Текст книги "Худеющий"

Глава третья: Мохонк

Это была их третья ночь в Мохонке, и они как раз закончили заниматься любовью – шестой раз за три дня: головокружительная перемена после скромных двух раз в неделю. Билли лежал рядом с ней, испытывая удовольствие от аромата духов «Анаис-Анаис», смешанного с запахами ее чистого пота и секса. На какой-то миг в лениво-блаженные размышления опять вплелся образ старой цыганки за мгновение до того, как его «олдс» нанес удар. Послышался звон бутылочки «Перье», и образ пропал.

Он повернулся к жене и крепко обнял ее.

Она обхватила его одной рукой, а другой провела по его бедру.

– Ты знаешь, – сказала она, – если я кончу еще раз, то потеряю часть мозга, могу вообще стать безмозглой.

– Да сказки все это! – Билли улыбнулся.

– Что мозги теряются при оргазме?

– Чушь. Чушь, что якобы теряешь мозговые клетки от секса. Если это и происходит, то они потом восстанавливаются. Это точно.

– Ну, раз ты так говоришь…

Она удобнее прижалась к нему. Рука, блуждавшая по его бедру, слегка коснулась пениса, пошевелила растительность (в прошлом году он с разочарованием обнаружил там седину) и погладила его живот.

Внезапно она приподнялась на локте, немного испугав его. Он только начал дремать.

– Послушай, а ты и в самом деле потерял в весе!

– М-м-м?..

– Билли Халлек, ты худеешь!

Он шлепнул себя ладонью по животу, который иногда называл «домом, который построил Будвейзер», и засмеялся.

– Не слишком-то. Все равно выгляжу, как единственный мужик в мире на седьмом месяце беременности.

– Да, ты еще пока толстый, но не такой, как прежде. Уж я-то знаю. Когда последний раз взвешивался?

Он подумал и вспомнил: в то утро, когда договорились с Кэнли. Он тогда весил 246.

– А! Ну помнишь – я еще тебе сказал, что потерял три фунта?

– Ты утром первым делом взвесься.

– А здесь в ванной весов нет, – сказал Халлек удовлетворенно.

– Шутишь, что ли?

– Нет. Мохонк – цивилизованное место.

– Надо найти весы.

Он начал задремывать. Пробормотал:

– Ну, если хочешь…

– Хочу.

«Хорошая жена», – подумал он. Последние пять лет, когда он начал устойчиво прибавлять в весе, то и дело объявлял, что садится на диету и начинает заниматься физзарядкой. Но диеты немедленно становились самообманом: то утром сосисок перехватит помимо кефира или наспех проглотит пару гамбургеров в субботу, пока Хейди отсутствует где-нибудь на аукционе или распродаже шмоток. Пару раз даже остановился в паршивой забегаловке, где торговали горячими сандвичами с мясом. Впечатление такое, что микроволновая печь выпаривала мясо, оставляя только кожу. Тем не менее набрал этих тощих бутербродов и съел все без остатка. Пиво свое любил по-прежнему, хотя еда оставалась главным удовольствием. Устоять перед кулинарными соблазнами он просто не мог, а уж когда следил за каким-нибудь матчем по телеку, то грыз все, что под руку подворачивалось.

Утренняя зарядка длилась обычно с неделю, потом оказывалось, что некогда, или просто пропадал интерес. В прихожей покрывался пылью набор гантелей. Каждый раз, когда спускался вниз, ему казалось, что гантели смотрят на него с обидой и укором. Поэтому старался лишний раз не смотреть в ту сторону.

Потом Билли изо всех сил втягивал живот и заявлял Хейди, что сбил вес до 236. Она в таких случаях кивала головой, говорила, что это хорошо, что она довольна и замечает разницу. Но она также замечала в мусорном ведре пустые пакеты из-под чипсов, кукурузы и прочего. С тех пор как Коннектикут принял закон о приеме стеклотары, скопления пивных бутылок в чулане стали не меньшим укором, чем покинутые гантели.

Она видела его спящим. Хуже того, видела, как он делает пи-пи. А ведь когда справляешь малую нужду, втянуть живот никак не удается. Он попытался, но оказалось невозможно. Она знала, что фунта три он потерял, от силы – четыре. Можешь, конечно, дурачить свою жену, если ты завел любовницу, но весом ее не проведешь. Женщина, которая по ночам время от времени ощущает этот вес на себе, четко знает, сколько ты весишь. Но она улыбалась и говорила: Конечно, дорогой, ты выглядишь лучше. Может, и не все было продиктовано ее добротой – он ведь тоже помалкивал насчет сигарет. Просто таким путем она поддерживала в нем чувство собственного достоинства.

– Билли?

– А? Что? – Он снова очнулся от дремы и взглянул на нее недовольно.

– А чувствуешь ты себя хорошо?

– Хорошо… нормально… Слушай, зачем эти вопросы?

– Понимаешь… иногда говорят, что неожиданная потеря веса может быть признаком чего-то.

– Ой, да я отлично себя чувствую. А ты мне не даешь заснуть. Придется доказать тебе… прыгнуть еще раз на твои кости, что ли?

– Давай.

Он застонал, а она рассмеялась. Вскоре оба заснули. Он видел сон. Оба снова выходят из магазина «Купи и сэкономь». Только теперь Билли осознавал, что видит сон, и знал, что должно будет случиться. Хотел сказать Хейди, чтобы она прекратила свои манипуляции, поскольку ему необходимо сосредоточиться на дороге: ведь скоро между двумя припаркованными автомобилями выскочит цыганка, точнее, между желтым «субару» и темно-зеленым «файрбердом». Ее седые волосы заколоты грошовой пластмассовой прищепкой, и она не будет смотреть по сторонам, а только прямо перед собой. Билли хотел сказать Хейди, что это их единственный шанс вернуть все назад, изменить, сделать правильным.

Но он не мог произнести ни слова. Наслаждение пробудилось от прикосновения ее пальцев. Сначала они легонько поигрывали, потом взялись за дело всерьез (его член твердел во сне, он слегка отвлекся от дороги при звуке застежки-молнии, которую она открывала небольшими рывками); наслаждение смешалось с ощущением страшной неизбежности. Вот уже показался впереди желтый «субару», припаркованный позади зеленого «файрберда» с белой полосой. Между ними ярко вспыхнули язычески пестрые цвета, куда более яркие, чем рекламные щиты Детройта или «тойота-вилладж». Билли попытался закричать: Перестань, Хейди! Вот же она! Я ее снова убью, если ты не прекратишь! Умоляю. О Боже, нет! Нет! Умоляю тебя, Господи!

Но фигура уже появилась между двух машин. Халлек попытался отпустить педаль акселератора и нажать на тормоз, но нога словно прилипла к проклятому акселератору и продолжала давить на него со всей силой. Руль заклинило, он весь сжался перед ударом, и тогда голова цыганки повернулась к нему, но перед ним была вовсе не старуха! Это был цыган с гниющим носом, у которого не было глаз. В тот момент, когда его «олдсмобиль» врезался в него, сбив с ног, Халлек успел увидеть пустые глазницы, обращенные прямо к нему. Губы старого цыгана образовали полумесяц зловещей улыбки под его кошмарным носом.

Взметнулась сморщенная рука над капотом «олдса», кованые кольца, браслеты язычников. Три капли крови на ветровом стекле. Смутное ощущение острой боли, когда пальцы Хейди впились в него в момент оргазма, ускоренного шоком.

И услышал шепот, перекрывший отчетливо все другие звуки. Он донесся снизу, сквозь ковровое покрытие дорогого автомобиля: Худеющий. Билли проснулся, вздрогнув. Повернулся на бок и бросил взгляд в окно. Горло перехватил спазм. Он захлебнулся криком. Серп луны улыбкой завис над Адирондаками. На один миг ему увиделся старый цыган: голова слегка склонена набок, глаза – две яркие звездочки, заглядывавшие в их комнату во тьме ночи. Их свет – мертвенно-холодный, как у светлячков или огоньков на болоте, которые ему довелось видеть в Северной Каролине. И холодная улыбка полумесяца, таившая замысел мести.

Билли судорожно перевел дух, зажмурил глаза и снова раскрыл их. Луна снова стала луной. Спустя три минуты он уснул.

Новый день выдался ясным, и Халлек сдался на уговоры супруги вскарабкаться к тропам Лабиринта. Земли Мохонка были испещрены сложной сетью туристских троп: от самых обыкновенных до очень трудных. Лабиринт считался «умеренным», и во время медового месяца они с Хейди дважды совершили восхождение. Он помнил, какое удовольствие доставляли ему эти прогулки, – карабкался по кручам, а следом за ним – Хейди, смеющаяся, требующая, чтобы он поторапливался, увалень этакий. Помнил, как протискивались через узкую расщелину. Он зловещим голосом бормотал своей молодой жене: «Ты чувствуешь, как трясется под ногами почва?» – это когда они протискивались в самую узкую часть. Было очень тесно, но она ухитрилась шлепнуть его по заднице.

Халлек признался самому себе (но никогда, никогда – Хейди), что теперь больше всего боялся этих узких щелей. Во времена медового месяца он был стройным парнем, крепким, благодаря работе на лесоповале в западном Массачусетсе. Теперь он стал на шестнадцать лет старше и на много фунтов тяжелее. Весельчак доктор Хустон обрадовал его сообщением, что он вступил в возраст пороков сердца. Мысль об инфаркте на полпути в горы была тревожащей, хотя не слишком. Гораздо актуальнее опасность застрять в одной из тех узких каменных глоток, через которые вились тропы к вершине. По крайней мере через четыре таких прохода придется с трудом протискиваться.

Ужасно не хотелось застрять в таком месте.

Или еще вариант: бедняга Билли Халлек застревает в расщелине и тут же получает инфаркт. Два удовольствия сразу!

В конце концов он согласился попробовать, при условии, что она одна доберется до вершины, если он вдруг окажется не в форме, чтобы продолжать восхождение. И еще одно условие: сначала они зайдут на «Нью-Плац» и купят там ему мокасины «сникерс». Хейди приняла оба условия с готовностью.

В городе Халлек обнаружил, что «сникерс» успели уступить место иной продукции и никто больше даже не помнит, что это такое. Он купил пару зелено-серебристых спортивных туфель с цепкими подошвами для восхождений в горы и с большим удовольствием примерил удобную обновку. Тут же припомнил, что не носил матерчатых туфель пять… нет, шесть лет. И вот нынче снова надел такие.

Хейди восторгалась ими и говорила, что он точно выглядит похудевшим. У выхода из обувного магазина стояли весы-автомат с рекламой ТВОЙ ВЕС – ТВОЯ СУДЬБА. Халлек видел такую рекламу в последний раз, когда был еще мальчишкой.

– А ну, прыгай, герой! – сказала Хейди. – Вот монетка.

Халлек почему-то не сразу встал на весы, испытывая смутное беспокойство.

– Давай скорей! Хочу посмотреть, сколько ты сбросил.

– Хейди, ты же знаешь, что эти уличные весы врут.

– Ну и пускай! Давай, Билли, смелей!

Он нехотя передал ей сумку и встал на весы. Она бросила монетку. Монетка звякнула, и на панель автоматически выдвинулись две серебристые металлические пластинки. Над той, что повыше, был указан вес, пониже – его будущее, его судьба. Халлек удивленно вздохнул.

– Я так и предполагала, – сказала Хейди, стоя возле него. В голосе недоумение и сомнение, словно не знала – радоваться, бояться или сомневаться. – Я знала, что ты похудел!

Позднее Халлек подумал, что ее невольный возглас удивления был вызван тем фактом, что он во всей своей одежде, со швейцарским ножом в кармане, с обильным завтраком в желудке весил 232. Четырнадцать фунтов потери веса с тех пор, как уладил дело Кэнли.

Но не столь стремительная потеря веса заставила его изумиться. Предсказание будущего! Нет, там не было банальностей типа ФИНАНСОВЫЕ ДЕЛА СКОРО УЛУЧШАТСЯ, или ВИЗИТ СТАРЫХ ДРУЗЕЙ, или НЕ ПРИНИМАЙТЕ ПОСПЕШНЫХ РЕШЕНИЙ.

Там было лишь одно слово черными буквами: ХУДЕЮЩИЙ.

Глава четвертая: 227

По дороге в Фэйрвью оба в основном молчали. Хейди вела машину, пока до Нью-Йорка не осталось миль пятнадцать и движение стало довольно плотным. Припарковались на обочине, и она уступила ему место за рулем. Водительских прав его никто не лишал. Верно, что старуха погибла, что труп ее был страшно изуродован, но Билли Халлек так и не получил ни единого прокола в водительских правах Коннектикута. Добрый старый бабник Кэри Россингтон об этом позаботился.

– Ты что, не слышишь, Билли?

Он бросил на нее мимолетный взгляд и вновь сосредоточился на дороге. Халлек стал теперь куда более дисциплинированным водителем: клаксоном почти не пользовался, рукой из окна автомобиля не размахивал, лучше примечал ошибки других и менее склонен был их прощать. Конечно, убийство старой цыганки уважения к себе не прибавило, да еще и ночными кошмарами замучило, но водителя из него сделало образцового.

– Ой, прости… я не расслышал…

– Я просто сказала – «Спасибо тебе за чудесные каникулы». – Хейди улыбнулась и погладила его по руке. Для нее небольшой отпуск действительно получился отличным. Она умела выбросить из головы все негативное: старую цыганку, судебное разбирательство, цыгана с разлагающимся носом. Все это для Хейди стало неприятностями прошлого, вроде периода дружбы Билли с тем нью-йоркским головорезом.

Но пришла иная мысль, и улыбка исчезла с ее лица, когда она снова внимательно посмотрела на мужа.

– Не за что, – ответил он. – Всегда рад услужить, моя дорогая.

– Когда прибудем домой…

– Я снова прыгну на твои кости! – с наигранным энтузиазмом воскликнул он и изобразил широкую улыбку. На деле он думал, что вряд ли бы поднялся, даже если бы перед ним прошелся парад далласских «Каугерлз» в костюмчиках голливудского Фредерика. И дело было вовсе не в том, что в Мохонке они вдруг зачастили. Дело было в «судьбе» – ХУДЕЮЩИЙ. Не могло быть на весах такого предсказания – просто игра воображения. Нет, все выглядело не менее реальным, чем название газеты. Вот что было самым страшным – реальность этой надписи: ХУДЕЮЩИЙ! Да никакому безумцу в голову не пришло бы вставлять в набор предсказаний подобное. У «предсказателей» набор всегда был один и тот же, вроде предстоящего путешествия или встречи со старыми друзьями. Никогда не бывало и быть не могло даже такой более деликатной формы, скажем: вам предстоит немного сбавить вес.

Значит, имела место галлюцинация.

Именно так!

Отсюда следует, что у него крыша поехала.

Ну, ну, брось! Это уже слишком.

Да нет, не слишком. Плохая новость, когда воображение выходит из-под контроля.

– Ты, конечно, можешь прыгнуть на меня, если хочешь, – сказала Хейди, – но я желала бы, чтобы ты прыгнул на весы в ванной…

– Ладно тебе, Хейди! Ну, сбросил в весе – подумаешь, дело!

– Я даже горжусь тем, что ты возвращаешь себе форму, Билли. Но мы с тобой последние пять дней были постоянно вместе, и мне просто в голову не приходит, почему и как ты теряешь вес.

Он внимательно посмотрел на нее, но она не ответила взглядом: смотрела прямо перед собой в ветровое стекло, сложив руки на животе.

– Хейди…

– Ты ешь столько же, сколько всегда. Даже, может быть, немного больше. Горный воздух, знаешь, возбуждает аппетит.

– Не надо подслащивать пилюлю, – сказал он, притормаживая, чтобы бросить в автомат дорожную пошлину. Губы его сжались, а сердце забилось чаще. Внезапно супруга вызвала в нем раздражение. – Скажи прямо, что я прожорливый боров. Чего крутиться вокруг да около? Я не обижусь.

– Ну зачем ты так?! – воскликнула она. – Зачем ты меня обижаешь? Билли, ведь все было так чудесно.

Ему не надо было оборачиваться к ней на сей раз, чтобы понять по ее дрогнувшему голосу, что она на грани слез. Он тут же раскаялся, но раскаяние не убило раздражения и страха, который таился под ним.

– Я не хотел тебя обидеть, – сказал он, стиснув руль так, что костяшки на пальцах побелели. – Никогда. Но терять в весе – это же хорошо, Хейди. И не стоит меня за это бить.

– Да не всегда это хорошо! – крикнула она. Он даже вздрогнул, и машина слегка вильнула. – И ты сам прекрасно понимаешь, что это вовсе не всегда хорошо!

Теперь она плакала и рылась в сумочке в поисках салфетки. Он протянул ей свой платок, и она вытерла глаза.

– Можешь говорить все что хочешь, Билли. Можешь злиться, можешь придираться ко мне. Можешь вообще испортить все впечатление от нашего отпуска, если хочешь. Но я люблю тебя, Билли, и я должна сказать то, что нужно сказать. Когда люди начинают терять вес без всякой причины, это может означать заболевание. Это даже одно из семи предостережений рака. – Она сунула ему платок обратно. Когда он взял его из ее рук, пальцы Хейди были холодными.

Слово было произнесено. Рак. Рифма: рак – дурак. Одному Богу известно, сколько раз это слово возникало в голове с тех пор, как он встал на весы возле обувного магазина. Так отворачиваешься от назойливых крикливых нищих… или от хватких цыганят, бегущих по улице впереди табора. Цыганята пели странные песни – вроде бы и монотонные, но в то же время завораживающе-приятные. Они умели ходить на руках, удерживая босыми ногами тамбурины. А как они жонглировали! Любой «шапито» за пояс заткнут. Крутят пластмассовые тарелки на пальцах и даже на носу, да еще смеются при этом. Похоже, что все заражены какими-то кожными заболеваниями, много косоглазых, с заячьей губой. Когда обнаруживаешь перед собой внезапно такое дикое сочетание бурной жизненной активности с уродством, ничего не остается, как отвернуться. Нищие, цыганята, рак. Такое беглое порхание мыслей испугало его.

Но все равно – лучше припечатать словом.

– Я себя просто классно чувствовал, – повторил он свою мысль уже, наверное, в шестой раз с тех пор, как Хейди ночью начала задавать вопросы о его здоровье. Да ведь так оно и есть, черт подери! – Я зарядку делал, кстати.

Тоже верно… по крайней мере последние пять дней. И по Лабиринту поднялись вместе. Хоть и одышка мучала всю дорогу, и живот пришлось поджимать в узких расщелинах, но ведь нигде не застрял. Да Хейди сама страдала от одышки даже больше, чем он, – дважды просила остановиться передохнуть. Билли дипломатично не упомянул ее частые перекуры.

– Я верю, что ты себя отлично чувствуешь, – сказала она. – Это замечательно. Но замечательно было бы еще и к врачу сходить. Ты уже более полутора лет у него не проверялся. Уверена, что доктор Хустон по тебе соскучился.

– А я думаю, он сам всего лишь мелкий наркоман.

– Мелкий – что?

– Ничего.

– Билли, говорю тебе, невозможно потерять двадцать фунтов за две недели благодаря лишь утренней зарядке.

– Я не болен.

– Ну, тогда можешь просто посмеяться над моей мнительностью.

Остаток пути до Фэйрвью ехали молча. Халлеку хотелось обнять ее, сказать – да, конечно же, он так и сделает, как она советует. Но помешала странная до абсурдности мысль. Абсурдная, но исключительно тревожная.

Друзья мои! А может быть, у современных цыган появился новый вид проклятия? Как вы смотрите на такую возможность? Прежде они превращали вас в оборотня, насылали демона, чтобы среди ночи он вам башку оторвал, – и все в таком духе. Но времена меняются, не так ли? Что, если этот старик прикоснулся ко мне, чтобы наслать на меня рак? Она права – ни с того ни с сего так в весе не теряют. Такая потеря – предвестница чего-то очень нехорошего. Вроде шахтерской канарейки, которая внезапно помирает в клетке. Рак легких, белокровие… меланома…

Безумная идея, но из головы никак не выходила: что, если он прикоснулся ко мне и наслал на меня рак?

Линда приветствовала их поцелуями и, к обоюдному изумлению, вытащила из духовки великолепную пиццу с грибами. Обслуживала всех на бумажных тарелочках, на которых нарисовала большого любителя этого блюда, кота Гарфилда. Спросила, как прошел у них второй медовый месяц, и, прежде чем они успели раскрыть рты, чтобы рассказать ей о своем путешествии, она закричала: «Ой! Кстати, чуть не забыла!» – и в течение всего обеда пересказывала им содержание сериала ужасов. Естественно, ей самой это было куда интереснее, чем родителям, но Халлек и его супруга пытались слушать со вниманием. Еще бы – столько новостей за неделю!

Убегая, Линда звонко чмокнула Халлека в щеку:

– Пока, худоба!

Халлек понаблюдал в окно, как она оседлала велосипед и помчалась по улице с развевающимся «хвостом». Потом повернулся к Хейди с потрясенным видом.

– Короче! – сказала она. – Ты намерен меня выслушать?

– Ты ей сказала. Подговорила ее сказать мне такое. Женский заговор, так сказать?

– Ничего подобного.

Он внимательно посмотрел ей в лицо и устало кивнул:

– Ладно… верю.

Хейди решительно погнала его в ванную, где он в итоге разделся донага, повязав только полотенце вокруг поясницы. У него вдруг возникло сильное ощущение дежа-вю. Чувство того, что все это он уже когда-то пережил и видел. Оно было до тошноты острым. Абсолютная копия того момента, когда он вот так стоял на весах с полотенцем вокруг поясницы. Не хватало только запаха яичницы с ветчиной, доносившегося снизу. Все остальное было точным повторением.

Нет. Не точным. Одна вещь не совпадала.

Тогда он вытянул шею, наклонился, чтобы через собственное брюхо разглядеть цифры на весах. Теперь ему наклоняться было не нужно. Весы показывали 229.

– Ну что ж. Теперь все ясно, – сказала Хейди. – Я договариваюсь с доктором Хустоном.

– Да эти весы врут, – слабо возразил Халлек. – Они всегда врали. Потому я их и любил.

Она посмотрела на него холодно.

– Хватит, друг мой. Достаточно этой болтовни. Последние пять лет ты все сетовал, что весы врут в большую сторону.

В ярком свете ванной он видел, насколько искренне она встревожена. Кожа на ее скулах натянулась.

– Стой здесь, – сказала она и вышла из ванной.

– Хейди?

– Подожди там! – Она спустилась с лестницы вниз.

Вернулась со стандартной коробкой сахара, на которой было крупно отпечатано: «Вес 10 фунтов». Она поставила коробку на весы. На шкале появились цифры «012».

– Я так и думала, – мрачно сказала Хейди. – Я ведь и сама взвешиваюсь. В сторону минуса они не врут и никогда не врали. Люди с повышенным весом любят неточные весы. Легче отметать реальные факты. Если…

– Хейди…

– Если весы показали 229, значит, на самом деле ты весишь 227. Так что…

– Хейди…

– Позволь назначить визит к врачу.

Он помолчал, глядя на свои ноги, потом покачал головой.

– Билли!

– Я сам договорюсь о визите к врачу, – сказал он.

– Когда?

– В среду. Поговорю с ним в среду. Хустон по средам после обеда обычно отправляется в клуб и играет в гольф. Я сам с ним поговорю.

– А почему сегодня же не позвонить? Прямо сейчас?

– Хейди, – сказал он. – Не надо. Хватит. – И что-то в выражении его лица убедило ее, что давить больше не следует. В тот вечер она ни словом не затронула больную тему.