увидеть, что получится. Скорее всего, толку никакого не будет, но уж больно я устал от букмекеров из Ниггертауна.

– Полностью согласен, – ответил Эрл.

Они порознь прошли через толпу на перроне, которая становилась тем гуще, чем больше приближалось время отправления. Эрл закурил сигарету, нашел столб, прислонился к нему и принялся покуривать и разглядывать платформу. Довольно скоро он обнаружил обоих гангстеров, которые оживленно разговаривали, стоя около здания вокзала; каждый из них курил гигантскую сигару. Похоже, что эти парни неплохо проводили время. Ничего особенного не происходило, если не считать того, что в поезд садилось все больше и больше народу и проводники начинали потихоньку звереть. Поглядев на «гамильтон», Эрл увидел, что время подходит к 16.00. Скоро должна последовать команда всем занять свои места. Его нога немного побаливала; левое запястье тоже беспокоило. Он несколько раз согнул левую руку и переступил с ноги на ногу, пытаясь отвлечься от боли. Он не привык носить галстук целыми днями, и это тоже действовало ему на нервы, но он не собирался ослаблять узел, даже невзирая на сильную жару, пока Ди-Эй не сделает этого первым. Он мечтал о том, как примет хороший горячий душ в своем номере.

Внезапно Эрл заметил, что перед ним кто-то остановился, и мысленно выругал себя за рассеянность. Это оказалась женщина. Ее темно-рыжие волосы были собраны в пучок под желтым беретом. Она была одета в желтый дорожный костюм, кончавшийся выше колена и открывавший ноги в белых туфлях гораздо выше, чем на это решилось бы большинство женщин. Темные глаза смотрели прямо ему в лицо.

– Эй, красавчик, – сказала женщина, – вы использовали последнюю спичку, чтобы зажечь свою сигарету, или у вас в коробке осталась еще пара штук?

Ничего похожего на женскую застенчивость. И пахло от нее тоже не так, как от остальных. Акцент у нее был тягучим и напоминал о горячих лепешках, которые подают прохладным южным утром. Эрл решил, что она из Джорджии или Алабамы.

– Пожалуй, найдется, мэм, – ответил он. – Только позвольте, я проверю.

Он извлек из внутреннего кармана спичечную коробку, ловко открыл ее, вынул спичку, чиркнул о коробок и сложил ладони чашкой. Его большие ладони успешно защищали слабенькое пламя от любых порывов ветра. Женщина подошла к нему вплотную, приложила свои ладони к его рукам, дополнительно прикрывая огонек, и сунула кончик «честерфилда» в пламя.

– Вот и все, – сказал Эрл.

– Благодарю вас, мне это было нужно.

Она отступила, глубоко затянулась и выдохнула длинную струю дыма.

– Я вас, кажется, знаю. Вы, наверно, снимаетесь в кино? – спросил он.

– Было пару раз, малыш, – ответила женщина, – Только нужно очень уж сильно пялить глаза, чтобы увидеть меня на экране. Это дрянной бизнес, если не знаешь больших парней, а я, так уж получилось, знаю не тех больших парней. Больших парней, с которыми я знакома, слишком уж сильно все боятся. А вы, красавчик, часом не знакомы с какими-нибудь большими парнями?

– Нет, мэм, – сказал Эрл, улыбнувшись. – Разве что парочка генералов, вот и все.

– О, солдатик. А я решила, что вы коп.

– Я вообще-то был морским пехотинцем.

– Могу держать пари, что вы уложили кучу японцев.

– Знаете, мэм, это нельзя сказать наверняка. Там все происходило очень быстро, и дыму было столько, что в двух шагах ничего не видно.

– Мой чурбан-приятель торчал в Лос-Анджелесе, сидел на проводе, по которому передавали спортивные новости. Он настоящий герой, вошь поганая. Затянул меня в этот городишко, чтобы, мол, встретиться с киношниками, а они здесь все шушера, дрянь. Я десять лет убила на то, чтобы выбраться из таких вот городишек, и вот я опять в такой же дыре.

– Вы из Джорджии, мэм?

– Из Алабамы. Бессемер, стальной город. Если вы там не бывали, то можете считать, что ничего не потеряли, мой сладкий. Я…

Боковым зрением Эрл заметил чье-то приближение. Человек казался разъяренным, разгоряченным едва ли не докрасна и несся так быстро, что кто-нибудь другой мог бы и растеряться.

– Что здесь происходит, твою мать?

Это был Багси Сигел, его ноздри раздувались, а глаза побелели от злости. Около углов рта застыли серые желваки. Его тело излучало неприкрытую агрессию, а зрачки прищуренных глаз, с ненавистью глядевших прямо вперед, походили на две булавочные головки.

Он грубо схватил женщину за локоть и дернул так резко, что у нее мотнулась голова и хрустнули шейные позвонки. А он продолжал стискивать ее руку с такой силой, что у него побелели суставы на пальцах.

– Что это значит, Вирджиния?! – гаркнул он.

– Господи, Бен, я только попросила у этого бедного парня огоньку, – ответила она, пытаясь высвободить руку.

– Сэр, – вмешался Эрл, – здесь не было вообще ничего.

– Заткнись, ковбой. Будешь говорить, когда я тебе прикажу. – Он снова повернулся к Вирджинии. – Ты, обдолбанная шлюха, у меня так и чешутся кулаки начистить тебе харю. Живо в поезд. Шевелись, уноси отсюда свою проклятую задницу!

Он толкнул ее в сторону вагона и шагнул было следом. Но вдруг передумал и вернулся к Эрлу. Его яростные глаза мерили незнакомца с головы до ног.

Эрл ответил ему твердым взглядом.

– Что уставился, мужлан?

– Я никуда не смотрю, сэр.

– Ты, поганый пес, я просто обязан вытряхнуть из тебя дерьмо прямо здесь. Я должен затоптать тебя в асфальт. Ты никто. Ты просто кусок гребаного дерьма.

Ярость придавала его лексикону особую красочность.

– Бен, оставь бедного парня в покое. Я спросила…

– Заткнись, лахудра! Да засуньте ее в поезд, черт возьми! – заорал он на двоих Грамли, которые подошли на тот случай, если ему потребуется поддержка.

Эрл увидел самого Оуни еще с парой телохранителей, стоявших в нескольких шагах. Вокруг уже столпились зеваки, но, несмотря на многолюдность, стояла почти мертвая тишина.

– Да ты знаешь, кто я такой? – продолжал орать Бен.

– Бен, держите себя в руках, – сказал издали Оуни.

– Он же просто парень с платформы! – выкрикнула женщина, вырываясь из рук громил.

Но теперь гнев Бена полностью сфокусировался на Эрле, который стоял на том же месте с непроницаемым выражением лица.

– Ты знаешь, кто я такой? – снова выкрикнул Сигел.

– Нет, сэр, – ответил Эрл.

– Твое счастье, что не знаешь, гребаный идиот. Знал бы, у тебя бы уже яйца от страха раскололись. Ты бы уже полные штаны наложил. Ты на кого тут разгавкался? Да тебе не должно быть места в одном штате со мной, ты понимаешь, придурок деревенский?

– Да, сэр, – сказал Эрл. – Я только зажег спичку, чтобы леди прикурила сигарету.

– Ну так скажи спасибо своей гребаной счастливой звезде, что я не суну тебя под поезд. Ты понял это, пастух дерьмовый? Понял, я спрашиваю?

– Да, сэр, – ответил Эрл.

Багси подался почти вплотную к нему.

– Я убил семнадцать человек, – процедил он. – Скольких убил ты, жалкая деревенщина?

– Точно не знаю. Человек триста или триста пятьдесят, – ответил Эрл.

Багси невольно взглянул ему в лицо.

– И вот в чем штука, – проникновенным голосом добавил Эрл, – просто забавная штука: те парни, которых я убивал, все до одного пытались убить меня. У них были и винтовки, и пулеметы, и танки. А парни, которых убивал ты, сидели в парке или на заднем сиденье автомобиля и думали о прошедшем футбольном матче.

Сказав это, он чуть заметно улыбнулся.

В первый момент Багси остолбенел. Никто никогда не говорил с ним таким тоном, особенно во время его хорошо отработанных припадков ярости. А больше всего его задело то, что этот деревенский олух нисколько не боялся его. Парень улыбнулся Багси и – чтоб он сдох, чтоб он сдох, ЧТОБ ОН СДОХ! – самым натуральным образом подмигнул.

Багси нанес удар правой рукой. Это, конечно же, не был удар наотмашь, потому что он отлично умел драться и знал, что от удара наотмашь легко закрыться или уклониться. Это был удар снизу вверх, нанесенный всей силой тренированного тела, обладавшего молниеносными рефлексами, стальной мощью и великолепной координацией и направляемого сейчас контролируемой яростью. Он хотел ударить ковбоя кулаком прямо под левый глаз.

Он выбросил вперед кулак и довольно долго – что-то между пятью и шестью тысячными долями секунды – ощущал нарастающее удовольствие, которое всегда рождал в нем триумф в сражении, удовольствие от момента, когда он навязывал непослушному миру свою волю, от силы своей личности, от своей красоты, от своей хитрости, от всех качеств, несомненно нашедших в нем наивысшее воплощение. Он знал важных людей! Он знался с кинозвездами! Он трахал графиню, он трахал Уэнди Барри, он трахал сотни самых красивых во всем мире звездочек! Он был Багси, Багмен, Багхаус[19]19
  Bag man – посредник между преступным миром и полицией, также держатель «общака» – гангстер, собирающий откупные деньги и распределяющий их среди членов шайки. Bughouse и Bugsy – сумасшедший, чокнутый.


[Закрыть], друг Мейера и Лаки, он очень даже немало значил в этом мире!

А потом это ощущение исчезло. Со скоростью, которую он, пожалуй, даже не мог себе представить, ковбой подставил очень сильную руку под его запястье, чтобы не столько блокировать удар, сколько просто изменить его направление, а второй рукой ударил сам.

Багси не был трусом. Ему приходилось участвовать во множестве уличных драк, и в большинстве из них он одерживал победы. Он не знал усталости в драке, если ее результат имел для него значение, а его знаменитая ярость позволяла ему отключать чувство боли, так что та доходила до его сознания лишь спустя несколько часов. Ему приходилось получать множество ударов. Но такого удара, как сейчас, он еще никогда не получал. Это был короткий правый удар, нанесенный с расстояния, пожалуй, дюймов в десять, но нельзя было не почувствовать, что нанесен он с превеликим знанием дела человеком, обладающим несравненным опытом. Кулак попал чуть пониже сердца и, похоже, сломал сразу три ребра. Это был молот, поршень, звуковой удар реактивного самолета, атомная бомба. Этот удар сразу вышиб из него дух. Перед глазами Багси сначала покраснело, потом почернело, его ноги подогнулись, и он осел на платформу, испуская звуки, похожие не то на скрип, не то на дребезжание, чувствуя, как из его ноздрей течет желчь или кровь, грозящая бесповоротно уничтожить его любимый галстук-бабочку. В следующее мгновение его стошнило, и он изверг все, что съел за завтраком. Он забился в конвульсиях, прижал колени к груди, пытаясь отогнать боль, он отчаянно хватал ртом воздух и чувствовал нечто такое, о чем успел забыть за последние годы, – страх.

Его противник присел рядом с ним на корточки.

– Знаешь, что я тебе скажу? – произнес Эрл. – Я ведь ударил тебя только вполсилы. А если я еще раз увижу тебя в этом городе, то врежу тебе так, что у тебя кишки размотаются под ногами. Теперь садись в поезд и уезжай отсюда подальше. И не возвращайся сюда никогда, ни при каких обстоятельствах, ни по какому случаю.

Он выпрямился и взглянул Оуни прямо в глаза.

– Может быть, вы или кто-то из ваших парней хочет помериться со мною силами, мистер Мэддокс? Прошу.

Оуни и вся его команда, носившая одну фамилию Грамли, отступили.

– А я-то надеялся, – сказал Эрл.

Он усмехнулся, подмигнул рыжей красотке и пошел прочь.