Текст книги "Исцеление в жизни и смерти"

9
Прощение

Начало пути исцеления – это конец непрожитой жизни. Когда внимание углубляется, каждое мгновение воспринимается свежим взглядом. Вступая в происходящее как совершенный новичок, человек совершает каждый вдох, как первый, наблюдая за каждой мыслью, как за последней, обретая полноту жизни. Когда мы понимаем, что разрешение проблем прошлого означает, что мы перестаём воспринимать отношения как «сделку», а не сводим с другими счетов, не ожидаем принятия или прощения от другого человека, мы развиваем сострадание. Когда мы прикасаемся к другим с чувством прощения, мы больше не требуем ничего взамен. Наши «сделки» заканчиваются.

Когда внимание становится ещё более утончённым, способным различать даже приглушённый шёпот ума, мы сталкиваемся с тем, что мой умирающий друг-музыкант называет «незаконченной симфонией», – мечтами и стремлениями, которые безудержно бушуют под самой поверхностью нашей повседневной личности, – это неполное, нецелостное наследие жизни, проживаемой лишь частично, на которое мы часто смотрим с презрением. Многим, кто сталкивается с проблемами, давно ждущими разрешения, и со старыми привязанностями, трудно просто отпустить их. Напряжение в связи со всеми неразрешёнными и неисследованными явлениями становится настолько судорожным, что, конечно, требуются внушительные усилия, чтобы снова обрести расслабленность, вернувшись к естественной открытости. При этом прощение действует, можно сказать, как своеобразная смазка, благодаря которой то, за что мы ещё держимся, может легко выскользнуть из рук.

Да, в теории идеально было бы просто отпустить тяжёлые состояния, такие как обида, страх или вина. Но на практике мы обнаруживаем, что не так-то легко преодолеть сильную инерцию нашего отождествления с этими чувствами. Прежде чем мы во всей полноте сможем осознавать такие чувства, вполне возможно просто позволять им присутствовать без малейшей склонности привязываться к ним или презирать их. От нас потребуется углубиться в практику прощения – во всей полноте развить свою способность отпускать, которая даруется нам, когда мы безоружно принимаем прощение, встречаясь с железным кулаком осуждения со стороны зачастую озлобленного ума.

Наиболее явно сила прощения проявляется, когда мы преодолеваем привязанности, скопившиеся вокруг сердца. Прощение позволяет отбросить занавес обид, который не позволяет нам прикоснуться к жизни во всей её полноте, заставляя нас блуждать в уме. Прощение ослабляет цепляния и позволяет нашим привязанностям немного глубже погрузиться в исцеляющее сердце.

Развитие прощения делает нашу жизнь спокойнее каждый день. В нём таится возможность освобождения от прежней закрепощённости оценивающего ума. Прощение позволяет гневу пребывать в милосердном внимании. Оно даёт пространство жизни. Это природа неомрачённого сердца, которое растворяет разделённость и позволяет милосердию и сознаванию преодолевать обусловленность. Это развитие пространства сердца в уме.

Традиционно практика прощения выполняется следующим образом: сначала следует посвятить её человеку, который вас чем-либо обидел, и соприкоснуться с ним, дав ему возможность обрести прощение. Затем следует вспомнить другого человека, который не может простить вас, и обратиться к нему, проявляя открытость к прощению и готовность отпустить неразрешённые ситуации прошлого, которые привнесли раздор в ваши сердца. Затем, наконец, следует простить самого себя. Поистине, мы всю жизнь ждём, когда сможем услышать слова «я люблю тебя», произнесённые собственным голосом. Невозможно по-настоящему принять любовь другого человека, пока вы не примите свою собственную любовь. Будда же говорил, что, сколько бы человек ни искал, он не сможет отыскать во всей вселенной другого человека, который заслуживал бы любви больше, чем он сам. Эта медитация, если заниматься ею по пятнадцать минут в день, способна расширить путь исцеления и частично упростить его.

При работе с каждой из этих медитаций благодаря своей естественной мудрости мы начинаем осознавать всё новые и новые уровни, где можно обрести исцеление, и позволяем себе следовать за своим прекрасным духом. Хотя медитация на прощении в своей общепринятой форме является очень мощной практикой, когда мы начинаем направлять прощение в самый центр неприятных ощущений, то открываем для себя ещё одну грань исцеляющей силы этой практики. Именно прощающее прикосновение к тому, к чему мы столь часто относились с презрением и глубокой обидой, делает возможным чудо исцеления, гармонии, полноты вступления в каждое мгновение, в саму жизнь. Все подобные практики необходимо адаптировать к своим непосредственным нуждам; при этом с чуткостью отмечая, какой следующий шаг будет уместным. Без всякой опоры на прошлое мы по-настоящему вступаем туда, куда необходимо, – и так, как необходимо; при этом океан сознания растворяет наши прежние шаги, так что не остаётся никаких следов, только почва под нашими ногами, это тот самый миг, в котором мы обретаем всё, чего когда-либо искали.

Поэтому следует наполнять прощением каждый миг переживания ума / тела. Мы не притягиваемся ни к одному проявлению ума и ни от чего не отворачиваемся. Ничто не является для нас препятствием. Мы учимся сохранять открытость сердца в аду.

Итак, как можно видеть, развитие умения прощать – полезное качество, позволяющее решать неразрешённые проблемы, ослаблять цепляния ума, высвобождать напряжения в теле, что позволяет установить связь сердца с областями, лишёнными любви. Когда мы наполняем прощением тело, та часть нас, которая противится жизни, растворяется, боль уменьшается, исцеление проникает в центр каждой клетки.

Практика прощения позволяет уму открыться естественной сострадательности сердца. Если выполнять её ежедневно, она растворяет самые закоренелые цепляния. Но поначалу прощение может обладать несколько странным характером. Во-первых, нужно признать, что порой нежданно-негаданно возникает чувство вины. Важно применять прощение не как инструмент для подавления вины, и даже не для того, чтобы перевести свою неспособность прощать на более высокий уровень, но как инструмент для растворения препятствий. Поначалу вы можете чувствовать, что не сделали ничего дурного, так зачем же вам просить прощения или прощать других? Но эмоции не столь разумны; они живут собственной жизнью. Мы просим прощения и прощаем других не за какие-нибудь воображаемые грехи, но поскольку больше не хотим носить в себе груз обид и вины. Так мы позволяем уму погрузиться в сердце. Отпустить и примириться со всем.

Если поначалу, прощая кого-либо, вы чувствуете некоторую неловкость, то, прошу, помните, что прощение – это не оправдание неправильных действий, которые ранили вас, но обращение к совершившему их человеку с милосердием и любящей добротой. Мы не можем оправдать изнасилование, но со временем нам, возможно, удастся отнестись к насильнику с некоторым пониманием, и наш страх утихнет, и мы немного полнее откроемся навстречу жизни. Прощение благодатно влияет на самого человека, а не только на того, кого прощают. Сердечно открываясь другому человеку, мы впускаем себя в собственное сердце. На самом деле человек может почувствовать, что его простили, находясь за сотни миль от нас, и даже осознать этот факт, но не это является основной задачей данной медитации. В сущности, ожидание, что другой человек осознает нечто подобное, – пример того, как мы «тянем» за собой нерешённые ситуации. Благодаря прощению мы избавляемся от них, освобождаясь от брони, разделяющей наши сердца. Один учитель говорит: «Пока есть двое, существуют неразрешённые проблемы. Когда двое становятся одним, сердце говорит повсюду, обращаясь само к себе».

На глубочайших стадиях прощения вы обнаружите, что нет никакого «другого», которого нужно было бы прощать, – лишь переживание общности. Единый ум, единое сердце, в котором все мы пребываем. Кроме того, как и в случае с безусловной любовью, не существует прощения, направленного на кого-то, существует прощение с кем-то.

Однажды, много лет тому назад, в очень сложный период моей жизни, я в одиночестве сидел у пруда в сосновом лесу, занимаясь медитацией на прощении; тогда практикующий внезапно исчез, и всё превратилось в прощение: прощением стали деревья, галька, пруд, саламандра, ползущая по моему ботинку. Мир стал всеприемлющей любовью. Тогда я услышал внутри себя голос – он прошептал, что меня простили за все мои прежние грехи. На что ум отвечал: «Но это невозможно, я совершил слишком много ошибок». Тогда сердце ответило: «Ты обрёл совершенное прощение, ты уже прощён. Если хочешь снова вернуться к своим ошибкам, дело твоё. Но с этого момента всё в твоём распоряжении». Как трудно было принять, впустить это невероятное прощение в своё сердце, и какое исцеление оно мне принесло!

Позвольте мне в качестве примера привести истории нескольких людей, для которых практика медитации на прощении стала искусным средством, ведущим к исцелению.

Чак был молодым человеком, который так сутулился, что, когда мы познакомились с ним, его тело формой напоминало знак вопроса. Он сгибался под тяжестью гигантского сопротивления и чувства вины. «У меня есть брат, у которого немного не в порядке с головой. Пару раз он наносил себе довольно серьёзные травмы. Он отрезал себе член, можете себе представить? Дважды он почти умирал от кровотечения. Уже много лет он время от времени лежит в психбольницах. Последний раз, когда он оттуда выписался, он переехал жить в район неподалеку от меня и звонил мне каждый день, рассказывая о том, как ужасна его жизнь. Каждый день где-то в течение часа я разговаривал с ним, но едва ли его боль была выносимой для кого-то из нас двоих – я не мог ничего сделать, кроме как находиться с ним рядом, наблюдая его ужасные мучения. Всё это было выше моих сил. Наконец я купил автоответчик, и как только от него поступали сообщения, прослушивал их. Иногда он звонил восемь, девять, десять раз за час, а я просто сидел у себя дома с бутылкой Jack Daniels, чувствуя себя ужасно виноватым из-за того, что не мог никак помочь ему, и напивался. Я не знал, что ещё можно сделать».

Впервые он познакомился с медитацией на прощении во время семинара и ощутил, что благодаря ей он может исцелиться. Он сказал, что ближе к завершению медитации по его телу прошла дрожь, когда он ощутил, с какой отчуждённостью относился к себе и другим людям. «Это груз гнева на самого себя, связанного с ощущением своей бесполезности и несоответствия ожиданиям».

Ему почти не потребовалось инструкций, чтобы начать заниматься ежедневной практикой прощения с целью «простить своего брата за сумасшествие и свою нетерпимость к собственной боли». По его словам, когда он стал налаживать связь со своей болью, а не отстраняться от неё, он стал осознавать с прощающей мягкостью, что путь духа – это путь творчества, он стал доверять себе и чувствовать потребности своей души. «Я никогда так себе не доверял. Я всегда относился к себе как к неприятному незнакомцу, поэтому, когда я начинаю прощать самого себя, мне легко становится увидеть себя как другого, страдающего человека; так понемногу возникает пространство, где есть место для прощения». В ходе дальнейшей практики медитации его тело стало постепенно выпрямляться. Когда переживание прощения обрело большую глубину, он увидел себя не как «другого», но как ум, страдающий ради обретения свободы, и тогда он стал отпускать прошлое. Шаг за шагом его способность благословлять свою боль и учиться у неё увеличивалась.

Спустя примерно месяц после начала практики он сказал: «Думаю, что буду ещё некоторое время заниматься этой медитацией. Благодаря ей, возможно, я действительно смогу вернуться домой. Войти в нашу гостиную и разделить ужин со своей измученной семьёй».

Когда мы познакомились с Мэри, она уже практиковала эту медитацию около шести месяцев. «Сначала эта практика столкнула меня лицом к лицу с переживанием беспомощности из-за всего того зла, которое мне причинили люди и которое я причинила им». Однако, как она сказала, в ходе практики ей постепенно удалось принять беспомощность, простить себя за неё и исследовать все её потайные стороны. По её словам, со временем состояние ума, характеризующееся беспомощностью, перестало приводить к переживанию беспомощности. А каждый раз, когда возникало чувство беспомощности, её сердце будто само начинало биться в ритме прощения. «Раньше я так боялась почувствовать себя беспомощной, что это чувство парализовало меня. Однако когда эту беспомощность затронуло прощение, она совершенно перестала быть насущной проблемой». Она призналась в своей уверенности, что чувство беспомощности никогда больше не одержит над ней верх, поскольку «я всегда могу что-то с ним сделать. Я всегда могу открыться тому, что происходит прямо сейчас».

Описывая, как постепенно углубляется её практика, Мэри отмечала: «Эта медитация, в зависимости от ситуации, может быть эффективной или не очень эффективной. Но она всегда заставляет меня ощутить, насколько важно прощение. Обычно практика показывает, что мне препятствует. Порой кого-нибудь очень трудно простить, поскольку я сильно злюсь на этого человека. Полагаю, всё дело в гордости. Но прощение научило меня несколько полнее принимать происходящее, так что я с чуткостью впустила в себя этот гнев, напоминая себе о том, что занимаюсь этой медитацией и практикой прощения ради себя, а не ради кого-то ещё. Меня совершенно не удивит, если я узнаю, что другим людям помогло моё прощение, но в первую очередь я занимаюсь этим для себя, и в последнее время мне стало гораздо легче жить».

В детстве Дороти стала жертвой сексуального насилия. Когда её впервые познакомили с этой медитацией, она почувствовала, что ещё не совсем к ней готова. «Не знаю, готова ли я отпустить свой гнев». Она в достаточной мере доверяла себе, чтобы понимать, что не обязана никого прощать, но при этом она чувствовала, что стены клетки, куда была заключена её жизнь, становятся всё прочнее.

Наблюдая за другими людьми, которые также пережили насилие в детстве, и занимаясь медитацией на прощении, отпуская привязанность и страх, гнев и ненависть на всё более глубоких уровнях, она стала ощущать, что эта практика обладает освобождающим потенциалом.

Мы посоветовали Дороти глубоко довериться самой себе и предложили ей воспринимать медитацию на прощении как «эксперимент по поиску истины», чтобы она сама разобралась, может ли эта техника быть ей чем-то полезной, и если может, то чем, – в её конкретной ситуации. Проявляя по отношению к себе редкостную доброту, она обрела достаточное доверие к тому, что происходило в её душе, чтобы сквозь страх и гнев сделать крошечный шаг к возможности прощения. Она не стала очертя голову бросаться в глубокий океан своей сложной внутренней травмы; напротив, она входила в воду «именно так и настолько», всегда неторопливо и бдительно.

Спустя несколько недель после того, как она приступила к эксперименту с этой медитацией, Дороти рассказала нам о переживании, которое, по её словам, «поразило ум и исцелило сердце». Понимая, что мудро приступать к практике постепенно, она направляла прощение на свои мелкие обиды и знакомых ей «тиранов мелкого пошиба», и тут неожиданно в её голове возник образ отца. «Мой ум сказал: „Я не собираюсь его прощать!“. Он сидел на своём старом стуле в гостиной, а я сидела рядом с ножом в руке; я стала бить его ножом, я вонзала лезвие во все места, куда могла дотянуться. И тогда мой ум, ощутив, что безопасно можно экспериментировать, сказал: „Почему бы тебе просто не попытаться, Дороти? Всего лишь попробуй“. Тогда я произнесла: „Прощаю тебя“, и вдруг это чувство просто захватило меня. Я видела отца, сидящего передо мной, и вдруг он заплакал. Это было поистине чудесно. Он попросил меня сесть к нему на колени, и моей первой реакцией было ответить: „Ты что, шутишь?!!“ Но тогда вступился мой ум: „Просто попробуй“. Тогда я села к нему на колени, и отец обнял меня. Я была всего лишь маленькой девочкой, которая сидела на коленях у отца. Я не могла в это поверить. Это было так естественно». Она была изумлена, что ей так легко удалось дать своему отцу шанс на прощение, и ей подумалось, что существует ещё один мужчина, которого она боится больше, чем отца: это был злой внутренний отец, Судья. Тогда она попросила прощения у Судьи. «Я действительно загоняю себя в угол. В любой ситуации я оказываюсь виновата во всём. Но мне показалось, что стоит попробовать. Я сильно удивилась этому, но Судья не осудил меня за то, что я попросила прощения. На самом деле у меня было чувство, что он сам жаждет прощения».

Хотя в ходе дальнейшей практики она увидела, что ей не всегда удаётся так легко простить отца, каждый миг прощения был исцеляющим. Примерно месяц спустя, уже глубоко познакомившись с практикой, она рассказала нам об опыте встречи с ребёнком, от которого несколько лет назад она избавилась с помощью аборта. «Моей первой реакцией было избежать встречи с ним. До этого мне советовали побеседовать с этим ребёнком, но я никогда не чувствовала готовности к этому. Но я услышала его голос, и мы говорили много раз, и он простил меня. Он сказал, что любит меня, а также, что я не сделала ничего ужасного. Это было потрясающе! А затем ребёнок сказал: „Прости себя“. Я увидела себя этим крошечным младенцем, так нуждающимся в защите и заботе, и направила любовь на себя. Я простила себя за своё несовершенство. И всё моё тело стало сиять. Тогда порой я чувствовала, будто витаю где-то во вселенной, просто ощущая любовь ко всему миру, и мир казался мне совсем другим. Я ощутила невероятный покой. И мне ещё предстоит потрудиться над своим исцелением, ведь мне немного страшно рассказывать вам обо всём этом, потому что… просто – потому что».

Могут уйти годы на исцеление травмы, которую нанесли Дороти, однако с каждым днём она приближается к своей истинной природе.

Сэмюэль умирал в возрасте восьмидесяти шести лет; он прожил жизнь, занимаясь преимущественно торговлей, и рассуждал о своей смерти как о бизнес-сделке. Он был почти до одержимости увлечён тем, чтобы добиться успеха для своей маленькой фабрики, и во многом отодвигал на второй план семейную жизнь, чтобы сосредоточиться на своей цели. У него было мало друзей. Его стремление добиться «успеха в бизнесе» привело к тому, что у него накопилось немало проблем. После того, как в течение месяца Сэмюэль перенёс три небольших инфаркта, – в отделении реанимации у него остановилось сердце, но его вернули к жизни, он сказал: «У меня возникло невероятно сильное и странное чувство, что очень скоро я отойду от дел». Поначалу он не принимал совета простить тех, кого он, бормоча, называл «подонками и шлюхиными детьми»; он говорил, что они нанесли ему оскорбление и заслуживают его гнева. Однако затем иногда, когда мы заговаривали о прощении, на его лице появлялась мягкая улыбка, и он говорил: «Думаю, вы правы. Какой толк от этого теперь? Обида только подавляет меня».

Обычно в случае большинства людей избавление от нерешённых ситуаций означает, что они прекращают воспринимать отношения как сделку. Однако в случае Сэмюэля, который из-за одержимости бизнесом всегда сохранял отстранённость, променяв отношения с людьми на своё дело, избавиться от нерешённых ситуаций означало прекратить воспринимать бизнес как отношения.

Взяв на вооружение его метафору о «завершении дел» перед смертью, я говорил с ним о «сведении баланса счетов» в таком ключе, чтобы он сосредоточился на возможности простить других и, вероятно, даже признал, что он тоже хотел бы быть прощённым. Предположив, что он больше не нуждается в том, чтобы продавать свою жизнь, что его дело пришло к процветанию и больше не требует всего его внимания, я говорил с ним об обретении единства с позиции любви. «Похоже, вашу компанию выкупает Некто свыше». И он улыбался своей любвеобильной улыбкой, мечтая об офисе в особняке, на двери которого золотыми буквами выбито его имя. В последующие дни, когда я помогал Сэмюэлю анализировать его жизнь, непрестанно отмечая, с какой человечностью он занимался бизнесом, как честно он вёл торговлю, по глубокой чуткости, возникшей в его взоре, можно было заметить, что у него появилось определённое доверие и уверенность в минувшей жизни.

Хотя нельзя сказать, что слово «прощение» пришлось ему совершенно по душе, переживание простора обрело для Сэмюэля большую привлекательность. «Ради чего я выматываю себя этим бизнесом? Возможно, пришло время уйти на пенсию». Его злость на прошлое растворялась.

После ещё одного инфаркта Сэмюэль впал в кому; он ненадолго очнулся однажды днём, взглянул прямо мне в глаза и сказал: «Простите меня, что я немного задерживаюсь: мне нужно уладить все дела с Господом. Он здесь всем заправляет. Но, думаю, мы с ним договоримся». И он снова впал в кому с улыбкой на губах.

Когда мы познакомились, Ленни умирал от СПИДа. Некоторое время он уже занимался медитацией на прощении в группе, где открыто обсуждались проявления гомосексуальности, и обратился к нам за более детальным руководством. Мы встречались каждые несколько дней, чтобы совместно заниматься медитативной практикой и способствовать углублению его доверия к происходящему. Вскоре его практика вышла на уровень всеохватывающего сострадания. Он созрел. Его сердце раскрылось. «Я чувствую, что эта медитация играет решающую роль в моём исцелении. Она помогла мне найти путь из своего гнева. Это одна из немногих практик, которые я знаю, где гнев признаётся без того, чтобы усугублять его или чтобы была необходимость его скрывать. Благодаря ей я обрёл уверенность в том, что из этой боли можно выбраться. Если бы я узнал об этой медитации десять лет назад, возможно, я бы решился простить себя за то, что я гей. Даже пять лет назад я бы, вероятно, подумал, что мне нужно простить себя за то, что я заболел СПИДом. Но теперь мне кажется, что всё, что я могу сделать, – простить свою болезнь. Знаете, это весьма впечатляющий опыт – простить свой СПИД, эту ситуацию, которая перевернула всю мою жизнь.

Я не знаю, куда меня заведёт прощение, но я готов двигаться вперёд. Ведь я понятия не имею, где начинается и где заканчивается жизнь, но уверен, что прекрасно иметь возможность говорить правду, я учусь этому благодаря прощению. Также я уверен, что мужчины-геи – утончённые, чувствительные, прекрасные, любящие, нежные, щедрые люди, которые в наши дни умирают, едва ли простив самих себя и получив прощение других людей».

Теперь Ленни проводит бесплатные семинары по прощению в гей-сообществе. Прошло пять лет с тех пор, как ему поставили изначальный диагноз.

Кэролайн начинала заниматься практикой прощения около двух лет назад. Спустя примерно шесть недель у неё возникло желание ежедневно заниматься медитацией на осознанность, которая наполнила глубоким исцелением её жизнь. «Поначалу, чем сильнее я стремилась простить кого-то, тем более виноватой я себя чувствовала из-за того, что не могу с лёгкостью прощать, но потом я поняла, что была слишком требовательной к себе, что на самом деле я не обязана прощать, скажем, человека, который изнасиловал мою сестру». В связи с этим она стала сосредоточиваться на мелких обидах, которые часто приводили её к закрытости, и изумлённо наблюдала за постепенным развитием своей способности к прощению. «Теперь временами мне удаётся простить того человека, но нет, я вовсе не сошла с ума из-за этой медитации. Я не собираюсь звонить ему в дверь и рассказывать об этом». Её прощение не было оправданием насилия, она простила совершившего насилие, но не само его действие. По её словам, она научилась прощать жестоких людей, но не видела повода прощать жестокость: «Я была настолько взбешена, когда изнасиловали мою сестру, что просто возненавидела этот мир и хотела убить этого мужчину. Но умение прощать мне по-настоящему помогает. На самом деле теперь я чувствую, что могу простить даже Бога, мне часто кажется, что он обнимает меня своими руками. Никогда ещё я не ощущала себя менее одинокой. Никогда я не была счастливее. Прощение – это чудо!»