Текст книги "Крутые белые парни"

Глава 02

Среди ночи Бада Пьюти разбудил телефонный звонок. Он очнулся от глубокого сна в темноте спальни. Рядом трудно дышала во сне жена. В доме стояла абсолютная тишина. Было лишь слышно, как два его сына ворочались под одеялами в холле на первом этаже.

Он поднял трубку:

– Да, слушаю. Пьюти.

– Бад?

Бад сразу же узнал этот голос. Это был капитан Тим Джеймс, начальник зоны пятого пояса, его непосредственный начальник. Бад ощутил раздражение в тоне капитана Джеймса. Что могло случиться? Катастрофа на дороге 1-44; пацаны вылили на мостовую канистру масла; загорелся пропан; из пробитого бака на дорогу вытек бензин; взорвался школьный автобус… Все это Бад уже видел за свою долгую службу.

– Бад, мы получили экстренное сообщение. Тревога по форме десять девяносто восемь. Из тюрьмы Мак-Алестер бежали три опасных заключенных. Они убили надзирателя, одного заключенного и, вероятно, того парня, у которого украли грузовик.

– Понял вас, сэр, – сказал Бад.

Втайне он почувствовал облегчение. На своем веку он видел на дорогах бесчисленное множество разрушений, причиной которых были скорость и металл в сочетании с невежеством или глупостью. Он живет этой жизнью уже двадцать пять лет, она забрала часть его существа: эта часть могла равнодушно взирать на то, как металл корежит молодых и здоровых людей и отнимает у них жизни.

Расселу (Баду) Пьюти было сорок восемь лет. Рослый, сильный человек с коротко подстриженными седеющими волосами и резкими манерами. Он был не слишком эмоционален, а профессия приучила его прятать те чувства, которые он испытывал, глубоко за четкими чертами квадратного лица. По внешности Бада трудно было понять, что именно он чувствовал в данный момент. Он был сержантом, заместителем командира отряда «Джи» пятой зоны дорожного патруля штата Оклахома. В пятую зону входили округа Команчи, Кэддо, Грейди, Коттон, Стивене и Джефферсон, а также длинный отрезок северо– и юго-восточной частей дороги номер 1-44, ведущей в Уичито-Фоле, что уже в Техасе.

– Понял вас, капитан, – сказал Бад. – Выезжаю.

– Бад, в таких случаях мы не высылаем одиночных патрулей. Это приказ Оклахома-Сити. Эти парни настроены решительно, и держу пари, что первым делом они остановятся у какого-нибудь оружейного магазина или охотничьего домика. Мы высылаем групповые патрули, вооруженные по всем правилам.

– С кем еду я?

– Вы поедете с этим парнем, как его, с Тедом Пеппером. Кажется, он живет недалеко от вас, так?

На какое-то мгновение Бад задумался. Он пытался привести в порядок мысли и разобраться, но, кажется, другого выхода не было. Его напарником мог быть только Тед. Как ему ни хотелось этого избежать, но выбирать было не из кого.

– Да, Тед живет в десяти минутах езды от меня, на другой стороне Лотона.

– Отлично, значит, вы едете в паре с Тедом. Это только временная мера, мы собираемся расставить посты на всех больших дорогах между нами и Мак-Алестером. Вам следует прибыть в Чикапей, к ремонтной мастерской прямо на шоссе. Вы сможете быть там к семи ноль-ноль, чтобы занять пост? Я хочу, чтобы именно вы и Тед представляли наш отряд. Как только смогу, пришлю вам замену.

– Слушаюсь, сэр, сейчас я позвоню Теду, – произнес Бад.

– Бад, я знаю, что вы опытный полицейский. Но будьте предельно осторожны. Эти парни – отъявленные мерзавцы.

Бад выкатился из-под одеяла, сел на краю кровати и посидел так несколько секунд, стараясь собраться с мыслями. Он замерз, как будто по дому гулял ледяной ветер. На самом деле это был просто предутренний холодок.

– Бад?

Это проснулась Джен, ее голос сонно прозвучал из темноты.

– Да?

– Что случилось?

– Позвонил Тим. Вызов, будь он проклят. Из тюрьмы сбежали какие-то арестанты. Придется сидеть на этом чертовом посту или гоняться за ними по дорогам, вот и все.

– Будь осторожен, Бад.

– Я и так всегда осторожен, – заверил он.

Бад вышел на кухню и после малодушного колебания набрал номер Теда Пеппера. Он знал этот номер наизусть.

Ему пришлось ждать три звонка.

– Алло?

Трубку взяла жена Теда, Холли. Бад очень хорошо знал ее голос. Он судорожно сглотнул. По телефону ее голос звучал немного вязко; он заглушался каким-то шумом и дребезжанием, но это еще больше заставляло кружиться его голову. Ей было двадцать шесть лет. Как все-таки сложно устроен этот мир!

– Холли?

– Бад! Ты не должен звонить мне сюда. Он…

– Холли, Тед рядом?

– Здесь его нет. Ты же хорошо это знаешь. Он в своей спальне. Сейчас я его позову.

Через тридцать секунд к телефону подошел Тед:

– Бад?

– Так точно, это я, – сердечно ответил Бад и «порадовал» Теда своей новостью: – Я выезжаю и через пятнадцать минут буду у тебя. Надеюсь к этому времени увидеть тебя в отутюженной форме и с начищенной и заряженной АР-15 на плече. Ты все понял, сынок?

– О господи, – простонал Тед, – а я только что лег спать.

– Ну вот, считай, что ты уже поспал.

– Господи, Бад, у тебя на все найдется ответ. Ты просто счастливый человек, что еще тут сказать. Буду готов через двадцать минут.

– Через пятнадцать, боец Пеппер! – отчеканил Бад.

С Тедом он чувствовал себя очень вольготно. Пьюти старый, заслуженный боевой сержант – у него на все есть ответы, он всегда поддразнивает молодых и настаивает на беспрекословном подчинении легким движением бровей. До того как он получил свои лычки, он попотел под началом дюжины тертых старых сержантов, а вот теперь он и сам старый тертый сержант.

Бад включил воду в душе, облился, через секунду вышел из ванны и далее действовал так же стремительно. Он вошел в чулан, где на плечиках висела его отстиранная и отутюженная форма, и приколол на форму золотой значок – индейский щит, увенчанный двумя крыльями и обрамленный надписью «Защищать и служить». Для молодых полицейских эта эмблема ничего не значила, но для Бада этот знак символизировал причастность к элитному братству: мы поддерживаем закон, говорил этот знак миру, мы защищаем этот мир.

Бад надел носки и ножную кобуру. Надел полосатые брюки, все еще тридцать шестого размера. Потом настала очередь коричневой рубашки с серыми эполетами и надписью на плече: «Дорожный патруль штата Оклахома». Выше надписи ярко, как цветок, сверкали сержантские шевроны. Девятнадцать лет потребовалось ему, чтобы достичь этого звания, хотя экзамен на сержантское звание он сдал на отлично еще на десятом году службы. Он застегнулся и затянул галстук.

– Бад, надень бронежилет! – крикнула из спальни Джен, хотя ей следовало бы спать.

Это напоминание вызвало в нем раздражение. Но в последнее время его раздражало все, что бы ни делала Джен.

– Эта проклятая штука тяжелая, как стиральная машина.

– Но все же надень жилет.

– Конечно надену, – соврал он.

Он ненавидел бронежилет. В нем он чувствовал себя как в ошейнике.

В последнюю очередь Бад надел черные высокие оксфордские ботинки и туго их зашнуровал. Экипировавшись, он вышел из чулана.

– Бад, ты так и не надел бронежилет, я же слышу. Тебя убьют, и что я буду делать со всей этой кучей неоплаченных счетов? – спросила Джен.

– Никто меня не убьет, – ответил он. – Спи.

– Последнее время ты стал просто невыносим, – угрюмо пробурчала она и отвернулась к стенке.

Он вышел в маленькую прихожую. Да, их дом нельзя назвать шикарными хоромами, но жаловаться грех. Стоял непроницаемый мрак, но Бад наизусть и на ощупь помнил каждый квадратный сантиметр своей прихожей. Он прошелся по коридору и взглянул на Расса, который почему-то трудно дышал. Во сне Расс был таким же своенравным, как и наяву. Кудрявые, непослушные волосы обрамляли его лицо; на стене над его кроватью висела фотография какого-то рок-исполнителя, в этом изображении было что-то дурманящее, дьявольское и сумасшедшее. Артист был похож на зомби в состоянии наркотического опьянения. Бад однажды видел, как водитель, наколовшийся ЛСД, устроил аварию на дороге номер 44, по ту сторону Оклахома-Сити. Они были похожи, как родные братья. Однако о Рассе Бад нисколько не беспокоился. Рассу было семнадцать лет. С виду совершеннейший оболтус: волосатый, лохматый, затянутый в черную кожу, в ухе блестящая серьга – короче, черт знает что, Бад даже знать не хотел, как это все называется. Но каким-то чутьем Бад понимал, что мальчишка слишком много взял от матери и поэтому не наделает в жизни глупостей. В школе он получал только отличные оценки, и если ему повезет, то его возьмут учиться в престижный Восточный университет.

У противоположной стены спал его младший сын, Джефф. На два года младше Расса, физически он превосходил его. У него был вздернутый нос и атлетическая мускулистая фигура. В его углу слегка пахло потом от носков, пропотевших маек и футболок и десяти пар теннисных туфель. По-солдатски упрямый и желающий многого добиться, он не был гением, не очень любил читать, но во всем, что бы он ни делал, проявлял себя как трудолюбивый и честный пахарь. Он все хотел делать хорошо, правда, у него почти никогда это не получалось. В дерзаниях Джеффа было что-то трагичное, он вечно был разочарован в себе от плохо, по его мнению, выполненных заданий, которые он сам себе задавал. Баду стало грустно от любви к этому мальчику, это чувство было так остро, что Бад не удержался и, наклонившись, поцеловал в щеку младшего сына. Ему казалось, что он очень нужен Джеффу.

«И сейчас я покину этого мальчика?» – спросил он себя, почувствовав вдруг на своих плечах неимоверную тяжесть. Это надо было обдумать. Возможность покинуть этот мир была реальной. «К черту панику. Я что, действительно собрался умирать?»

Что ж, все возможно. Может, именно так и произойдет.

– Папа? – Джефф заворочался, увидев отца.

– Да, Джефф. Что случилось?

– Почему ты не спишь?

– Меня вызвали. Ничего особенного.

– Ты не надел бронежилет. Я же вижу.

– Зачем он мне нужен? – ответил он. – Не беспокойся. Ты прямо как твоя мать. Спи.

Бад оставил за спиной свою семью и спустился по лестнице в холл, подошел к стенному шкафу и открыл его. Там был его арсенал. Он быстро и привычно выбрал то, что нужно.

Его тяжелый патентованный кожаный пояс висел на перекладине на внутренней стороне дверцы. Бад снял пояс, надел его и туго затянул на третью дырку. Пояс – очень важная часть амуниции полицейского; на поясе носят так много всяких вещей: наручники, газовый баллончик, дубинку, если приходится разгонять участвующих в уличных беспорядках, малую дубинку наподобие тех, которые носят мальчишки, радиотелефон, подсумок с обоймами и, конечно, пистолет.

Конечно, пистолет. Десятисантиметровый «Смит-Вессон М-66» калибра 0,357 «магнум». Он достал его с полки и быстро протер. Угловатые, прекрасные в своем безобразии контуры тускло блестели, но эта штука была очень удобна при стрельбе, в руке она сидела как влитая. Этот револьвер заряжался шестью маленькими патронами по 125 гран каждый, одиночными выстрелами из этого оружия Бад выбивал девяносто три из ста. Дважды в неделю Бад тренировался в стрельбе. Он был очень неплохим стрелком.

Он открыл барабан и вставил туда шесть патронов; взял с собой два приспособления для быстрой зарядки, в каждом из которых было по шесть обойм для скоростной перезарядки оружия. В отличие от многих других полицейских Бад старательно практиковался в обращении с этими приспособлениями. Он мог выбросить шесть стреляных гильз и вставить шесть новых патронов в течение двух секунд. Ему никогда не приходилось заряжать револьвер в боевых условиях, ему просто до сих пор не случалось стрелять по живому человеку, но лучше уметь что-то делать, даже если это не нужно, чем при необходимости не суметь это сделать. Бад положил пистолет в кобуру и застегнул клапан большим пальцем. Снова открыв ящик, где хранились его пистолеты, достал оттуда маленький «Смит-Вессон 640», щелкнул барабаном, открыл его, чтобы убедиться, что оружие заряжено пятью специальными патронами калибра 0,38. Он защелкнул барабан и сунул «бульдога» в ножную кобуру, пристегнутую к левой внутренней лодыжке. Кобуру он для надежности фиксировал к ноге шнурком.

Бад запер сейф и снял с его крышки полицейскую шляпу – форменный головной убор сержанта дорожной полиции. Темно-зеленая шляпа с плоскими полями сидела на нем как влитая, поля находились точно на уровне бровей. Наверное, именно с этой шляпы началась его полицейская карьера много лет назад. Черт возьми, он до сих пор уверен, что это самая красивая на свете шляпа, – это был единственный фасон, который он мог носить. Он бы не возражал, чтобы его похоронили в таком головном уборе или, по крайней мере, вместе с ним.

Выйдя из дома, Бад сел в скоростной джип, припаркованный на подъездной дорожке, – «шеви каприс», окрашенный в черно-белые цвета штата Оклахома. Он завел двигатель и взял в руки микрофон.

– Алло, диспетчерская, это шесть-ноль-пять, мои позывные два-одиннадцать-десять-пятьдесят один.

– Слышу вас, шесть-ноль-пять, – отозвался женский голос ночного дежурного диспетчера, – советую вам включиться в полицейскую междугороднюю сеть, чтобы получать данные по мере их поступления.

– Понял вас. Какие новости?

– Пока никаких.

– У меня все. Отключаюсь.

Он подключился к междугородной полицейской сети на частоте 155,670 мегагерц и тронул свою большую машину, направляясь к дому Теда и Холли Пеппер.

Жилой автоприцеп Пепперов был самым освещенным местом на этой мрачной улице. Впечатление создавалось как от горящей бензоколонки. Рядом с прицепом стоял Тед в полной боевой форме с зачехленной винтовкой в руках. Высокий, симпатичный молодой парень, может быть, слишком красивый; если в его характере была слабость, то она проистекала оттого, что таким людям все достается очень легко, они редко испытывают унижение и им не приходится достигать вершин своей задницей. Если вы красивый светловолосый мальчишка со вздернутым носиком, то жизнь сама поднесет вам все на тарелочке с голубой каемочкой. Но Тед был в полном порядке. Тед не имел только одного дара – особого инстинкта в распознавании отклонений в психике человека, навыка разбираться в мотивах поступков людей, навыка, который помогает рассмотреть правду под шелухой лжи. Не было у Теда и стремления довести работу до исчерпывающего конца – это качество отличает великого полицейского. Но на свете осталось не так уж много великих полицейских, и Бад понимал, что и сам-то он вряд ли входит в их число. У него только одно преимущество перед Тедом: он немного ближе к великому полицейскому.

Когда Бад подъехал, дверь трейлера открылась и на пороге появилась Холли в домашнем халате, держа в руках закрытые крышечками пластмассовые чашки, в которых, вероятно, был горячий кофе. На лице ее сейчас не было косметики, и веснушки ярко светились на белой коже лица. Волосы соломенного, почти золотого цвета казались наэлектризованными, но, несмотря на это, Холли оставалась Холли – она была чертовски хороша.

Бад видел, что Тед пребывает в плохом настроении, и Холли держала дистанцию.

– Привет, Бад, – прощебетала она. – Вас с Тедом ждет увлекательное приключение?

– Холли, помолчи, ради Христа, – взмолился Тед. – Здорово, Бад.

– Тед, ты вооружен и снаряжен?

– Да, сэр. Я взял с собой три магазина с патронами шестьдесят девятого калибра по восемнадцать штук в каждом, как предписывает устав.

– Молодец! Бросай все в машину и поехали. Доброе утро, Холли.

– Не обращайте на меня внимания, господин сержант Бад Пьюти.

Он рассмеялся: Холли была кокетливой девушкой.

– Мальчики, я приготовила вам кофе. Надеюсь, он вам поможет.

– Нам поможет все, – ответил Бад, открывая багажник.

Тед положил свою винтовку рядом с ружьем Бада – помповым ружьем двенадцатого калибра с выдвижным магазином.

– Мальчики, с таким вооружением вы можете на свой страх и риск начинать войну, – заметила Холли.

– Мы вообще не собираемся ни в кого стрелять, – сообщил Бад. – Просто эти поганцы, перед тем как вернуться в тюрьму, решили немного размять ноги. Для нас это небольшой отпуск на природе.

– Но я слышала, что они уже убили трех человек, – тревожно проговорила Холли.

– Так наши герои еще и немного вспыльчивы, – усмехнулся Бад. Но когда он обратился к Теду, голос его был серьезен: – Тед, я хочу, чтобы ты вернулся домой и надел бронежилет. Сегодня у нас будет день бронежилетов.

– Бад, ты ведь знаешь, как я ненавижу этот чертов бронежилет. Ты же не надел свой.

– Да, я не надел. Но видишь, тут такое дело: если вдруг начнется стрельба, то героем будешь ты, а я спокойно забьюсь на заднее сиденье и буду молиться за твою победу. Поэтому мне не нужен бронежилет. А тебе нужен, молодой боец. Ты же не хочешь оставить вдовой такую очаровательную женщину?

– Ох, Бад…

– Тед, не вынуждай меня вспоминать о твоем звании в присутствии твоей жены. Так что иди и надень жилет. И не думай, что мне будет стыдно, если ты назовешь меня лицемером. Я и сам это давно знаю, сынок, и, между прочим, горжусь этим.

Надув губы, как наказанный ребенок, Тед угрюмо проследовал в трейлер, откуда через минуту донесся стук яростно переворачиваемых вещей и грохот захлопываемых дверей.

– Придется ему сегодня потрудиться, – заметил Бад.

– Сегодня он все будет делать как следует, он же успел проглотить чашку кофе. Бад, как ты?

– Ну, Холли, ты же знаешь.

Обычно они с Холли встречались два раза в неделю, но если их обуревало желание и появлялась возможность, то число встреч доходило до пяти-шести в неделю. Они любили друг друга в мотелях, во множестве разбросанных по всей округе, такой безнадежной и чистой любовью, которой Бад не испытывал никогда прежде. Со своей женой Джен он как мужчина не имел дела больше двух лет. Он уже не помнил, как выглядит ее любовь, но точно знал, что ласк Холли не забудет никогда.

Но что будет с ними дальше? На этот вопрос он, как ни старался, не мог найти ответа. У него было такое ощущение, что они на бешеной скорости несутся по шоссе, упрямо нажимая на акселератор: машина мчится все быстрее и быстрее, и появилось предчувствие, что все кончится очень плохо, но остановить эту сумасшедшую гонку уже невозможно, даже если в конце ее их ожидает ужасный финиш.

– Ты сказал, что все сделаешь сам, и я верю тебе. Ты поведешь себя как настоящий мужчина. Кажется, он возвращается.

– Он показался мне очень расстроенным. Может, он о чем-нибудь догадывается…

– Бад, этот парень уже больше года не обращает на меня ни малейшего внимания. Если бы я в одночасье позеленела, думаю, он бы этого не заметил. Нет, Бад, ни о чем он не догадывается.

– Вот и хорошо. Я не хочу, чтобы ему было больно. Это очень важно, чтобы он обо всем узнал одновременно с Джен. Тогда никто не будет обижен больше, чем следует. Мы это обдумаем. Я обещаю тебе. Клянусь.

– Ты всегда боишься причинить другому человеку боль, Бад? Мне очень нравится в тебе эта черта, но все же ты зря не надел жилет.

– Знаешь, Тед прав. Я слишком стар, чтобы наживать чесотку, таская на себе целый день этот панцирь. К тому же ты третий человек, который напомнил мне о жилете за последние двадцать минут.

– Бад, ты должен его носить. На самом деле должен.

– Да честное слово, не будет никто стрелять в такого старого дурака.

– Бад, я очень люблю тебя, – сказала она вдруг, как будто эта мысль только что пришла ей в голову.

В этот момент вернулся Тед, скованный тремя килограммами оплетенного кевларом фибергласа, надетыми под форменную рубашку.

– Отлично, – объявил Бад, – нам пора трогаться.

Он бросил Холли тайный нежный взгляд, пока Тед садился в машину, потом сам сел в нее, и машина, набирая скорость, отъехала от трейлера, направляясь к дороге номер 44.

Тед был молчалив.

– Ну вот, – нарушил тишину Бад, – кажется, нам предстоит пара тяжелых дней. В таких делах нашего брата обычно маринуют на службе по нескольку дней подряд. Домой попадешь не скоро. Я помню, в семьдесят восьмом году один арестант…

В этот момент он взглянул на Теда и увидел, что тот мирно похрапывает, откинувшись на спинку сиденья.

«Глухая полночь!» – подумал Бад и нажал до упора на педаль газа, заставив машину стрелой нестись по сонному городку. Солнце уже окрашивало в розовый цвет восточную половину неба.

Полностью рассвело, когда Бад подъехал к назначенному месту на дороге номер 44. Эти мастерские находились на расстоянии шестидесяти километров от Лотона на дороге, ведущей в Оклахома-Сити. Тед проспал весь путь. Но это было даже хорошо. Он не мешал Баду разговаривать с самим собой. Если этот сон освежил Теда, то и слава богу.

Бад подъехал к стоянке, не слишком удивившись скоплению на ней множества джипов и легковых скоростных автомобилей. Там были машины не только из его отряда, но еще с полдюжины незнакомых: машина из ведомства шерифа округа, экипажи муниципальной полиции Лотона и Чикапея. Здесь же были солдаты комендантской роты из резервации Форт-Силл. Бад удивился их многочисленности. Чуть поодаль были припаркованы два черных «седана» с эмблемой БРШО – Бюро расследований штата Оклахома, этакого доморощенного ФБР.

«Бог ты мой, – подумал Бад, – и этих птиц из БРШО занесло в нашу дыру. Эти ребята всегда уверены, что они знают свое дело лучше всякого другого. И уж в любом случае их даже сравнивать нельзя с нами – бедными старыми патрульными перечницами».

– Ну, просыпайся, парень, – объявил Бад. – Пошли представляться.

– Ох! Бад, ради Христа, прости. Но я совсем не выспался. Поверишь ли, жена совершенно не дает мне спать по ночам. Она меня совсем измочалила. С виду такая малютка, а все ей мало.

– Хотелось бы мне опять стать молодым, – сказал Бад, завершая эту гонку лжи.

Тед перестал спать со своей женой тринадцать месяцев назад по совершенно непонятной причине – просто перестал, и все. Бад занял его место два месяца назад и прекрасно знал почему.

Они вышли из машины и направились в здание мастерской, которое было забито народом, как танцплощадка воскресным вечером. Впрочем, другого они и не ожидали. Бад увидел знакомого лейтенанта, беседующего с двумя мужиками в тяжелых стальных шлемах и мешковато сидящей на них форме. Вероятно, это были ребята из БРШО. На плечах у них висели «ремингтоны» с оптическими прицелами. Действительно, глядя на все это воинство, толпящееся в коридоре, можно было заметить, что экипированы они как для серьезной военной операции. Во всяком случае, упакованы по первому классу.

– Возьмите по чашке кофе, – предложил Баду лейтенант, – выпейте, пока мы ждем этого чертова Гендерсона. Си Ди задерживается.

– А я думал, что старый задира давно помер, – отреагировал Бад на упоминание имени легендарного полицейского.

– Си Ди не собирается умирать, – возразил лейтенант, – он настолько пропитался бурбоном, что стал бессмертным.

Бад и Тед получили кофе и тюбики с паштетом. Бад налег на паштет, а Тед на сахар. Тут Бад заметил, что в толпе началось движение и люди направились в дежурную комнату. По каким-то признакам они уловили, что пожаловало начальство и что сейчас с ними будут говорить языком начальственных инструкций. Бад присоединился к потоку, и скоро в дежурке, где до этого было от силы человек десять, набилось полно полицейских. Людей было столько, что яблоку упасть негде.

Сначала выступил офицер из штаба. Бад, как и все прочие, не очень-то его слушал. Все с нетерпением ждали, когда заговорит легендарный Си Ди Гендерсон, который сидел тут же в туго затянутом галстуке и с нештатным, видавшим виды автоматическим кольтом в потертой кобуре совершенно древнего фасона. Си Ди был самым знаменитым детективом штата Оклахома, а раньше, когда он был моложе, пользовался славой непревзойденного мастера скоротечных огневых контактов. Он представлял собой ископаемое из тех прекрасных времен, когда из команды стрелков Оклахомы ФБР набирало людей для самых опасных и щекотливых операций. Сам же лейтенант Гендерсон, по слухам, обучался стрельбе у не менее легендарного Д. А. Брюса.

С виду Гендерсон был уже совершенной развалиной. Поговаривали, что он пил втемную и что его давно бы уже выгнали со службы, если бы у него не хранились на этот случай фотографии известных политиков, снятых в компании проституток и прочих подобных пикантных личностей.

– Позвольте мне выразить свое восхищение вашим поведением. Не могу передать вам, какое сильное впечатление произвело на меня то, что все вы, мальчики, так быстро и в таком количестве откликнулись на зов долга, – сказал Гендерсон, когда пришла его очередь говорить. Его лицо было сморщено, как долго пролежавший на солнце чернослив. Костюм цвета хаки, украшенный ковбойским кантом, был, казалось, куплен на человека гораздо более высокого роста и мощного телосложения и висел на сутулых плечах старого лейтенанта, как на вешалке. – Как бы там ни было, Департамент исправительных учреждений возложил на нас чертовски трудную задачу. У меня есть все последние данные – я только что получил из Оклахома-Сити телефонограмму. Господа, будьте добры получить бюллетени.

Двое молодых полицейских раздали присутствующим бюллетени, отпечатанные на трех страницах.

– Вчера вечером, около девятнадцати часов, то есть тринадцать часов назад, из каторжной тюрьмы усиленного режима бежал опасный преступник Ламар Пай. Он увел с собой своего двоюродного брата Оделла и новичка по имени Ричард Пид. Можете себе представить, что это за тип, если он ухитрился бежать из тюрьмы Мак-Алестера. Первая неприятная деталь заключается в том, что только в десять часов вечера, когда заключенных пересчитывали по головам, открылось, что не хватает троих. Их начали искать. Вместо них нашли несколько трупов. Убегая, они перерезали горло старому надзирателю. Кроме того, было найдено тело темнокожего заключенного Уилли Ральфа Джефферсона. Его обнаружили в шкафу в раздевалке душа с куском мыла в глотке. Скорее всего, это дело рук Оделла. Мы быстро выяснили, что шофер, который доставляет продукты для торговых автоматов, так и не вернулся в свою фирму. В гараже также отсутствует его фургон. Это очень плохо, что с момента побега до его обнаружения прошло больше четырех часов. Из-за этого посты на дорогах и поисковые собаки из Мак-Алестера вряд ли смогут как-то помочь делу.

Затем Гендерсон поведал собравшимся о некоторых красочных деталях происшествия, включая описание фургона, который преступники, вероятно, использовали для своего побега. Это был «Форд-89» с надписью «Продукты для гостиниц» на кузове. Кроме того, Гендерсон сообщил полицейским номер водительских прав и словесный портрет водителя фургона, некоего Уилларда Джонса.

– Вы держите в руках ориентировки на этих троих заключенных. Ламар – самый худший и опасный из них. Он опытный заключенный и профессиональный преступник. Впервые нарушил закон в десятилетнем возрасте. Кстати, его папашу убили в перестрелке с арканзасскими полицейскими в пятьдесят пятом году, когда Ламар был еще комочком в утробе матери. Учился в исправительной школе. За ним числятся нападения, вооруженные нападения, вооруженные ограбления и торговля наркотиками. Он приложил руку ко всем видам преступной деятельности. Работал в Талсе и Оклахома-Сити. В семьдесят четвертом году застрелил служащего магазина. Просто застрелил, и все. Мотивы преступления остались невыясненными. Таков Ламар. Приговор был обжалован, он вышел на свободу и в восьмидесятом году совершил еще одно убийство. В тот раз они с Оделлом, этим несчастным дураком Оделлом, занялись грабежом банков и закусочных. Черт их возьми, они даже ограбили йогуртную лавку в Талсе. Оба они первоклассные стрелки. В восьмидесятом году были осуждены. Мы также думаем, что именно Ламар нажимал на курок, когда убили двух осведомителей из мотоциклетного клуба «Благородные язычники», и сделал он это по заказу «Язычников». Есть и еще кое-что, чего вы не прочтете в бюллетене. У этого Ламара хозяйство как у быка. Покойный Джонни Диллингер – кролик по сравнению с ним. Так что если у вас возникнут подозрения, померяйте его агрегат. Если вам не хватит на это длины двух рулеток, то это точно он.

Полицейские дружно рассмеялись.

– Теперь об Оделле. Это своего рода телохранитель Ламара. Он совершенно туп, ничего не соображает и почти не может говорить. Вероятно, умственная отсталость. Так или иначе, в восемьдесят пятом году Ламар и Оделл решили отделаться от капитана клуба «Благородных язычников», который в чем-то перешел им дорогу. Они отвезли его за Анадарко и там застрелили. Пуля попала в голову. Но он умер не так быстро, как они надеялись, и успел назвать их имена. Таким образом эти мальчики наконец попали в тюрьму Мак.

Бад рассматривал фотографии этих двоих и видел то, что видел уже не один раз. Это были обычные трущобные подонки: горящие глаза, тяжелый взгляд, в котором таилась ненависть к миру нормальных людей или светилась откровенная тупость. Это были умы, которые отличались от умов большинства людей, хотя они не в меньшей степени отличались и между собой. Убийцы и вымогатели, жестокие и безжалостные, – и тем не менее, черт возьми, им не откажешь в храбрости. В них было много отважной агрессивности. Они сжились с насилием и чувствовали себя вольготно в его мире.

Глаза Оделла казались похожими на куски угля – в них ни черта не отражалось, ни одной мысли. Он без всякого выражения таращился с фотографии, его голова странной формы, казалось, была порождением другой планетной системы. На месте верхней губы чернел страшный провал.

Ламар был другим: лицо шире, более открытое, почти красивое, не лишенное очарования. Но глаза его горели страшным огнем, они ясно говорили: «Со мной лучше не иметь дела». В нем чувствовалось что-то трагичное – закоренелые преступники, профессиональные каторжники всегда бывают талантливы. Возможно, из них могло бы получиться что-то хорошее, попади они в свое время в лучшие условия.

– Я могу предположить, как именно мы их схватим, – говорил между тем Гендерсон. – Рано или поздно он возьмется за старое. У него есть связи с половиной банд Оклахомы. Он знаком со всеми старыми осужденными и профессиональными преступниками штата. Он явится к ним, и кто-нибудь из них настучит на него. Вы же понимаете, его знакомые – это рокеры, панки и алкоголики.

Из зала раздался голос:

– А кто третий из бежавших?

– О Пиде трудно сказать что-то определенное, – ответил Гендерсон. – Раньше он никогда не имел дела с полицией. Это непризнанный художественный гений, он учился в школе для высокоодаренных детей – вы знаете, в Талсе есть такая школа. Его папаша был менеджером в нефтяной компании. Сынок же приехал на Восточное побережье, потому что здесь много художников и работают художественные школы. Он надеялся получить здесь полезную практику. Когда его мать заболела, он вернулся домой и десять лет ухаживал за ней. Преподавал рисование в колледже для младших школьников в Оклахома-Сити. Все остальное время он посвящал живописи.