Текст книги "Мёртвая зона"

– Доктор Вейзак, я настаиваю! – резко произнес Браун.

Вейзак очнулся и с недоумением посмотрел на молодого коллегу, будто раньше не замечал его.

– Конечно, конечно, – согласился он. – Джон получил ответы на свои вопросы… Хотя мне кажется, что он рассказал нам больше, чем мы ему.

– Глупости! – воскликнул Браун, и Джонни понял, что напугал его до смерти.

Вейзак улыбнулся Брауну и медсестре. Та смотрела на Джонни, как на тигра в хлипкой клетке.

– Никому не рассказывайте об этом, сестра. Ни начальству, ни матери, ни брату, ни любовнику, ни священнику на исповеди. Договорились?

– Да, доктор, – ответила медсестра.

Но она обязательно расскажет, подумал Джонни и взглянул на Вейзака. И он об этом знает.

Он проспал почти до четырех, и затем его отвезли в отделение неврологии, чтобы продолжить обследование. Джонни плакал. Он не мог контролировать даже те функции, которые у взрослых не вызывают никаких трудностей. На обратном пути Джонни обмочился, и ему, словно младенцу, поменяли белье. Его охватила (в первый, но далеко не последний раз) глубокая депрессия, и он пожалел, что не умер. Как же несправедливо устроен мир! Подобно Рипу ван Винклю, он потерял связь со своим временем и оторвался от действительности. Он не мог ходить. Его девушка вышла замуж за другого, а мать превратилась в религиозную фанатичку. Чего ради теперь жить, и кому нужна такая жизнь?

Доставив Джонни в палату, медсестра спросила, не нужно ли ему что-нибудь. Если бы дежурила Мари, Джонни попросил бы воды со льдом. Но она сменилась в три часа.

– Нет, – ответил он, повернулся лицом к стене и вскоре уснул.

Глава восьмая

1

В тот вечер пришли родители и провели с Джонни час. Вера принесла с собой кучу брошюр.

– Мы останемся до конца недели, – сказал Эрб, – а потом, если все у тебя будет нормально, ненадолго вернемся в Паунал. Но будем приезжать каждые выходные.

– Я хочу остаться со своим мальчиком, – громко заявила Вера.

– Лучше не надо, мам, – попросил Джонни. Депрессия немного отступила, но он отлично помнил, как плохо ему было несколько часов назад. Если он снова окажется в таком состоянии и мать начнет рассказывать о чудесном предназначении, уготованном ему Господом, то он вряд ли удержится от смеха.

– Я нужна тебе, Джон. Нужна, чтобы объяснить…

– Сначала мне нужно поправиться, – прервал ее Джонни. – А потом ты мне все объяснишь. Договорились?

Вера не ответила. Ее лицо выражало упрямство.

Джонни подумал, что все случившееся – лишь каприз судьбы. Окажись они на том участке дороги на пять минут раньше или позже, все сложилось бы иначе. А теперь они все в полном дерьме. И мать считает, что это – промысел Божий! Хотя, наверное, иначе можно просто спятить.

Чтобы нарушить неловкое молчание, Джонни спросил:

– А Никсона переизбрали, отец? Кто баллотировался, кроме него?

– Его переизбрали. Соперником был Макговерн.

– Кто?

– Макговерн. Джордж Макговерн. Сенатор из Южной Дакоты.

– Не Маски?

– Нет. Но Никсон больше не президент. Он ушел в отставку.

– Что?!

– Он оказался лжецом! – строго сообщила Вера. – Никсона обуяла гордыня, и Господь покарал его.

– Никсон ушел в отставку? – изумился Джонни. – Никсон?

– У него не было выбора, – пояснил Эрб. – Или отставка, или импичмент.

Джонни вдруг осознал, какие важные и серьезные перемены произошли в американской политике, пока он лежал в коме. Наверняка они связаны с войной во Вьетнаме. Теперь он по-настоящему ощутил себя Рипом ван Винклем. Насколько же все изменилось? Ему было страшно спрашивать. Потом Джонни все-таки решился:

– Агню… Президентом стал Агню?

– Форд, – ответила Вера. – Хороший, честный человек.

– Генри Форд – президент Соединенных Штатов?

– Не Генри, – поправила она, – а Джерри.

Джонни смотрел на родителей, и все услышанное казалось ему сном или дурной шуткой.

– Агню тоже ушел в отставку, – добавила Вера. – Выяснилось, что он – вор. Говорят, получил взятку у себя в кабинете.

– Он ушел в отставку не из-за взятки, – вмешался Эрб. – Какие-то грязные делишки в Мэриленде. Судя по всему, он увяз в них по горло. Никсон назначил вице-президентом Джерри Форда. В августе прошлого года он сам ушел в отставку, его место занял Форд и назначил вице-президентом Нельсона Рокфеллера. Сейчас у власти они.

– Разведенный! – осуждающе уточнила Вера. – Упаси Боже, если он станет президентом!

– А что натворил Никсон? – спросил Джонни. – Господи… – Он взглянул на мать, недовольно поджавшую губы. – То есть раз уж дело дошло до импичмента…

– Не поминай имя Господа всуе, особенно когда говоришь о шайке грязных политиканов! – воскликнула Вера. – Причиной был «Уотергейт».

– «Уотергейт»? Это что – название операции во Вьетнаме? Что-то в этом роде?

– «Уотергейт» – название отеля в Вашингтоне, где располагалась штаб-квартира демократической партии, – пояснил Эрб. – Несколько кубинцев незаконно проникли туда, и их поймали. Никсон об этом знал и постарался замять дело.

– Ты шутишь? – усомнился Джонни.

– Все дело в записях, – сказала Вера. – И в Джоне Дине, а его я считаю крысой, бегущей с тонущего корабля. Самый обычный «флюгер»!

– Пап, ты можешь объяснить толком?

– Попробую, но не думаю, что сейчас известна вся правда. Во всяком случае, пока. Я принесу тебе почитать про «Уотергейт». Об этом уже написали миллион книг, и, наверное, напишут еще столько же, пока не разберутся. Так вот, накануне выборов, летом семьдесят второго…

2

Родители ушли в половине одиннадцатого. В палате горел только ночник. Джонни не спалось – от полученной информации голова шла кругом, и окружающий мир пугал его. Как сильно все изменилось за такое короткое время. Он чувствовал, что потерял связь с действительностью.

Отец рассказал, что бензин подорожал почти вдвое. Перед аварией галлон бензина стоил тридцать или тридцать два цента, а теперь – пятьдесят четыре, и на бензоколонках выстраивались очереди. По всей стране ограничили скорость до пятидесяти пяти миль в час, и водители трейлеров чуть не взбунтовались.

Но это все ерунда по сравнению с тем, что война во Вьетнаме закончилась и там пришли к власти коммунисты. Эрб сказал, что это случилось, когда Джонни начал выходить из комы. После стольких лет кровопролития последователи Хо Ши Мина захватили власть за несколько дней.

Президент Соединенных Штатов посетил Красный Китай. Не Форд, а Никсон. Он побывал там до отставки. Кто бы мог подумать, что туда отправится Никсон – сам известный «охотник за ведьмами»? Узнай об этом Джонни не от отца, он ни за что не поверил бы.

Слишком много неожиданного и пугающего. Он боялся потерять рассудок, поэтому предпочел бы ничего больше не знать и не слышать. Взять хотя бы ту ручку доктора Брауна – фломастер – сколько еще появилось подобных вещей? Сколько сотен самых разных мелочей будут постоянно напоминать ему о потерянных годах жизни – почти шести процентах жизни, если верить статистике страховщиков? Он оказался выброшенным из жизни. Лишним человеком.

– Джон? – негромко окликнули его. – Вы спите, Джон?

Он повернулся. В дверном проеме стоял невысокий мужчина с покатыми плечами. Доктор Вейзак.

– Нет, не сплю.

– Так я и думал. Можно войти?

– Конечно. Пожалуйста.

Вейзак осунулся и постарел. Он подошел и присел на кровать.

– Я связался по телефону со справочной службой Кармела, штат Калифорния, и попросил номер миссис Иоганны Боренц. Как вы думаете, он существует?

– Да, если у нее есть телефон и номер зарегистрирован, – ответил Джонни.

– У нее есть телефон. И мне дали номер.

– Понятно. – Джонни поддерживал разговор из вежливости, потому что ему нравился Вейзак. На самом деле, Джонни не нуждался в подтверждении факта существования Иоганны Боренц – он знал это так же точно, как и то, что был правшой.

– Я долго размышлял об этом, – продолжал Вейзак. – Я сказал вам, что моя мать умерла, но это было только предположение. Мой отец погиб при обороне Варшавы, а мать исчезла. Логично было бы считать, что она погибла при бомбежке… или во время оккупации… ну, вы понимаете. От нее не поступило никаких вестей, так что предположить это было вполне логично. Что касается амнезии… как невролог скажу вам, что такая затяжная общая амнезия встречается крайне редко. Наверное, даже реже, чем настоящая шизофрения. Я никогда не слышал о подтвержденном факте амнезии, длившейся тридцать пять лет.

– От амнезии она излечилась очень давно, – возразил Джонни. – Мне кажется, она заблокировала все воспоминания, связанные с этим. Когда память вернулась к ней, она была уже замужем за другим, матерью двух, а может, и трех детей. Не исключено, что воспоминания порождали в ней чувство вины. Но она все равно думает о вас. «Мальчик в безопасности». Вы звонили ей?

– Да. Я набрал ее номер из дома. Вы знаете, что сейчас такое возможно? Это очень удобно. Набираешь единицу, потом код региона и номер. Одиннадцать цифр – и можно связаться с любой точкой страны. Это удивительно, даже немного пугает. Трубку взял юноша, вернее, молодой человек, и я спросил, дома ли миссис Боренц. Он крикнул: «Мам, это тебя». И положил трубку на столик, полку или что-то еще. Я находился в Бангоре, штат Мэн, в сорока милях от Атлантического океана и слышал, как положили трубку на столик в городе на побережье Тихого океана. Сердце у меня… оно стучало так сильно, что я испугался. Не знаю, сколько длилось ожидание, но она наконец взяла трубку и сказала: «Да? Я слушаю».

– И что вы сказали? Как объяснили ваш звонок?

– Я не стал ничего объяснять. – Вейзак криво улыбнулся. – Я повесил трубку. И мне захотелось выпить, но дома не нашлось ничего крепкого.

– Вы убедились, что это она?

– Джон, что за наивный вопрос? В 1939 году мне было девять лет. С тех пор я не слышал голоса матери. Тогда она говорила только по-польски, а я теперь говорю только по-английски… Стыдно, конечно, но должен признаться, что почти забыл родной язык. Как же я мог «убедиться»?

– Но это была она?

Вейзак потер лоб.

– Да, это была она. Моя мать.

– И вы не стали с ней разговаривать?

– Какой смысл? – раздраженно спросил Вейзак. – Она живет своей жизнью, разве не так? Вы же сами об этом рассказывали. «Мальчик в безопасности». Зачем же лишать душевного покоя женщину, жизнь которой подходит к концу? Зачем пробуждать в ней чувство вины? А ведь такой риск есть.

– Мне трудно судить. – У Джонни не было ответов на эти трудные вопросы, но он чувствовал, что, задавая их, Вейзак, вероятно, хотел разобраться в себе и обрести покой.

– Мальчик в безопасности, женщина в Кармеле – тоже. Их разделяет целая страна, и пусть так и останется. А как быть с вами, Джон?

– Не понимаю, о чем вы.

– Выражусь яснее: доктор Браун злится на меня, на вас и даже на себя. Ведь он чуть не поверил в нечто такое, что считал чепухой всю жизнь. Медсестра, находившаяся здесь, наверняка не станет молчать. Она обо всем расскажет мужу, когда они отправятся спать, и на этом все, возможно, закончится. А может, и нет. Муж расскажет начальнику, и в конце концов уже завтра вечером газеты могут выйти с заголовками «После комы у больного открылся дар ясновидения».

– «Ясновидения», – повторил Джонни. – Значит, это так называется?

– Я и сам не знаю, что это такое. Сверхъестественная способность? Прорицание? Удобные, но ничего не объясняющие слова. Абсолютно ничего! Вы сказали одной из медсестер, что операция на глазе ее сына пройдет удачно…

– Мари. – Джонни улыбнулся. Мари нравилась ему.

– …и об этом уже шепчется вся больница. Вы видели будущее? Это и есть ясновидение? Я не знаю. Вы поместили между ладонями фотографию моей матери и определили, где она живет сейчас. Вы можете сказать, где найти потерянные вещи и пропавших людей. Может, ясновидение заключается в этом? Я не знаю. Вы умеете читать мысли? Влиять на предметы физического мира? Исцелять возложением рук? Все эти способности называются «сверхъестественными». И сродни «ясновидению». Именно они вызывают смех у доктора Брауна. Вызывают смех? Нет! Он поднимает их на смех!

– А вы – нет?

– Я вспоминаю о великих ясновидящих Эдгаре Кейси и Питере Гуркосе. Я пытался рассказать доктору Брауну о Гуркосе, но он надо мной только посмеялся. Он не хочет говорить об этом, не хочет ничего об этом знать!

Джонни промолчал.

– Так… как с вами быть?

– А разве надо обязательно что-то делать?

– Полагаю, да. – Вейзак поднялся. – Я оставлю вас, чтобы вы сами об этом подумали. Но размышляя, помните вот о чем: есть такие вещи, которые лучше не замечать. И лучше потерять их, чем найти.

Пожелав Джонни спокойной ночи, он тихо вышел. Джонни чувствовал смертельную усталость, но заснуть долго не мог.

Глава девятая

1

Первую операцию Джонни назначили на 28 мая. Вейзак и Браун подробно объяснили ему, в чем ее суть. Она будет проходить под местным наркозом: врачи не хотели рисковать и использовать анестетики общего действия. Первая операция будет на связках коленей и лодыжек. Его связки, сильно укоротившиеся за время сна, удлинят с помощью полимерных тканей. Их уже использовали при операциях на сердечных клапанах. Вопрос не столько в том, приживутся ли искусственные связки или организм отторгнет их, сколько в способности ног воспринять эти изменения. Если результаты окажутся хорошими, последуют еще три операции: на бедрах, локтях и, возможно, на шее, которую Джонни едва поворачивал. Оперировать будет Реймонд Руопп; он и разработал методику. Руопп специально прилетит из Сан-Франциско.

– А чем заинтересовала Руоппа моя персона, если он такая «суперзвезда»? – спросил Джонни. Новое слово суперзвезда он узнал от Мари. Она назвала так лысеющего певца в очках, Элтона Джона.

– Вы недооцениваете свою уникальность, – ответил Браун. – В Соединенных Штатах можно по пальцам пересчитать людей, очнувшихся после такой продолжительной комы, как у вас. В этой малочисленной группе только вам удалось полностью восстановиться после сопутствующего коме повреждения мозга.

Сэм Вейзак был более откровенен.

– Вы – подопытный кролик, понимаете?

– Что?!

– Именно так. Посмотрите, пожалуйста, на свет. – Вейзак направил луч в левый зрачок Джонни. – Вам известно, что я могу увидеть ваш зрительный нерв с помощью этой штуки? Глаза – не просто зеркало души. Они – один из краеугольных камней, на которых держится вся мозговая деятельность.

– Подопытный кролик, – мрачно пробормотал Джонни, глядя в ослепительно яркую точку луча.

– Да, – подтвердил доктор, выключая прибор. – И незачем себя жалеть. Многие технологии, которые делают вашу операцию возможной, были отработаны во время войны во Вьетнаме. Подопытных кроликов в больницах для ветеранов предостаточно, верно? Такого ученого, как Руопп, заинтересовала ваша уникальность. Есть человек, находившийся в коме четыре с половиной года. Можно ли снова поставить его на ноги? Очень любопытная проблема. Он уже спит и видит, как напишет об этом монографию и опубликует ее в «Нью-Ингланд джорнал оф медисин». Он ждет этого, как ребенок – новых игрушек под новогодней елкой. Для него вы не существуете как живой человек, как Джон Смит, которому больно, который пользуется подкладным судном и должен позвать сестру, если у него чешется спина. И это хорошо! Его руки не будут дрожать. Улыбнитесь, Джонни! Этот Руопп похож на банковского служащего, но он лучший хирург в Северной Америке!

Но улыбаться Джонни совсем не хотелось.

Он прилежно прочитал все брошюры, принесенные матерью. Они повергли его в уныние и заставили серьезно усомниться в том, все ли в порядке с ее рассудком. Автор одной из них, Салем Кирбан, поразил его нездоровым и каким-то языческим интересом к жестокостям апокалипсиса и геенны огненной. Другой описывал приход Антихриста в стиле низкопробных фильмов ужасов. Остальные представляли широкий спектр самых безумных идей: Христос жил под Южным полюсом, Бог перемещался на летающих тарелках, Нью-Йорк был Содомом, а Лос-Анджелес – Гоморрой. В брошюрах говорилось об изгнании нечистой силы, о ведьмах и самых разных известных и неизвестных вопросах подобного рода. Джонни не понимал, что общего у этих брошюр с религиозной, но вполне здравомыслящей женщиной, какой он оставил мать перед тем, как впал в кому.

Через три дня после случая с фотографией матери Вейзака в палату Джонни заглянул худощавый черноволосый журналист из бангорской «Дейли ньюс» и, представившись Дэвидом Брайтом, спросил, можно ли получить короткое интервью.

– А врачи разрешили? – осведомился Джонни.

– Вообще-то я не спрашивал, – признался Брайт.

– Что ж, я в вашем распоряжении.

– Даже не знаю, как благодарить вас! – Брайт сел у кровати Джонни.

Первые вопросы касались аварии и ощущений Джонни после выхода из комы, когда он узнал, что проспал почти половину десятилетия. Джонни отвечал честно и откровенно. Потом Брайт сообщил, что, по сведениям из «одного источника», после аварии у Джонни появилось своего рода «шестое чувство».

– Вы спрашиваете, ясновидящий ли я?

Брайт пожал плечами:

– Можно и так выразиться.

Джонни много размышлял над тем, что сказал Вейзак. И чем больше думал, тем сильнее в нем крепла уверенность, что Вейзак поступил правильно, повесив трубку и не став разговаривать с матерью. Эта ситуация ассоциировалась у Джонни с сюжетом рассказа Джейкобса «Обезьянья лапа». Лапа могла исполнить три любых желания, но цена, которую приходилось за это платить, была непомерной. Пожилая пара попросила у лапы двести фунтов стерлингов и действительно получила их, правда, в качестве компенсации за смерть их единственного сына, погибшего в результате несчастного случая на фабрике. Затем мать попросила вернуть ее сына, и вскоре тот постучался в дверь. Чтобы жена не увидела обезображенный труп, вызванный ею из могилы, старик использовал последнее желание и отправил его обратно. Как и говорил Вейзак, есть вещи, которые лучше потерять, чем найти.

– Нет, – ответил Джонни. – Я такой же экстрасенс, как и вы.

– Но мой источник утверждает…

– Это неправда.

Брайт, не скрывая сомнения, улыбнулся и, немного поразмыслив о том, стоит ли проявлять настойчивость, открыл чистую страницу в блокноте. Он начал с вопросов о планах Джонни на будущее, о том, что он помнит об аварии.

– Так чем же вы все-таки собираетесь заняться, когда выйдете отсюда? – поинтересовался Брайт, закрывая блокнот.

– Я еще серьезно не думал об этом. Пока пытаюсь привыкнуть к мысли, что нашего президента зовут Джеральд Форд.

– В этом вы не одиноки, мой друг, – засмеялся Брайт.

– Наверное, вернусь к преподаванию. Больше я ничего не умею. Но сейчас еще слишком рано думать об этом.

Поблагодарив Джонни, Брайт вышел. Статья появилась через два дня – накануне операции на ногах. Ее поместили на первой полосе под броским заголовком: «Джон Смит – современный Рип ван Винкль. Долгий путь из прошлого в будущее».

Там было три фотографии. Одну сделали для ежегодного выпускного альбома школы (примерно за неделю до аварии), вторую – в палате. Фотограф запечатлел Джонни похудевшим и осунувшимся, с согнутыми руками и ногами. Между этими двумя был снимок искореженной машины, лежавшей на боку. В статье Брайта не говорилось ни слова ни о шестом чувстве, ни о даре предвидения.

– Как вам удалось избежать расспросов об экстрасенсорных способностях? – спросил Вейзак Джонни тем же вечером.

Джонни пожал плечами:

– Мне он показался приличным парнем. Наверное, решил, что давить не стоит.

– Может, и так, – согласился Вейзак. – Но этого Брайт не забудет, во всяком случае, если он хороший журналист. А в этом сомневаться не приходится.

– Почему?

– Я навел о нем справки.

– Стараетесь не дать меня в обиду?

– Мы делаем все, что можем. Нервничаете из-за завтрашней операции, Джонни?

– Нет. Скорее, боюсь ее.

– Это естественно. Я бы и сам боялся.

– А вы там будете?

– Да, но не в самой операционной, а в соседнем помещении, откуда можно наблюдать за ходом операции. Но там все в одинаковых халатах, так что меня вы вряд ли узнаете.

– Наденьте что-нибудь, – попросил Джонни, – чтобы я мог узнать вас.

Вейзак посмотрел на него и улыбнулся:

– Хорошо. Я нацеплю на халат свои часы.

– Отлично! А доктор Браун? Он тоже там будет?

– Доктор Браун сейчас в Вашингтоне. Завтра он выступает с докладом в Американском обществе неврологов. Я читал его доклад. Очень приличный, правда, на мой взгляд, излишне категоричен.

– А разве вас не приглашали?

Вейзак пожал плечами:

– Я не люблю летать. Боюсь полетов…

– А может, предпочли остаться на операцию?

Вейзак лукаво улыбнулся, развел руками и промолчал.

– Он меня недолюбливает, верно? – спросил Джонни. – Я про доктора Брауна.

– Похоже, так, – согласился Вейзак. – Он считает, что вы нас дурачите. Выдумываете по каким-то своим причинам. Может, стараетесь привлечь к себе внимание. Но не судите о нем только по этому, Джон. Его склад ума не позволяет ему мыслить по-другому. Его, скорее, следует пожалеть. У Брауна острый ум, и он далеко пойдет. Он уже сейчас получает заманчивые предложения и когда-нибудь уедет из наших холодных мест, оставив Бангор навсегда. Отправится в Хьюстон или на Гавайи, а то и в Париж. Но у него есть свои слабости. Браун – как механик – разобрал мозг на составные части и не обнаружил никакой души. Значит, ее не существует. Совсем как русские космонавты, которые облетели вокруг Земли и не увидели Бога. Это – практицизм механика, а механик – всего лишь ребенок, умеющий обращаться с двигателем. Но, пожалуйста, пусть это останется между нами.

– Обещаю.

– А сейчас вам надо отдохнуть. Завтра тяжелый день.