Текст книги "Под Куполом. Том 2. Шестое чувство"

4

– Хэллоуин, – произнес Роджер, когда они отъехали от склада. – Это тоже тридцать один.

– Ты – просто кладезь информации, – буркнул Стюарт.

Роджер постучал по виску:

– Я запасаю ее здесь. Не специально. Она сама откладывается.

Ямайка, подумал Стюарт. Или Барбадос. Обязательно в теплых краях. Как только исчезнет Купол. Не хочу видеть никаких Кильянов. Или кого-то еще из этого города.

– А еще тридцать одна карта в колоде, – продолжил Роджер.

Ферн резко повернулся к нему:

– Что ты, твою мать, несешь?!

– Пошутил, просто пошутил! – расхохотался Кильян. От этого жуткого, пронзительного смеха у Стюарта заболела голова.

Они уже подъезжали к больнице. Стюарт увидел серый «форд-таурус», выруливающий из «Кэтрин Рассел».

– Эй, это же доктор Расти! – воскликнул Ферн. – Готов спорить, он порадуется возвращению пропана. Погуди ему, Стюи.

Стюарт погудел.

5

Когда безбожники уехали, Шеф Буши наконец-то выпустил из руки пульт дистанционного управления воротами гаража, который держал все это время. Он наблюдал за Роджером Кильяном и братьями Боуи из окна мужского туалета радиостудии. Большой палец лежал на кнопке, пока эти люди находились на складе, что-то там делали. Если они выйдут с продуктом, он нажмет на кнопку, и склад взлетит к небесам.

– Все в Твоих руках, мой Иисус, – пробормотал он. – Как мы говорили в детстве. Я не хочу, но сделаю.

И Иисус все устроил наилучшим образом. Шеф почувствовал, что так и будет, когда Джордж Дау и «Госпел-Тоунс» запели «Господь, как Ты заботишься обо мне», и Шеф почувствовал, что так оно и есть, что это не просто записанная на пленку песня, а Знак Свыше. Те трое приехали не за метом, а за двумя контейнерами с пропаном.

Он наблюдал за их отъездом, потом вышел на тропинку, которая соединяла студию и складское здание, где находилась лаборатория. Теперь это здание принадлежало ему, и весь мет принадлежал ему, по крайней мере пока не придет Иисус и не возьмет все Себе.

Может, на Хэллоуин.

Может, раньше.

Тут было о чем подумать, и в эти дни ему думалось легче после того, как он покурит.

Гораздо легче.

6

Джулия маленькими глоточками пила виски, растягивая удовольствие, а вот женщины-полицейские разобрались с налитым одним махом, как гусары. Они не опьянели, но алкоголь развязал им язык.

– Дело в том, что я в ужасе. – Джекки Уэттингтон не поднимала глаз, вертела в руках пустой стакан для сока, а когда Пайпер предложила повторить, покачала головой. – Такого никогда бы не случилось, будь Герцог жив. И эта мысль не отпускает меня. Даже если бы он имел основания подозревать, что Барбара убил его жену, то следовал бы установленному порядку. Только так и не иначе. А позволить отцу жертвы спуститься в Курятник и оказаться лицом к лицу с подозреваемым? Никогда. – Линда согласно мотнула головой. – Я боюсь думать о том, что может случиться с этим парнем. И потом…

– Если такое могло случиться с Барби, то может и с каждым? – спросила Джулия.

Джекки кивнула. Кусая губы. Вертя в руках стакан.

– Если что-то случится с ним… я даже не про суд Линча, просто несчастный случай в камере… не знаю, смогу ли я снова надеть эту форму.

Тревога Линды определялась более простой и очевидной причиной. Ее муж верил в невиновность Барбары. В ярости (и отвращении, вызванном тем, что она увидела в кладовой дома Маккейнов) Линда с порога отвергла эту идею, ведь армейские жетоны Барби нашли в посеревшей и закостеневшей руке Энджи. Но чем больше она об этом думала, тем сильнее нарастала ее тревога. Отчасти потому, что она уважала суждения Расти – не только сейчас, но и всегда, – но также из-за тех слов, которые прокричал Барби, прежде чем Рэндолф вывел его из строя «Мейсом». «Попросите вашего мужа осмотреть тела! Мэм, он должен осмотреть тела!»

– И еще, – Джекки все вертела стакан, – в заключенного не прыскают «Мейсом» только потому, что он кричит. Иногда по субботам, особенно после важных матчей, в камерах кричат, как в зоопарке перед раздачей еды. Но им просто не мешают кричать. Со временем они устают и ложатся спать.

Джулия тем временем изучающе смотрела на Линду. И когда Джекки закончила, обратилась к ней:

– Повторите еще раз, что сказал Барби.

– Он хотел, чтобы Расти осмотрел тела, особенно Бренды Перкинс. Сказал, что в больницу их не привезут. Он это знал. Они у Боуи, и это неправильно.

– Чертовски странно, что они убиты, – вставил Ромео. – Извините за грубое слово, преподобная.

Пайпер махнула рукой:

– Если Барби их убил, не понимаю, почему для него так важен осмотр тел. Но если не убивал, он, наверное, подумал, что вскрытие обелит его.

– Бренда – самая последняя жертва, так? – спросила Джулия.

– Да, – подтвердила Джекки. – У нее началось окоченение, но не закончилось. По крайней мере мне Бренда окоченевшей не показалась.

– Она и не окоченела, – сказала Линда. – А поскольку окоченение начинается примерно через три часа после смерти, то, по моим расчетам, Бренду убили где-то около восьми-девяти утра. Но я не врач. – Она вздохнула и прошлась руками по волосам. – Расти тоже, но он смог бы определить время смерти гораздо точнее, чем я, если б его позвали. Никто этого не сделал. Включая меня. Я так испугалась… столько всего навалилось…

Джекки отодвинула стакан.

– Послушай, Джулия, утром ты была у супермаркета с Барбарой, так?

– Да.

– Чуть позже девяти, когда бунт уже начался?

– Да.

– Кто пришел первым, он или ты? Потому что я не знаю.

Джулия пояснила, что она пришла первой, а Барби появился после нее и позже, чем Роуз Твитчел и Энсон Уилер.

– Барби показал нам, как успокоить людей, – добавила она. – Возможно, спас многих от серьезных травм. Это никак не вяжется с вашими находками в той кладовой. Есть у вас какие-то предположения об очередности смертей? Помимо Бренды, которую убили последней?

– Энджи и Доди стали первыми жертвами, – ответила Джекки. – Разложение у них зашло дальше, чем у Коггинса, так что его убили позже.

– Кто их нашел?

– Ренни-младший. Он что-то заподозрил, потому что увидел автомобиль Энджи в гараже. Но это не важно. Куда важнее Барбара. Ты уверена, что он прибыл после Роуз и Энса? Потому что это выглядит не очень хорошо.

– Я уверена. Поэтому если предположить, что Барби не убивал людей, тогда чем он занимался? – Но ответ напрашивался очевидный. – Пайпер, я могу воспользоваться твоим телефоном?

– Разумеется.

Джулия заглянула в телефонный справочник, размером с брошюру, потом по мобильнику Пайпер позвонила в «Эглантерию». Услышала резкий ответ:

– Мы закрыты до последующего уведомления. Эти говнюки арестовали моего повара.

– Роуз? Это Джулия Шамуэй.

– Ох, Джулия. – Голос Роуз смягчился на самую малость. – Чего ты хочешь?

– Пытаюсь установить алиби Барбары. Хочешь помочь?

– Будь уверена. Сама идея, что Барби убивал людей, нелепа. Что ты хочешь знать?

– Я хочу знать, был ли он в «Эглантерии», когда начался бунт в «Мире еды»?

– Естественно. – В голосе Роуз слышалось недоумение. – А где еще он мог быть после завтрака? Когда мы с Энсоном уехали, он отчищал гриль.

7

Солнце садилось, тени удлинялись, и Клер Макклэтчи нервничала все сильнее. Наконец пошла на кухню, чтобы сделать то, что откладывала и откладывала: воспользоваться мобильником мужа (он забыл его субботним утром, постоянно забывал), чтобы позвонить на свой. Она боялась, что после четырех гудков услышит собственный голос, веселый и чирикающий, записанный до того, как весь город оказался в тюрьме за невидимой решеткой. Привет, это голосовая почта Клер. Оставьте сообщение после звукового сигнала.

И что она тогда скажет? Джо, позвони мне, если ты не умер?

Она поднесла руку к кнопкам, замерла. Помни, если Джо не ответит в первый раз, значит, он едет на велосипеде и не успеет слезть с него и достать мобильник из рюкзака до того, как включится голосовая почта. Он будет готов принять звонок, когда ты позвонишь второй раз, зная, что это ты.

А если звонок будет переключен на голосовую почту во второй раз? И в третий? Почему она вообще отпустила его? Должно быть, рехнулась.

Клер закрыла глаза, и перед мысленным взором возникла картинка, четкостью не уступающая тем, что она иногда видела в кошмарных снах: телеграфные столбы и витрины Главной улицы заклеены фотографиями Джо, Бенни и Норри, которые выглядели точно так же, как дети, чьи снимки вывешивают на информационных досках, установленных в зонах отдыха на автострадах. Всегда с надписью: «ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ЕГО/ЕЕ ВИДЕЛИ В…»

Клер открыла глаза и быстро набрала номер, потому что могла струсить. Приготовилась оставить сообщение: Я позвоню через десять секунд, и тебе лучше ответить, мистер… Но к ее изумлению, Джо ответил, чисто и ясно, на середине первого гудка.

– Мама! Привет, мама! – Живой, и даже больше чем живой: судя по голосу, его распирало радостное возбуждение.

Где ты? – хотела она спросить, но сначала не могла ничего вымолвить. Ни единого слова. Ноги стали губчато-эластичными. Она привалилась к стене, чтобы не грохнуться на пол.

– Мама! Ты на связи?

Клер услышала шум подъезжающего автомобиля и голос Бенни, приглушенный, но отчетливый, кричащий:

– Доктор Расти! Эй, чувак, стой!

Наконец к ней вернулся дар речи:

– Да. На связи. Вы где?

– На вершине холма у городской площади. Я собирался позвонить тебе, потому что уже начало смеркаться, сказать, чтобы ты не волновалась, и телефон зазвонил у меня в руке. От неожиданности я чуть его не выронил.

Да уж, вечно родители волнуются понапрасну. На вершине холма у городской площади. Они будут здесь через десять минут. Бенни, наверное, захочет съесть еще три фунта еды. Спасибо Тебе, Господи.

Норри что-то говорила Джо. Вроде бы: «Скажи ей, скажи ей». Потом в мобильнике вновь зазвучал голос ее сына, такой громкий и радостный, что ей пришлось чуть отнести мобильник от уха.

– Мама, я думаю, мы его нашли. Я практически уверен. Он в яблоневом саду на вершине Блэк-Ридж.

– Нашли что, Джо?

– Я не знаю наверняка, не хочу делать поспешные выводы, но, возможно, штуковину, которая создает Купол. Скорее всего. Мы видели мигалку, вроде той, что ставят на вышках-трансляторах, чтобы предупреждать пилотов, только находилась она на земле и мигала пурпурным, а не красным. Мы не подходили достаточно близко, чтобы увидеть что-то еще. Мы отключились, все. Очнулись в полном порядке, но поняли, что уже поз…

– Отключились? – чуть ли не выкрикнула Клер. – Что значит – отключились? Быстро домой! Немедленно домой, чтобы я могла взглянуть на тебя!

– Я в порядке, мама, – поспешил успокоить ее Джо. – Я думаю, это… ты знаешь, когда люди прикасались к Куполу, они испытывали что-то похожее на легкий удар током, а потом эти ощущения пропадали. Я думаю, ты отключаешься один раз, а потом приобретаешь иммунитет. Получаешь прививку, и никакой опасности. И Норри так думает.

– Мне без разницы, что думает она или ты, мистер. Немедленно домой, чтобы я убедилась, что ты в порядке, или мне придется делать прививку твоему заду.

– Хорошо, но мы должны связаться с мистером Барбарой. Он первым подумал о счетчике Гейгера и оказался прав. И надо поставить в известность доктора Расти. Он только что проехал мимо нас. Бенни пытался остановить его, но не вышло. Мы найдем Расти и мистера Барбару, чтобы они тоже пришли в дом, хорошо? Надо обдумать наш следующий шаг.

– Джо… мистер Барбара…

Клер замолчала. А что говорить? Что мистер Барбара, которого некоторые люди начали называть полковник Барбара, арестован по обвинению в совершении нескольких убийств?

– Что? – спросил Джо. – Что с ним? – Триумф в его голосе сменила озабоченность.

Клер предполагала, что он чувствует ее настроение точно так же, как она чувствует его. И Джо, несомненно, очень надеялся на Барбару – как и Бенни, как и Норри. Она, разумеется, не смогла бы держать их в неведении (даже если бы и хотела), но не собиралась сообщать об аресте Барбары и предъявленных ему обвинениях по телефону.

– Приезжайте домой, – услышал от нее Джо. – Поговорим здесь. И, Джо… я очень вами горжусь.

8

Джимми Сируа умер во второй половине дня, примерно в то время, когда Джо и его друзья катили на велосипедах в город.

Расти сидел в коридоре, обнимая Джину Буффалино и не мешая ей плакать у него на груди. В другое время он бы чувствовал себя крайне неловко, сидя в обнимку с девушкой, которой едва исполнилось семнадцать, но времена изменились. Одного взгляда на коридор – освещенный теперь лампами Коулмана, а не залитый флуоресцентным светом – хватало, чтобы понять, что времена изменились. Больница превратилась в заполненную тенями аркаду.

– Не твоя вина, – успокаивал он ее. – Не твоя вина, не моя, даже не его. Он не напрашивался на диабет.

Хотя, Бог свидетель, очень многие жили с диабетом долгие годы. Но эти люди заботились о себе. Джимми, предпочитавший жизнь отшельника на Год-Крик-роуд, к таковым не относился. Когда он наконец-то приехал в Центр здоровья – в прошлый четверг, – то не смог самостоятельно вылезти из автомобиля, жал на клаксон, пока Джинни не вышла, чтобы посмотреть, что там такое. И, стянув со старика штаны, Расти увидел, что правая нога – дряблая и посиневшая. Даже если бы Джимми выкарабкался, чувствительность нервных окончаний восстановить бы не удалось.

«Совсем не больно, док», – заверил Джимми Рона Хаскела перед тем, как впасть в кому. С тех пор он то приходил в сознание, то уплывал в забытье, а нога становилась все хуже. Расти откладывал ампутацию, хотя знал, что без этого не обойтись, если он хотел дать Джимми шанс на спасение.

Когда прекратилась подача электричества, Джимми и еще двум пациентам внутривенно вводились антибиотики. Те все равно продолжали поступать, но расходомеры выключились, а потому медсестры не знали, какая поступила доза. Кроме того, отключился кардиомонитор Джимми и респиратор, подающий воздух в легкие. Расти убрал респиратор, положил на лицо старика маску и показал Джине, как пользоваться кислородной подушкой. У нее получалось, и она старалась, но в шесть вечера Джимми все равно умер.

И теперь Джина рыдала.

Оторвала залитое слезами лицо от груди Расти, чтобы спросить:

– Я дала ему слишком много кислорода? Слишком мало? Я задушила его и убила?

– Нет. Джимми, вероятно, все равно бы умер, а так ему не пришлось ложиться под нож и он обошелся без ампутации.

– Не думаю, что я смогу сделать это снова. – Джина вновь зарыдала. – Так страшно. А теперь мне очень плохо.

Расти не знал, как на это реагировать, и тут подоспела неожиданная помощь.

– Ты оклемаешься, – раздался хриплый, гнусавый голос. – Должна, милая, потому что без тебя нам не обойтись. – По коридору к ним медленно шла Джинни Томлинсон.

– Не следовало тебе вставать, – покачал головой Расти.

– Наверное, – согласилась Джинни и со вздохом облегчения села по другую сторону Джины. Заклеенный пластырем нос, полоски пластыря под глазами придавали ей сходство с хоккеистом после трудного матча. – Но тем не менее я возвращаюсь к работе.

– Может, завтра… – начал Расти.

– Нет, теперь. – Она взяла Джину за руку. – И ты тоже, милая. Когда я училась в медицинском училище, одна старая медсестра говорила: «Ты можешь уйти, когда кровь высохнет, а родео закончится».

– А если я ошибусь? – прошептала Джина.

– Все ошибаются. Главное – ошибаться как можно реже. И я тебе помогу. Тебе и Гарриет. Что скажешь?

Джина с сомнением посмотрела на опухшее лицо Джинни: его к тому же не красили и старые очки, которые та где-то нашла.

– Такой энтузиазм можно только приветствовать, – заявил Расти, – но, если почувствуешь, что валишься с ног, найди свободную кровать и приляг. Приказ доктора Расти.

Джинни поморщилась, когда кончики губ в улыбке потянулись к крыльям носа.

– Кому нужна кровать, если я всегда могу воспользоваться старым диваном доктора Хаскела в комнате отдыха.

Зазвонил мобильник Расти. Он махнул женщинам рукой, предлагая заняться делом. Они ушли, разговаривая. Джина обнимала Джинни за талию.

– Алло, это Эрик, – ответил он.

– А это жена Эрика. – Приглушенный голос. – Звонит, чтобы извиниться перед Эриком.

Расти прошел в пустующую смотровую и закрыл за собой дверь.

– Никакие извинения не нужны. – Впрочем, он сомневался в правдивости своих слов. – Влияние момента. Его отпустили? – Вопрос казался ему совершенно логичным. Тот Барби, которого он знал, никого убить не мог.

– Я бы предпочла не обсуждать это по телефону. Ты можешь приехать домой? Пожалуйста! Нам надо поговорить.

Расти полагал, что мог. В критическом состоянии у него был только один пациент, который, умерев, существенно упростил его профессиональную жизнь. Но хотя он ощутил облегчение от того, что в ссоре с любимой женщиной поставлена точка, ему не понравилась осторожность, которая явственно звучала в ее голосе.

– Могу, но ненадолго. Джинни уже на ногах, но, если я не буду ее контролировать, она снова свалится. Пообедаем?

– Да. – У нее словно гора с плеч свалилась, что очень порадовало почувствовавшего это Расти. – Я разогрею куриный суп. Нам лучше съесть побольше замороженных блюд, пока не закончился пропан.

– И еще. Ты по-прежнему думаешь, что Барби виновен? Независимо от того, что думают остальные?

Долгая пауза.

– Мы поговорим дома. – И она отключила связь.

Расти привалился задом к столу, на котором проходил осмотр пациентов. Какое-то время смотрел на мобильник, потом нажал кнопку с красной трубкой. Многое казалось ему неясным – он напоминал себе человека, плавающего в море вопросов, – но в одном сомнений не было: его жена думала, что кто-то может подслушивать их разговор. Кто же? Армия? Министерство национальной безопасности?

Большой Джим Ренни?

– Нелепо, – сообщил Расти пустой комнате. Потом вышел в коридор, чтобы найти Твитча и сказать ему, что на короткое время уезжает.

9

Твитч согласился приглядывать за Джинни и следить, чтобы та не перетрудилась, но поставил условие: Расти перед отъездом осмотрит Генриетту Клавар, которая пострадала во время продуктового бунта.

– Что с ней? – спросил Расти, страшась наихудшего. Генриетта на здоровье особо не жаловалась, но ей, между прочим, восемьдесят четыре года.

– Она говорит, и я цитирую: «Одна из этих никчемных сестер Мерсье сломала мой чертов зад». Она имеет в виду Карлу Мерсье, которая теперь Вензиано.

– Хорошо. Наш город мал, и за команду за одну мы все болеем. Это так?

– Что – так, сэнсэй?

– Зад сломан?

– Не знаю. Она мне его не показывает. Говорит, и я цитирую: «Я покажу мои подштанники только профессиональному глазу».

Оба расхохотались, стараясь приглушить смех.

Из-за закрытой двери донесся хрипловатый и недовольный голос старушки:

– У меня сломана задница, а не уши. Я все слышу.

Расти и Твитч расхохотались еще сильнее. Лицо Твитча побагровело.

– Будь это ваши задницы, – заметила Генриетта, – вам было бы не до смеха.

– Извините, миссис Клавар. – Расти, все еще улыбаясь, вошел в смотровую.

Она стояла, а не сидела и, к безмерному облегчению Расти, улыбалась сама.

– Не за что. В нашей катавасии хоть что-то должно быть смешным. Пусть это буду я. – Она помолчала. – А кроме того, я крала вместе с остальными. Наверное, заслужила сломанный зад.

10

Как выяснилось, Генриетта отделалась синяками, а не переломами. Чему оставалось только порадоваться, потому что в сломанном копчике ничего смешного нет. Расти дал старушке тюбик обезболивающей мази, убедился, что дома у нее есть адвил, и отправил домой, хромающую, но довольную. Насколько могла быть довольна дама ее возраста и темперамента.

При второй попытке Расти покинуть больницу, через пятнадцать минут после звонка Линды, Гарриет Бигелоу остановила его у самой двери на автостоянку.

– Джинни говорит, вы должны знать, что Сэмми Буши ушла.

– Ушла куда? – спросил Расти. Со школы он считал, что самый глупый вопрос – тот, что остался незаданным.

– Никто не знает. Просто ушла.

– Может, она пошла в «Эглантерию», чтобы узнать, будет ли там обед? Я на это надеюсь, потому что у нее могут разойтись все швы, если она пойдет пешком к своему трейлеру.

На лице Гарриет отразилась тревога:

– Она может… истечь кровью и умереть? Если кровь течет из твоей ву-ву… это же плохо.

Расти слышал много синонимов слова «вагина», но этот – впервые.

– Умереть – вряд ли, но ей придется вернуться сюда на более продолжительный срок. А ребенок?

На лице Гарриет отразился ужас. Эта милая девушка, нервничая, начинала часто-часто моргать за толстыми стеклами очков. Такие девушки, подумал Расти, доводили себя до нервного расстройства лет через пятнадцать после окончания колледжей Вассара или Смита.

– Ребенок! Святой Боже, Литл Уолтер! – Она убежала, прежде чем Расти успел ее остановить, вернулась с написанным на лице облегчением. – Все еще здесь. Он не очень шустрый, но, наверное, такой у него характер.

– Тогда Сэмми вернется. Какие бы ни были у нее проблемы, ребенка она любит. По-своему.

– Что? – Гарриет заморгала.

– Не важно. Я постараюсь вернуться побыстрее. Не опускай крылья.

– Не опускай крылья?

– Занимайся больными, я хотел сказать.

Гарриет просияла:

– Это я смогу, доктор Расти, нет проблем.

Эверетт повернулся, чтобы наконец-то уйти, но теперь перед ним стоял мужчина – тощий, симпатичный, если не обращать внимания на крючковатый нос, с густыми седыми волосами, забранными в конский хвост. Расти вспомнил, что не так давно видел его с молодой женщиной и двумя детьми, и задался вопросом: «А удастся ли тебе, доктор, когда-нибудь выбраться из больницы?»

– Могу я вам помочь, сэр?

– Честно говоря, я думал, что, возможно, сумею вам помочь. – Он протянул костлявую руку: – Терстон Маршалл. Мы с коллегой проводили уик-энд у Честерского пруда и угодили сами знаете во что.

– Очень сожалею.

– Дело в том, что у меня есть некоторый медицинский опыт. Я поступил на альтернативную службу во время вьетнамской бойни. Подумывал об эмиграции в Канаду, но я собирался… впрочем, это не важно. Я записался в альтернативщики и провел два года в госпитале для ветеранов в Массачусетсе.

Расти это заинтересовало.

– В «Эдит Ноурс Роджерс»?

– Именно. Я, конечно же, отстал от жизни, но…

– Мистер Маршалл, у меня есть для вас работа.