Текст книги "Противостояние. 16 июня – 4 июля 1990. Том 1"

Глава 13

Зажглась красная лампочка. Зашипел насос. Дверь открылась. Вошел мужчина, без белого скафандра, но со вставленным в нос маленьким блестящим фильтром, отдаленно напоминающим серебряную вилку с двумя зубцами, какую в ресторанах оставляют на столе для закусок, чтобы доставать оливки из банки.

– Привет, мистер Редман, – произнес мужчина, пересекая комнату. Протянул руку в тонкой прозрачной резиновой перчатке, и Стью, еще не придя в себя от изумления, пожал ее. – Дик Дитц. Деннинджер сказал, что вы не будете играть в наши игры, пока не узнаете, какой счет.

Стью кивнул.

– Хорошо. – Дитц присел на краешек кровати. Маленький смуглолицый мужчина. Оперся локтями на колени – и стал еще больше похож на гнома из диснеевского мультфильма. – Так что вы хотите знать?

– В первую очередь, наверное, я хочу знать, почему на вас нет скафандра.

– Потому что Херальдо утверждает, что вы не заразны. – Дитц указал на морскую свинку за панелью из двойного стекла. Морская свинка сидела в клетке, а за ней, с каменным лицом, стоял Деннинджер.

– Херальдо?

– Херальдо последние три дня дышал одним с вами воздухом, поступающим к нему через конвектор. Болезнь, которой заразились ваши друзья, легко передается от людей морским свинкам и наоборот. Будь вы заразным, Херальдо бы уже сдох.

– Но вы все равно предпочитаете не рисковать. – Стью указал на носовой фильтр.

– Этого в моем контракте нет, – ответил Дитц с циничной улыбкой.

– Что у меня?

Ответ Дитца последовал без запинки, словно отрепетированный:

– Черные волосы, голубые глаза, чертовски классный загар… – Он пристально посмотрел на Стью. – Не смешно, да?

Тот ничего не ответил.

– Хотите ударить меня?

– Не думаю, что от этого будет толк.

Дитц вздохнул и потер переносицу, словно затычки в ноздрях вызывали у него неприятные ощущения.

– Послушайте, когда все очень серьезно, я начинаю шутить. Кто-то курит, кто-то жует жвачку. Это помогает мне держать себя в руках, вот и все. Я не сомневаюсь, что есть способы справиться с нервозностью и получше. Что же касается вашей болезни, то у вас, по компетентному мнению Деннинджера и его коллег, никакой болезни нет.

Стью невозмутимо кивнул. Но ему показалось, что этот маленький гном сумел угадать внезапное и глубокое облегчение, которое он испытал, пусть его лицо и осталось непроницаемым.

– Что у других?

– Извините, это секретная информация.

– Как заразился Кэмпион?

– Это тоже секретная информация.

– Я думаю, он служил в армии. И где-то произошел несчастный случай. Вроде как с овцами в штате Юта двадцать лет назад[33]33
  14 марта 1968 г. в штате Юта, неподалеку от военного центра испытаний химического и бактериологического оружия Дагуэй, внезапно пали 6400 овец. Военные долго отрицали причастность к происшествию, однако им все же пришлось признать, что при испытании химического оружия ими была допущена ошибка.


[Закрыть], только сейчас все гораздо хуже.

– Мистер Редман, меня могут посадить в тюрьму, даже если я просто буду говорить вам «горячо» или «холодно».

Стью задумчиво провел рукой по отрастающей щетине.

– Вам надо радоваться, что мы ничего не говорим, – сказал Дитц. – Вы это понимаете, так?

– Чтобы я мог лучше служить своей стране, – сухо пробурчал Стью.

– Нет, это исключительно прерогатива Деннинджера, – покачал головой Дитц. – В общей системе и я, и Деннинджер – маленькие люди, но Деннинджер стоит даже ниже, чем я. Он всего лишь сервомотор, не более того. У вас есть более прагматичная причина для радости. Вы тоже засекречены, знаете ли. Вы исчезли с лица земли. И если б вы знали слишком много, большие шишки могли бы решить, что для обеспечения безопасности вам лучше исчезнуть навсегда.

Стью молчал. Слова Дитца лишили его дара речи.

– Но я пришел сюда не затем, чтобы угрожать вам, мистер Редман. Нам крайне необходимо ваше содействие. Мы в нем нуждаемся.

– Где находятся остальные люди, с которыми я прибыл?

Дитц вытащил из внутреннего кармана лист бумаги.

– Виктор Полфри, скончался. Норман Бруэтт, Роберт Бруэтт, скончались. Томас Уэннамейкер, скончался. Ральф Ходжес, Берт Ходжес, Черил Ходжес, скончались. Кристиан Ортега, скончался. Энтони Леоминстер, скончался.

Имена и фамилии завертелись в голове Стью. Крис, который был барменом. Всегда держал под прилавком «луисвильский слаггер»[34]34
  «Луисвильский слаггер» – официальная бита Главной бейсбольной лиги.


[Закрыть] с отпиленной рукояткой и свинцовым сердечником, и любого дальнобойщика, решившего, что Крис всего лишь шутит, ждал большой сюрприз. Тони Леоминстер, который ездил на этом большом «интернэшнл»[35]35
  Имеется в виду автомобиль фирмы «Интернэшнл трак энд энджин компани», которая выпускала пикапы и тягачи для большегрузных трейлеров.


[Закрыть] с радиостанцией «Кобра» под приборной панелью. Время от времени он захаживал на автозаправочную станцию Хэпа, но не в тот вечер, когда Кэмпион сбил колонки. Вик Полфри… Господи, он знал Вика всю жизнь. Как Вик мог умереть? Однако больше всего Стью потрясла смерть Ходжесов.

– Они все? – услышал он звук своего собственного голоса. – Вся семья Ральфа?

Дитц перевернул лист.

– Нет, осталась маленькая девочка, Ева. Четырех лет. Она жива.

– И как она?

– Извините, но эта информация засекречена.

С внезапностью приятного сюрприза его охватил приступ ярости. Он вскочил, схватил Дитца за лацканы пиджака и начал трясти взад-вперед. Краем глаза уловил суетливое движение за двойным стеклом. Услышал, как в отдалении завыла сирена.

– Что же вы, черти, делаете? – взревел он. – Что же вы делаете? Что вы делаете, сукины дети?!

– Мистер Редман…

– Что? Что же вы, вашу мать, вытворяете?

Дверь с шипением распахнулась. Трое здоровяков в форме оливкового цвета вошли в палату. Все с фильтрами в носах.

Дитц увидел их и рявкнул:

– Убирайтесь отсюда к чертовой матери!

Троица выглядела нерешительно.

– Нам приказали…

– Убирайтесь отсюда – и это приказ!

Они ретировались. Дитц спокойно сел на кровать. Помятые лацканы пиджака да спутавшиеся, падающие на лоб волосы. Вот, собственно, и все, что изменилось. Спокойно, даже с сочувствием, он смотрел на Стью. На мгновение у того возникло дикое желание вырвать фильтр из носа Дитца, потом он вспомнил Херальдо – ну до чего же глупая кличка для морской свинки. Накатило отчаяние – на него словно выплеснули ушат холодной воды. Он сел.

– Иисус в коляске!.. – вырвалось у Стью.

– Послушайте меня, – вновь заговорил Дитц. – Я не виноват в том, что вы здесь. Нет в этом вины ни Деннинджера, ни медсестер, которые приходят измерить вам кровяное давление. Если кто и виноват, так это Кэмпион, а с него взятки гладки. Он сбежал – но в таких обстоятельствах сбежал бы и я, и вы. А позволила ему это сделать техническая неполадка. Такова ситуация. Мы пытаемся исправить ее, все мы. Но в том, что она возникла, нашей вины нет.

– Тогда кто виноват?

– Никто. – Дитц улыбнулся. – Ответственность лежит на стольких людях, что ее как бы и не существует. Несчастный случай. От этого никто не застрахован.

– Несчастный случай, – повторил Стью чуть ли не шепотом. – А что с остальными? Хэп, и Хэнк Кармайкл, и Лила Бруэтт? Их малыш Люк? Монти Салливан?

– Секретные сведения, – ответил Дитц. – Хотите еще тряхнуть меня? Если полегчает – трясите.

Стью ничего не сказал, но его взгляд заставил Дитца опустить глаза и заняться изучением складок на своих брюках.

– Они живы, – ответил он. – Может быть, со временем вы их увидите.

– Арнетт?

– Карантинная зона.

– Кто там умер?

– Никто.

– Вы лжете.

– Мне жаль, что вы так думаете.

– Когда я смогу уйти отсюда?

– Не знаю.

– Секретные сведения? – с горечью спросил Стью.

– Нет, просто неизвестно. Вы, похоже, не заразились. Мы хотим узнать почему. После этого вы свободны.

– Могу я побриться? Кожа зудит.

Дитц улыбнулся:

– Если вы позволите Деннинджеру вновь начать обследование, я пришлю санитара, чтобы побрить вас прямо сейчас.

– Я и сам умею держать бритву в руках. Я занимаюсь этим с пятнадцати лет.

Дитц твердо покачал головой:

– Боюсь, это невозможно.

Стью сухо улыбнулся:

– Опасаетесь, что я перережу себе глотку?

– Скажем так…

Стью прервал эту речь приступом сухого кашля, такого сильного, что его буквально согнуло пополам.

Дитц отреагировал мгновенно. Вскочил с кровати и пулей понесся к двери, будто не касаясь ногами пола. Выхватил из кармана квадратный ключ, вставил в замочную скважину.

– Не напрягайтесь, – остановил его Стью. – Я просто пошутил.

Дитц медленно повернулся к нему. Лицо его изменилось. Губы сжались от злости, глаза горели.

– Вы – что?

– Пошутил, – повторил Стью. Улыбка его стала еще шире.

Дитц сделал по направлению к нему два нерешительных шага.

– Но почему? Почему вам захотелось так пошутить?

– Извините. – Стью продолжал улыбаться. – Эта информация засекречена.

– Говенный ты сукин сын! – В голосе Дитца слышалось восхищение.

– Можете идти. Скажите им, пусть приступают к своим анализам.

В ту ночь он спал лучше, чем в любую из ночей, проведенных здесь. И ему приснился удивительно яркий сон. Сны ему снились часто (жена жаловалась, что он ворочается и бормочет во сне), но такой – никогда.

Он стоял на сельской дороге, в том самом месте, где твердое покрытие уступало место белой, как кость, укатанной земле. Ослепляющее летнее солнце клонилось к горизонту. По обе стороны дороги уходили вдаль засеянные кукурузой поля. У обочины стоял указатель, но слой пыли не позволял прочитать, что на нем написано. Издалека доносилось резкое воронье карканье. А поблизости кто-то играл на акустической гитаре, перебирая пальцами струны. Вик Полфри тоже играл на гитаре, и музыка ласкала слух.

Вот куда я должен прийти, подумал во сне Стью. Да, то самое место, все точно.

И что это была за мелодия? «Прекрасный Сион»? «Поля у дома моего отца»? «Нежное прощание»? Какой-то псалом, который он помнил с детства, ассоциирующийся с купанием и пикниками на природе. Но Стью не мог вспомнить, какой именно.

И тут музыка смолкла. Облако закрыло солнце. Стью охватил страх. Он почувствовал, что рядом находится что-то ужасное, куда более жуткое, чем эпидемия, пожар, землетрясение. Что-то темное затаилось в кукурузе.

Он огляделся и увидел два красных глаза, горящих в тени, в глубине кукурузного поля. Эти глаза вызывали парализующий, лишающий надежды ужас, какой курица-наседка испытывает перед лаской. Это он, подумал Стью. Человек без лица. Ох, дорогой Боже. Нет, дорогой Боже, нет.

Потом сон померк, и Стью проснулся с ощущением тревоги, дезориентации и облегчения. Он прогулялся в ванную, подошел к окну. Посмотрел на луну. Улегся в кровать, но смог уснуть только через час. «Вся эта кукуруза, – сонно думал он. – Наверное, в Айове или Небраске, может, в северном Канзасе». За свою жизнь он никогда не бывал в тех местах.

Глава 14

До полуночи оставалась четверть часа. С улицы к маленькому окну прижималась темнота. Дитц в одиночестве сидел в кабинете, сдвинув вниз узел галстука, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки. Ноги он положил на безликий металлический письменный стол, а в руке держал микрофон. На столе стоял старинный магнитофон «Волленсек». Его бобины вращались и вращались.

– Говорит полковник Дитц, – диктовал он. – Место нахождения – Атланта, код объекта «Пи-би-два». Отчет номер шестнадцать, тема – «Проект “Синева”», подтема – «Принцесса/Принц». Отчет, тема и подтема с грифом «Совершенно секретно», классификация два-два-три, только лично. Если у тебя нет допуска к этим материалам, то пошел на хер, козел.

Он прервался и на секунду закрыл глаза. Бобины плавно вращались, готовые записать, а потом и воспроизвести любой звук.

– Принц этим вечером меня чертовски напугал, – наконец заговорил он. – Не стану вдаваться в подробности, все будет в отчете Деннинджера. Этот парень ничего не хочет упускать, ни одной мелочи. Плюс, разумеется, распечатка моего разговора с Принцем будет на телекоммуникационном диске вместе с распечаткой этой пленки, которая записывается в двадцать три сорок пять. Я так разозлился, что едва не ударил его, очень уж он меня напугал. Больше я на него не злюсь. Парень поставил меня на свое место, всего лишь на доли секунды, но теперь я точно знаю, каково это – оказаться в таком положении. Он умен, если сообразить, что внешность а-ля Гэри Купер – не самое главное его достоинство, и независим, сукин сын. Если захочет, отыщет все палки, которые можно вставить в колеса. У парня нет близких родственников в Арнетте или где-либо еще, поэтому нам нечем надавить на него. У Деннинджера есть добровольцы – по крайней мере он так говорит, – готовые с радостью войти в бокс и кулаками убедить Принца в необходимости сотрудничества, но, если вы простите мне еще одно личное наблюдение, для этого понадобится больше кулаков, чем думает Деннинджер. Может, гораздо больше. Моя мать говорила, что на мед можно поймать больше мух, чем на уксус, и я ей верю. Опять же хочу заметить, что и теперь его анализы не показывают наличия вируса. С этим вам надо разобраться.

Дитц вновь прервался, борясь со сном. Из последних семидесяти двух часов он спал только четыре.

– Информация на двадцать два ноль-ноль, – заговорил он официальным тоном, взяв со стола несколько листков. – Хэнк Кармайкл умер, пока я разговаривал с Принцем. Полицейский, Джозеф Роберт Брентвуд, умер полчаса назад. Доктор Джей писал кипятком, пусть этого и нет в его донесении. У Брентвуда неожиданно появилась положительная динамика после использования вакцины типа… как ее там… – Он зашуршал бумагами. – Ага, вот она. Шестьдесят три эй три. Загляните в подтему, если хотите. Температура спала, уменьшилась характерная припухлость желез на шее. Он сказал, что голоден, и съел яйцо-пашот с гренком без масла. Разговаривал осмысленно, хотел знать, где находится, и так далее. Потом, примерно в двадцать ноль-ноль, температура резко взлетела вверх. Начался бред. Он сорвал фиксаторы, которые удерживали его на кровати, и принялся бегать по боксу, крича, кашляя, выплевывая мокроту, полный набор. Потом упал и умер. Капут. По мнению специалистов, его убила вакцина. На какое-то время ему от нее полегчало, но болезнь продолжила прогрессировать еще до того, как он умер. Поэтому надо вновь возвращаться к чертежным доскам.

Он помолчал.

– Худшее я приберег напоследок. Мы можем переклассифицировать Принцессу обратно в Еву Ходжес, женского пола, четырех лет, белую. Ее карета с кучером и четверкой лошадей сегодня, во второй половине дня, превратилась в тыкву, запряженную мышами. А ведь если посмотреть на нее, так вроде бы со здоровьем полный порядок, даже насморка нет. Конечно, она переживает, скучает по маме, но в остальном – совершенно нормальная девочка. И однако, она больна. После ленча измерение артериального давления показало сначала спад, а затем подъем. В настоящее время это единственный более-менее надежный диагностический метод, которым располагает Деннинджер. Перед ужином Деннинджер показал мне слайды ее мокроты. Просмотр этих слайдов – восхитительный способ похудеть, поверьте мне, и они кишат этими круглыми микробами, которые, по словам Деннинджера, вовсе не микробы, а инкубаторы. Для меня загадка, как он может знать, где находится эта хрень, как она выглядит, – и быть не в силах ее остановить. Он сыплет терминами, которых, как мне кажется, сам не понимает.

Дитц закурил.

– Ну и что мы имеем на сегодняшний день? Есть болезнь, у которой несколько ярко выраженных стадий… но некоторые люди могут проскочить одну из них. Другие могут вернуться на одну стадию назад. С третьими случается и то, и это. Четвертые задерживаются на одной стадии на сравнительно долгий промежуток времени, а пятые проносятся через все четыре, словно на реактивных санях. Один из наших «чистых» объектов перестал быть таковым. Другой – тридцатилетний парень из захолустного городка – здоров, как, скажем, я сам. Деннинджер провел на нем тридцать миллионов анализов и выявил только четыре отклонения от нормы. Во-первых, у Редмана очень много родинок на теле. Плюс легкая склонность к гипертонии, настолько легкая, что нет смысла лечить ее сейчас. У него появляется небольшой тик под левым глазом, когда он нервничает. И, как утверждает Деннинджер, он видит сны гораздо чаще среднестатистической нормы – почти всю ночь напролет, каждую ночь. Это показывают электроэнцефалограммы, которые они успели снять, прежде чем он забастовал. Вот и все. Никаких выводов из этого я сделать не могу. Как и доктор Деннинджер, как и люди, которые проверяют работу доктора Дементо. Все это пугает меня, Старки. Пугает потому, что никто, за исключением первоклассного врача, владеющего всей засекреченной информацией, не определит у людей, зараженных этой хренью, ничего, кроме обыкновенной простуды. И мой Бог, ведь нынче человек идет к врачу, если только у него воспаление легких, или подозрительная шишка на груди, или тяжелый случай крапивницы. Очень уж трудно убедить кого-то посмотреть на тебя. Вот они и останутся дома, будут пить побольше жидкости и соблюдать постельный режим, а потом умрут. Но перед тем как умереть, заразят каждого, кто заглянет к ним в комнату. Все мы по-прежнему ждем, что Принц – мне кажется, я где-то использовал его настоящее имя, но мне сейчас плевать на этот прокол – заболеет сегодня ночью, или завтра, или, самое позднее, послезавтра. А вплоть до настоящего момента никто из заболевших не проявил никаких признаков улучшения. На мой взгляд, эти сукины дети из Калифорнии слегка перестарались. Дитц, Атланта, объект Пи-би-два, конец отчета.

Он выключил магнитофон и долго смотрел на него. Потом снова закурил.

Глава 15

До полуночи оставалось две минуты.

Патти Грир, медсестра, пытавшаяся измерить Стью давление, когда он объявил забастовку, пролистывала свежий выпуск «Макколса» на сестринском посту, ожидая, когда подойдет время проверить мистера Салливана и мистера Хэпскомба. Хэп будет бодрствовать и смотреть программу Джонни Карсона, так что с ним никаких проблем возникнуть не могло. Ему нравилось подшучивать над ней, интересуясь, какую надо приложить силу, чтобы ущипнуть ее за задницу через этот белый скафандр. Мистер Хэпскомб боялся, но всячески им содействовал – в отличие от этого ужасного Стюарта Редмана, который только смотрел на тебя и молчал. Таких, как мистер Хэпскомб, Патти Грир относила к «славным парням». По ее разумению, все пациенты делились на две категории: «славные парни» и «закоренелые засранцы». Патти, которая в семь лет сломала ногу, катаясь на роликах, и с тех пор не провела в постели по болезни и дня, терпеть не могла «закоренелых засранцев». Либо ты действительно болел и вел себя как славный парень, либо был ипохондрическим закоренелым засранцем, создающим трудности бедной работающей девушке.

Мистер Салливан будет спать – и проснется в отвратительном настроении. Но ей приходилось его будить не по своей воле, и Патти полагала, что мистер Салливан должен это понимать. Ему бы испытывать чувство благодарности за то, что правительство обеспечивает им всем наилучший уход, причем бесплатно. И она собралась сказать об этом мистеру Салливану, если он опять будет вести себя как старый засранец.

На часах – полночь; пора идти.

Она покинула сестринский пост и по коридору направилась к «чистой комнате», где ее сначала опрыскивали, а потом помогали надеть белый защитный костюм. На полпути в носу у нее защекотало. Она достала из кармана носовой платок и трижды несильно в него чихнула. Потом убрала платок.

Поглощенная предстоящей встречей с капризным мистером Салливаном, она не придала этому никакого значения. Возможно, легкий приступ сенной лихорадки. О директиве, вывешенной на сестринском посту, в которой большими красными буквами говорилось: «НЕМЕДЛЕННО ДОЛОЖИТЬ НЕПОСРЕДСТВЕННОМУ НАЧАЛЬНИКУ О ЛЮБЫХ ПРОСТУДНЫХ СИМПТОМАХ, КАКИМИ БЫ НЕЗНАЧИТЕЛЬНЫМИ ОНИ НИ КАЗАЛИСЬ», – она и не вспомнила. Все опасались, что болезнь, которая поразила этих бедолаг из Техаса, вырвется за пределы герметично закрытых палат-боксов, но Патти знала, что даже мельчайший вирус не может проникнуть внутрь белого скафандра с его автономной системой жизнеобеспечения. И тем не менее по пути в «чистую комнату» она заразила санитара, доктора, собиравшегося домой, и другую медсестру, идущую на полуночный обход.

Начался новый день.

Глава 16

Днем позже, двадцать третьего июня, совсем в другой части страны, большой белый «конни» несся на север по федеральному шоссе номер 180. Стрелка спидометра подрагивала в районе девяносто пяти, краска (оттенок «белый коринфский») поблескивала на солнце, хром пускал солнечных зайчиков. Маленькие бортовые окошки в задней части автомобиля также отражали солнце, а потому сияли, как прожекторы.

С тех пор как Тычок и Ллойд убили водителя автомобиля к югу от Ачиты, штат Нью-Мексико, «конни» проделал петляющий и лишенный всякого смысла путь. Федеральное шоссе номер 80, 81, автострада – в конце концов Тычок и Ллойд занервничали. За последние шесть дней они убили шесть человек, в том числе владельца «континентала», его жену и путавшуюся под ногами дочку. Но нервничали они, мчась на север, не из-за шести убийств. Их волновали наркотики и оружие. Пять граммов гашиша, жестяная табакерка с кокаином – сколько его там, они не знали – и шестнадцать фунтов марихуаны. Плюс два пистолета тридцать восьмого калибра и три – сорок пятого, один «магнум» триста пятьдесят седьмого калибра (Тычок называл его «Тычкоствол»), шесть дробовиков (включая два обреза) и пистолет-пулемет «шмайссер». Этой парочке не хватало мозгов, чтобы оценить последствия убийства, но они понимали, какие проблемы могут возникнуть, если дорожная полиция Аризоны арестует их в угнанном автомобиле, набитом наркотой и оружием. Для полноты картины они еще стали федеральными преступниками, как только пересекли границу Невады.

Федеральные преступники. Ллойду Хенриду нравилось, как звучат эти слова. Будто в гангстерских фильмах. Получи, грязная крыса. Вот тебе сандвич со свинцом, паршивый коппер.

Они свернули на север у Деминга, проехали Херли, Байард, а также чуть больший по размеру Сильвер-Сити, где Ллойд купил пакет гамбургеров и восемь молочных коктейлей («Зачем, прости Господи, он купил восемь коктейлей? Чтобы мы начали писать шоколадом?»), одарив официантку безликой, но веселой улыбкой, после которой она не один час не могла прийти в себя. «Я уверена, этот человек мог не задумываясь убить меня», – потом призналась она своему боссу.

Покинув Силвер-Сити, они добрались до Клиффа, где дорога повернула на запад, в ту самую сторону, куда им ехать не хотелось. А когда позади остался Бакхом, они вновь вернулись в забытую Богом страну: двухполосное асфальтовое шоссе бежало сквозь полынь и песок, за которыми поднимались холмы с плоскими вершинами, – ту самую страну, из которой хотелось уехать и никогда больше не возвращаться.

– У нас осталось мало бензина, – подал голос Тычок.

– Осталось бы больше, если б ты не гнал с такой скоростью, – ответил Ллойд. Пригубил третий молочный коктейль, и его чуть не вырвало. Он опустил стекло и выкинул все оставшееся дерьмо, включая три коктейля, к которым они и не притронулись.

– Хоп! Хоп! – закричал Тычок и начал пинать педаль газа. «Конни» прыгал вперед, сбрасывал скорость, снова прыгал.

– Вперед, ковбой! – завопил Ллойд.

– Хоп! Хоп!

– Хочешь покурить?

– Кури, пока есть что курить, – ответил Тычок. – Хоп! Хоп!

Между ног Ллойда лежал большой мешок из плотного зеленого пластика. С шестнадцатью фунтами марихуаны. Ллойд нагнулся к нему, зачерпнул пригоршню травки и стал сворачивать самокрутку.

– Хоп! Хоп! – «Конни» зигзагом мчался по разделительной полосе.

– Кончай это дерьмо! – крикнул Ллойд. – Я все рассыплю!

– Ты знаешь, где взять еще… Хоп!

– Ты чего, нам надо все это сбыть, чел! Мы должны все это сбыть, иначе нас поймают и запихнут в чей-то багажник.

– Ладно, дружище. – Тычок выровнял машину, но на его лице читалась обида. – Это была твоя идея, твоя гребаная идея.

– Раньше ты считал эту идею хорошей.

– Да, но я не знал, что в итоге нам придется колесить по этой чертовой Аризоне. Если продолжим в том же духе, как мы вообще доберемся до Нью-Йорка?

– Мы сбиваем со следа погоню, чел, – ответил Ллойд. Перед ним явственно возникла картина, как открываются ворота полицейских гаражей и в ночь выезжают тысячи патрульных автомобилей сороковых годов. Лучи фонарей ползают по стенам. Выходи, Горбатый, мы знаем, что ты здесь.

– Гребаная удача! – Тычок все еще дулся. – Мы пашем как проклятые. И знаешь, что у нас есть, кроме этой травки и пушек? У нас есть шестнадцать долларов и три сотни гребаных кредитных карточек, которые мы никогда не посмеем использовать! Какого хера, у нас даже нет денег, чтобы наполнить бак этого борова!

– Бог пошлет. – Ллойд плевком запечатал самокрутку, сунул в рот и поднес к ней прикуриватель «конни». – Счастливые гребаные денечки.

– А если ты собираешься ее продавать, то чего мы ее курим? – продолжал Тычок, не слишком-то уповающий на божественную щедрость.

– Ну, продадим несколькими унциями меньше. Заканчивай, Тычок. Затянись.

От такого предложения Тычок никогда не отказывался. Он гоготнул и взял косяк. Между ними стоял полностью заряженный «шмайссер». «Конни» несся по дороге. Индикатор бензина показывал, что бак на семь восьмых пуст.

Тычок и Ллойд встретились годом раньше в Браунсвиллской тюрьме общего режима, на рабочей ферме в Неваде. Тюрьма включала в себя девяносто акров орошаемой земли и тюремный городок – сборные бараки из гофрированного железа. Располагалась она в шестидесяти милях к северу от Тонопы и в восьмидесяти к северо-востоку от Гэббса. Осужденным на короткие сроки здесь приходилось несладко. Хотя Браунсвиллская тюрьма по статусу считалась фермой, с растительностью тут было не очень. Морковь и салат, едва пробившись навстречу палящему солнцу, чахли и засыхали. Зато бобовые – и сорняки – процветали, и законодательное собрание штата свято верило, что когда-нибудь здесь удастся выращивать сою. Но, похоже, для превращения пустыни в цветущий сад требовалось слишком много ресурсов. Начальник тюрьмы (он предпочитал, чтобы его называли боссом) гордился тем, что строго соблюдает все правила, и нанимал на работу исключительно людей, которые, по его мнению, придерживались того же принципа. Он обожал говорить новичкам, что Браунсвилл является тюрьмой обычного режима с не больно-то строгой охраной, прежде всего потому, что здесь, как в песне, «некуда бежать, детка, негде спрятаться». Некоторые ему не верили и пытались-таки сбежать, но в большинстве случаев их приводили обратно через два или три дня, обожженных солнцем, ослепших от ярких лучей, жаждущих продать боссу свои спекшиеся души за глоток воды. Кто-то безумно хохотал, а один парень, проведший в пустыне три дня, утверждал, что в нескольких милях к югу от Гэббса видел большой замок, окруженный рвом с водой. Ров этот охраняли тролли на больших черных лошадях. Несколькими месяцами позже в Браунсвилл заглянул проповедник из Колорадо, и сей молодой человек истово уверовал в Иисуса.

Эндрю Фриман по прозвищу Тычок, осужденный за нападение без отягчающих обстоятельств, освободился в апреле тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Его койка стояла рядом с койкой Ллойда Хенрида. Тычок сказал Хенриду, что у него есть на примете кое-что интересное в Лас-Вегасе, если тот хочет сыграть по-крупному. Ллойд хотел.

Освободился он первого июня. Его посадили за попытку изнасилования, совершенную в Рино. Женщина, танцовщица варьете, возвращалась домой после работы и пустила струю слезоточивого газа в глаза Ллойда. Он чувствовал себя счастливчиком, получив только от двух до четырех. Отсиженное до суда время тоже пошло в зачет, плюс ему скостили срок за примерное поведение. Царящая в Браунсвилле жара не способствовала нарушениям тюремного режима.

На автобусе он доехал до Лас-Вегаса, где его на остановке ждал Тычок. Сразу же заговорили о деле. Тычок знал парня, по его словам, «делового партнера», известного в узких кругах как Красавчик Джордж[36]36
  Красавчик Джордж – так называли знаменитого американского рестлера Джорджа Вагнера (1915–1963).


[Закрыть]. Он выполнял мелкие поручения группы людей с итальянскими и сицилийскими фамилиями. В штате у них Джордж не состоял, но время от времени они пользовались его услугами. По большей части, если требовалось что-то где-то взять и куда-то доставить. Например, из Вегаса в Лос-Анджелес. Или, наоборот, из Лос-Анджелеса в Вегас. Чаще всего – мелкие партии наркотиков, халяву для крупных клиентов казино. Иногда оружие. Оружие Красавчик Джордж только куда-то доставлял, никогда не забирал. И, насколько понял Тычок (а уровень понимания Тычка никогда не поднимался выше того, что киношники называют «мягким фокусом»[37]37
  Мягкий фокус – нечеткое изображение.


[Закрыть]), эти похожие на сицилийцев люди иногда продавали оружие ворам-одиночкам. По словам Тычка, Красавчик Джордж согласился назвать время и маршрут перевозки крупной партии наркоты и оружия. Джордж просил двадцать пять процентов от вырученной ими суммы. Тычок и Ллойд должны были напасть на Джорджа, связать его, вставить в рот кляп и забрать товар. А потом пару-тройку раз врезать ему. «Все должно выглядеть правдоподобно, – предупреждал Джордж. – Этих сицилийцев вокруг пальца не обведешь».

– Ну что ж, звучит неплохо, – признал Ллойд.

На следующий день Тычок и Ллойд пошли на встречу с Красавчиком Джорджем – детиной ростом шесть футов, с головой-прыщиком на практически не существующей шее между широченными плечами. Волнистые светлые волосы придавали ему сходство со знаменитым рестлером.

Ллойд в последний момент заколебался, но Тычок рассеял его сомнения. Это он делать умел. Джордж велел им прийти к нему домой в следующую пятницу, около шести вечера.

– Ради Бога, наденьте маски, – предупредил он. – Вы расквасите мне нос и поставите фингал под глазом. Господи, и зачем я только в это ввязался?

Великий вечер наступил. Тычок и Ллойд доехали на автобусе до угла улицы, на которой жил Джордж, и, шагнув на дорожку, ведущую к крыльцу, надели лыжные маски. Дверь оказалась заперта, но, как Джордж и обещал, не на все замки. Игровая комната находилась в подвале. Джордж стоял рядом с пластиковым мешком, набитым травкой. На столе для пинг-понга лежало оружие. Выглядел Джордж испуганным.

– Господи, ох Господи, и зачем только я в это ввязался? – повторял он, пока Ллойд связывал ему ноги бельевой веревкой, а Тычок накручивал на сведенные запястья изоляционную ленту фирмы «Скотч».

Потом Ллойд раскровил Джорджу нос, а Тычок врезал ему в глаз, поставив фингал, как и договаривались.

– Черт! – взвыл Джордж. – Обязательно бить так сильно?

– Ты же сам хотел, чтобы все выглядело по-настоящему, – заметил Ллойд. Тычок залепил куском изоленты рот Джорджа. Они стали собирать добычу.

– Хочу у тебя кое о чем спросить, чел. – Тычок повернулся к Ллойду.

– О чем? – полюбопытствовал Ллойд, нервно хихикнув.

– Как ты думаешь, сможет ли старина Джордж не выдать наш секрет?

Раньше Ллойду такой вопрос в голову не приходил. В течение томительно долгой минуты он задумчиво смотрел на Красавчика Джорджа, глаза которого выпучились от внезапного ужаса.

– Конечно, – наконец ответил Ллойд. – Он тоже в доле. – Но голос его звучал неубедительно, и чувствовалось, что он сам не очень-то в это верит. Семена сомнения обладают почти стопроцентной всхожестью.