Текст книги "Первый: Новая история Гагарина и космической гонки"

По приказу Хрущева имя Королева было почти полностью удалено из публичного дискурса. За одним исключением – в 1958 году его имя появилось в списке вновь избранных членов Академии наук. Новые издания по истории советского ракетостроения после 1957 года не содержали упоминаний о нем и о других главных конструкторах и ведущих инженерах, задействованных в советской космической и ракетной программах. Время от времени Королеву разрешали писать статьи для контролируемой правительством газеты «Правда» под псевдонимом Профессор К. Сергеев. В них он писал о недалеком будущем, когда советский человек покорит космос, но это были единичные вылазки, да и то замаскированные. Можно предположить, что Королеву было нелегко видеть, как его имя вымарывается из описания его собственных достижений, тогда как Вернер фон Браун блистает на безумно успешном телешоу[172]172
  Man in Space (first broadcast March 1955), Man on the Moon (December 1955), Mars and Beyond (December 1957).


[Закрыть] канала Disney TV о будущем космических путешествий, украшает обложки журналов Life и Time и становится героем льстивого голливудского кино. Ничего подобного не светило Королеву при жизни. «Отец никогда не жаловался, – писала его дочь Наталья много лет спустя, – но где-то в душе его, я уверена, таилась обида»[173]173
  Цитата воспроизведена по оригинальному русскому изданию: Королева. Отец. Кн. 2. С. 311.


[Закрыть].

Для создания дополнительной дымовой завесы вокруг Королева использовали академика Леонида Седова, которого иногда засвечивали в прессе и намекали, что он-то и есть великий организатор впечатляющих советских космических достижений. Седов был председателем Межведомственной комиссии по межпланетным сообщениям – одно название чего стоит! – но на самом деле почти ничего не знал о советской космической программе. Именно поэтому его время от времени выдвигали вперед, чтобы поговорить о ней. Эта хитрость имела блестящий успех. «Наконец, – гласил совершенно секретный документ ЦРУ, озаглавленный "Люди и формулы, которые обеспечили запуск Спутника", – нам удалось разгадать тайну[174]174
  'Here Are the Men and Formulas that Launched Sputnik', CIA, March 18, 1958 (approved for release 1996).


[Закрыть] загадочного Леонида Седова». Но в тайну загадочного Сергея Королева им проникнуть не удалось. А на тот случай, если его когда-нибудь все же расшифруют, поездки по СССР он совершал в сопровождении телохранителей из КГБ, которые должны были пресечь попытку похищения или убийства. Человек, который когда-то был врагом народа и Советского государства и добывал золото в качестве заключенного в сибирском лагере, теперь стал одним из самых драгоценных и тайных активов государства.

С каждым новым техническим чудом, представленным Королевым миру, с каждым более тяжелым спутником, с каждой новой собакой на орбите, лунным или планетарным зондом Хрущев убеждался, что имеющееся в его арсенале политическое оружие куда более эффективно, чем оружие реальное.

Каждое следующее космическое «представление» было именно этим: не столько частью тщательно проработанной последовательной космической программы, сколько еще одним блестящим выставочным экземпляром, желательно привязанным к какой-нибудь политической дате, и опять же впечатляющим доказательством советской изобретательности, которым Хрущев мог пугать американцев. В результате Королев очень быстро стал пленником собственного успеха. Он несколько раз пытался перейти к долгосрочному планированию, выстроить пошаговую скоординированную стратегию, которая в конечном итоге привела бы человека не только на орбиту, но и дальше, на Луну и даже на Марс, к строительству космических станций и лунных баз. Однако подобные планы отвергались или попросту игнорировались. А давление на него не ослабевало. Королеву приходилось постоянно лавировать, пытаясь пройти по извилистому фарватеру между ревностью коллег-ракетостроителей, таких как Глушко, который его не выносил, откровенным негодованием военных, которые хотели, чтобы он ограничивался выполнением своих прямых обязанностей – делал ракеты, и Хрущевым, который хотел все. Спрос на его время, энергию и здоровье, и так подорванное пребыванием в ГУЛАГе, был почти всепоглощающим. «Здесь я, конечно, – писал он Нине, – все время в состоянии какой-то тревоги или неспокойном состоянии, и очень хочу домой, в наш милый дом. Мне так хотелось бы… чтобы мы хотя бы изредка были вдвоем… Ох, боюсь только, что это все останется лишь в мечтах»[175]175
  Текст письма воспроизведен по оригинальному русскому изданию: Королев. Горизонт событий. С. 313.


[Закрыть]. Тем не менее, несмотря на все страхи и давление, Королев никогда не забывал про свою великую цель – пилотируемый космический полет. Как вспоминал его коллега Виктор Казанский, уже в 1946 году при первом знакомстве Королев сказал ему: «Это не военная игрушка. Задача ракеты летать туда»[176]176
  Цитата воспроизведена по первоисточнику: Дороги в космос. Кн. 1. С. 70.


[Закрыть], – и показал пальцем на потолок.

И снова умение манипулировать людьми и трезвый прагматизм помогли Королеву добиться цели. В августе 1958 года, за два месяца до того, как NASA приступило к реализации собственной пилотируемой космической программы, Королев и его команда подготовили секретный документ, озаглавленный «Материалы предварительной проработки вопроса о создании спутника Земли с человеком на борту (объект ОД-2)». Возможно, заголовок получился не слишком красивым, но сам документ был поистине революционным: в нем детально описывался 5-тонный пилотируемый орбитальный космический корабль, который совершенно случайно в точности подходил для ракеты Р-7. Но гениальной особенностью конструкции, ключевым моментом было то, что корабль мог служить также беспилотным спутником-шпионом. Предлагаемый объект ОД-2 должен был изготавливаться в двух вариантах. Один из них, позже получивший название «Зенит», стал спутником фоторазведки, который никакое известное оружие противника не могло перехватить или уничтожить. А другой вариант, который назвали «Востоком», Королев приготовил для человека – космонавта. Одним ударом Королеву удалось убить двух зайцев: задобрить военных и получить вожделенный космический корабль.

Как и первое представление ракеты Хрущеву двумя годами раньше, этот великолепный пример умения показать товар лицом сработал. В январе 1959 года Центральный комитет Коммунистической партии выпустил секретное постановление о подготовке к пилотируемому космическому полету. Второе секретное постановление было выпущено в мае 1959 года, через месяц после первой пресс-конференции команды Mercury 7. Этот документ официально поручал Королеву осуществление программы создания спутников-шпионов и содержал приложение с длинным перечнем работ, включая разработку скафандра и системы жизнеобеспечения космического корабля. Ловкость рук и очень кстати возникшая угроза со стороны американских конкурентов позволили Королеву впихнуть мечту всей своей жизни в водоворот конкурирующих запросов.

Теперь ему оставалось только реализовать ее.

Итак, это был человек, который 27 января 1961 года писал жене, чтобы лишний раз сообщить ей, как сильно он верит в свое дело – и что «готовится». Но после того, как его заместитель Константин Бушуев всего три недели назад представил на утверждение последний график подготовки пилотируемого полета, сроки снова сдвинулись, по крайней мере на месяц. Две последние генеральные репетиции – два финальных полета «Востока» с антропоморфным манекеном и собакой каждый, теперь должны были состояться не в феврале, а в марте. Только после этого и только если все пройдет достаточно хорошо, у Королева должна была наконец появиться возможность запустить человека в космос.

Все шесть первых космонавтов в это время ждали своего часа. Юрий Гагарин по-прежнему предварительно значился в списке первым. Еще на той встрече в начале 1960 года, через три дня после их официального утверждения в должности, Гагарин произвел на Королева сильное впечатление. Тогда Королев не назвал себя. Он раскрылся тремя месяцами позже, когда космонавтов впервые пригласили в ОКБ-1 взглянуть на «Восток». Вдоль одной из стен выстроились в ряд блестящие серебристые сферы, не похожие ни на одну знакомую гостям летающую машину. Пока космонавты стояли, ошеломленные увиденным, Королев предложил одному из них подняться и сесть в ближайшую сферу. Гагарин сразу же вызвался. Остальные обратили внимание, что на Королева произвело впечатление то, как розовощекий молодой человек, прежде чем войти внутрь безупречно чистого «Востока», аккуратно разулся. После ухода Королева друг Гагарина Алексей Леонов подошел к нему и сказал: «По-моему, выбор сделан»[177]177
  Цитата воспроизведена по первоисточнику: Леонов А. А. Время первых. Судьба моя – я сам. – М.: АСТ, 2019. С. 104.


[Закрыть].

Однако Леонов поторопился. Когда Королев писал Нине, окончательный выбор еще не был сделан. А время бежало. В тот же день, когда было написано письмо, вышел свежий номер журнала Life со статьей Джона Гленна под заголовком: «Мы отправляемся туда, где никто никогда не бывал, на аппарате, на котором никто не летал»[178]178
  Life, January 27, 1961.


[Закрыть]. Ниже были фотографии Гленна и его сына, наблюдающих старт ракеты на мысе Канаверал. Рядом с ними смотрела в бинокль Луиза, жена Алана Шепарда. «Объявление графиков – рискованное дело», – писал Гленн. Однако «если не возникнет непредвиденных сложностей, один из нас, – он не стал называть, кто именно, – совершит первый космический полет вскоре после того, как шимпанзе проложит нам путь». А полет шимпанзе, добавлял он, состоится «очень скоро».

На самом деле 27 января 1961 года, когда этот номер Life появился на прилавках продавцов, до полета шимпанзе оставалось ровно четыре дня. И полет астронавта Алана Шепарда, и ход программы Mercury, и, главное, надежды Америки побить наконец Советы в космической гонке – все теперь зависело от успешности этого полета.

9
Испытуемый № 65

31 ЯНВАРЯ 1961 ГОДА, 2:00

База ВВС США, мыс Канаверал

Всю ночь вокруг семи трейлеров на огороженной стоянке рядом с ангаром S на мысе Канаверал кипела лихорадочная деятельность. Они стояли здесь уже 29 дней, запахи и шум, исходившие из них, были так сильны и неприятны, что заставили некоторых всегдашних постояльцев ангара сменить место размещения. Когда-то у Шепарда, Гленна и других астронавтов в ангаре S были комнаты, в которых они могли жить во время посещений мыса Канаверал, но теперь они перебрались отсюда в более комфортные номера гостиницы сети Holiday Inn в Коко-Бич. Теперь это место больше напоминало зоопарк – которым и являлось почти буквально, ибо в трейлерах размещались шесть шимпанзе. В начале января их вместе с 20 дрессировщиками, ветеринарами и помощниками привезли на мыс самолетом из Исследовательской лаборатории авиационной медицины на базе Холломан в Нью-Мексико, чтобы подготовить к испытанию MR-2, то есть к предстоящему полету шимпанзе в космос. Запуск MR-2, согласно планам NASA, должен был состояться этим утром, в 9:30, с одним из шимпанзе на борту.

К описываемому моменту выбор сузился до двух вариантов. Объект № 46 – самка, известная также как Минни, считалась запасным кандидатом, а возглавлял отборочную гонку объект № 65 – 17-килограммовый самец приблизительно трех с половиной лет от роду, имевший первоначально кличку Чанг. С недавнего времени его стали называть Хэм по начальным буквам английского названия лаборатории, где шимпанзе готовили к полету, но пока новую кличку держали в тайне – ее предполагалось раскрыть только в том случае, если Хэм вернется из космоса живым. Его выбор в качестве главного кандидата был обусловлен отчасти смирным характером, но в основном выдающимися результатами на психомоторном тренажере[179]179
  Полное техническое описание см. в Results of the Project Mercury Ballistic and Orbital Chimpanzee Flights (NASA 1963).


[Закрыть] – устройстве для проверки реакции шимпанзе на вспыхивающие лампочки (испытуемый должен был в ответ нажать на два рычага за определенное число секунд[180]180
  Левый рычаг предназначался для «процедуры избегания перемежающихся или дискретных» сигналов, правый – для «процедуры постоянного избегания».


[Закрыть]). Если животное не выполняло задачу, оно испытывало то, что в пресс-релизе NASA называли «мягким» электрическим ударом.

Хэм успел провести на психомоторном тренажере 219 часов, сначала на базе Холломан, а затем в одном из трейлеров возле ангара S. Во время испытаний он лежал пристегнутым к кушетке. Каждый раз, когда загоралась голубая лампочка слева, у него было ровно пять секунд, чтобы нажать на левый рычаг, а когда загоралась правая белая лампочка, он должен был нажать на правый рычаг не позже чем через 15 секунд. В том и в другом случае, если он этого не делал, то получал удар током. В чуть более поздних версиях тренажера шимпанзе в качестве награды за успех получали ломтики банана, но во время подготовки Хэма вознаграждение не предусматривалось, только наказание. Именно такой аппарат должен был в ракете зажигать голубые и белые лампочки и, когда надо, бить Хэма током, в то время как он будет нажимать на свои рычаги в условиях полетного стресса, если не травмы. За предполагаемые 14 минут полета Хэм мог получить до 60 ударов током, если не сумеет правильно и вовремя реагировать на световые сигналы.

Программа работы с шимпанзе стартовала на базе Холломан еще в апреле 1959 года, в том же месяце, когда начала подготовку команда Mercury 7, и некоторые элементы тренировки животных зеркально отражали подготовку астронавтов, – факт, на котором никто из астронавтов не любил акцентировать внимание, особенно Шепард. Перспектива повторить в точности то, что сделал какой-то шимпанзе, естественно, не нравилась человеку, за плечами которого было более 3000 летных часов и который мог пролететь на реактивном самолете под мостом в Чесапикском заливе. Возможно, это было еще одной причиной, помимо вони и шума животных, по которой Шепард перебрался из ангара S в Holiday Inn.

Но факт остается фактом, программа подготовки шимпанзе на базе Холломан, многими аспектами которой руководил очкастый 42-летний специалист ВВС США по авиационной медицине Эдвард Диттмер, строилась по тому же фундаментальному принципу, что и программа подготовки людей: она была основана на оперантном обучении, то есть на выработке условных рефлексов. Смысл был в том, чтобы заранее сделать и шимпанзе, и астронавтов привычными ко всем новым ощущениям и стрессам, которые могут возникнуть там, наверху. Поэтому шимпанзе точно так же крутились на центрифуге, испытывая те же перегрузки почти до потери сознания, а иногда и выше. Кроме того, и на базе Холломан, и в двух трейлерах на мысе Канаверал имелся макет кабины Mercury, где животные могли дергать рычаги своего психомоторного тренажера. Они имитировали рычаги, которыми предстояло манипулировать астронавтам в определенные моменты полета, с той лишь разницей, что для людей удары током в случае ошибки не предусматривались.

В пресс-релиз об этом утреннем полете NASA добавило заключение Американской медицинской ассоциации, согласно которому «задействуются только законно приобретенные животные[181]181
  'Animal Handling Statement' in NASA press release January 28, 1961 (No. 61-14-3).


[Закрыть], а их содержание и использование во всех случаях осуществляются в соответствии с законом». Сам Хэм, возможно, не согласился бы с духом и, пожалуй, с буквой этой декларации, учитывая, что сначала звероловы похитили его у матери в раннем возрасте в джунглях Французского Камеруна, а потом в 1959 году продали ВВС США за $457. В лаборатории, где эксперименты, связанные с авиационными и космическими исследованиями, проводились на примерно четырех сотнях различных животных, Хэм неожиданно для себя присоединился к колонии из 50 или около того других «законно приобретенных» шимпанзе, таких как Литтл Джим, Дуэйн, Бобби Джо и Элвис. Подобно Хэму, все они были очень молодыми. «Обычно, – рассказывал один из ветеринаров лаборатории капитан Джим Кук, – мы старались получать их малышами в возрасте от года до трех лет»[182]182
  Burgess and Dubbs, Animals in Space, p. 117.


[Закрыть].

Все они начали подготовку под руководством Эдварда Диттмера. Первое, что сделал Диттмер, это привязал шимпанзе к металлическим стульчикам и «поставил их на расстоянии четырех-пяти футов, чтобы животные не могли дотянуться друг до друга и играть». Их заставляли сидеть так по пять минут поначалу, а затем все дольше и дольше, пока они не научились спокойно сидеть на стульчиках «до бесконечности». Некоторые шимпанзе с трудом поддавались такого рода дрессировке, особенно один по кличке Энос, который кусался и нападал на сотрудников лаборатории, а позже в ангаре S прославился тем, что швырнул свои фекалии[183]183
  Интервью Гюнтера Вендта в рамках проекта OHP, 25 февраля 1999 года.


[Закрыть] в лицо заезжему сенатору[184]184
  Энос был печально известен проблемами поведения. Однако именно он позднее стал пассажиром корабля, выведенного на орбиту вокруг Земли 29 ноября 1961 года, перед первым американским пилотируемым орбитальным полетом, который состоялся в феврале 1962 года.


[Закрыть]. Хэм оказался более покладистым. Он стал одним из лучших учеников Диттмера. «У меня были прекрасные отношения с Хэмом, – сказал Диттмер много лет спустя. – Я знаю, что нравился ему. Я часто держал его на руках, и он был в точности как маленький ребенок»[185]185
  Maybury, A Tribute to Edward C. Dittmer, New Mexico Museum of Space History, Curation Paper 8, Summer 2012.


[Закрыть].

Он и теперь держал Хэма на руках, ранним утром во вторник 31 января 1961 года. Дело происходило в одном из трейлеров возле ангара S, и Диттмер занимался тем, что выполнял «ответственную задачу» – вводил под кожу два электрода для снятия электрокардиограммы шимпанзе, чтобы во время полета можно было фиксировать каждое сокращение его сердца. Кроме того, Диттмер ввел термометр на 10 см в прямую кишку Хэма, где он и должен был оставаться следующие 16 часов. Эти и другие датчики должны были посылать в реальном времени физиологические данные Хэма, сидящего в космическом корабле, на специальные панели в пристартовом укрытии и в центре управления полетом. В 2:00 с небольшим Диттмер перешел к следующему этапу подготовки Хэма – теперь его надо было посадить и зашнуровать в удерживающем костюме, а затем закрепить «пластины психомоторного стимулятора», то есть контакты электрошокера, на ступнях. Их протестировали, чтобы убедиться, что все работает нормально. После этого Хэма пристегнули к специальному ложу. Оно представляло собой половину контейнера, который в закрытом виде образовывал герметичную капсулу с системой жизнеобеспечения, похожую на скафандр, где на уровне пояса располагался пресловутый психомоторный тренажер. Пока же верхняя часть капсулы оставалась открытой, чтобы Хэм мог дышать обычным воздухом.

На всю эту операцию у Диттмера ушло 30 минут. Хэма, теперь надежно закрепленного в маленьком контейнере, перенесли из трейлера в транспортный фургон, где ему предстояло несколько часов ждать, прежде чем его отвезут за 10 км к одной из ракет Redstone Вернера фон Брауна на 5-й площадке – к ракете того же типа и на той же площадке, где двумя месяцами ранее, в ноябре, состоялся «четырехдюймовый полет». Ожидание оказалось долгим, два с половиной часа, но Хэм привык подолгу сидеть в крохотных металлических креслицах в замкнутых пространствах. Он занимался этим большую часть своей жизни.

Хэм был не первым животным, участвовавшим в испытательных полетах, хотя шимпанзе использовались впервые[186]186
  Без сомнения, лучшим и наиболее авторитетным отчетом о животных, использованных в ракетных и космических исследованиях и в США, и в СССР, является книга Burgess and Dubbs, Animals in Space. Автор в большом долгу и перед этой книгой, и перед Колином Берджессом за многократное общение по электронной почте.


[Закрыть]. С 1948 года в рамках экспериментального проекта Albert военные США запускали в небо разных животных в носовых частях баллистических ракет. Первоначально ставилась задача понять, как действует быстрый рост перегрузок на живые организмы, с прицелом на будущее, когда человеку придется пилотировать новые летательные аппараты примерно с такими же характеристиками, что и у ракет. По крайней мере, именно это было частью обоснования проекта Albert. Четырехкилограммовых макак-резусов, крепко связанных внутри специальных алюминиевых капсул, помещали в головную часть ракет V-2 американского производства, а затем запускали со скоростью более 1300 м/с на высоту 65 км – почти впятеро выше, чем летают современные авиалайнеры. В высшей точке баллистической траектории головная часть с животным внутри должна была отделяться от ракеты и спускаться на парашюте на землю.

Неудивительно, что шансы этих обезьян на выживание после такого полета были низкими. В первом полете, 11 июня 1948 года, один из фотографов заметил, что кто-то написал мелом на хвостовом стабилизаторе ракеты V-2, несущей первую обезьяну по кличке Альберт: «Бедный Йорик! Я знал его». Альберт погиб через час, когда парашют его головной части порвало в клочья в более плотных слоях атмосферы, и она с жуткой скоростью врезалась в поверхность Земли. «Мы не получили в этом испытании никакой полезной информации»[187]187
  Burgess and Dubbs, Animals in Space, p. 45.


[Закрыть], – сказал руководитель проекта Джим Генри. Но это не остановило проведения еще трех испытательных полетов ракеты V-2, в каждом из которых животное – еще две обезьяны и мышь – погибало.

И это было только начало того, что в последующие 10 лет и далее превратилось, по существу, в операцию по планомерному убийству животных. Экспериментаторы и в США, и в СССР пытались определить, как полет на ракете в космос влияет на живые существа. Список неизвестных был пугающе длинным. Исследователи опасались, что тех, кто отважится проникнуть за пределы земной колыбели, ждут многочисленные неприятности и смертельные опасности. На протяжении 3,5 млрд лет с момента возникновения жизнь на планете существовала в одной и той же гравитационной среде. Никто не мог уверенно сказать, что произойдет в условиях невесомости при космическом полете. Опасались, что сердечно-сосудистая система может перестать функционировать; опасались остановки сердца; опасались наступления слепоты, трудностей с дыханием и глотанием, общей неработоспособности мышечной системы; опасались неконтролируемой рвоты, появления язв и повреждения мозга. Опасались и многого другого, что может произойти, когда космический корабль выйдет за пределы защитной атмосферы: смертоносной солнечной радиации и микрометеоритной бомбардировки, способной внезапно разрушить корабль. К этому добавлялись опасности, связанные с достижением космоса и возвращением оттуда: вибрации и шум, ускорение ракеты, увеличивающее вес тела в несколько раз и заставляющее кровь отливать от головы, скапливаться в животе и сдавливать плоть; сильный нагрев аппарата при входе в атмосферу, способный в отсутствие должной термоизоляции сжечь плоть. Ужасы виделись всюду, даже в поведении сознания: опасались возникновения чувства одиночества, паники, клаустрофобии и в конечном итоге – безумия.

Поначалу никто не знал, чего ожидать, и поэтому отправляли в полет животных.

Когда пришло время запуска на очень большие высоты, а потом в космос сложных живых организмов, в США выбор пал на макак-резусов, хотя иногда использовали также лягушек и мышей. Макаки-резусы были интереснее из-за их очевидного сходства с человеком, хотя они могут быть слишком возбудимыми, да и обучать их трудно. К тому времени, когда Хэм ожидал своего суборбитального полета в последний день января 1961 года, уже девять обезьян погибли во время 11 запусков. Статистика не внушала оптимизма. Среди погибших была, в частности, крохотная жизнерадостная беличья обезьянка весом полкило по кличке Гордо, по размеру чуть крупнее мужской ладони. Вместе с головной частью ракеты Гордо сгинула где-то в Южной Атлантике, скорее всего, в результате очередного отказа парашюта. Еще одной жертвой экспериментов была Эйбл – трехкилограммовая самочка макаки. Она возвратилась живой, но умерла четырьмя днями позже при извлечении электродов. Фотографии этих обезьян, сделанные непосредственно перед полетом, чрезвычайно расстраивают: их миниатюрность и явная беспомощность дополнительно подчеркиваются металлическими цилиндрами, в которые их заключали, и пучками проводов, опутывающими головы. Во время полета в мае 1959 года, когда она вместе со своей спутницей, макакой по кличке Мисс Бейкер, вошла в атмосферу на скорости 4500 м/с, частота дыхания Эйбл была втрое больше нормы. Позже какой-то репортер спросил у капитана Эштона Грейбила из Института аэрокосмической медицины ВМС в Пенсаколе, как эти животные вели себя во время подготовки. «Мы не заставляли ни одну обезьяну идти на испытание, если она возражала, – ответил тот. – Эти обезьяны почти добровольцы»[188]188
  Там же, p. 134.


[Закрыть].

До Хэма шимпанзе в полетах на ракетах не участвовали, но – несомненно, в качестве «добровольцев» – их широко задействовали в наземных испытаниях с перегрузками в исследовательской лаборатории на базе Холломан. Изначально испытания проводились для оценки последствий катапультирования и аварийных ситуаций на высокоскоростных реактивных самолетах и экспериментальных ракетопланах, и наряду с шимпанзе в них иногда использовались свиньи. Некоторые из этих тестов были попросту ужасны: в качестве примера можно привести «сумасшедшую машину», когда животных пристегивали к реактивным салазкам, которые разгонялись до 272 км/ч, а затем резко останавливались, чтобы посмотреть на результат. По словам Дональда Барнса, физиолога ВВС, присоединившегося к этой программе позже, при этом «мозг, по существу, размазывался по внутренней поверхности черепа»[189]189
  One Small Step film documentary by David Cassidy and Kristin Davy (2008).


[Закрыть]. Другой исследователь говорил, что останки животных обычно представляли собой «месиво». Через «сумасшедшую машину» прошли 88 шимпанзе. В среде экспериментаторов того времени процветал черный юмор, не ограничивавшийся надписью про бедного Йорика. Свиней иногда фотографировали перед роковым скоростным заездом, повесив им на шею табличку «Проект „Барбекю“». Иногда убитое животное съедали.

В 1950-е годы разнообразие и жестокость этих перегрузочных испытаний только возросли. Перспектива пилотируемых полетов на ракетах требовала более полного понимания влияния перегрузок на различные части тела для создания эффективных средств защиты. Шимпанзе на базе Холломан – и, с течением времени реже, свиньи – теперь летали по рельсам на реактивных салазках быстрее, чем самолеты, а затем резко останавливались, или опрокидывались вместе с салазками, или сбрасывались с них. Даже названия этих тестов рождают перед глазами какой-то кошмарный вариант ярмарочных каруселей: Daisy Track, Swing Drop, Sonic Wind Number 1, Bopper, SNORT (так обозначалась сверхзвуковая трасса для испытания вооружения ВМС на озере Чайна-Лейк в Калифорнии). Почти все испытания снимались на пленку на высокой скорости, что обеспечивало экспериментаторов покадровой записью множества тестов, приводящих чаще всего к гибели животного. Нашелся даже один доброволец, достаточно храбрый – или безумный – для того, чтобы попробовать на себе некоторые из этих тестов. Звали его Джон Стэпп, он был офицером ВВС и врачом. Он каким-то образом выдержал 29 тестов, отделавшись кровоизлиянием в сетчатке глаза, треснувшими ребрами и сломанными запястьями, после чего был отставлен от испытаний, пока дело не закончилось его гибелью. В Голливуде сняли фильм о карьере Стэппа под названием «На пороге космоса», а портрет отважного испытателя напечатали на обложке журнала Time. Животным, которые подвергались таким же и более тяжелым испытаниям, везло меньше.

Советы использовали в своих космических экспериментах в основном собак. В статье 1961 года американский журнал Aviation Week рассуждал о том, почему они так поступают, в то время как американцы сначала использовали низших обезьян, а теперь перешли на шимпанзе. Неизвестный советский представитель, названный «П. Варин»[190]190
  Aviation Week, March 20, 1961.


[Закрыть] – в закрытом мирке советской космической программы это могло что-то означать, а могло и не означать ничего, – вроде бы сказал, что хотя низшие обезьяны и шимпанзе «имеют такое же крепление и расположение органов, как и у человека… собаки намного спокойнее». Полковник Владимир Яздовский – врач, разработавший тесты для космонавтов и руководивший космической программой с участием собак, писал, что собаки «хорошо поддаются тренировке»[191]191
  Цитата воспроизведена по оригинальному русскому изданию: Яздовский. На тропах Вселенной. С. 20.


[Закрыть] в отличие от человекообразных обезьян, для которых «характерны частые срывы в поведении и подчас резкая агрессивность». В общем, собаки выполнят команду, тогда как шимпанзе могут и не выполнить.

Параллели между человеком и шимпанзе подчеркиваются на первом листе 17-страничного пресс-релиза NASA, выпущенного перед полетом Хэма: шимпанзе имеют не только очень близкое к человеку время реакции, но и «высокий интеллект, который должен сделать их выдающимися исполнителями сложных задач». В советской программе подготовки космонавтов все время подспудно проскальзывало, что космонавтам не обязательно быть выдающимися исполнителями сложных задач – им достаточно быть здоровыми и исполнительными. Слишком большая независимость суждений не очень поощрялась, как не поощрялась она и в советском обществе в целом. Марк Галлай, летчик-испытатель, руководивший частью подготовки космонавтов, позже признал, что «доверие к человеку, находящемуся в полете… еще должно было утвердиться»[192]192
  Цитата воспроизведена по оригинальному русскому изданию: Галлай. С человеком на борту. С. 65.


[Закрыть], а пока ему, как собаке, думать было непозволительно. Его следовало натренировать так, чтобы он откликался на раздражители почти рефлекторно. Думается, не случайно нация, давшая миру Ивана Павлова, позже стала обучать своих космонавтов вести себя в какой-то степени как собаки Павлова.

Советская программа работы с собаками началась в 1951 году – на три года позже, чем проект Albert в США. Инициировал ее сам Сергей Королев в качестве первого шага к своей конечной цели – отправить человека в космос. Об этой программе широкой публике известно не так много. Неизвестно, в частности, сколько всего собак реально летало. Сегодня Лайка – самая знаменитая из них, и большинство людей помнят только ее кличку. Историю ее печального конца вспоминают до сих пор – как она погибла, летая вокруг Земли в 1957 году без возможности вернуться домой. Четыре полета «Востоков» с собаками в 1960 году, когда спасательной командой руководил Арвид Палло, известны куда меньше, пожалуй, за исключением орбитального полета Белки и Стрелки в августе того года. Хотя цифры точно неизвестны в определенной мере из-за секретности, окружавшей программу, по одной из оценок, Советы отправили в полет на ракетах ни много ни мало 41 собаку[193]193
  Асиф Сиддики в электронном письме автору от 14 мая 2020 года сообщил: «По этому вопросу очень много противоречивых данных! Если верить документу, находящемуся в РГАНТД, всего была 31 попытка запуска ракет с собаками (в том числе 29 успешных запусков) и 41 собака, из которых 22 погибли. Опять же эти цифры варьируют от источника к источнику, а ситуация осложняется тем, что разные собаки могли иметь одну и ту же кличку (например, если собака погибала, то следующую называли точно так же.


[Закрыть]. По всей видимости, 22 из них погибли. Одна, трудно поверить, убежала на пути к ракете, и заманить ее обратно не удалось. Ее заменили бродячим щенком, которому не повезло оказаться в тот момент рядом с солдатской столовой.

Все собаки были бродячими суками – чтобы им проще было мочиться в ограниченном пространстве – и только беспородными, поскольку считалось, что метисы выносливее чистопородных собак. Они должны были весить не слишком много – не более 7 кг – и быть достаточно миниатюрными, чтобы помещаться в тесных контейнерах. Кроме того, они должны были иметь светлый окрас, чтобы бортовые камеры могли снимать их при тусклом освещении в кабине. На самом деле список требований был настолько длинным, что работники, отлавливавшие собак на улицах Москвы, приходили в отчаяние. «Может быть, – жаловался один из них врачам, – вы еще захотите, чтобы они были голубоглазыми и выли в до мажоре?»[194]194
  Siddiqi, Challenge, p. 94.


[Закрыть] Для помощи с подготовкой животных к секретной программе были привлечены цирковые дрессировщики из легендарного московского Театра зверей Дурова. Подобно шимпанзе Диттмера, собак приучали спокойно вести себя в пристегнутом состоянии в тесном пространстве. Поначалу уже через несколько минут они начинали лаять и выть, но постепенно привыкали к заключению и могли существовать без протестов внутри крошечных контейнеров, пристегнутые металлическими цепочками, которые ограничивали свободу движения несколькими сантиметрами. К концу обучения собаки могли выдерживать такое существование на протяжении 20 суток подряд.

Пока Хэм ожидал в припаркованном трейлере космического полета, аналогичным образом пристегнутый в своем контейнере, две такие собачки проходили последние этапы подготовки у доктора Яздовского в Институте авиационной и космической медицины в Москве. Они должны были полететь вместе с манекеном человека в марте – две генеральные репетиции перед тем, как на орбиту отправится советский космонавт. Хэм тоже должен был полететь прежде, чем ставить на карту жизнь американского астронавта. И в СССР, и в США космическим полетам людей предшествовал длинный ряд полетов напуганных до полусмерти, запертых в контейнер и беспомощных животных, которые никогда не были «добровольцами» и по большей части погибали.