Текст книги "Хакеры. Как молодые гики провернули компьютерную революцию и изменили мир раз и навсегда"

Эд Фредкин не так увлекался компьютерами, как Коток, Самсон, Гринблатт или Госпер, – в некотором смысле он был очень рассудительным, слишком умным полиглотом, чтобы зацикливаться исключительно на компьютерах. Но все же они его интересовали, и поэтому после ухода со службы он устроился на работу в лабораторию Линкольна, сотрудничавшую с МТИ, где вскоре заработал репутацию лучшего программиста. Он мог последовательно придумывать оригинальные алгоритмы, и некоторые из них стали широко известны как стандартные протоколы программирования. Он также одним из первых по достоинству оценил всю важность PDP‐1, знал о нем еще до того, как был построен прототип, и одним из первых заказал его. Представители компании Bolt Beranek and Newman (BBN) отговорили его от покупки и предложили альтернативу: устроиться к ним на работу и заняться программированием этой машины и написанием ассемблера. Фредкин так и сделал, а вскоре понял, что этот компьютер – шедевр. Помимо системной работы, Фредкин занимался математическим взломом, который позже стал сильной стороной Билла Госпера; также ему принадлежат некоторые технические разработки по созданию роботов. Он не был истинным хакером – его волновала семья, которую нужно было обеспечивать. Позднее он покинул BBN, чтобы основать собственную компанию, Information International, которая занималась всеми видами проблем, связанных с компьютерами, и тематическими консультациями. Компания в итоге обосновалась в Лос-Анджелесе, но до этого на протяжении долгого времени находилась в «Тек-сквер», двумя этажами ниже PDP‐6.

Фредкин был в восторге от хакерского сообщества в «Тек-сквер»; эти парни вывели хакерство на новый уровень, работали неполный рабочий день лишь в нескольких организациях (таких как МТИ, DEC, армия, BBN), где дозволялся неполный рабочий день и где тем, для кого вычисления были самоцелью, был открыт доступ к компьютерам. В МТИ хакерство развивалось полным ходом. Фредкин полюбил хакеров – он говорил с ними на одном языке и восхищался их работой. Иногда он сопровождал их в походах в китайский квартал и принимал участие в разговорах на довольно откровенные темы. Многие хакеры были страстными поклонниками научной фантастики (вспомните только игру Spacewar!), но Фредкин сумел связать выдумки Хайнлайна и Азимова с работой, которую делали хакеры, – превращали компьютеры в мощные системы и создавали программную основу для искусственного интеллекта. У Фредкина был талант разжигать их воображение, например, он вслух размышлял о том, что однажды у людей на голове будут обитать крошечные роботы, которые будут отрезать волосы, как только они отрастут слишком сильно. Он спровоцировал бы всеобщую шумиху, если бы повторил это предсказание в телевизионном ток-шоу.

Хотя Фредкин и восхищался хакерами, он все равно считал себя лучшим программистом. Хакерская этика поощряла групповую работу по улучшению всего и вся, однако каждый хакер хотел быть признанным магом, а потому с воодушевлением демонстрировал свои успехи другим и обсуждал их. Оказаться на вершине горы хакерского успеха было крайне лестно для самолюбия, и Фредкин чувствовал себя там более чем комфортно. Для него хакерство было настоящим искусством.

«Я никогда не встречал человека, способного превзойти меня в кодировании, – вспоминал позже Фредкин. – Кроме Нельсона». Нельсон превосходно разбирался в компьютерах, у него был нестандартный подход, он очень интенсивно работал над решением проблем и был способен к нечеловеческой концентрации. Фредкин все-таки нанял молодого хакера по рекомендации Минского и вскоре понял, что даже там, где нестандартное программирование было обычным делом, Нельсон оставался чем-то особенным, всегда пребывал на своей волне. Разумеется, поскольку компания Triple-I находилась в «Тек-сквер», Нельсон околачивался в Лаборатории ИИ на девятом этаже и трудился там за нескольких программистов. Но это всех устраивало: когда Фредкину нужен был Нельсон, он приходил и творил чудеса.

Был проект одной программы для PDP‐7, над которым Фредкин хотел поработать с Нельсоном, но Нельсон почему-то не интересовался этим. Компании Фредкина также нужно было разработать дизайн интерфейса между одним из компьютеров и диском для хранения данных. Фредкин считал, что второй проект займет полгода и потребует участия шести человек, а потому хотел, чтобы сначала был реализован первый проект. Нельсон пообещал, что за выходные предоставит первые результаты. В следующий понедельник Нельсон пришел с огромным листом бумаги, почти полностью исписанным крошечными каракулями, длинными линиями, соединяющими один блок каракулей с другим, и со следами неистового стирания и переписывания. Это была не та программа PDP‐7, о которой просил Фредкин, а полностью готовый второй проект. Нельсон попытался воспринять происходящее как оправданное отступление от поставленной задачи. Компания Фредкина построила интерфейс согласно записям на листе бумаги Нельсона, и он работал!

Фредкин был в восторге, но проблема программы PDP‐7 все еще не была решена. Поэтому он сказал: «Нельсон, мы с тобой сядем и напишем ее вместе. Ты напишешь эту часть, а я – ту». Поскольку у них не было PDP‐7 под рукой, они сели за столы, чтобы накидать ассемблерный код, и принялись за работу. Может быть, именно тогда Эд Фредкин раз и навсегда понял, что он не самый лучший программист. Нельсон работал так быстро, как будто между ними было соревнование на скорость. Фредкин, наконец, сгорая от любопытства, взглянул на программу Нельсона. Он не мог в это поверить. Это было очень странно. Совершенно запутанное, сумасшедшее переплетение подпрограмм. Но было ясно, что это сработает. «Стью, – взорвался Фредкин, – с какой стати ты все это пишешь?» Нельсон объяснил, что ранее он написал нечто подобное на PDP‐6, и, вместо того чтобы заново придумывать уже сделанное, он просто транслитерировал уже готовые процедуры в код PDP‐7. Эта ситуация прекрасно иллюстрирует, как работал мозг Нельсона. Он вел себя по-особенному вплоть до момента, пока ему не удавалось обойти ментальные преграды и минимизировать свои усилия.

Этот метод больше подходил для работы с компьютерами, а не для общения с людьми. Нельсон был чрезвычайно застенчив, и Фредкин, вероятно, вел себя как его отец. Позже он вспоминал, как однажды вздрогнул, когда Нельсон вошел в его кабинет и сказал:

– Знаешь что? Я женюсь!

Фредкин думал, что Нельсон не сумел бы даже пригласить девушку на свидание, не говоря уже о том, чтобы сделать ей предложение руки и сердца.

– Невероятно! – воскликнул он. – Кто она?

– Этого я пока не знаю, – ответил Нельсон. – Я просто решил, что так будет лучше.

Через пятнадцать лет Нельсон все еще оставался холостяком.

Хотя девушек в окружении Нельсона не было, у него была своя компания из коллег-хакеров. Он поселился с Госпером и еще двумя хакерами. Хотя поначалу они жили недалеко от Белмонта, а потом переехали в Брайтон, Нельсон отказывался покупать машину. Он терпеть не мог водить машину. «Вождение требует слишком большого внимания и не стоит того», – объяснял он позже. Он лучше поедет на общественном транспорте, на попутке или такси. Как только он добирался до «Тек-сквер», то проблема на некоторое время решалась: Нельсон, как и другие хакеры, работал 20‐часовыми сменами с 8‐часовым перерывом на сон, по шесть смен в неделю. Его не волновала учеба, потому что он был уверен, что устроится на любую работу независимо от того, есть у него диплом или нет.

Нельсон был воплощением хакерской этики, и его поведение стало одним из факторов, способствующих культурному и научному росту Лаборатории ИИ. Если Минскому требовались объяснения, почему та или иная подпрограмма не работает, он обращался к Нельсону. А тем временем Нельсон стал востребован повсюду: он работал на Фредкина, занимался системной работой с Гринблаттом, взламывал дисплеи с Госпером и творил еще бог знает какие чудные вещи. Он хакнул проводной интерфейс между компьютерами Triple-I на седьмом этаже и PDP‐6 на девятом, по которому передавались данные между осциллографом и телекамерой. Он был в курсе все новейших способов взлома телефонных сетей. А также подавал другим пример, взламывая замки.

*****

Взлом замков был виртуозным способом избавиться от физических преград, будь то запертая дверь, картотека или сейф. В какой-то степени эта практика была традицией МТИ, особенно в TMRC. Но как только появилась хакерская этика, взлом замков стал скорее делом чести, чем просто шалостью, а соблазн преодолеть искусственные препятствия только подогревал интерес хакеров.

Закрытые двери вызывали у хакеров возмущение, а запертые – гнев. Хакеры считали, что информация должна четко и элегантно храниться внутри компьютера, программное обеспечение должно свободно распространяться, а людям должен быть предоставлен доступ к файлам и инструментам, которые поспособствуют открытиям в духе хакерского стремления узнать, как устроен мир и как его улучшить. Когда хакеру нужно было что-то создать, исследовать или исправить, он не задумывался о таких маловажных вещах, как право собственности.

Допустим, вы работаете на PDP‐6 всю ночь и замечаете, что он тормозит. Вы вскрываете корпус и обнаруживаете, что нужна некая деталь. Или вам может понадобиться инструмент для установки детали. Затем вы обнаруживаете: то, что вам нужно, – диск, лента, отвертка, паяльник, запасная микросхема, – находится где-то под замком. Оборудование стоимостью в миллион долларов простаивает, потому что человек, способный его починить, не может добраться до копеечной микросхемы или осциллографа в сейфе. Хакерам нужны были ключи для таких замков и сейфов. В сейфах они бы нашли необходимые детали, установили их, починили компьютер и вернулись к своей работе.

Как позже выразился хакер Дэвид Сильвер, это была война сверхразумов. По одну сторону баррикад были администраторы, которые ставили надежные замки, создавали хранилища с ключами от таких замков, а также создавали специальные пропуска, дающие право на получение ключей. Так они чувствовали, что все под контролем: информация передается в правильном направлении, а важные вещи не будут украдены. По другую сторону находились люди, которые считали, что у всех должен быть доступ ко всему необходимому, и у них было полно ключей от разных замков. Эти люди были весьма этичны и честны, они не использовали ключи в целях кражи или причинения ущерба. Это была своего рода игра, отчасти по необходимости, а отчасти ради удовольствия… Абсолютные профи, принадлежащие к правильному внутреннему кругу, могли открыть любой сейф и получить доступ ко всему необходимому.

Основным сокровищем каждого взломщика замков была отмычка. Верная отмычка отпирала двери в здание или во все помещения на одном из этажей. Лучше отмычки могла быть только суперотмычка. Она отпирала две трети дверей в кампусе. Как и взлом телефонов, взлом замков требовал настойчивости и терпения. Поэтому хакеры отправлялись на ночные рейды, во время которых снимали замки с дверей, разбирали их и тщательно изучали. Большинство замков можно было открыть несколькими разными отмычками, поэтому хакеры разбирали несколько замков в одном и том же коридоре, чтобы выяснить, какая комбинация отмычек будет общей для них. Затем они пытались сделать отмычку, подходящую для этой конкретной комбинации.

Иногда для отмычки требовались специальные заготовки, которые нельзя было купить простому смертному (такие заготовки используются для изготовления отмычек к высокозащищенным замкам типа тех, что используются на оборонных предприятиях). Это не останавливало хакеров; часть их посещали специальные курсы и получали сертификат слесаря – им было официально разрешено покупать такие заготовки. Однако некоторые отмычки были настолько особенными, что даже сертификат слесаря не позволял приобрести требуемое. Чтобы сделать подходящие дубликаты, хакеры шли ночью в механическую мастерскую в углу девятого этажа, где профи Билл Беннетт целыми днями работал над роботизированными манипуляторами. Некоторые хакеры создали собственные заготовки именно в мастерской Беннетта.

Отмычка была не просто средством достижения цели – она была символом хакерской любви к свободному доступу. В какой-то момент хакеры из TMRC даже рассматривали возможность выдавать отмычки МТИ каждому новичку – это был бы своего рода обряд посвящения. Отмычка стала волшебным мечом, побеждающим зло. Под злом, конечно же, подразумевались запертые двери. Даже если за запертыми дверями не было никаких инструментов, замки символизировали власть бюрократии, власть, которая в конечном счете станет преградой для распространения хакерской этики. Бюрократии всегда угрожали люди, которые хотели знать, как все работает. Бюрократы знали, что их выживание зависит от удержания людей в невежестве; они использовали средства ограничения, например замки, чтобы удерживать людей под контролем. Поэтому, когда администраторы наносили новый удар – меняли замок или покупали взломостойкий сейф второго класса (для хранения особо секретных материалов), – хакеры немедленно пытались взломать замок и открыть сейф. В последнем случае они ехали на ультракрутую свалку техники в Тонтоне, находили похожий сейф, тащили его на девятый этаж и вскрывали ацетиленовыми горелками, чтобы разобраться, как работают его замки и ригели.

Со всеми этими взломами замков Лаборатория ИИ была истинным кошмаром администраторов. Расс Нофтскер не понаслышке знал об этом, так как сам был администратором. Он появился на пороге «Тек-сквер» в 1965 году с дипломом инженера, отучившись в мексиканском университете. Он интересовался искусственным интеллектом, а еще у него был друг, который работал в проекте MAC. Нофтскер встретил Минского, чей главный аспирант-администратор Дэн Эдвардс только что покинул Лабораторию ИИ. Минский, заведомо не заинтересованный в управлении, нуждался в сотруднике, который занялся бы документацией Лаборатории ИИ. Планировалось, что Лаборатория ИИ отделится от проекта MAC и станет независимой организацией с собственным государственным финансированием. Поэтому Марвин нанял Нофтскера, который, в свою очередь, официально нанял Гринблатта, Нельсона и Госпера в качестве штатных хакеров. Так или иначе, Нофтскер должен был управлять этим гениальным хулиганьем в соответствии с ценностями и политикой института.

Нофтскеру, невысокому крепкому блондину с поджатыми губами и голубыми глазами, в которых читалась то мечтательность, то тревога, странные технологические подвиги были не чужды: в школьные годы он вместе с другом мастерил взрывные устройства. Они работали в компании инновационных технологий и спускали всю зарплату на пентритовый шнур (очень горючий материал) и динамит. Они устраивали взрывы в пещерах, подсчитывая уничтоженных пауков, или чтобы узнать, сколько детонирующего шнура потребуется, чтобы разорвать пополам двухсотпятидесятилитровую бочку. Однажды поздно вечером друг Нофтскера решил расплавить в духовке у себя дома тринадцать килограмм тротила. Тротил воспламенился, заодно расплавив духовку с рядом стоящим холодильником. Парню было весьма неловко стучаться к соседям и говорить что-то вроде: «Э-э, извините… я думаю, вам лучше уйти подальше…» Нофтскер понимал, что чудом остался жив. Тем не менее, по словам Госпера, позднее Нофтскер придумал способ очистки тротуара от снега с помощью детонирующих шнуров, но его жена наложила на него строгий запрет. Нофтскер тоже разделял отвращение части хакеров к курильщикам и иногда в знак протеста выпускал струю чистого кислорода из канистры, которую держал специально для этой цели. Курильщик с изумлением наблюдал, как его (или ее) сигарета превращается в оранжевый факел. Поэтому неудивительно, что Нофтскер понимал важную роль технологического экстремизма в поддержании дружеской атмосферы.

С другой стороны, Нофтскер был начальником, и часть его обязанностей состояла в том, чтобы контролировать доступ посторонних и хранить конфиденциальную информацию в тайне. Он ругался, угрожал, менял замки и покупал более стойкие сейфы, но в глубине души знал, что все равно не сможет победить силой. Хакеры считали, что права собственности не существует (хотя обычным людям такая мысль казалась наивной). Но обитатели девятого этажа действительно так думали. Хакеры могли проникнуть куда угодно. Однажды, когда был куплен новый сейф с круглосуточной защитой от взлома, кто-то случайно закрыл его и повернул диск, прежде чем Нофтскер получил пароль от производителя. Один из хакеров с лицензией слесаря вызвался помочь, и через двадцать минут сейф был открыт.

Что же оставалось делать Нофтскеру?

«Возведение барьеров [повысило бы] уровень проблемы, – объяснял позже Нофтскер. – Таким образом, единственным выходом было заключение своего рода негласного соглашения: запрещалось взламывать замки и сейфы, чтобы создать хотя бы видимость безопасности и неприкосновенности частной жизни, однако, если запрет все-таки нарушается, взломщик останется безнаказанным, если никто о взломе не узнает. Поэтому, если кто-то решит взломать дверь в мой кабинет, он, по крайней мере, не должен никому об этом говорить».

Это был договор об одностороннем разоружении. Нофтскер дал хакерам полную свободу действий, чтобы они могли идти в своих исследованиях туда, куда хотели, брать то, что поможет им в их электронных блужданиях и компьютерном творчестве… до тех пор, пока они не начнут хвастаться, что никто не может им помешать. Таким образом, администрация и Нофтскер в частности могли сохранять некоторое достоинство, в то время как хакеры делали вид, что администрации не существует. Они шли туда, куда хотели: заходили в кабинеты, ползали над фальш-потолком, сдвигая одну из плит, – попадали туда, куда им было нужно, всегда держа наготове карандаш в кармане рубашки. Был случай, когда ночью один хакер ушиб спину, проломив потолок и упав в кабинете Минского. Но чаще всего единственным доказательством пребывания посторонних, которое находил Нофтскер, были отпечатки подошв на стенах. А иногда он открывал ключом дверь в свой кабинет и обнаруживал там хакера, дремлющего на диване.

Но некоторые так и не смогли смириться с хакерской этикой. Судя по всему, одним из них был мастер из механической мастерской Билл Беннетт. Хотя он числился в TMRC, он не был хакером: его преданность была связана не с «энергетическим» комитетом, а с тем, что Госпер называл «субкультурой сборки точных копий физических устройств». Он был славным малым из Мариетты, штат Джорджия, и питал почти религиозное уважение к своим инструментам. Он считал инструменты чуть ли не священными предметами; вещами, которые он лелеял, оберегал и в конечном счете планировал передать своим внукам. «Я фанатик, – объяснял он позже. – Инструмент должен быть всегда на своем месте, чистым и готовым к работе». Поэтому он не только запер все свои инструменты, но и запретил хакерам даже приближаться к его рабочему месту, которое он огородил веревкой и обозначил полосами на полу.

Однако его усилия были напрасны. Однажды он пришел на работу, увидел, что его инструменты кто-то использовал, и пожаловался Минскому. Беннетт пригрозил уходом, если не будет предпринято никаких мер. Нофтскер вспоминает, как он угрожал заминировать свое рабочее пространство. Особенно яростно Беннетт требовал, чтобы Минский наказал Нельсона, которого, по-видимому, считал самым страшным преступником. Минский или Нофтскер могли бы, конечно, сделать выговор Нельсону, но в глубине души они считали это происшествие довольно забавным. В конце концов, Нофтскеру пришла в голову идея выдать каждому хакеру собственный набор инструментов, но и это не принесло особых результатов. Когда хакер хотел поковыряться в настройках или даже начинке компьютера, он использовал те инструменты, что оказались под рукой, не разбираясь, кому они принадлежат: ему самому, коллеге или истеричному Беннетту. Однажды Нельсон воспользовался отверткой Беннетта и чуть-чуть испачкал ее. На следующий день Беннетт сразу же отправился на поиски Нельсона.

Обычно Нельсон вел себя очень тихо, если только не вывести его из себя. Позже Госпер вспоминал: «Нельсон – невероятный спорщик. Если загнать Нельсона в угол, он превращается из робкого парня в настоящего дьявола. Короче, Нельсон и Беннетт стали орать друг на друга, и Нельсон сказал, что отвертка просто свое отработала».

Отработала?! Это по-настоящему оскорбило Беннетта. «У него чуть дым из ушей не повалил, – так описывал это Госпер. – Удивительно, что он не лопнул от злости». По мнению таких скряг, как Беннетт, никому нельзя давать инструменты, пока они нужны тебе самому. Это не компьютерная программа, которую создают, совершенствуют, а затем распространяют, чтобы другие люди, не спрашивая разрешения, могли работать над ней, добавлять новые функции, переделывать ее по своему образу и подобию и так далее. Этот цикл повторяется каждый раз, когда кто-то создает новую перспективную программу. Вероятно, в этом заключалась философия хакеров, но Билл Беннетт был другого мнения: он считал, что его инструменты – это его личная собственность. Хакеры же считали, что человек имеет право использовать инструмент только потому, что он ему нужен для чего-то полезного. Когда хакеры заканчивали работу с инструментом, то просто оставляли его где придется, потому что он свое отработал.

Учитывая эти диаметрально противоположные философские взгляды, неудивительно, что Беннетт взорвался из-за поведения Нельсона. Беннетт говорил, что он быстро успокаивался и не менял в целом хорошее отношение к хакерам. Но Нельсон позднее говорил, что реально испугался, как бы Беннетт не набросился на него с кулаками.

Несколько ночей спустя Нельсон собрался негласно залезть в блок питания компьютера на седьмом этаже «Тек-сквер», для чего ему понадобилась большая отвертка. Естественно, он стащил ее из мастерской Беннетта. Выключатели питания оказались неисправны, и Нельсона сильно ударило током. К счастью, Нельсон выжил, но ручка отвертки оплавилась.

На следующий день Билл Беннетт вернулся в свой кабинет и обнаружил там свою отвертку с запиской: «Отработала».