Текст книги "Бомба мгновенного действия"

Стюарт Джейсон
Бомба мгновенного действия

Глава 1

По улицам предрассветного города в усталом отчаянии, пронзительно завывая, носился промозглый ветер.

Вот-вот должны были совершиться ужасные зверские убийства: в городе находился сам Бучер-Беспощадный[1]1
  Непереводимая игра слов: Bucher – фамилия героя и Butcher – прозвище, данное ему врагами («беспощадный», «безжалостный» и т. п.), произносятся одинаково. (Прим. пер )


[Закрыть].

В этом захудалом районе третьеразрядных жилых домов, сдаваемых внаем, некуда было укрыться от мерзкого кладбищенского запаха, разносимого ветром и пропитавшего все в округе своими отвратительными миазмами.

Бучер остановился в тени и сумрачно огляделся вокруг. Густой мрак, окутывающий тротуар, на котором он стоял, с неравными промежутками рассеивался вверху слабыми желтыми пятнами давно запущенных уличных фонарей. Ветхие дома, знававшие когда-то лучшие времена, а теперь образовывающие район городских трущоб, громоздились по обеим сторонам разбитой, всей в рытвинах и колдобинах мостовой. Эту тоскливо-унылую сцену пыталась оживить лишь одинокая отважная лампочка в единственной телефонной будке, ярко светящаяся впереди почти в самом центре квартала.

В течение целой долгой минуты Бучер осматривал своими холодными глазами улицу, по которой только что шел. Несколько часов назад Рико Скримони и Рэм Дэм ЛаГуна (настоящее имя – Персиваль Пинкхэм) напали на его след и уже, наверное, воображали себе, как получат учрежденную Синдикатом премию в награду за голову Бучера – "только мертвого" – в четверть миллиона долларов, и теперь не отставали от него, словно предстоящее убийство и размер премии накрепко приковали их к нему.

Но ничего, скоро они от него отстанут. Уж в чем, в чем, а в этом-то Бучер был уверен. Он уже и так потратил чересчур много времени, заманивая этот дуэт убийц в самый заброшенный район города, где на их поганую перестрелку никто и внимания не обратит. А Бучер стремился покончить с перестрелкой, раз уж она неизбежна, как можно скорее. Директор службы безопасности "Белая Шляпа" уже ждал его в аэропорту с чрезвычайно ценными сведениями по делу, которое раскручивал Бучер. Совсем недавно поступили сведения о попытке провезти в Соединенные Штаты огромное количество героина, очищенного и нерасфасованного. Пресечь контрабанду следовало в зародыше, иначе, как выразился директор "Белой Шляпы", "вся страна окажется по уши в этой гадости, если мы не остановим ее поток".

Повернувшись, Бучер опять двинулся вдоль тротуара, прячась в тени, отбрасываемой домами. Взятую напрокат машину он поставил у обочины мостовой за несколько кварталов, а сюда дошел пешком, рассчитывая, что Скримони и ЛаГуна последуют за ним. До сих пор, однако, они ничем не обнаружили своего присутствия.

Но убийцы вот-вот появятся. Бучер знал это наверняка. Столь безжалостные и жестокие профессионалы, как Скримони и ЛаГуна, просто не в силах устоять перед завораживающим магнетизмом суммы в двести пятьдесят тысяч долларов, назначенной Синдикатом за его голову.

При одной мысли об этом Бучера передернуло от отвращения, и он пренебрежительно фыркнул. Неуемная алчность и ненасытная кровожадность – уж на что другое, а на эти два порока он за свою жизнь насмотрелся предостаточно. И когда два эти качества сливались воедино в стремлении их обладателя добиться своих низменных целей, результаты, как правило, оказывались настолько отталкивающими, что свинью и ту вырвало бы. За что бы ни брались Рико Скримони и Рэм Дэм ЛаГуна...

Внезапно почувствовав опасность, Бучер как вкопанный застыл на месте в густой тени, готовый в любую секунду ринуться в бой. Впереди, метрах в тридцати от освещенной телефонной будки, он заметил какое-то движение. А в этой части города, в этот поздний ночной час, на этой пустынной улице и особенно в этих обстоятельствах любое движение заслуживало самого пристального внимания.

Бучер осторожно шагнул на середину тротуара, чтобы получше присмотреться, и опять остановился, выругавшись от удивления про себя. Немудрено, что он не смог засечь, как двое убийц преследовали его по пятам. Ясное дело, эти гнусные подонки тоже оставили машину, как он и предполагал. Но вот они обошли его спереди и теперь стояли перед ним на углу, загородив ему путь. И если судить по той растерянности, с которой они возбужденно жестикулировали и перешептывались, то они явно спорили насчет того, в каком направлении продолжать преследование.

Поняв, что они потеряли его след, Бучер, чтобы исправить ситуацию, быстро двинулся им навстречу, нарочно громко стуча каблуками о тротуар.

Услышав стук шагов, Рико Скримони и Рэм Дэм ЛаГуна сразу же напряглись, глядя во все глаза на затененные места в направлении, откуда кто-то шел.

Бучер со злорадством удовлетворенно усмехнулся, ему не терпелось покончить со всем этим разом, чтобы двое отъявленных мерзавцев прекратили наконец следить за каждым его шагом в своем стремлении улучить подходящую возможность и разделаться с ним. Как Скримони, так и ЛаГуна были лучшими "стволами" Синдиката – этот статус они заслужили, совершив десятки не поддающихся нормальному воображению зверских преступлений.

Работали они обычно в паре. Этот зловещий тандем функционировал как отменная машина для совершения убийств – что составляло предмет особой гордости Синдиката.

Бучер вновь неподвижно замер на месте, а они пристально смотрели в его сторону и никак не могли разглядеть в густой тени. Было нечто, внушавшее неописуемый безмолвный страх, в этом крупном костистом человеке, которого окрестили в преступном мире "Беспощадный" и которому в "Белой Шляпе" присвоили псевдоним "Айсмен", означавший в известном смысле "не ведающий жалости хищник". И опять на мрачное лицо Бучера набежала злорадная усмешка, по мере того, как он наблюдал за приближающимися Скримони и ЛаГуной.

Действовали-то они правильно, как им и полагалось, но именно их не знающая пределов алчность и патологическая кровожадность вот-вот обернутся для них их же собственной смертью. В эту минуту каждый из них стремился выглядеть со стороны самым обычным пешеходом, вышедшим темным ранним утром на моцион. Они поравнялись с телефонной будкой, когда Бучер быстро ступил в освещенное пятно, падающее от уличного фонаря.

– Бучер!

Это воскликнул Скримони, самый жестокий из двоих. Внезапное появление Бучера застигло убийц врасплох. Они остановились, застыв на месте.

– Ага, – кровожадно прорычал Рэм Дэм ЛаГуна через мгновение. – Бучер, точно. Ровнехонько двести пятьдесят кусков, – и, самодовольно улыбнувшись, он грубо захохотал.

– Спокойно, спокойно, Персиваль, – слегка осадил ЛаГуну Бучер, прекрасно зная, что одно только упоминание его настоящего имени приводит того в ярость. – Разве можно, чтобы сыночка мамаши Пинкхэм так высоко унесло на крыльях розовой мечты загрести сумму, назначенную за мою несчастную голову. Ни у кого ведь еще не выгорело.

Рэм Дэм ЛаГуна, который и в обычном-то своем психическом состоянии весьма походил на мерзкого завистливого лягушонка, сейчас раздулся, словно разгневанная жаба. На протяжении долгих лет с коварной беспощадностью он убивал каждого, кому могло быть известно его настоящее имя – Персиваль Пинкхэм, и до настоящей минуты полагал, что уничтожил их всех до единого. И вот, оказывается, он ошибался: Бучеру известно тоже. А теперь, стало быть, об этом узнал и его дружок – приятель и соучастник Рико, что совсем из рук вон плохо. И прежде всего для самого дружка-приятеля Рико. После того, как они разделаются с Бучером, ЛаГуне придется всадить пару-другую пуль и в старину Рико, покончив с ним навсегда.

– Что за трен, какой еще Персиваль Пинкхэм? – подозрительно рявкнул Скримони.

– Персиваль Пинкхэм – настоящее имя Рэм Дэма, – ровным спокойным голосом проговорил Бучер, не спуская глаз с обоих мерзавцев. – Рэм Дэм ЛаГуна – имя одного героя комиксов, а молоденькая шлюха из Ньюпорта прилепила его Персивалю лет десять или двенадцать назад, когда он прислуживал мне шестеркой в одном борделе на Восточном побережье, – и Бучер, ухмыльнувшись, обратился к ЛаГуне: – Верно ведь, Персиваль?

Ненависть загорелась в глазах ЛаГуны, и он что-то угрожающе пробормотал.

Пораженный Скримони воскликнул, не обращаясь ни к кому конкретно:

– Боже мой!

Рико Скримони – наполовину итальянец, наполовину пуэрториканец был среднего роста, легкого сложения и тщательно, со вкусом одевался – полная противоположность своему дружку практически во всем. Сейчас, словно огорошенный, он уставился на ЛаГуну и произнес с трудом, как бы в благоговейном ужасе:

– Персиваль Пннкхэм? – После чего повторил с иронической усмешкой: – Боже мой!

ЛаГуна был массивен, его здоровенные плечи распирали пиджак, толстенные руки свисали словно у гориллы, а кривоватые ноги были широко расставлены. Он представлял собой какое-то странное чудище, на которое никогда не находится пиджака достаточно большого размера или брюк, подходящих по длине, еще и поэтому та девка из Ньюпорта прозвала его ЛаГуной – "широченным заливом". Короче говоря, внешне он полностью соответствовал сложившемуся у многих стереотипу недалекого обезьяноподобного громилы, кем этот сукин сын и являлся на самом деле.

– Тебе не следовало знать, что мое имя не ЛаГуна, – напряженно проговорил он. – Как это ты пронюхал?

– Умею читать мысли, Персиваль, – колючий смех Бучера наверняка привел бы в ужас менее зачерствевшие души. – Особенно грязные худосочные мыслишки вроде твоих и Рико.

Горячая кровь бросилась в лицо Рико Скримони, и ярость исказила тонкие латиноамериканские черты его лица. Он был весьма высокого мнения о собственной персоне, считая себя образованным и остроумным. И если, полагал он, ответить остроумно он мог и не всегда, то уж в половине случаев – точно. Доказывать это он был готов кому угодно и когда угодно.

– Ну, ты, подонок, много мнишь о себе! – зло бросил он Бучеру. – Тут ты никого не запугаешь. Хочешь что-нибудь сказать напоследок?

После слов Бучера убийцы подобрались и напружинились, готовые к действиям.

– Что ж, приятель, напоследок у меня действительно кое-что есть.

– Раз так, – отозвался Рэм Дэм ЛаГуна, – тогда выкладывай.

– Вы, два сопливых сукина сына, кончайте свою игру прямо сейчас и мотайте домой к мамочке, она вам штанишки мокрые сменит.

Взвыв от ярости, Рико Скримони, как и ожидал Бучер, сунул правую руку под мышку, где у него оттопыривался тяжелый "Гертер" 35-го калибра. Через какую-то долю секунды его примеру последовал ЛаГуна, выхватив из-за пояса короткоствольный револьвер. Вскинув пистолет, Скримони любовно взвел курок и...

Пых-х!

Из дула "Вальтера П-38" с глушителем, неведомо как появившегося в большой руке Бучера, донесся почти бесшумный короткий выдох, и вылетевшая оттуда девятимиллиметровая пуля с насечками пробила в голове Скримони, на месте левого глаза, огромное окровавленное отверстие. Испустив ни на что не похожий совершенно нечеловеческий вопль, он навзничь опрокинулся на тротуар.

Наводя револьвер на Бучера, Рэм Дэм ЛаГуна дрожал от охватившего его бешеного возбуждения. Старина Рико мертв, и теперь единственным из живых, знающих его подлинное, такое ненавистное ему имя, остается Бучер, но он тоже сейчас умрет. Указательный палец ЛаГуны плотно обвился вокруг спускового крючка...

Пых-х!

Рэм Дэма Персиваля Пинкхема ЛаГуну бешено мотнуло назад, когда разрывная пуля прошила ему грудь и вышла под левой лопаткой, оставив в спине зияющую рваную рану величиной с чайное блюдце. Его рука, все еще сжимающая оружие, безвольно опустилась, выпавший револьвер загремел о тротуар, и ЛаГуна, издав предсмертный вздох, беззвучно рухнул наземь.

Спрятав "вальтер" в кобуру, Бучер быстро вошел в телефонную будку и набрал известный лишь ему номер "Белой Шляпы". В трубке раздалось электронное попискивание, после чего спокойный голос произнес:

– Докладывайте.

– Говорит Айсмен, – ответил Бучер. Затем он объяснил, где находится, и в сжатой форме перечислил сложившиеся обстоятельства. Он уже собрался было повесить трубку, как вдруг увидел двух полисменов, один из которых был вооружен полицейской винтовкой, направляющихся к нему из патрульной машины, затормозившей только что посреди мостовой. Он добавил в трубку: – Тут полиция подъехала. Мне понадобится помощь, чтобы выпутаться.

И он получил помощь, чтобы выпутаться. Он получил ее в таком объеме и так быстро, что не прошло и четверти часа после того, как оказался в отделении полиции.

* * *

Капитан Жюль Циммерман, начальник отдела по расследованию убийств, прекрасно понимал, в чем заключается его политическая выгода. Спустя считанные минуты после того, как полисмены сообщили по рации в отделение об убийстве двух человек и о задержании Бучера, капитану Циммерману позвонил вышестоящий начальник, распоряжение которого не исполнить он не мог, даже если бы и захотел. Сразу же после этого звонка Циммерман приказал принести себе в кабинет досье на Бучера, где он прочел:

"Бучер, тридцать семь лет, рост шесть футов три дюйма, вес без одежды 190 фунтов. Одно время руководил преступной деятельностью Синдиката на Восточном побережье страны. По некоторым, пока невыясненным причинам, несколько лет назад порвал с преступным миром. В отместку Синдикат назначил за его голову вознаграждение в 250000 долларов. По имеющимся сведениям, имеет несколько текущих счетов в ряде швейцарских банков. Особо опасен при столкновении и задержании".

Прочитав текст дважды, капитан Циммерман увидел, как полицейские, задержавшие Бучера, вводят того в отделение. Несколько секунд спустя один из них выложил на стол капитана наплечную кобуру с пистолетом "Вальтер П-38", два кастета и нож с выкидывающимся лезвием. После чего патрульные застыли от удивления при виде того, как Циммерман встал из-за стола и, широко улыбаясь, протянул Бучеру руку.

– Позвольте мне первым поздравить вас, мистер Бучер, с отличным выполнением сложного и ответственного задания. Наш город станет в тысячу раз спокойнее теперь, когда по нему перестанут шляться такие типы, как Скримони и ЛаГуна. – Он продолжал, показывая на пялящих в недоумении глаза полицейских: – Думаю, моим людям вы не стали раскрывать, что являетесь членом специального подразделения, подчиняющегося лично губернатору штата?

Бучер тотчас смекнул в чем дело – нечто подобное он и ожидал.

– Нет, – ровно ответил он. – Я подумал, что будет лучше подождать, когда мы приедем в отделение. Нас могли подслушать, ну и так далее. Мне иногда кажется, что и у мостовой есть уши.

– Верно, верно, – излучающий любезность капитан Циммерман расплылся в улыбке, давая своим подчиненным знак, что они свободны. – Всегда лучше подстраховаться, не так ли? – Он выразительно пожал плечами: – Что касается меня, мистер Бучер, то я не смею больше вас задерживать. – И он заговорщически подмигнул ему, словно знал о существовании некоей тайны, известной лишь им двоим. – Мой отдел всегда сотрудничает с ведомством губернатора, мистер Бучер. Всегда и при любых обстоятельствах.

Капитан все еще продолжал разглагольствовать, треща как сорока и изнывая от острого, так и неутоленного любопытства, но Бучер уже сгреб все свое снаряжение и направился к двери. Следующий пункт его назначения – аэропорт, где должна наконец состояться его столько раз откладываемая встреча с директором "Белой Шляпы".

Глава 2

– А-а, мистер Бучер, – произнес директор, невысокий, седеющий человек с усталым взглядом, когда Бучер вошел в главный салон большого реактивного самолета. – А то я уж начал было думать, не повезло ли ЛаГуне и Скримони, но я, конечно же, ошибался. Полагаю, с капитаном Циммерманом трудностей не возникло?

– В вашем сообщении говорилось, что вы располагаете крайне существенной информацией по делу, которым я занимаюсь, – с ходу заявил Бучер со свойственной ему жесткостью. – Мне необходимо что-нибудь, хоть какая-то зацепка, с которой я мог бы начать. Пока ни на что напасть мне не удалось – со всех сторон сплошная глухая стена.

Они уселись в кресла, и только после этого директор ответил:

– За те годы, что вы работали на Синдикат, мистер Бучер, доводилось ли вам встречаться с неким гангстером по имени Джонни Просетти?

– Джонни Зажигательная Бомба? Черт, ну конечно, доводилось. Был у меня одним из сборщиков денег с девиц. Только не уверяйте меня, что Просетти замешан в этой контрабанде наркотиками. Чтобы задумать и спланировать операцию, которую мы сейчас раскручиваем, он слишком глубоко погряз в бабах и пьянке.

– Возможно, вы были бы правы, мистер Бучер, если бы мы не располагали информацией из восьми надежных источников, что именно этот Просетти – основная пружина всей операции.

– А как насчет Жирного Витторио? – поинтересовался Бучер. – Его имя нигде еще не всплывало?

На лице директора появилось озадаченное выражение.

– Жирный Витторио?

– Луиджи Витторио, – продолжал Бучер, – член правления одной старой фирмы, специализировавшейся на организации платных убийств. Витторио покровительствовал Просетти, друг к дружке они присосались сильнее, чем блохи к бродячему псу. Если Просетти замешан в этой контрабанде, то вряд ли Витторио стоит в стороне.

– Рад, что вы вспомнили об этом, мистер Бучер. Возможно, через Витторио вы как-то сможете выйти на Просетти, поскольку мы потеряли его след. Исчез, как в воду канул.

– Когда?

– Примерно два месяца назад. Это все, что нам удалось установить. Я надеялся, что вам известно, где он сейчас.

Нахмурившись, Бучер задумался.

– Могу только предположить, что Просетти находится в городе Рено, в ночном клубе "Алмазная Тиара", владельцем которого является Витторио. Если уж и Витторио не знает, где сейчас Просетти, тогда его наверняка прирезал какой-нибудь ревнивый муж или любовник.

– Конечно, это тоже не исключено. Однако наши информаторы утверждают, что во главе контрабандистов стоит Просетти. А контрабанда наркотиков расцвела сейчас пышным цветом.

Он протянул Бучеру листок желтой бумаги, на которой обычно печатаются телеграммы.

– Вот посмотрите. Поступило примерно в тот час, когда вы занимались Скримони и ЛаГуной.

Пробежав глазами, Бучер уставился на листок со смешанным выражением изумления и гнева на лице. Наконец он бессознательно пробормотал:

– Бег ты мой! – Затем обратился к директору: – Теперь мне ясно, что вы имели в виду, говоря "пышным цветом".

В сообщении речь шла о том, что агентам по борьбе с наркобизнесом удалось выйти на дом в портовом городе Нью-Бедфорд, штат Массачусетс, и обнаружить в нем целых пятьсот килограммов очищенного нерасфасованного героина.

– Видите ли, мистер Бучер, – размеренно проговорил директор. – С каждым днем этот бизнес разрастается. Таможенники с ног сбились, пытаясь выяснить, как наркотик проникает в нашу страну, но ничего определенного узнать им до сих пор не удалось. Единственное, с чего мы можем начать, это с установления местонахождения Просетти, поэтому боюсь, что заняться этим придется вам.

– Но вы не хотите, чтобы я прикончил Просетти. – В устах Бучера это прозвучало как утверждение, а не как вопрос.

Директор отрицательно покачал седеющей головой.

– Не раньше, чем нам станет известно все, что знает он. После этого поступайте с мерзавцем, как сочтете нужным. Насколько я понимаю, за ним числятся неоплаченные, давно просроченные долги.

– Да, вы чертовски правы, – прорычал Бучер, вставая. – С этим сукиным сыном у меня личные счеты. Буду держать вас в курсе того, как пойдут дела в Рено, в "Алмазной Тиаре" у Витторио.

– Одну минуту, мистер Бучер. – Директор жестом предложил Бучеру опять сесть в кресло, после чего начал неторопливо говорить в микрофон, вмонтированный в стенку рядом с его креслом. Закончив отдавать распоряжения пилоту, он опять обратился к Бучеру: – К взлету все готово. Полагаю, что в Рено мы доставим вас задолго до того, как туда прибудет очередной рейсовый самолет.

* * *

Два часа спустя Бучер остановил свой взятый напрокат «Форд» неподалеку от ночного клуба Витторио «Алмазная Тиара».

Бучер знал Луиджи Витторио как человека, обладающего воображением слепого червя, моралью мартовского кота и этикой свирепой барракуды. Из женщин он предпочитал только стройных и гибких пышногрудых блондинок, а из развлечений – пируэты высшего пилотажа, демонстрируемые им в постели. Кроме того, он был одержимым подражателем, хотя его подражательство ограничивалось лишь "Алмазной Тиарой", из которой путем неимоверных усилий и баснословных затрат он попытался было создать западный вариант известнейшей и несравненной "Алмазной Подковы", принадлежащей Роузу, но потерпел фиаско по всем пунктам, ибо в своем непомерном усердии имитаторски следовать образцу перестарался тоже по всем пунктам, включая, например, и то, что его ночной клуб был открыт круглосуточно. "Алмазная Тиара" оказалась чрезмерно претенциозной и чересчур роскошной даже для самых что ни на есть пресыщенных и изощренных сластолюбцев.

Выйдя из машины, Бучер некоторое время изучал затененный навесом вход в заведение, пытаясь вспомнить, где он видел этого огромных размеров швейцара в розовой, словно раковина изнутри, ливрее. Прошло несколько минут, прежде чем он вдруг вспомнил: Кид Мокетон! Сейчас уже в годах, а в свое время был чемпионом страны по спортивной борьбе, и у него были все основания надеяться на титул чемпиона мира среди тяжеловесов, но он здорово не поладил с Джерри Пассинкой в Джерси. Однажды вечером двое телохранителей Джерри усыпили Мокетона, выстрелив в него пулей-ампулой со снотворным, после чего натешились вволю, отделав его до неузнаваемости кусками свинцового кабеля. Физически он сумел поправиться, а вот умственно – нет, и стать прежним Кидом Мокетоном, как личностью, ему уже было не суждено. Согласно диагнозу лучших специалистов Клиники Майо[2]2
  Одна из известнейших клиник США. Находится в США, г. Вочестер, штат Миннесота. (Прим. пер.)


[Закрыть], этот когда-то выдающийся волевой спортсмен теперь превратился в человекоподобное существо.

Перейдя улицу и приблизившись к огромному швейцару, Бучер извлек из бумажника пятидесятидолларовую купюру.

– Здорово, Кид! – Он вложил сложенную бумажку ему в руку. – Сколько времени утекло, а? Как сейчас поживаешь?

Минуло целых шестьдесят секунд, прежде чем в глазах Мокетона загорелся огонек, свидетельствующий о том, что их обладатель узнал обратившегося к нему.

– А-а, да-да, здравствуйте, мистер Бучер. – Он посмотрел на сложенную купюру в своей ручище, затем на человека, подавшего ее. – Все это сейчас ни к чему, мистер Бучер. Не надо бы вам мне это здесь давать...

– Деньги твои, – перебил его Бучер. – Оставь у себя. Это твоя доля от моего выигрыша, когда я поставил на тебя в той схватке, когда ты разделал под орех Майкла Джоунза. – Бучер ни разу не видел, как борется Мокетон, и, конечно же, никогда не делал на него ставок. Более того, он и понятия не имел, существует ли вообще человек по имени Майкл Джоунз. – Если, конечно, – усмехнулся Бучер, глядя в ничего не выражающее бессмысленное лицо, – мистер Витторио не платит тебе столько, что какие-то пятьдесят долларов для тебя сущий пустяк.

Когда до великана дошел наконец смысл этих слов, он с удивительной энергией затряс головой:

– Не-ет, не-ет, мистер Бучер. Мистер Витторио мне вообще почти не платит, велит, чтобы я на чаевых собирал, но мне еще ни разу никто не давал пятьдесят долларов. Если скажете про них мистеру Витторио, то половину он у меня отберет.

Бучер кивнул. Патологическая жадность Витторио осталась такой же, как и прежде. Вслух он произнес:

– Что, дела настолько плохи?

– Угу, у меня – да. Так значит, вы ему ничего не скажете, мистер Бучер? – с безнадежной мольбой в голосе спросил Мокетон.

– Витторио, стало быть, здесь, – уточнил Бучер. Этот ответ был одной из главных причин, по которой он вступил в разговор с Мокетоном.

Рассеянно кивнув, бывший борец крепко сжал в руке купюру, и на его придурковатом лице отразилась неподдельная детская радость.

– Да-а, да-а, он здесь. Он тут и живет.

Собравшись уходить, Бучер уже было отвернулся от Мокетона, но вдруг вновь повернулся к нему, точно внезапно вспомнив то, о чем забыл спросить.

– Кстати, Кид. А Джонни Просетти тут не появлялся в последнее время?

Мокетон попытался придать своему лицу осмысленное выражение и наконец опять завертел сплошь покрытой рубцами и шрамами головой:

– Давно уже не появлялся, мистер Бучер.

– Ну, как давно? Неделю? Две недели? Два месяца? Или три?

– Правильно, мистер Бучер. Как раз столько я и не видел Джонни Просетти.

С минуту Бучер смотрел на него, затем, поняв, что уточнять бесполезно, решил отступиться. Киду Мокетону, давно превратившемуся в нечто, способное вести лишь растительно-животный образ жизни, было явно не под силу вспомнить о событиях, выходящих за рамки времени, истекшего только что.

– Ладно, Кид. Это неважно.

Хотя для большинства Джонов и Мэри, ежедневно работающих с девяти до пяти вечера, и прочих американцев среднего класса только-только наступило время завтракать, в "Алмазной Тиаре" жизнь уже вовсю била ключом, что подтверждала и соблазнительная аппетитная полуодетая певичка, выступавшая под аккомпанемент такого большого оркестра, что сам Джек Тиргарден[3]3
  Известный дирижер и руководитель джазовых оркестров. (Прим. пер.)


[Закрыть] позеленел бы от зависти при его виде.

Войдя в зал, Бучер остановился у дверей, осматривая помещение. Он вдруг понял, почему Витторио выбрал для своей деятельности такой город, как Рено. Большинство посетителей его заведения были женщины. А при таком наплыве бабенок всех мастей, прибывающих в этот город для скорейшего, без всяких проволочек оформления развода, и при том, что "Алмазная Тиара" открыта круглосуточно, эта грязная жирная сволочь мог подцепить себе фактически любую по своему желанию.

Справа от главного входа, метрах в двухстах от Бучера, располагалась центральная касса, и он не без удивления отметил, что молодая кассирша является не блондинкой, не пышногрудой, а довольно невзрачной женщиной, похожей на серую мышку, лет двадцати пяти с прямыми черными волосами и темным цветом смуглого лица. В данный момент она рассчитывалась с подвыпившей рыжеватой бабенкой, которая буквально вцепилась в своего хлыщеватого спутника с явными повадками альфонса, не сводя с него глаз, и поэтому никак не могла уплатить по счету.

Бучер не спеша подошел и, ожидая, когда кассирша освободится, заметил газету, лежащую на прилавке около кассового аппарата. На первой полосе в одной из статей речь шла о двоих жителях южного Техаса, неожиданно и таинственно скончавшихся от интенсивного атомного облучения, как установило посмертное вскрытие. По мере того, как Бучер читал статью, что-то в отдаленном уголке его памяти пыталось всплыть на поверхность, но как раз в эту самую минуту рыжая дамочка и ее альфонс, шатаясь, побрели к выходу, и он не стал вспоминать.

– Слушаю вас, – обратилась к Бучеру кассирша с мышиным личиком, почему-то пристально посмотрев на него.

– Где я могу найти Жирного Витторио?

– Как передать, кто его спрашивает?

Бучер выложил все, что ему требовалось, без церемоний:

– Передай этой жирной свинье, что у Бучера к нему разговор есть, да скажи, что если он через черный ход смыться вздумает, я приволоку его обратно и вышибу из него мозги прямо здесь, на виду у всех его шестерок.

Кассирша, имя которой "Мисс Анна Хелм" было выбито тут же на металлической пластинке, почти незаметно, искоса еще раз посмотрела на Бучера, после чего, нажав на клавишу внутреннего переговорного устройства, повторила услышанное слово в слово. Ее усилия были вознаграждены истошным громоподобным выкриком, в котором угадывались гнев и страх одновременно. Несколько мгновений спустя в противоположном конце огромного зала распахнулись двойные двери, и в поле зрения появилась гора колышущегося мяса, заключенная между головой и ступнями. При звуке его разгневанного голоса временно наступила тишина, которая, однако, длилась очень недолго. Витторио ринулся на кассиршу словно раскормленный до невероятных размеров демон мести в людском обличье.

– Шлюха! – проревел он. – Ты уволена! Треплешь каждому, где я сижу. С Бучером сговорилась, наводчица! Уволена! С этой же минуты! Чтобы я больше тебя в глаза не видел у себя в "Тиаре". Прочь с глаз моих! К чертовой матери!

От злости он весь содрогался, тряслись все триста девяносто семь фунтов его живого веса. Он стоял перекошенный от ярости с пылающим малиновым, как у поросенка, лицом до тех пор, пока кассирша не вынула из-под прилавка свою сумку и не вышла в дверь прямой походкой, вся кипя от негодования.

И мгновенно с Витторио произошла полная метаморфоза. Лишь только он повернулся лицом к Бучеру, весь его неописуемый гнев трансформировался в угодливое раболепие. Выкручивая свои жирные, как сардельки, пальцы, он обратился к Бучеру.

– А-а, Бучи, дружище! – выдохнул он. – Ты, надеюсь, простишь меня за то, что я использовал тебя как предлог, чтобы избавиться от этой шлюхи. Давно собирался вышвырнуть этот слегка обросший мясом скелет, да все руки не доходили.

Знаком он подозвал одну из многочисленных девиц, встречающих и рассаживающих посетителей, и когда та подошла, объявил ей, что теперь главным кассиром назначается она. Затем повернулся обратно к Бучеру, вновь стиснув руки и выкручивая пальцы.

– Ну, так чем могу быть полезен старому приятелю, крошке Бучи? – Его попытка придать своему испуганному голосу дружелюбную интонацию решительно не удалась, на смертельно побледневшем лице был написан выворачивающий душу страх, который никак не могла скрыть его обрюзгшая, вся в красных прожилках физиономия.

Да и Бучер не спешил ему на выручку. Он сверлил Витторио бесчувственным застывшим взглядом, не сводя с толстяка глаз до тех пор, пока его наигранно-вымученное радостное возбуждение не улетучилось окончательно. Бледность, поначалу лишь пробивавшаяся, теперь полностью залила его физиономию, и скрыть ее было уже невозможно. Многоярусный мясистый подбородок Витторио дрожал от страха перед неопределенностью, а своим толстым, цвета ветчины языком, он то и дело проводил по трясущимся губам, шумно облизываясь от нервного возбуждения.

– Что... что у тебя на уме, Бучи? – наконец проблеял он, судорожно сглотнув слюну. – Я... я ведь ничего плохого тебе не сделал. Зачем ты приехал? Что... что я такого сделал?

Бучер медленно подошел к нему и, подавшись вперед, приблизившись почти вплотную к раздувшейся жирной массе, именуемой брюхом, укоризненно сказал:

– Ты прячешь от меня Джонни Просетти.

– Джонни Просетти? – бессмысленно пролепетал Витторио. – Джонни Просетти, – повторил он, на этот раз чуть не шепотом, не спуская своего еще не верящего взгляда с сурового лица Бучера. – Да где ты был, Бучи? Ты разве не слышал? Мне ведь пришлось объявить открытый контракт с выплатой двадцати пяти тысяч долларов тому, кто прикончит этого сукина сына, потому что он взял у меня сто тридцать семь тысяч и смылся, а мне свой паршивый вексель оставил. Вот тебе нужны двадцать пять тысяч, Бучи? Контракт еще ни с кем не подписан, так что всякий, кто отыщет и прикончит ублюдка, получит деньги.