Текст книги "Бомба мгновенного действия"

Хотя за все время, пока Витторио говорил умоляющим голосом, на непроницаемом лице Бучера не отразилось абсолютно никаких эмоций, он, тем не менее, слушал этого страдающего от ожирения, перепуганного до смерти человека с удивлением. Ни по одному из известных ему тайных каналов преступного мира Бучер не получал данных о том, что Витторио объявил контракт на убийство Джонни Просетти, хотя само по себе это еще не означало, что толстяк лжет. К тому же, если бы он сейчас лгал, то качеством своей актерской игры он мог посрамить иных звезд Голливуда. Бучер поверил словам Витторио, и теперь выходило, что, начиная расследование дела о контрабанде наркотиков, он, образно говоря, оказался посреди реки с сильным течением в лодке без весел.

– Когда ты видел Джонни последний раз? – не скрывая разочарования, рявкнул Бучер.

– Три, три с половиной месяца назад. Смылся с одной из моих любимых официанток, ублюдок двуличный. По имени Телла, я бабу имею в виду. Знаешь, когда она ложилась в пос...

Но Бучер уже не слышал слов Витторио. Входная дверь была рядом, и, сделав два больших шага, он исчез за нею, прежде чем толстяк успел закончить фразу.

Мрачный от испытанного разочарования, Бучер мимоходом кивнул Киду Мокетону и вышел на улицу к своей машине.

– Жирный Витторио солгал вам, мистер Бучер!

Перестав отпирать дверцу, Бучер резко обернулся и увидел кассиршу Анну Хелм, ту самую серую мышку, которую Витторио выгнал несколько минут назад и которая стояла теперь перед ним.

– Повтори, – отрывисто бросил Бучер.

– Я говорю, что Витторио наврал вам, мистер Бучер. Я стояла за дверью и слышала ваш разговор с ним.

– Продолжай, – неожиданно Бучер испытал странное и острое ощущение человека, провалившегося в отверстие отхожего места, от которого, тем не менее, исходит нежный аромат роз. – Продолжай, – повторил он.

– Джонни Просетти звонил Витторио по междугородному на прошлой неделе. Я это знаю потому, что сама снимала трубку и соединяла их.

– Откуда был звонок? – быстро спросил Бучер. – Из какого города?

Плотно сжав губы, Анна Хелм упрямо покачала головой.

– Все ясно, – сказал Бучер, доставая бумажник. – Поскольку в реальной действительности из ничего возникает только ничто, то сколько?

– Вы правы, мистер Бучер, – решительно ответила Анна. – Я назову свею цену. Но это будут не деньги.

Медленно засовывая бумажник в карман, Бучер с любопытством посмотрел на молодую женщину.

– О'кей! Выкладывай. Если сойдемся в цене, заключаем сделку.

– Я скажу, откуда был звонок, только если вы пообещаете, что на поиски Джонни Просетти возьмете меня с собой. У меня свои личные счеты с этим мерзавцем.

– Но я могу пообещать, а потом взять и нарушить обещание, – сказал Бучер.

– Правильно. Можете, – слабое подобие улыбки едва тронуло мягкую линию ее губ. – Но вы не сделаете этого, мистер Бучер. До того, как несколько минут назад вы вошли в "Тиару", мы ни разу не встречались с вами, но я узнала вас сразу же по статьям в журналах. Да, да, даже в такой глуши, как местечко Красный Олень, провинция Альберта, в Канаде, откуда я родом, и то наслышаны об ужасном Беспощадном Бучере, – при этих словах широкая улыбка озарила ее лицо, явно преобразив его в лучшую сторону. – И раз уж я работала в "Тиаре", то кое-что до меня доходило, так вот – даже ваши самые ненавистные враги иногда клялись словом Бучера. Если уж он его дает, то не нарушает никогда.

– Что за личные счеты у тебя с Джонни Просетти?

Лицо молодой женщины неожиданно преобразилось: на нем появились необычайная суровость и решительность.

– Мистер Бучер, вы знаете, почему Джонни Просетти прозвали Зажигательная Бомба?

– Знаю.

– Моя сестра Джулия встретила Просетти на своем пути года два назад и кончила тем, что стала безвольной игрушкой в его руках. Я намерена заставить Джона Гринлифа Просетти – Зажигательную Бомбу – заплатить за смерть сестры, мистер Бучер, даже если для этого мне придется убить его спящего.

Хладнокровная, но неукротимая жестокость, прозвучавшая в ее голосе, заставила Бучера посмотреть на нее другими глазами.

– Итак, – продолжала она, прежде чем он успел что-то сказать, – даете слово, что я еду с вами?

"Какого черта? – подумал Бучер. – А почему бы и нет? В конце концов какой у меня выбор?"

– О'кей, черт возьми. Даю слово. Так откуда Просетти звонил Витторио?

– Из отеля "Женева" в Мехико.

– Жди меня здесь, – прорычал Бучер. – Я сейчас. Отвешу только пару оплеух этому жирному борову.

– Ради Бога, – остановила его Анна. – Ради Бога, не надо. Если вы сделаете это, он догадается, что о телефонном звонке вам сообщила я. И насколько я могу судить о Витторио, за мою жизнь тогда нельзя будет дать и ломаного цента.

Подумав, Бучер вернулся к машине. Анна была права. Витторио не преминет убрать ее за то, что она выложила все и о Просетти, и о звонке из Мехико.

– Садись, – Бучер показал на дверцу с противоположной стороны машины, открывая свою и усаживаясь за руль.

* * *

Некоторое время спустя, когда Бучер уже выруливал взятый им напрокат «Форд» на стоянку у аэропорта, Анна посмотрела на него расширенными от безмолвного ужаса глазами.

– Боже, – только и проговорила она тихим дрожащим голосом. – Вы всегда мчитесь вот так, словно на пожар?

– А? Что? – рассеянно переспросил Бучер, мысленно находясь уже в Мехико. – Только когда я в машине.

Анна быстро смерила его оценивающим взглядом, стараясь определить, намеренно или нет он отпустил эту плоскую банальную остроту, решила, что нет, и ничего не сказала в ответ ему.

Единственный прямой рейс в Мехико, на который им удалось взять билеты, был ровно через час. Такая задержка разозлила Бучера, который уже хотел было взять напрокат небольшой самолет, но Анна попросила его не делать этого.

– Почему? – буркнул он.

– Раз уж все равно прошло столько времени после его звонка, один час ничего не меняет, а мне перед вылетом нужно кое-что сделать.

– Например?

– То, что всегда делает любая женщина, которая летит в Мексику с симпатичным незнакомцем, глупый.

Мягко рассмеявшись, она затем кокетливо улыбнулась.

– Спокойно, не волнуйся, – и с этими словами зашагала прочь, бросив через плечо: – Вернусь перед посадкой.

Бучер посмотрел ей вслед. Он испытывал нечто странное к Анне Хелм и никак не мог сформулировать, что же именно. У него все-таки имелся один возможный способ определить, что собой представляет это "нечто странное", если оно вообще существует. В "Белой Шляпе" по его запросу могли произвести обычную процедуру установления и проверки ее личности. В любом случае, он ведь пообещал директору, что на протяжении всей работы по этому делу будет тесно взаимодействовать с их организацией. Когда он будет звонить и докладывать о последних событиях, он попросит установить личность некоего "обросшего мясом скелета" по имени Анна Хелм из местечка Красный Олень, провинция Альберта, Канада.

Глава 3

С «Белой Шляпой» Бучер кончил говорить по телефону полчаса назад, и сейчас он сидел спиной к стене в огромном сводчатом зале ожидания, надеясь, что Анна Хелм перепутает время и вообще не явится к посадке на рейс в Мехико. Внезапно его внимание привлекла в высшей степени элегантная, красивая, яркая молодая женщина в безукоризненно сидящем на ней зеленовато-голубом платье. Когда он впервые увидел ее, она находилась метрах в семидесяти, идя быстрым шагам в его направлении. И в тот самый момент, как Бучер заметил ее, он испытал хорошо и давно знакомое ему ощущение, когда ноет под ложечкой. Он вдруг поймал себя на том, что изумленно пялится на нее, чуть ли не раскрыв рот.

Было что-то невероятно эротическое в ее элегантной складной, подтянутой фигуре и походке, и на минуту Бучер почувствовал себя так, словно его ударили кувалдой под дых. Он был поражен, что реагирует подобным образом на один лишь вид этой молодой женщины, если учесть, что он не знает ее имени, до этого ни разу не видел ее и, по всей вероятности, никогда больше вообще не увидит. Более того...

Внезапно Бучер вздрогнул и еще пристальнее присмотрелся к объекту своего внимания, который теперь уже направился непосредственно к нему. Он что, и в самом деле никогда не встречался с нею в прошлом? И неожиданно для самого себя он почувствовал нечто едва уловимое, но определенно уже знакомое ему в этой женщине.

Насторожившись и весь напрягшись, Бучер встал, когда молодая женщина, как теперь было совершенно очевидно, шедшая именно к нему, пересекла установленную им отметку 20 метров.

Он еще раз напряг свою память в почти отчаянном усилии вспомнить, где эта женщина уже встречалась ему в его бурном прошлом, но – все безрезультатно. Задача была безнадежной с самого начала, и Бучер пришел к заключению, что самым мудрым решением будет прямо в лоб, без обиняков спросить эту красотку, кто же она такая, черт подери. Оказалось, однако, что никакой необходимости в этом нет. Молодая женщина назвала себя прежде, чем Бучер успел задать свой вопрос.

Пока она преодолевала последние разделяющие их метры, он стоял, не шелохнувшись, и даже не знал толком, сумеет ли вообще пошевелиться, если захочет, потому что женщина, приближающаяся к нему в такт с ударами его сердца, не шла. Она плыла. По крайней мере, в восприятии Бучера – именно плыла. Рыжевато-золотистые волосы, роскошными волнами ниспадающие на узкие плечи, и все ее женские прелести, расположенные именно там, где им и надлежит быть, а также черты лица, назвать которые можно было очаровательными и возбуждающе-влекущими, – все это придавало ей сходство с несбыточной мечтой. Прелестной и манящей.

Подойдя прямо к нему, она стояла, пристально глядя в его суровые глаза.

– Закрой рот и не таращи глаза, – резко скомандовала она, любуясь произведенным эффектом. – Или ты всегда пялишься на женщин так, словно только что прибыл с необитаемого острова?

Бучер сел, как подрубленный.

– Нет, черт бы меня побрал! – только и сумел он вымолвить пораженно. – Как же, черт возьми, ты это сделала? Зачем?

– Зачем? – удивленно переспросила его Анна Хелм. – Мне нужно было это место кассирши в "Алмазной Тиаре", а подруга официантка, которая рассказала мне о нем, предупредила, что Жирный Витторио – это грязный извращенец, у которого на подхвате тысяча всяких подручных и все – чрезмерно любопытны. Вот зачем. Эта маскировка была вынужденной защитной мерой, вот и все.

Она дерзко показала Бучеру кончик языка и села рядом.

– Ну, а как я все сделала, – продолжала она. – Для этого, конечно, кое-что потребовалось, поэтому я прихватила вот это, чтобы легче было объяснять. – Она полезла в сумку, доставая оттуда бумажный пакет, из которого вынула черноволосый парик. Бучер сразу определил, что именно эти волосы, черные и прямые были у нее на голове, когда он впервые увидел ее за кассой. – Вот, носила, чтобы скрыть свои настоящие волосы, – сказала она, ткнув пальцем в парик. – Тут еще брови и ресницы, которые я наклеивала, чтобы изменить глаза. Поразительно, как глаза преображают все лицо человека. Ну и конечно, в "Тиаре" я пользовалась тональным кремом, чтобы цвет лица был на несколько оттенков темнее, чем на самом деле. – Она опять полезла в бумажный пакет. – А это, фу! Это штуковина, которую я натягивала, чтобы казаться плоскогрудой и... Скажи-ка, Бучер, до этого момента я ведь казалась тебе страхилезой? В том виде, в каком ты впервые увидел меня в "Алмазной Тиаре"?

– Возможно. Хотя особого внимания я не обратил, – ответил Бучер, ухмыляясь во весь рот так, что от напряжения у него заныли мышцы лица.

– Что ж, именно так я и хотела выглядеть. Страхилезой. И мне это, должно быть, удалось, если сам хозяин "Тиары", сволочь жирная, ни разу не полез меня лапать, поверишь, нет? Но Боже мой! Я никогда не ношу ни поясов, ни граций, ни лифчиков и... во всяком случае сейчас я похожа на страхилезу? Хочу сказать, когда ты увидел, как я шла к тебе минуту назад, показалась я тебе страшилищем?

Все еще ухмыляясь, Бучер отрицательно покачал головой.

– Ну скажи же мне хоть что-нибудь. Чего расселся и ухмыляешься, как дурак? Все у меня колышется там, где и должно у женщины?

Бучер не выдержал и расхохотался.

– Все правильно, – выговорил он наконец. – Там, где положено, у тебя колышется будь здоров.

Лицо Анны осветилось довольной, радостной улыбкой.

– А знаешь, некоторые из вас, проклятых янки, и в самом деле ничего.

Бучер было машинально кивнул, но вдруг с любопытством посмотрел на нее.

– А как насчет остальных, которые не "ничего"?

– Ну, в вашей стране слишком много баранов, как и везде.

– Баранов?

– Именно. Понимаешь, тех, из которых состоит обыкновенное стадо. – В ее голосе послышалось с трудом сдерживаемое раздражение. – В большинстве своем люди бараны. При любом общественном строе есть лишь две разновидности людей – лидеры и бараны, причем девяносто девять и девять десятых – бараны, над которыми стоят и управляют ими лидеры. Вот одна из причин, почему я так глубоко уважаю вашего президента.

– Не надо мне о политике, – рявкнул Бучер, поскольку странное ощущение счастья, только что испытанное им, совершенно необъяснимо трансформировалось в какую-то кислятину.

– В мире все пронизано политикой, – заявила Анна. – Все до мельчайше...

Сам не зная почему, Бучер резко встал и отрезал:

– О политике со мной не говори. Когда слышу, у меня в жилах кровь от бешенства закипает. – И добавил: – Пойдем. Объявили посадку на наш рейс.

От их веселого игривого настроения не осталось и следа. По крайней мере у Бучера: любые споры о политике или о политических деятелях всегда действовали на него именно так. Его приводила в замешательство ее манера перескакивать с одной темы на другую. Но еще больше озадачивало даже не это, а сам выбор тем. "Сначала она назвала нас проклятыми янки, – вспомнил Бучер, – а теперь заявляет, что только некоторые из нас "ничего", а остальные – стадо баранов и не больше".

Бучер искоса посмотрел на нее, направляясь к трапу самолета и спрашивая себя, что же представляет собой эта девица, которой он позволил так взнуздать себя.

* * *

Огромный воздушный лайнер вырулил на стартовую позицию, замер на месте, словно собираясь с силами, после чего мощным рывком устремился вперед, быстро набирая скорость, прежде чем Анна смогла снова открыть рот. Когда же она заговорила, в голосе у нее слышались нотки искреннего раскаяния, из чего Бучер сделал вывод, что она боится опять чем-нибудь обидеть его и стремится загладить свою вину.

– Бучер, – тихо сказала она, прижимаясь к нему. – Было время, когда у меня тоже закипала кровь в жилах. Я серьезно говорю: ты знаешь, она часто закипает из-за отсутствия в пище железа. А знаешь, чем я вылечилась? Шпинатом. Да, да. Только шпинатом и ничем больше, он почти из одного железа состоит. Я его горы поедала. Как-то вечером отправилась в ресторан и съела целых семь больших тарелок шпината. Официант несет седьмую и говорит: "Мадам, по чему вы едите так много шпината?", а я ему: "Из-за железа, конечно". Ну, официант подумал, что я чокнутая, и не поверил мне, когда я принялась объяснять, что в шпинате содержится масса железа.

Бучер был застигнут врасплох, поэтому несколько пассажиров испуганно повернули головы в его направлении, заслышав раскатистый хохот.

– Тс-с, – улыбнулась Анна. – Я не собиралась тебя смешить. Говорю же, что это серьезно.

– Ну, конечно, серьезно, – ответил Бучер, не найдя ничего лучшего. – Я прекрасно понял. – Он удивленно покачал головой. Ни внешне, ни своим поведением она не походила на девушку, способную перерезать Джонни Просетти горло во время сна. Когда Бучер сказал это вслух, лицо Анны моментально приняло сумрачное выражение.

– Подожди, увидишь, что я сделаю с Джонни Просетти, – с угрозой в голосе произнесла она. – Он уже мертв, только никто пока не сообщил ему об этом. Почему бы сначала его не связать или не всадить в него пулю-ампулу со снотворным, а потом выбить из него дух, как это сделали ребята Джерри Пессинки с Кидом Мокетоном? Или облить его бензином, дождаться, пока очухается, и поднести спичку. Справедливость была бы идеальная, тебе не кажется?

Бучер снова посмотрел на очаровательное существо, сидящее рядом. На сей раз сомнений быть не могло: она говорила серьезно. Очень серьезно. Она, вне всякого сомнения, с удовольствием превратила бы Джонни Просетти в яркий живой факел. И все-таки, как ни странно, то, что она страстно желала убить человека таким варварским способом, ничуть не умаляло ее очаровательной женственности.

– Бучер, скажи, больше я не вывожу тебя из терпения? – спросила наконец Анна.

– Из терпения?

– Ну, ведь вывела же. В некотором роде. Еще в аэропорту.

– Ну и.?.. – Бучер не понимал, к чему она клонит.

– Ну, и с этой минуты о политике постараюсь с тобой не говорить. Я ведь понимаю, каково тебе слышать это после того, как ты столько лет был связан с Синдикатом. Тебе наверняка доводилось видеть все самые темные и мерзкие стороны политической кухни и политиканов. Такое кого угодно отвратит от политики.

Это был один из крайне редких моментов Бучера, когда он решительно не знал, что сказать. И никак не мог понять, почему. Возможно, это объясняется тем огромным, невероятным напряжением, в котором он находился последние несколько недель. Вне всякого сомнения, это был самый бестолковый, бездарный и гнетущий период, который он когда-либо переживал. В течение этих недель, едва проснувшись, он сразу же начинал размышлять, как найти хоть какую-то зацепку, которая помогла бы ему разгадать, каким способом контрабандистам удается ввозить в Соединенные Штаты такое немыслимое количество героина. Он с боем прорывался с одного конца Синдиката в другой, но жестокие переделки, в которые он время от времени попадал, не приносили ровным счетом никакого результата. Из-за переполоха, поднятого им, по всему преступному миру прошел слух, что высшее руководство Синдиката вот-вот повысит ставку за его голову еще на четверть миллиона долларов, доведя ее таким образом до кругленькой суммы в полмиллиона.

К этому известию Бучер отнесся точно так, как считал нужным – как к слуху. Не более и не менее. Как бы там ни было в действительности, ему-то что за дело? Если профессиональные убийцы Синдиката не в состоянии заполучить за его голову четверть миллиона сейчас, то еще одна четверть никак не превратит их в более метких или быстрых стрелков.

"Или, может быть, – рассуждал про себя Бучер, – такое внезапное замешательство вызвано появлением на горизонте Анны Хелм?"

Анна озадачивает его, это – факт, признать который лучше сейчас, чем потом. Прежде всего – своим молниеносным превращением из лишенного вкуса серенького существа неопределенного пола в ослепительную дразняще-яркую молодую особу, сидящую теперь рядом с ним. Но вот ее отношение к нему все еще остается для него загадкой. Она вела себя так, словно они были закадычными друзьями долгие годы. Более того, всем своим поведением она недвусмысленно показывала, что не возражает против того, чтобы они узнали друг друга гораздо ближе.

Бучер не испытывал никаких угрызений совести, когда дело касалось кратковременных знакомств с представительницами прекрасного пола и случайных скоротечных романов, но ему, как никому другому, была известна атмосфера, царящая в Синдикате и формирующая вполне определенный тип женщин. Анна Хелм к этому типу явно не принадлежала. А может, он неправильно понимает ее? Возможно, неверно истолковывает ее откровенную манеру поведения и привычку высказывать все прямо в лицо? Что ж, время покажет, но в данный момент выяснить это никакой возможности у него не было. Придется попросту подождать и попытаться прийти к определенному выводу по ходу дела.

– Вот он, – возбужденно воскликнула Анна спустя некоторое время, дернув Бучера за рукав пиджака и вжавшись лицом в стекло иллюминатора.

– Что "вот он"? – рассеянно спросил Бучер, поражаясь в данную минуту легковерию, с каким он "купился" на легенду Жирного Витторио о двадцати пяти тысячах долларов, якобы назначенных им за убийство Джонни Просетти.

– Вот он, Мехико, – ответила Анна, не отрываясь от иллюминатора. – Ты ведь знал, что мы полетим в Мехико, а, дорогой? Когда уезжали из Рено.

– Приятель Витторио получит свое сразу же, как только я вернусь в Рено, – прорычал Бучер.

При этих словах лицо Анны сделалось серьезным, она откинулась в кресле, а самолет тем временем лег на левое крыло и стал плавно заходить на посадку. Она проговорила тихонько:

– На какое-то время я и думать забыла о той отвратительной причине, по которой мы прилетели сюда. Кстати, Бучер, зачем тебе так нужен Джонни Просетти?

Бучер знал, что рано или поздно этот вопрос всплывет, и держал ответ наготове.

– Деньги, – ответил он, – то самое зелененькое божество, которому мы поклоняемся. Просетти задолжал мне значительную сумму еще с той поры, как я порвал с Синдикатом. Вот решил взыскать с него.

– Да-а! – ее лицо приняло торжественное выражение. – Чует мое сердце, что с какой стороны ни посмотреть, Просетти кругом выходит неудачником.